Римлянки из Эллады

- О, девица! – Елена неплохо знала латынь – слышала эту речь часто, хоть и не учила специально, так что разбирала большую часть слов. Девушка вновь дернулась в руках захватчиков. Ничего не вышло. Хотелось закричать, но от страха у нее буквально пропал голос, да и не знала она, чего требовать: назваться хозяйкой или умолчать об этом? - А ну-ка! Посмотрим, что тут у нее! – кто-то рванул фибулу, отчего весь хитон опал к ногам пленницы. – Не дергайся, а то пораню! Елена и не дернулась бы – при одном виде вытащенного из ножен гладиуса девушка замерла, боясь даже дышать. Строфион* мигом был срезан с ее тела, открывая жадным мужским взглядам грудь пленницы. - Пустите! – голос наконец вернулся, Елена истерично вскрикнула, забившись в руках мучителей. - Строптивая! Мужчины захохотали. - Что здесь происходит?! – послышался позади голос – уверенный, жесткий, очевидно привычный повелевать. - Девку нашли, - отозвался один из мужчин. После этого легионеры расступились перед начальством. Один продолжал крепко держать девушку за плечи, стоя позади нее. Елена же не смела поднять взгляд, по щекам от отчаяния побежали слезы. Эллинка готова была сгореть от стыда от одного осознания своего вида. И еще больше – от обиды, что ничего не удалось, она попалась так быстро! Сейчас на нее набросятся эти… полуварвары! А она даже не увела их от Дафны. Только и остается надеяться, что занятые ею, они не скоро доберутся до прядильных, может быть, сестре все же повезет, она найдет путь скрыться… Ох, если бы знать, что будет так, ей будет не обидно стать жертвой их похоти. - Рабыня? – спросил все тот же командир. - Да похожа на приживалку, - начал было солдат, отвечавший ранее, хотя взгляд был направлен не на него. - Не тебя спрашиваю! – отрезал командующий. Елена видела тень, поняла, что он приблизился, остановился совсем рядом с ней. Теперь ей предстоит отвечать… И надо бы как-то отвлечь все внимание на себя, заставить всех уйти отсюда, не двинуться дальше. Мысли путались – как это сделать? Мужская рука властно, но не грубо взяла ее за подбородок, заставляя поднять голову. - Кто ты такая? Девушка сглотнула. Ей лучше говорить правду. Все равно ее выдадут, та же Кира назовет хозяйку – жену того, кто противостоял римлянам. Кроме того, правда отвлечет всех – отыскав ее, могут перестать искать кого-то вообще, что спасет Дафнию. Наконец, статус хозяйки хоть и слабо, но все же защищал ее, возможно, даже римляне не рискнут поступить настолько бесчестно и ее хотя бы не будут отдавать легионерам на потеху – ведь иначе против них может подняться уже вся Эллада, возмущенная таким принижением. - Я – Елена, хозяйка дома, - тихо отозвалась она. На допрашивающего девушка взглянуть не решалась, глядя в пол, но говорила ровно, не показывая страха. Да она и не боялась за себя сейчас, она сейчас боялась только за сестру и чувствовала ответственность за девушек-рабынь. - Ага! Хозяйка! – засмеялись легионеры, один даже пнул ногой хитон. – В платье из грубой шерсти. - Посмотри на меня! – велел командир. Елена медленно подчинилась. Ее глаза встретились со взглядом римлянина. Решительный, пронизывающий взгляд глубоких голубых глаз. Весь вид этого человека говорил о том, что он привык командовать – даже лицо носило отпечаток власти: в прямом разносе бровей, в тонкой правильной линии губ, в прямом с горбинкой, как у всех римлян, носе, в волевом подбородке, в этом глубоком взгляде в самое ее нутро. Девушка не предполагала, что взгляд может оказать какое-то влияние на ее судьбу. Как в тот момент этого не осознавал мужчина, трибун Рима Олий Корнелий Феррий. Конечно, нагота пленницы на него, как и на любого мужчину, не могла не повлиять. Но это не остановило бы его позволить легионерам развлечься с девчонкой, он просто велел бы им быть после него, как это случалось порой. А вот взгляд – испуганный взгляд полных слез серо-голубых глаз – заставил его дрогнуть. И лишь собственная гордость сейчас не позволила бы ему признать, что этот взгляд словно заглянул в его душу. - Значит, ты – жена Артемия? – спросил он. Девушка слабо кивнула. Легионеры насмешливо переглядывались. Они-то знали, что трибун с некоторых пор