Римлянки из Эллады

Дафна молчала некоторое время, осознавая слова сестры и примеряя их на себя. Выходило, что и она совсем не ужасается тому, от чего раньше буквально дрожала. - Но мы не сожалели и о мужьях, - напомнила она. - Однако и смотреть на это я не могла, - возразила Элена. – А вот сейчас я даже не уверена, отвернусь ли я, увидав кого-то из этих людей на арене. - Ты оскорблена ими, твоя обида понятна. - Но я не просто оскорблена, мне кажется, мое сердце ожесточается. Раньше мне было тяжело отдать приказ о наказании рабыни – пара пощечин, не более. Сейчас я невольно думаю, а не велю ли я устроить развлечение вроде того, что придумал твой свекр. - Нет, ты преувеличиваешь, - упрямо покачала головой Дафна. – Ты натерпелась такого страха, ты перенесла такие унижения – твое желание увидеть унижение врагов естественно. Твоя жестокость тебе лишь чудится! Не веришь – позови Исмену или Корину, вели… не знаю, вели их высечь, например. - Зачем? – растерялась Элен. - А зачем тебе повод, если ты настолько жестока? – возразила младшая эллинка. – Разве недостаточно просто желания? Старшая сестра наконец рассмеялась, признавая правоту Дафны. - Наверное, ты права, - кивнула Элена. – Тем более, что это даже необходимо мне: Олий будет подниматься вместе с Луцием, а я не вправе показать ни капли слабости перед другими матронами и, тем более, почетными гражданами. - Одного из таких граждан ты заставила уже замолчать, - напомнила сестра. – Рим после долго еще гудел, обсуждая ваш спор! Это вновь была правда. Прежняя Елена не была трусливой, но и дерзкой не была. Могла бы она в том прошлом вести речь против гражданина Эллады, пусть бы муж не держал ее взаперти? Что было бы с ней, пожелай он ее унизить, оскорбить? Олий когда-то, будучи ее захватчиком, мог творить с ней что угодно, но пользовался этим лишь один на один с ней и только в тот момент, когда Элен противилась его воле. Она отвечала тому, кто ее пленил, но как он уважал ее смелость, так она покорилась его благородству, отлично понимая, что Артемий ее не пощадил бы: захвати город он во главе армии – и эти солдаты получили бы награду в лице бывшей почтенной дамы, посмей она напасть на него или ответить дерзостью – и публичного унижения было бы не избежать, а, возможно, после насилия и смерти. Все это она понимала тогда слишком хорошо, именно потому первым ее порывом было убить себя. А впрочем, может быть, будь тогда перед ней не Олий, а Артемий, Гостий или кто-то еще, она и вела бы себя иначе? Первое насилие было отвратительным, но он не пошел на унижение после – возможно, это дало ей понять, что с ним можно… не быть рабыней? Или все-таки в ней верх брала ее натура? Оглядываться назад было бесполезно, Елена понимала, что не в силах ответить, не может ощутить себя прежнюю и ответить за саму себя. Однако сейчас девушка понимала, что она – отражение своего супруга. Нет, она обязана быть скромнее его, она не может желать славы, ее долг – хранить очаг и подарить ему наследника, но она должна олицетворять ту гордость и величие, которые соответствуют ее мужу. Чем выше он будет подниматься, вместе со всей семьей, тем спокойнее и бесстрашнее должна быть она, даже понимая, что вокруг нее с каждым днем будет все больше опасности. - Что ж, - криво усмехнулась Элен, - решено: на ближайших играх я сажусь так, чтобы мне было видно арену. - И я готова спорить – после первого же удачного удара гладием ты будешь прятать взгляд, разглядывая складки тоги Олия, - фыркнула Дафна. – Мне нравится твой план, но я уверена, что он покажет тебе, что ты – та же, что и была. И затем мы будем с тобой придумывать, как нам лучше казаться теми, кем мы не являемся. - Мы станем теми, кого от нас ждут, - поправила ее сестра. – Но не опустимся до таких матрон, как твоя свекровь, а… - Поднимемся, как твоя, - закончила Дафния. – Все так. - Уверена, она готова будет нам помочь. А нам придется немало постараться, чтобы быть второй… и первой, в твоем случае, женщиной Рима. - О! О таком нельзя говорить вслух! Хотя бы пока это не стало правдой. Девушки рассмеялись. Обе понимали, что ради этого сделают все: будут и учиться новому поведению, и выходить в свет, как это принято в этом