Римлянки из Эллады

Елена, кое-как прикрываясь лохмотьями, в которые превратилась ее одежда, опустилась на лежанку в своих покоях. Из соседних комнат слышались визги и стоны девушек вперемешку с хохотом и довольными криками римских легионеров. Тех рабынь, кто не последовал за ней раньше или кто решился выйти после – Елена уже и не понимала толком ничего, отметив только отсутствие в покоях личных рабов и Дафны. Она поступила не как следует хорошей госпоже, которая заботится о своих рабах – привела сюда за собой озабоченных желанием легионеров… А, впрочем, разве солдаты не добрались бы и в эти комнаты? Они уже были на женской половине дома. И то, что она шла с ними, ничего не изменило. Если бы только рабыни были в другом месте… Хотя никто не знает, когда они доберутся и туда. Несколько отдышавшись и осознав, что от каждого движения ее тело не пронизывает острая боль, так что она уже может что-то делать, Елена огляделась. Оружие хозяйке ни к чему, поэтому в ее покоях этого нет. Найти нож она сможет лишь на кухне, но пока она туда проберется, ее уже кто-то остановит – так что это тоже не подходит. Сброситься бы с обрыва… да только для этого надо покинуть дом и город, а ее отсюда не выпустят – по приказу трибуна или кого-то, кто над ним, вход в дом охраняется, а в городе множество солдат. Ладно, все это не так и важно. У нее непременно найдется среди дамских вещей нужное – что-то достаточно опасное. Елена поднялась, подходя к столику для туалета. Палочки для прически с украшением в виде цветов на одном конце и острые с другой стороны… Тонкий нож для выравнивания длины волос… Скребок для очистки тела… Девушка остановилась на этих трех вещах. Одна из них поможет уйти, надо лишь выбрать, какая поострее и поудобнее, чтобы не мучиться. Нож будет плох, у него тупой конец. Скребок или украшение? - Так я и думал, - послышалось от двери. Убедившись, что пленница хорошо знает латынь, Олий говорил с ней на этом языке, предпочитая делать вид, что не знает языка эллинов, поскольку в данном случае это был язык рабыни. Сюда он пришел именно потому, что ожидал ее попытки убить себя. Девушка резко обернулась, хватаясь за первый предмет, который оказался рядом – иглу-украшение для волос. И для верности отступила назад, подальше от так некстати явившегося к ней римлянина. - Тебе не остановить меня! – выдохнула она, сжимая ладонь, чтобы не дрожала, и гордо вскидывая голову. Надо успеть вонзить его в себя. Или – подумалось вдруг – сначала попробовать убить того, кто ее унизил, а затем уже уйти самой? Нет, не надо глупить, ее сил не хватит на этого римлянина, стоит лишь вспомнить, как он владел ею – ей не справиться с ним. Уж точно не после насилия, надо все силы вложить в удар себе. Елена колебалась лишь несколько мгновений перед тем, как замахнуться, чтобы всадить "нож" себе в живот. Но этих мгновений опытному воину хватило, чтобы не просто понять, что она собирается делать, а куда именно будет нанесен удар: в сердце или в живот. Девчонка выбрала мучительный вариант, мысленно отметил трибун, хотя вряд ли понимала это. Прыжок – и он уже рядом, перехватил ее ладонь, сжав как в тисках своей рукой. - Пусти! – всхлипнула девушка. – Мне больно! - Верно, рабыня, - холодно отозвался он. – Тебе и должно быть больно, потому что ты осмеливаешься нанести вред тому, что отныне принадлежит мне. Ты преступница и ты отныне моя рабыня! - Я… принадлежу… к царскому роду! – вскинула голову пленница. – Неужели ты думаешь, что я соглашусь ублажать тебя, дикарь? - Согласишься, - отрезал он. – У тебя нет выбора, если не желаешь быть дыркой для легионеров, а после отправиться на рынок. Думаешь, к тому времени ты заинтересуешь кого-то, кроме держателя