ненавидит женщин. Правда, он делал это не как эллины. *** Как истинный сын Рима Олий Корнелий помыслить не мог о том, чтобы сношаться с мальчиками. Однако отныне, после не таких давних событий в своей жизни, он использовал любых женщин лишь для успокоения плоти. Он, конечно, не позволял бесчинств в городах, которые добровольно сдались на милость легиона. Но если город сопротивлялся, то Олий презрительно отдавал приказ о наказании непослушных. Если какая пленница, пусть и знатного рода, бросалась ему в ноги, рассчитывать на милость ей не приходилось. Олий равнодушно изрекал, что единственное, на что годится женщина – это служить мужчине. Чем сможет. А потому молить о смягчении участи было бесполезно. Причина у этого холодного равнодушия была. Ни для кого из легионеров не было секретом, что в недавнем прошлом их командир был влюблен. Настолько влюблен, что женился на женщине, ниже его по положению, она даже не была патрицианкой, как он, а происходила из плебейского рода. Говорили, что отец трибуна лишь чудом не отказался от сына, скрипя зубами бросил, что примет эту женщину в семью, чтобы не позорить свое имя скандалом и отказом от сына, но видеть жену сына в своем доме не желает. Затем пошли слухи, что молодая супруга пытается извести отца мужа. Сначала Олий не верил, он и помыслить такого не мог о жене, но затем факты начали указывать на иное, неприятное для него. Уж слишком странными были то одно, то другое покушение на отца, которые как-то были связаны с рабами супруги. Все вроде бы было очевидно, но Олий предпочитал верить, что все это сделали рабы сами или их подкупил кто-то из тех, кто ненавидел его жену, желая таким образом бросить на нее тень. Сами же преступники были мертвы и ничего сказать ни в свое оправдание, ни в обвинение не могли. Вот только во время третьего покушения, случившегося на загородной вилле, одного из нападавших удалось взять живым. И в то время как Олий был уверен в жене, которой на вилле не было, преступник признался, что получил от госпожи деньги, чтобы убить старого господина, который мешает возвыситься этой даме, довлея над ее мужем. Взбешенный Олий бросился в Рим. И, словно богам мало было одного ужасного преступления, в городском доме застал жену в покоях с любовником. Ее спасло то, что муж ненадолго застыл в изумлении. Схватив одежду и некоторые украшения, Гая** бросилась вон через другой вход, за ней никто не смел бежать, предпочитая жизнь в богатом доме, а не прозябание на улице. Только верный хозяину раб погнался за преступницей, но ужас придал ей сил, потому догнать ее не получилось – она скрылась в ночи. Ее любовника Олий немедленно заколол, но это не принесло успокоения, потому что вину перед семьей он простить не мог. Он пытался найти скрывшуюся жену, но это не удалось. Вероятно, она спряталась в каком-нибудь публичном доме – где еще ее могли принять? Проклятая волчица! Как он не понял раньше, кого возвысил?! И до того не очень разговорчивый трибун вовсе замкнулся, и до того не склонный проявлять жалость и показывать слабость, сейчас он был несгибаем в решениях. Теперь, когда он отдавал приказ, в его взгляде были холод и острота клинка. Из-за этого железного взгляда за ним и закрепился когномен Феррий. Поэтому в этот момент легионеры были уверены, что командир привычно холодно отдаст приказ уложить девку на пол поудобнее, успокоит свое желание и оставит ее им на потеху. И сначала им показалось, что все будет именно так. - Что ж, госпожа, тело у тебя приятно глазу, - иронично произнес трибун. – Наверное, ты хороша в постели? И увидел, как еще больше потемнели эти глаза. - Пожалуйста, не надо, - бледнея пробормотала Елена одними губами. – Я… никогда не была с мужчиной! - Неужели? Как же ты удовлетворяла своего мужа? – прищурился Олий. - Он пренебрегал мною, - последовал странный ответ. - А вот мы пренебрегать не станем, - расхохотался один из легионеров. – Трибун, можно мне быть после тебя? Я первым ее заметил. - Не спеши, не до тебя сейчас, – Олий, развязывая под туникой сублигарию, обернулся к легионерам: – На пол ее! Девушка вновь испуганно забилась в руках римлян, но мужчины были сильнее, через мгновение она лежала на полу с