мире, и приносить жертвы на алтарь домашним богам, прося поддержки для семьи. Но понимали и то, что и вправду пока обсуждать подобное будут лишь между собой – в этой их жизни принято говорить об амбициях мужчин, но не объявлять об этом, как о решенном деле, ведь право выбирать было частью жизни каждого гражданина Рима. *** Молитвы и жертвы принесли результат – на выборах Луций был объявлен консулом Республики. Разумеется, такое грандиозное событие не обошлось без беспорядков. Несколько банд пытались сорвать выборы, драки вспыхивали в разных концах города и на Форуме, но стража справилась. Немалую роль, правда, сыграло и то, что возмутителей порядка было не так и много – большинство граждан, следуя собственным убеждениям или деньгам Красса, поддерживали Марка Лициния и Корнелиев. Так что из тлеющих углей пламени не вышло, все намеки на мятеж и противостояние были подавлены немедленно, в сравнении со многими иными выборами эти казались даже спокойными, что тоже прекрасно демонстрировало почти единство граждан, против которого не пошел бы никто из сенаторов. Вступление в должность, благословение жрецами прошли и вовсе торжественно, без малейших волнений, разумеется, все гадания показали, что этот выбор угоден богам! Все старания Цезаря принизить Корнелиев не дали результата. Напротив, в Городе с огромным удовольствием обсуждали отношения Гая Юлия с Никомедом, а точнее, смаковали истории о том, как римский гражданин слишком старался угодить варварскому царьку, даже готов был быть для него женщиной – такого здесь не прощали! Кроме того, в Риме видели, что последние дни Цезарь принимал у себя Глабра, притом как друга. А последний попросту не успевал избавиться от тех несчастий, что на него сыпались: не успел он оправиться от разговоров о распущенности своей жены, объявив, что изгоняет ее, как ему пришлось отвечать сенаторам, отчего он не использовал к выгоде всей Республики своего пленника, как в наказание за свою недальновидность – а больше он ничего не мог ответить – был отправлен на границу, успокаивать дикарей. Кстати, позднее пришло известие о жестокой смерти Глабра от рук каких-то варварских племен. Правда, никакой связи с его бывшим рабом не было найдено, тот успешно исполнял повеления, отданные ему из Рима. Так или иначе, но попытки Цезаря противостоять Луцию привели к тому, что его собственное положение пошатнулось. Не дожидаясь возможного конца карьеры, Гай Юлий объявил, что желает возглавить легионы в Галлии. Его просьба была услышана, немалое число сенаторов была готова ее поддержать… но влияние Корнелиев и тут сыграло роль: Риму напомнили, что поставить подобные амбиции во главе множества солдат – чрезмерно опасно, что многие могут подтвердить желание Цезаря быть диктатором. И просьбу Гая Юлия удовлетворили частично, велев ему отправляться под командование Лукулла. Несомненно, вторым консулом был избран Красс. И это было вовсе не таким однозначно радостным событием для Рима. Правда, большинство горожан относились к этому легко, это был далеко не впервые, когда второй консул был скорее номинальным, необходимым только потому, что правителей должно быть двое, и в этом ряду богатый гражданин, способный устраивать огромные щедрые праздники, был вовсе не худшей кандидатурой. Луций однако же понимал, что ему достался вовсе не лучший соконсул. Красс жаждет славы полководца, но отдавать в его руки легионы – безумие не меньшее, чем давать власть Цезарю, кто знает, куда в скором времени направятся эти полки? При этом и не подпускать к войскам нельзя, Марк поймет, что его боятся, и найдет себе новых союзников, чтобы избавиться от всех Корнелиев разом. Хотя пока этот союз Луция устраивал более, чем какой-либо еще – среди других кандидатур он не видел подходящих, тех, кто не попытается стать диктатором в Риме, даже столь почтенный гражданин, как Помпей, может не удержаться, не зря же его все время оставляют в Испании, подальше от дележки должностей. *** - Думаю, у меня есть для тебя решение, - после приветствия, сообщил Эмилий, с интересом оглядывая рабыню, которая пронесла мимо него кувшин с вином. - Решение? – переспросил Луций. - Скажи, а в доме твоего родича все рабыни молодые и