лупанария? - Трибун! – на пороге комнаты появился один из солдат. – Захватили еще кого-то, проконсул сейчас в саду. - Иду! – кивнул Олий, а затем обернулся к девушке: - Пошли! Как раз и выясним твое положение в этом доме. А по пути советую тебе вспомнить всех, кто гостил у твоего мужа и помогал ему в мятеже. Возможно, тогда я сжалюсь и не буду тебя наказывать за попытку нанести вред моей собственности, то есть твоему телу. *** Не только Дафния не представляла, что ей предстоит, но и Луций сам не знал, что решить, что ему делать с женой мятежника? Ну помимо того, что вообще делают с пленницами, но это еще успеется, пока у него есть заботы поинтереснее. - Где ее одежда? Второй легионер немедленно бросился прочь и спустя несколько мгновений принес хитон девушки. Одежда была подана ей, но пленница так и переминалась с ноги на ногу, не решаясь что-то сделать. - Оденься, госпожа, - произнес проконсул довольно мягко. – Мне будет интересно побеседовать с тобой. Дафна, еще не веря в происходящее, поспешила одеться. Руки дрожали, просторный хитон путался, не поддавался и далеко не с первого раза мягкими складками скрыл ее тело от сторонних взглядов. Проконсул же хоть и отметил симпатичную девицу, но она не была столь великолепна, чтобы заставить его потерять голову, а к этому моменту он уже успел снять некоторое напряжение с одной из рабынь. Кроме того Луций был занят мыслями о том, как лучше повести допрос, чтобы разузнать все про всех мятежников. В этот момент в перистиле появился Олий Корнелий в сопровождении Елены, шедшей под охраной, но никем не удерживаемой, и нескольких легионеров. Трибун немедленно в пару слов доложил проконсулу, что дом полностью проверен, часовые расставлены. Луций кивнул, принимая этот отчет – что ж, можно будет и заняться непосредственно допросом. - Дафна! – сестры поспешили друг к другу. Елена слабо вздохнула – надежды не оправдались, их обеих нашли. Что же будет дальше? Если до того каждая утешала себя мыслями, что хотя бы другая может спастись, теперь от этой надежды не осталось и следа. Пока, правда, захватчики вели себя довольно мирно, по крайней мере, как заметила старшая сестра, младшую вроде бы никто не тронул, держалась она спокойно, но, возможно, это лишь оттого, что римляне желают выяснить что-то о мужьях. Услышав все, что пожелают, они попросту отдадут вторую пленницу легионерам. После же, если выживут, их ждет то же, что и супругов – казнь. Если бы можно было избежать хотя бы насилия, но она свою сделку уже заключила с трибуном, согласится ли он пересмотреть условия и включить в нее сестру? - Это кто? – осведомился Луций. - Утверждает, что жена хозяина, - ответил Олий. – Возможно, конечно, что врет, но зачем? Проверить это легко. - Вот и узнаем, - проконсул обернулся к опекуну. – Это правда? Тот поспешно закивал. - Да, это старшая из сестер, ее взял в жены Артемий. Смею заметить, рода она исключительно знатного… - Что ж, все семейство в сборе, - хмыкнул Луций, прерывая эти излияния. – Однако, кажется, девушки больше любят друг друга, чем своих мужей. Неудивительно, что те убегали из дома без жен, оставив их самих заботиться о себе. Он сейчас язвил над собой. Между ним и женой не было ни любви, ни понимания. Подчиняясь воле отца, он женился на матроне из древнего патрицианского рода. Он даже влюбился в нее, статную, гордую, красивую. И лишь потом узнал ее как капризную, ветреную и надменную. Мужа она слушалась плохо, подчиняясь лишь тогда, когда не было иного выхода. Она ощущала поддержку своего бывшего дома. Хотя по всем законам должна была стать уже частью дома Корнелиев. Ей нравилось внимание мужчин, она с удовольствием тратилась на новые наряды, украшения, торопилась бывать в цирке, чтобы