широко разведенными в стороны ногами, которые, как и руки, крепко удерживали легионеры, попутно отпуская какие-то пошлости, которые она просто не слышала. - Не надо! Ну пожалуйста, не надо! – разрыдалась девушка, видя, как римский командующий устраивается у нее между ног, задирая тунику. Олий не обращал внимания на ее слезы, он наклонился, пальцами тронул вход в нее – с парой капелек влаги, вызванными больше страхом, чем возбуждением. Но трибуна это не интересовало, его целям это не мешало, так что он немедленно ввел палец глубже в лоно пленницы – и натолкнулся на преграду. - А! Оказывается, ты и впрямь не знала мужчину! – усмехнулся он, вынимая палец. – Если ты не врешь и действительно стала женой, то, думаю, это забавная история, расскажешь мне как-нибудь потом. - Я не вру, пожалуйста, пустите! Олий не слушал, он чуть потеребил клитор девушки, надеясь немного ее возбудить, иначе войти будет трудно. Но Елена была слишком напугана, чтобы расслабиться и возбудиться. Она продолжала глотать слезы и бормотать мольбы, чтобы ее отпустили. И совсем ужас парализовал ее, когда она увидела, как римлянин чуть пожал плечами, плюнул на ладонь, растирая слюну по своему органу – на этом огромном куске плоти и остановился ее взгляд, таком страшном, неестественном и красном. А трибун уже устроился удобнее и, помогая себе рукой, пихнул этот громадный орган в нее – не до конца, однако же полностью разрывая преграду на своем пути. От резкой боли Елена закричала. - Боги, какая узкая, - пробормотал Олий, замирая, чтобы не кончить мгновенно от этого цепкого капкана. Выждав несколько мгновений, он вновь толкнулся в нее – теперь уже входя до конца, насколько это было возможно. Эллинка вновь закричала, но ее боль только порадовала трибуна, как и ее вид под ним – такая невинная и такая беспомощная сейчас, она отвечала за распутство и власть другой. - Тебе нравится член римского легионера? – хмыкнул Олий, почти полностью выходя из нее – и вновь всаживая до предела. - Нет! – взвизгнула Елена. - Лжешь, мятежница! – отрезал трибун, вновь выходя. – Твоей рабской натуре нравится, когда тебя имеет господин. Легионеры заулюлюкали, поддерживая. - Конечно, она обожает, когда ее дерет римлянин! Все эллинки шлюхи! – слышались смешки со всех сторон. Новое вхождение – вновь болезненное, наказывающее и заставляющее признать участь рабыни, так что девушка тихо завыла на одной ноте, не имея больше сил о чем-то просить, у нее и вовсе перехватывало горло от боли. Одно утешало, если тут могло быть утешение, - она просто не слышала насмешек и оскорблений мужчин. - Давай, рабыня, признавайся, тебе приятно, что тебя пялит римский гладий, - прохрипел Олий, принимаясь двигаться в ней чаще, но уже с меньшими толчками. – Женщины… твоего народа… обожают продавать… тело… - Нет! Нет! Нет! Молю… хватит… – захлебывалась слезами она, шепча это на родном языке и на языке захватчика. - Тебя будут трахать легионеры до тех пор, пока не скажешь правду! – Олий наклонился к ней, иронично шепча на ухо. – Давай, эллинка, признавайся, ты рада, что твою борозду наконец вспахал крепкий плуг. Он задвигался еще быстрее. Ощущение невероятно узкого девичьего лона пьянило его. Елена же чувствовала лишь дикую боль. Болел весь низ живота – навалившийся на нее римлянин и его солдаты и не задумывались, что растягивают ей мышцы ног, а в лоно словно вбивался огромный металлический поршень. - Мне больно, - прошептала она едва слышно. - Признайся, что орган господина тебе приятен – и будет сладко, - отозвался он иронично. – Ты ведь обожаешь чувствовать меч в себе? Впрочем, последовать его совету она не успела, даже если бы захотела. Олий, уже чувствуя финал, задвигался в бешеном ритме, так что девушка могла только тихо скулить от боли и порой клацать зубами. А следом за этим в нее брызнуло его семя – окончательно унижая, опуская до уровня рабыни захватчика. *** Дафния выпрямилась, испуганно прижимаясь к стене. Надежды не оправдались, она поняла это по ровным тяжелым шагам столь близко от убежища. Легионеры. Ах, милосердная Гестия! Они же рушат твой очаг, отчего ты позволяешь им пройти сюда?! Отчего не укрываешь от их глаз тех, кто доверился тебе?! Разве