соблазнительные? – уже совсем о другом говорил Премий. – Или я до сегодняшнего дня был настолько слеп? - Скорее ты успел хорошенько выпить еще до появления на празднике. - Ни в коем случае! Олий говорил, что по случаю получения поста претора выставит запасы пуцинского*, я не могу быть пьян – я тогда не отличу его от поски**. - Ты уже поздравил его? - Разумеется, сразу после объявления должности… С этим пустячным разговором они приблизились к хозяину дома. Олий и вправду устраивал праздник по случаю вступления на пост претора Рима: простым людям было предложено угощение на Форуме, наиболее влиятельных лиц принимали в доме нового управителя города. Сам Олий принимал гостей в атриуме, приветствовал, приглашал пройти в триклиний, где для них рабы и вольноотпущенники уже выставляли угощения на столы. - Рад вас видеть! – новый претор, увидев родича и друга, приблизился к ним. – Я ожидал лишь вас, чтобы начать праздник. - Значит, мы опоздали? – усмехнулся Луций. - Льстец ответил бы, что консул не может опоздать, - тоже усмешкой ответил ему Олий, - но твой родич вправе сказать тебе, что ты… почти точен, однако твоя супруга тебя опередила, ее носилки прибыли раньше. - Полагаю, она уже заняла для меня почетное ложе, - отшутился консул. - Конечно, рядом со своей сестрой. Идемте? - Да. Я только надеялся, что мы поговорим о том решении, которое сегодня для меня привез Премий. - Мы это можем сделать, смакуя вино нашего претора, - тут же уверил Эмилий. – Не будем привлекать лишнего внимания к себе, это праздник – так давайте веселиться. Тем более, ведь наш второй консул тоже уже здесь. - А! – протянул Луций, теперь понимая, кого касается это решение. Они прошли в триклиний, где были встречены приветственными криками. И некоторое время в зале раздавались поздравления, говорились речи о великолепном будущем Рима и его славе, тут было не до личных разговоров. Впрочем, продолжалось это не долго, это первое время присутствующие оценивали вкус вина и изысканных блюд, что подавались к нему, восхищались щедростью хозяина дома и изяществом хозяйки, постепенно гостям становилось интереснее беседовать с тем, кто рядом с ними, а не поддерживать общий разговор, вино пилось, чтобы пьянило, а к нему подавать можно было что угодно. - Вот теперь можно обсудить и решения, - тихо произнес Премий, оценивая состояние гостей вокруг. Луций отметил, что Красс занят тем, что щупает одну из рабынь, перекидываясь шутками с соседом. Что ж, друг был прав – в этот момент можно было обсуждать что угодно, все были слишком пьяны, чтобы задумываться о том, кто о чем перешептывается. - И что ты предлагаешь? – спросил он. - До меня дошли слухи, что на юге неспокойно, - отозвался Петроний. – Полагаю, в скором времени мы получим еще одно восстание рабов. - Всего лишь? – покачал головой консул. - Нет, - отверг все невысказанные сомнения собеседник. – Разумеется, если это будет обычная попытка бунта, ее усмирит местная стража. Но что если их поддержат сицилийцы? Для них это ведь не первая рабская война. - Кто может знать, как все обернется? - Тот, кто не побрезгует помочь этой войне, чтобы она затянулась. - Что мне толку от того, что она затянется? – нахмурился Луций. – Мне нужен довольный и процветающий Рим, тот, который трещит от привезенных на рынок продуктов, вин и рабов, а не страшащийся боев. - А я и не предлагаю это сделать тебе, - покачал головой Премий. – Ты поступишь так, как и следует на твоем месте, то есть уступишь Крассу в его желании возглавить войска против восставших, сам оставаясь здесь и поддерживая порядок: отцы-сенаторы ведь не захотят, чтобы тебя прославляли легионы… - Для того, чтобы разбить рабов, много солдат не нужно. - Именно поэтому никто и не даст их много Крассу. - Чести в этом тоже мало, - немного подумав, ответил Луций. – Марк может попросту отказаться, у нас достаточно легатов и трибунов… - Ты отправился подавлять мятежников – и вернулся со славой. - Мятежная провинция – не рабы все-таки. - Смотря кто и как это преподнесет Крассу. - И кто же это будет? - Я позаботился о том, чтобы найти людей, которые нашепчут нужные слова Цезарю, чтобы он поджег юг посильнее. Думаешь, я не отыщу тех, кто верно обо всем