посмотреть кровавые зрелища и игнорируя как обычаи предков, запрещающие ей там бывать, так и прямой запрет мужа. Луций, желавший видеть в супруге хранительницу домашнего очага и мать своих детей, все больше отдалялся от жены. А сообщения о том, что очередной поэтик написал ей стихи, раздражали его. Но в измене он уличить жену не мог, а потому не мог даже изгнать из своего дома. Хотя все чаще думал об этом. Вот и сейчас в сестрах, которых он видел впервые, он видел это единство и коварство женщин против их собственных мужей. - Прости, мой господин, но за что любить того, кто так мужем и не стал мне? И то же в равной мере можно отнести к моей сестре, – тихо спросила Елена. – И побег его, о котором ты говорил, не был наказанием нам, а только его попыткой обмануть других. Твой командир… думаю, он понимает, о чем я говорю. Луций удивленно взглянул на девушку: ему были непонятны ни ее слова, ни ее смелость, с которой она осмелилась говорить, когда другие предпочли бы молчать. После глянул и на трибуна – что тут знает? - Объяснись! – потребовал Олий, но не грубо, а лишь немного удивленно – это удивление мучило его еще с того момента, как он убедился в ее чистоте. Затем, на миг бросив взгляд на пленников, любезно указал на ложе: – И присядь, ты и твоя сестра. Будь пока здесь хозяйкой, раз это твой дом, распоряжайся слугами, если это нужно. Девушки, скрывая изумление от этой вежливости, сели, по-прежнему стараясь не отпускать рук друг друга, будто эта поддержка могла их уберечь от страшного будущего. Трибун же попросту сейчас старался посильнее унизить их мужей, показывая, что с послушными и покорными Риму совсем иной разговор, чем с мятежниками, а вовсе не проявлял мягкость к пленнице. - Все просто. Меня и мою сестру отдали замуж год назад, господин, - проговорила Елена. – Разумеется, во имя соединения наших семей. Однако мой муж, как и супруг Дафны, не посещали нас вплоть до сегодняшнего дня. - Надеешься таким образом избегнуть участи мужа? Надеешься так не разделить его наказание? – хмуро спросил Луций. - Нет, господин, - Елена чуть качнула головой. – На что я могу рассчитывать, если ты можешь все рассудить, как ты пожелаешь? Но ты пожелал знать, отчего я и моя сестра сторонимся мужей. И я ответила. Это не тайна, в этом доме все знают нашу историю. Лишь недавно супруг вспомнил обо мне, не желая делить меня с захват… с вами. Римляне переглянулись с улыбками, но сделали вид, что не заметили оговорки, хоть и понимали, что едва не сказала она. - Я не знала о намерении супруга сбежать, - продолжала эллинка. – Но теперь понимаю, что нас оставили тут умышленно, надеясь, что это задержит вас, а им позволит скрыться, поэтому нам и велели идти к себе. - Чем же вы так прогневили мужей? – новая насмешка от Олия. - Мне это неизвестно, - тихо отозвалась Дафния, голос у нее был совсем слабый от испуга, но слыша смешки римлянина, она не могла не вступиться за сестру, тем более, что этот вопрос был адресован и ей тоже. – Они предпочитали проводить время с теми юношами-рабами, что сейчас стоят рядом с ними. - Вот оно что, - хмыкнул Луций. По губам Олия скользнула презрительная усмешка. В отличие от эллинов, считавших высшей степенью любви чувство к юноше, римляне считали единственно верной любовь к супруге. Они полагали допустимым любые предпочтения мужа и гражданина, если он при этом оставался господином, не даря, а получая ласки. Однако при этом считали, что мужчина должен отдавать предпочтение именно жене. Даже для развлечений они выбирали женщин, но тот, кто всерьез влюблялся в мальчиков, вызывал у них насмешки и презрение. Пусть это и случалось все чаще – то об одном, то о другом гражданине ходили слухи, в которых их называли