были с тобой в этом доме не щедры?! Разве обходили тебя своими дарами?! Мысли переметнулись на другое. Удалось ли скрыться Елене? Ей-то самой уже не спастись. Хорошо бы сестра не вздумала возвращаться за ней, здесь ее будет поджидать ловушка! Пусть бы убегала подальше отсюда, может быть, ее судьба еще сможет сложиться самым лучшим образом, она отыщет доброго мужа… - Вот они где! – кто-то из солдат появился на пороге прядильной. Дафна, как и ее сестра, знала язык захватчиков, хотя и не могла с легкостью на нем изъясняться. – А ну-ка, тащим их к проконсулу! Он ухватил Дафнию за руку, увлекая за собой. Легионер помнил, уходя с другими по приказу обыскивать дом, что проконсул находился в перистиле, а потому собирался его отыскать там и честно передать пленниц, как было велено, пусть даже вопреки собственным желаниям, которые заговорили в нем при виде женщин. Однако не все солдаты последовали за ним. Большинство решило, что для начала надо опробовать девиц самим, а потому набросились на рабынь, забывая обо всех приказах, тем более, что командиров рядом не было. Дафна даже не пыталась сопротивляться, понимая всю безнадежность этого. И пусть лучше так, чем как со служанками сестры! Но когда они уже оказались в паре шагов от сада, их остановил еще какой-то легионер, очевидно, стоявший здесь в карауле. И привлек его, разумеется, не однополчанин, а пленница, которую он вел. - О, кому это ты девицу тащишь? - Отстань! Пусть проконсул решает! – отрезал ее захватчик, сразу угадывая намерения караульного. - Отличиться хочешь, что привел пленницу? Успеешь, отведешь! Да только пусть разок проконсул после нас попробует девку! – легионер с непрозрачными намерениями приблизился, рванул одежду на Дафне. Девушка в ужасе дернулась, горло сдавило от страха так, что не закричать. Но хитон уже упал на плиты внутренней галереи дома. - Грудь-то небольшая совсем, а какая тугая! – легионер с той же поспешностью достал нож, потянулся срезать последнюю преграду его взгляду и рукам. – Сейчас мы ее пощупаем, наверняка упругая! - Убери руки! – хмуро бросил тот, что пленил девушку, впрочем, не мешая караульному что-то делать, видимо, его положение не позволяло спорить. При этом он до сих пор держал ее за руку, будто бы пытаясь так контролировать происходящее. – Пусть проконсул решит! И не тебе быть вперед него с девкой. - Да что ты заладил?! – зашипел насильник. – Проконсул там занят очередным допросом предателей, только что велел вновь привести. И он уже получил какую-то девку из тех, что были на этой половине дома, подождет эту новую! Давай быстренько сейчас в углу ее зажмем на пару, а потом отведешь! Смотри, сладкая какая! Он резким движением срезал полоску ткани на груди. Дафна, словно наконец обретя голос, в ужасе закричала. - Что там еще?! – послышался недовольный голос в стороне. - Ну вот… - огорченно вздохнул несостоявшийся насильник. – Не отвертеться. Веди теперь к проконсулу! *** Трибун некоторое время лежал на ней, отдыхая. В то время как Елена едва не теряла сознание от боли и отвращения. Ее руки и ноги больше не держали – не было необходимости, она больше не сопротивлялась. - Можно я буду следующим? – послышался голос справа, занывший свое. – Трибун, ты помнишь, это я ее приметил первым. Ответить Олий не успел, девушка, сообразив, о чем спрашивают, вновь принялась шептать мольбы пощадить ее. Трибун молча поднялся, принимаясь поправлять одежду, глянул на пленницу. Сейчас, изнасилованная им, она выглядела жалко и неприятно. Однако было кое-что, что мешало ему ответить согласием… Обычно после такого следовало щедрое предложение солдатам – так он делал всегда, так делали все. Да и что ее еще ждет? Отправится на рынок рабов или на крест, с чего бы ее жалеть? Но на какое-то мгновение этот заплаканный взгляд словно бы царапнул что-то в его душе. Может ли быть, чтобы это было сожаление о ее дальнейшей судьбе? Слабое желание сделать ее участь хоть немного лучше? Себе и своей безжалостности он нашел иное объяснение, равнодушное и продиктованное исключительно личной выгодой: им тут еще немало времени придется провести, пока наведут порядок в бывшем мятежном городе, а это не то же, что поиметь девицу