сообщит Марку? А если нам особенно повезет, то Красс даже узнает, что за всем этим стоит Цезарь. - А если он узнает гораздо больше? - Нет, - возразил Премий. – Я предусмотрел, чтобы даже мое имя в этой истории не было замешано, не то, что твое. - Что ж, думаю, Олий будет тебе очень признателен. - За то, что Красс осуществит за него месть, сам того не зная? – угадал Эмилий. – Я думал и об этом, конечно. Луций только усмехнулся: он и не сомневался, что друг учел все в своих планах. Так и вправду было лучше, консул понимал, что Олий никогда не пойдет на подобные игры, но если эти два зверя схватятся друг с другом – почему бы не полюбоваться этим боем? Он бы и за родню консула взялся, если бы Луций ему позволил. А тот… последнее время не знал, стоит ли это того. Марция была столь сильно посрамлена встречей с Дафнией, что более не делала попыток унизить ее. Да и не была в силах, поскольку римские матроны сейчас предпочитали искать дружбы супруги консула. Гней как-то прибыл в гости к сыну – услышав о его возвышении, блудный отец желал получить от этого выгоду. Но Луций грубо напомнил ему, что быть родителем консула слишком почетно, однако он готов и отказаться от отца. Для Юстифия это был скучный разговор, который мало отличался от тех, которые он последнее время вел с батюшкой, как только тот слишком много выпивал. Гостий, то ли прикрываясь положением брата, то ли, напротив, желая показать, что он ничуть не боится власти Луция, однажды с друзьями, столь же безголовыми глупцами, как он, попытался обратить на себя внимание, напившись в одном из кабаков и после приставая к горожанам, насмешничая и даже избивая некоторых. Результатом стало то, что стража заперла их в тюрьму. И Луций лично выступил с речью, осуждая подобное поведение и призывая судей к самому строгому наказанию преступников. Правда, после суд приговорил всех к порке и последующей отправке на войну, кого-то под командование Помпея, кого-то Лукулла – слишком мягкое наказание, вероятно, обусловленное семьей, к которой принадлежал Гостий, однако Луция это никак не коснулось, поскольку он публично осудил брата и почти что отказался от него, всему городу показав, что не пощадит никого, даже семью. Второй раз в суд ему пришлось отправиться для процесса над бывшей женой. В ее случае все и вовсе решили очень быстро: укрывательство преступницы, попытки подстроить нападение на гражданина Рима – все это было доказано и не могло сойти с рук. Впрочем, в этом случае Луций, напротив, выступил с речью, призывая к милосердию, объясняя это тем, что истинный сын Рима не боится козней женщин. Но итог был предсказуем: мягким приговором, высылкой интриганки из Города с запретом возвращаться в ближайшие десять лет, Аннии были обязаны исключительно Корнелиям. Само семейство было хоть и запачкано, но осталось почитаемо, они оставались в Риме и оставались гражданами. Так и получилось, что ныне семья уже не была проблемой ни для консула, ни для его супруги, за которую он более всего боялся, что будут пытаться навредить. - Ладно, поступай, как знаешь, - кивнул Луций Премию. – Пока Красс для меня не представляет опасности, однако в будущем он может стать проблемой для всех граждан. Но, я надеюсь, ты понимаешь, что Корнелии не могут быть замешаны в бесчестии? - А они и не будут, даю слово! Зато следующим соконсулом у тебя будет… пожалуй, Помпей. Что скажешь? - Что между нами больше общего, чем многие думают. - Тем лучше, - пожал плечами Премий. - Для кого? - Для Республики, разумеется. - Надеюсь, что под ней ты имеешь в виду то же, что и я. - Будь это не так, я бы говорил о том, что диктатору стоит подумать о том, кому впоследствии ему следует передавать власть. Консул отчего-то помрачнел, Эмилий хотел спросить, что его беспокоит, но… почувствовал, что откровений на сегодня достаточно, а то, что мучило Луция было чем-то очень личным, иначе он сам бы сказал об этом. Потому Петроний решил, что на сегодня с него довольно серьезных бесед, пора отыскать ту симпатичную рабыню и повеселиться, чем он и занялся, оставляя Луция с мыслями о том, что для Республики он сделал все, что мог, но вот для себя ему не хватало еще кое-чего очень важного в семье… *** Олий почти