эллинами, то есть выбравшими связь с мужчиной. Да что там, стоило надеть тунику подлиннее - и уже смешки следовали за тобой по пятам. - Римляне гораздо больше ценят плавную округлость женских тел, - усмехнулся Олий, взглядом скользя по пленнице. Младшая сестра тоже была неплоха… - Жалко, я не успел всунуть этой девке, - зло прошипел Мелетий. – Возможно, сейчас была бы послушнее! И не трепала бы языком, как уличная девка! С этими словами он вдруг изогнулся и с ловкостью, неожидаемой от его грузного тела, вырвал нож у одного из легионеров и метнул в жену. Дафну спасло то, что пленник был связан, да и хорошим военным никогда не был – нож пролетел рядом с ее плечом, никого не задев. Девушка только слабо охнула от испуга. Мелетий преследовал цель убить супругу. Несмотря на то, что он ее ничуть не любил, понимание, что она будет принадлежать римлянам, жгло его, как жгло то, что он ее женой так и не сделал. Захватчики сейчас получали все – его дом, ценности и, естественно, жену. Это был во многом просто вопрос его чести. А еще был страх: пусть и мало, но она все же знала кое-что о его жизни и могла рассказать захватчикам. - Куда вы смотрите?! – рявкнул Луций на зазевавшихся легионеров. Но те уже действовали – и Мелетий едва ли не вынужден был есть землю, прижатый к ней. - Кажется, несмотря на то, что мятежники предпочитают ласкать мальчиков, их раздражает одна мысль, что их жены будут принадлежать не им, - иронично бросил Олий. – Впрочем, хозяин может уже не волноваться по этому поводу. От этих слов девушки вздрогнули: Елена – от ужаса за будущее сестры, Дафна – глядя на ту глазами, полными слез. *** Галереи внутреннего двора между тем заполнялись: легионеры со всего дома сгоняли рабов, как вновь найденных, так и обнаруженных раньше. - Вот как? – протянул Луций, обдумав слова друга о том, что эллинам неприятно видеть жен пленницами, несмотря на свои личные предпочтения. – Что ж, это любопытно… тогда можно еще больше позлить их. - Клянусь Марсом, - хмыкнул Олий, - но Елена должна принадлежать потомку Энея, а не эллину! Она сама сделала такой выбор! Легионеры захохотали, довольные шуткой. Сама же Елена от испуга мыслила медленнее, поначалу решив, что это насмешка над тем, что она была вынуждена дать согласие сегодня быть его рабыней. Лишь через несколько мгновений она вспомнила, что римляне называют себя потомками Энея – тех немногих троянцев, что покинули город, захваченный эллинами. И речь шла о Елене Троянской, которая сбежала с Парисом, оставив Элладу… Девушка вздрогнула, осознав сравнение ее с этой героиней и, вместе с этим, смысл произнесенной шутки. Значит, по мнению захватчиков, она должна даже радоваться своему положению?! - Немудрено, - иронично бросил Луций, разглядывая пленников. – Какая женщина пожелает лежать в объятиях бабы, а не воина? Очередной хохот прошелся по рядам солдат. Тем временем проконсул, поддаваясь желаниям, подошел к девушкам сзади, его ладонь осторожно провела от шеи к плечам Дафны. Луций ощутил, как задрожала пленница. Видимо, боясь его гнева, она не смела дернуться, но осторожно попыталась уклониться от ласки. - В самом деле невинна, как сама Диана-охотница, - хмыкнул проконсул. – Олий, ты и в самом деле убедился в правоте всех слов? Он сделал упор на последних словах, садясь на ложе позади девушки, затем решительно положил руку ей на талию. Дафния в испуге отшатнулась к сестре. Трибун же с усмешкой кивнул, подтверждая, что действительно забрал невинность старшей, так что нет сомнений и в том, что младшая тоже не знала мужа. - И также бережет свою невинность, - захохотал Луций. Смех вновь прокатился волной по рядам легионеров – те оценивали не остроумие командующего, а напротив, простоту