в завоеванном поселении и отправиться дальше. А владеть той, которая только его пока и знала, было приятно, это не то же, что проводить ночь с рабынями, которых кто только не пялил. В некотором роде Олий был брезглив. И ему не жаль было отдать легионерам девицу после себя, но после пользоваться ею он не очень-то желал. Жена его невинной не была… А трибуну не раз думалось, что было бы неплохо взять в дом чистую рабыню, чтобы всегда была к его услугам. Недавно невинная девица – лучшее, что можно отыскать, подобный товар на рынках не появляется, их лишают чистоты задолго до помоста. Эта же будет лишь его… пусть и то недолгое время, что ей осталось. Хотя, кто знает, может, ему позволят забрать ее как часть личной добычи. - Трибун, - начал было вновь кто-то. - Заткнись, - бросил он. Олий наклонился, ладонью поднимая голову девушки за подбородок. - Замолчи! – оборвал он ее вновь начавшиеся мольбы. – Не хочешь, чтобы тебя имел мой легион? Хорошо же, но только при условии, что с этого дня ты – моя рабыня. И, если от страха ты растеряла остатки разума, мятежница, я посоветую тебе согласиться. Это лучше, чем сейчас обслужить своей дыркой всех солдат, а после отправиться на крест. Так, возможно, я смогу и после забрать тебя к себе. Соображала Елена сейчас и вправду с трудом. Но все же сквозь боль и страх она поняла, что это и в самом деле лучше. Она испытала безумную боль, она унижена и растоптана… но это унижение повторится еще сильнее, ее тело не выдержит столько насилия. И потом на крест… под палящее солнце с перебитыми руками и ногами, медленно мучительно умирать… Насилию она предпочла бы смерть, но ей такого выбора не давали. Все, что она может – сделать попытку убить себя сама. Но для этого ей надо избежать унижения и ужасной смерти. А еще… это возможность как-то увести все внимание на себя, дать время Дафне сбежать, может быть, она все же смогла ускользнуть? Или сможет позже, когда решат, что именно с хозяйкой находится вся прислуга. - Я… согласна, - прошептала Елена. – Пожалуйста, не мучайте меня. Я сделаю так, как ты хочешь, господин. Олий хмыкнул, подхватил девушку за локоть, поднимая. - Ладно, парни, - бросил он, - пошли со мной, госпожа нам сейчас покажет своих рабынь. Их берите, сколько пожелаете. После этого он обернулся к пленнице: - Оденься и идем со мной. Твое положение мы после выясним, твой муж схвачен нами при попытке побега. Хватка наконец ослабла, Елена дрожащими руками нацепила хитон, кое-как заколола сорванной фибулой, чтобы не спал, но продолжала придерживать рукой, пытаясь так придать самой себе сил. Сочтя за лучшее повиноваться, она последовала за трибуном. Все равно ей не сбежать, а пока это давало отсрочку и шанс на спасение сестре - несмотря на собственные слова римлянин сейчас вел ее вглубь дома, а не отправился искать спрятавшихся женщин. Молодая хозяйка не представляла, что другая часть отряда уже полностью оцепила дом и все пристройки, потому и думала о том, что это надежда сестры и остатков чести самой Елены. Этот странный мужчина во всяком случае не торопился отдать ее на поругание своим солдатам. Может быть, она избежит хотя бы худшего позора? У нее остается способ уйти из жизни с честью, как только она доберется до своих покоев. А Олий… просто мысленно похвалил себя с тем, что заполучил такой приз, теперь он сможет провести время тут, растянув удовольствие. *** Проконсул действительно находился в перистиле, на крытой внутренней галерее. Здесь для удобства были расположены ложа и пуфики, однако римлянин нервно прохаживался туда-обратно, все еще незаконченные дела не давали ему покоя, даже успокоив плоть с одной из пойманных рабынь, он не мог отвлечься полностью. Пленников вновь притащили сюда же для допроса, к хозяину дома и его гостю добавили на этот раз не только их рабов, но и еще одного пленника – Артемий заметил, как к стене галереи прижимается опекун жены. Мерзавец! Вот кто указал, где их искать! Вот отчего римляне так быстро их схватили! О том, что всего этого не случилось бы, возьми они всю семью с собой, пленник не думал. - Ну что, обдумал, кто ты? – встретил его римлянин. Артемий, чья прическа и борода сейчас были не уложены маслом, а перепачканы нечистотами, обиженно молчал. - А вот этот говорит, что ты хозяин дома, - продолжил захватчик, в то время как один из легионеров пихнул эллина в спину, ставя на колени перед проконсулом. – И ты пытался через тайный ход скрыться вместе с дружком и рабами. - Что б тебя пожрал Цербер! - Что ж, если ты хозяин, это большая удача, - усмехнулся командующий, приняв этот ответ за согласие. Как и все римляне он говорил на латыни, нимало не заботясь, владеет ли этим языком пленный. Это их обязанность – знать язык хозяев. И за годы владычества Рима Эллада это усвоила, ее мужчины уже знали латынь, разве что часто не хотели на ней говорить из гордости, но это было излечимо – вот сейчас же заговорил! Говорил, кстати, отрывисто и жестко, так что при этом можно было расслышать легкое заикание. - Тогда познакомимся, надеюсь, вы оба будете одинаково откровенны. Мое имя – Луций Корнелий Юстифий, чрезвычайный проконсул Республики. Я был послан Сенатом навести порядок в городах, которые нарушили долг перед Римом и поддержали предателя Митридата. Мне известно, что в городе также скрывается твой друг, Мелетий, сбежавший, узнав, что наши войска подступают к его городу. Это он? Взгляд темных глаз пронзил друга Артемия. - Да, господин, это он, - поспешил вставить опекун. Мелетий зло усмехнулся. Этот предатель надеется в очередной раз угодить тому, кто сильнее. Глупец! Римляне не пожалеют никого из семей предателей, всем им одна дорога – на крест во славу проклятой Республики. В этот момент неподалеку послышался женский крик. А через несколько мгновений после того, как проконсул спросил, что происходит, на галерее появился легионер, таща за собой юную пленницу. Та, правда, почти не противилась, просто казалась слишком испуганной, потому с трудом передвигала ноги. Мелетий чуть поморщился – его молодая супруга, Дафния, которую он так до сих пор и не подложил под себя. Вот она точно все расскажет! Девушка была почти полностью обнажена, если не считать диазомы, скрывающей самое сокровенное. И это ясно говорило о том, что вмешательство проконсула было своевременным и помешало насилию. На время. - Кто это? – бросил Луций. - Это моя воспитанница, - поспешил вновь первым заговорить опекун. – Дафния, супруга Мелетия. - Ты отдал свою воспитанницу за него? – римлянин бросил насмешливый взгляд на тучного эллина, который был к тому же в годах. – За что ты так возненавидел девушку? Какое положение он мог ей дать? Дафна едва стояла на ногах, смелость почти полностью покинула ее, спасало лишь то, что девушку держал легионер. На проконсула она не смотрела, боясь этого полуварвара, ворвавшегося в дом сестры. В этом саду, за которым следила Елена и где они вели не так давно беседу, где раньше царило благоденствие и счастье, он ныне, вероятно, отдает приказы о насилиях и убийствах, правя именем Ареса и Аида. - Так вышло, мой господин, - лепетал опекун. Луций приблизился к пленнице. Девушка дрожала, словно лист от ветра. Римлянин оглядел ее фигуру. Совсем юная девочка, наверное, только год назад к ней пришли регулы. И сразу же отдали замуж. Так всегда делали, в этом не было ничего примечательного. И Мелетий, до участия в этом мятеже, был неплохой партией, если говорить откровенно: богат, на хорошем счету у царя Митридата. Но это если бы римлянин признал, что эллин может быть вообще хорошей партией для красивой девушки. Хотя если говорить для эллинок, то их место лишь в рабынях Рима! Дафния бросила робкий взгляд на захватчика. И на мгновение тот застыл. Такая чистая мольба, такая искренность, такая неискушенность! Она не пыталась чарами привлечь его, она даже боялась его. Наверное, считает его чудовищем, подумал Луций. Им с детства вбивают в голову, сколь ужасны римляне, сколь мало отличимы они от варваров. Девушка и вправду ожидала увидеть перед собой страшного дикаря. И с некоторым удивлением обнаружила, что захватчик на него вовсе не похож. Взгляд у него был строгим, но не жестоким. Да и внешность вовсе была не отталкивающей, хотя и непривычной – до того Дафна, как все приличные девушки ведущая закрытую жизнь, видела римлян мало. Но все же его решительный вид заставлял ее опасаться за свое будущее.