шуток. - Ну раз брак не был совершен до конца, как это полагается, - насмешливо продолжил проконсул, - то я своей волей объявляю ее брак и брак ее сестры недействительными. Если, конечно, их опекун не против. Тот суетливо затряс головой под ироничным взглядом римлянина – он, разумеется, был не против любого решения нового господина. - Олий, Елена останется за тобой, - произнес Луций, вновь кладя руку на талию Дафны и с силой потянув к себе. Он наконец сделал выбор из двух пленниц – и хоть мог соблазниться старшей, заметил, что младшая была невероятна податлива и манила своей мягкостью, не говоря уже о желании заполучить ее чистоту себе и ненужности споров с трибуном. Девушка, глотая слезы, не смела возражать или сопротивляться, позволяя захватчику впиться в ее губы поцелуем. Олий благодарно кивнул, подходя ближе и останавливаясь у ложа, пристально глядя на старшую сестру. Та словно окаменела от страха, не смея двинуться под этим взглядом, а римлянин думал о том, что пленница и вправду хороша в этом сочетании невинности, страха и… гордости – она сидела прямая, готовая будто бы сражаться за себя, даже зная заранее, что эту битву ей никак не выиграть. Луций отменил брак, но пока оставлял женщин по сути свободными, что во многом важнее согласия Елены быть рабыней трибуна. Да проконсул и не может иначе – возможно, приказом из Рима будет велено всех пленников отдать на рынки, получится ли кого-то забрать себе как личное имущество, пока неизвестно. Однако пленница всего этого не знает. И все равно, даже признав себя его собственностью, даже после насилия… Пожалуй, она заслуживает несколько иного обращения, если не будет далее творить глупости. - Тупые животные! – выдохнул Артемий. Его услышали, но отвечать не торопились – слишком презирали для прямого ответа, как вообще римляне презирали иные народы, даже эллинов, а к тому же презирали пленных. Кроме того в данный момент римляне желали посильнее унизить мятежников, и сейчас Артемий дал им еще один повод для этого. - Скажи мне, госпожа, - обратился к Елене Олий, - если бы ты управляла этим городом, какое решение ты приняла бы? - Ты смеешься надо мной, господин? – пробормотала она. Девушка растерялась. В голосе римлянина не было насмешки, лишь легкая ирония. Над ней ли он смеялся? Было не похоже, хотя Елена плохо его знала, но до этого момента он то был грубым захватчиком, а то вел себя с ней подчеркнуто любезно. Однако то, что у нее спрашивали мнения об исконно мужских вопросах, было необычно. - Нет, госпожа, я задаю тебе вопрос, ответь на него. Ты женщина и тебе сложно представить себя в такой роли, но все же вообрази, что этим городом управляла ты, как бы ты поступила, какие бы ты приказы отдала людям здесь? Он не шутил, хотя Елена по-прежнему чувствовала в его голосе насмешку, пока не понимая, на кого она направлена. - Что ж, ты верно говоришь, господин, мне сложно представить себя правительницей города. Но я отвечу. Мы давали слово, - наконец выдавила девушка. – Мы обещали быть с Римом и потому… мы не вправе были поддерживать Митридата. Но даже когда мы сделали это… нам следовало открыть ворота вам, когда вы пришли, смиренно надеясь на вашу милость и прося простить наше предательство. Наверное, эти слова звучат неразумно, однако мне доводилось слышать, что ваши воины… щадят тех, кто не шел против них, потому опасность грозила бы лишь нашей семье и тем, кто к нам примкнул. Ныне же я не знаю, можно ли молить вас о сохранении жизни мирных жителей этого города и согласитесь ли вы довольствоваться наказанием лишь виновных. Легионеры удивленно загудели. Луций невольно чуть присвистнул: столь подробного и рассудительного ответа он никак не ожидал от девушки, вечно запертой на женской половине дома и не знавшей никакой иной жизни за этими стенами – а Елена определенно жила именно так, даже возможности приличной римлянки ей были закрыты. - Кажется, эллинки гораздо менее тупы, чем их мужья, - фраза Олия была встречена смешками. И добавил, возвращая Артемию его оскорбление: – Видимо, оттого, что в них меньше от… тупого животного. После этого легионеры и вовсе захохотали. Они, как и эллины, считали, что душой, отличающей человека от животного, обладает лишь мужчина. Женщина же лишь подвид животного. Поэтому, поставив мужа ниже жены, Олий унизил эллинов. Девушки же не ощущали унижения, для них подобные слова были комплиментами, хотя сейчас, растерянная от того, как приняли ее слова, Елена пока не осознавала эту похвалу. - Ты так же считаешь, госпожа? – Луций с интересом взглянул на младшую сестру – она настолько же разумна? Дафна растерялась не меньше сестры. - Я считаю, - тихо заговорила она, вспоминая о том, о чем они говорили недавно в саду с сестрой, - я даже знаю, что у нас почти нет запасов, господин. Мы могли бы умирать за стенами города, в то время, как вы получили бы еду и воду – столько, сколько вы бы только пожелали. Безумием было бы надеяться, что ушедший за море Митридат поможет нам. Мы умирали бы от голода, а после вы вошли бы в город, где никто не мог поднять против вас меча. - Слышите, болваны? – хмыкнул Луций, переводя взгляд с одного пленника на другого. – Может, если бы ваши жены лежали бы в ваших объятиях, они нашептали бы вам в ухо более разумные мысли! Раз своих нет. Олий тем временем наклонился, трогая поцелуем шею Елены. Девушка вздрогнула, сглотнула слезы отчаяния. - Господин, прошу, - слабо прошептала она. - Ты смеешь противиться? – римлянин впился в нее жестким взглядом, желая понять границы ее дерзости и смелости. - Нет, чего бы я ни желала, у меня не хватит сил против тебя, - пролепетала Елена, сникая. И лишь в последней надежде спросила: – Но могу ли я обратиться к тебе с просьбой, господин? Я могу надеяться на твое милосердие… - Проси, - кивнул Олий, выпрямляясь. – Если ты не будешь просить изменить твою участь или участь твоего мужа. Девушка судорожно сглотнула, собираясь с мыслями. А как лучше сказать это? - Я хотела бы просить за себя и за сестру, - медленно произнесла она. – Я прошу не подвергать нас позору. И прервалась под его взглядом. - Я сказал, чтобы ты не просила изменить твою участь, - нахмурился Олий, по-своему истолковав ее слова. Дафна в страхе сжала ладонь сестры, боясь даже глянуть на проконсула, который все это слышал и посматривал на нее с иронией. Наверное, в противовес просьбе, придумывает унижение побольнее. - Если ты уже решил, господин, - пробормотала Елена. – Я не в силах противостоять этому, но я лишь прошу сделать наш позор как можно меньше. - Вот оно что, - хмыкнул Луций. – Что ж, твоя просьба кажется вполне подобающей. Почему бы нам и не проявить милосердие, тем более, что вы с сестрой никак к мятежникам не относитесь. Решено, пусть так, госпожа! Я не отдам тебя и твою сестру легионерам, хватит с них и рабынь этого дома. На такое вы готовы пойти? Девушки переглянулись. Это было больше, чем можно было надеяться в их обстоятельствах – от такого отказываться нельзя. - Благодарю тебя, господин, - тихо пробормотала Дафния. - Но с условием, - добавил проконсул. – Вы принимаете свою участь, которую я объявил, то есть стать даром для меня и Олия вам придется. Я же даю слово, что ни я, ни трибун не подвергнем вас большему унижению. Артемий заскрежетал зубами, услышав тихий ответ Елены: - Пусть так и будет, господин. - Тебе не нравится, что твоя жена не будет радовать собой легионеров? – насмешливо бросил Олий, заметив реакцию пленника. – Лишь угодят победителю. Тебе не кажется это справедливым решением, эллин? - Ты жалок, - Артемий попытался презрительно скривиться. – И ты, и проконсул. Вы думаете, что своей щедростью купите радость и ласку женщин? Клянусь Афродитой, ты ошибаешься! Женщины не умеют любить и не умеют дарить радость мужчине! Ради спасения себя они, конечно, позволят вам получить удовольствие от их тел. Но сами будут кричать и стонать, что им больно! Все женщины таковы! Даже не будучи девственной, они бы делали это, показывая, какой тяжкой ценой ей достается желаемое. Улыбки женщины дарят лишь для того, чтобы заманить в свои сети! А получив желаемое, они притворяются страдающими, чтобы у мужа или любовника-защитника выпросить украшения, ценности или другой пустяк. Им нет дела до того, что муж старается ради их блага и блага семьи… - Достаточно! – оборвал его Олий. – Неужели ты полагаешь, что ты, кто не знает тела собственной жены, можешь что-то рассказать о женщинах, чего не знаю я? О чем ты можешь судить, кроме круглой задницы своего раба? - Но это забавно, - хмыкнул Луций. – Этого эллина раздражает, что посторонний мужчина трогает его жену, хотя сам он до сих пор не нашел дороги в ее постель. Не глупец ли? И он утверждает, что его жена и ее сестра будут лишь плакать в наших объятиях. Олий, этот эллин нуждается в уроке? А мы желаем отдыха и развлечений. Эй, парни, мы же желаем поразвлечься зрелищем, не так ли? Легионеры ответили довольным гулом – они уже предвкушали веселье, неважно, предложит им командир что-то пикантное или кровавое. Трибун чуть усмехнулся. - Есть среди пленников служанки госпожи и ее гостьи? – обратился он к приведенным рабыням. Несколько девушек выступили вперед, в том числе личные рабыни – те, что были при госпожах в саду этим днем, когда только началась эта история и без того уже не мирная жизнь города была завершена. - Мы, господин, - тихо проговорила Корина за всех. - Отлично! Помогите им подготовить себя, - велел Олий. Рабыни послушно поклонились. А трибун обернулся к девушкам: - Не заставляйте себя долго ждать. У нас прекрасные намерения на вечер, - все это сопровождалось очень внимательным взглядом, которым он оглядел Елену, будто бы избавляя ее от одежды, которую сам же позволил ей накинуть. - Но и не торопитесь, - добавил Луций иронично, наконец убрав руку от талии Дафны, но медленно проведя ладонью по спине и плечам девушки, чуя ее дрожь и гадая, страх это или легкое, еще не понимаемое ею самой возбуждение. – Подготовьте себя, как невеста готовится для жениха. Только поменьше покрывал. Легионеры вновь захохотали, еще больше вгоняя девушек в краску. Чем более скабрезной была шутка, тем больше она была им по нраву, особенно если этим еще и унижался проигравший. А этим вечером кровь уже горячилась в ожидании развлечений. - Можешь пойти успокоить, - бросил проконсул опекуну. Хотя сильно сомневался, что тот будет успокаивать подопечных. Видя, как он старается угодить всем, скорее можно предположить, что он будет поучать, как добиться расположения новых господ. Но пусть поступает, как посчитает нужным, возможно, его влияние будет только положительным, а здесь он уже порядком надоел своими угодливыми поклонами, выжидая момента для просьбы. Девушки в сопровождении четырех рабынь и опекуна покинули собравшихся. В том, что они не смогут скрыться, Луций был уверен. У них и раньше не было шансов, но сейчас везде в доме на входах стояли легионеры, в том числе и у тайного хода, которым пытались уйти эллины – побег был исключен. А если бы они вдруг и покинули дом, то выйти за ворота города им точно не удалось бы. Поэтому необходимости присматривать за пленниками не было, ныне мятежникам было не скрыться.