весь вечер был занят разговорами с гостями – как радушный хозяин, он не мог не отвечать на каждое поздравление и пожелание удачи в службе, уверение в том, что он будет несомненно одним из лучших и прославит свою семью. Само собой, претор каждого благодарил, каждому говорил, что славит и его семью тоже. Был уже поздний час, когда гости позабыли о том, что за повод собрал их тут, когда кто-то из них уснул на ложе, кто-то тихо распевал похабные песенки с улиц, кто-то приставал к рабыням, грозя превратить пирушку в оргию. Впрочем, последнего тут не допустили бы – и матушка, и Элен строго предупредили всю прислугу дома, что если кто-то из господ будет слишком увлечен, его следует увести в одну из спален дома, благо, их хватало. Луций был занят беседой с Эмилием, и, судя по их серьезным лицам, это был вовсе не застольный разговор. Олий вздохнул – и предпочел сосредоточить внимание на супруге. Но… полюбоваться толком не смог. - Ты устала? – он заметил, как она морщится, потирая спину. – Тяжело сидеть, ты можешь возлечь рядом… - Дело не в этом, - прервала его жена. – Хотя ты прав, я очень устала. - Ты вскоре сможешь удалиться, никто не заметит. - Я так и сделаю, - кивнула Элена. – Но нужно будет проследить за тем, чтобы здесь прибрались к утру. - Я велю проследить, - предложил Олий. - Но это моя обязанность! - Ты прекрасно справляешься со всеми, - уверил ее муж. - Ты не все знаешь, - отозвалась эллинка. Вот только ответ этот прозвучал не уныло и не с досадой, как было бы, сожалей она о том, что с чем-то не смогла справиться. И это заставило Олия удивленно взглянуть на супругу, пытаясь понять, что скрывается за ее лукавством. - И что же мне неизвестно? – поторопил он. - Ну… я говорила с матушкой… - О! – Олий одобрительно кивнул, радуясь тому, что Элена начала называть так мать, значит, между ними установилось полное взаимопонимание. – И что же она сказала? - Было много всего… - Давай попробуем вспомнить все, что, по мнению матушки, ты должна выполнять, - поддержал ее тон претор. - Хорошо! – еще один лукавый взгляд. – Ну, для начала, мне следует помнить, что ныне я – супруга одного из самых почтенных людей Рима. А это значит, что я не могу показывать ни слабость… - Ты с этим справляешься, - немедленно отметил Олий, - на последних играх ты держалась прекрасно! Он не хвалил ее, Елена, как и намеревалась, и вправду на очередных боях села хоть и позади мужа (как это требовалось по этикету), но держалась ровно и лишь тот, кто отлично ее знал, понимал, что зрелище не доставляет ей удовольствия, девушка по-прежнему отводит взгляд и не следит за поединком. - Ни слабость, - повторила она с довольным видом, - ни страх, пусть и сохраняя при этом должную скромность и послушание мужу… - С этим ты тоже отлично справляешься! – Олий нежно провел ладонью по спине супруги, вниз, к пояснице, отчего она подалась навстречу его руке, будто бы прося продолжения – отказывать мужчина не стал, продолжая ласку. - Еще хорошая жена должна следить за домом и слугами… - Тут и обсуждать нечего! Ты прекрасно управляешься с рабами, в доме всегда чисто, а вина и еда на нашем столе всегда прекрасного качества. - Благодарю тебя, мой господин и супруг! - Так с чем же ты не справляешься? – начал было Олий и, немедленно решив, что разгадал ее игру, решил опередить: - Пожалуй, моя жена была не очень искусна в удовлетворении меня, но последнее время… - Что?! – Элена обиженно надула губы. – Я не искусна?! - Была, - тихо засмеялся претор. - И когда же это было, мой супруг? Олий поднялся на ложе, чтобы ответить тихо, только ей на ухо. - Это было, моя супруга, когда я был более твоим господином, чем мужем. Но с тех пор прошло немало времени – и ныне я могу уверенно сказать, что моя жена и в этом достаточно хороша, полностью справляясь со своими обязанностями. - А! Ты смеешься надо мной?! – отстранилась Элена. - Лишь чуть-чуть, - Олий коснулся поцелуем ее шеи. И спросил уже серьезно: - Так с чем же не справляется моя жена? - Не справлялась, - поправила она. - Так скажи мне, за что мне следует еще тебя восхвалить! - Что ж, мой дорогой муж, очень много дней я не могла исполнить еще один свой долг хорошей жены – зачать твоего ребенка. И вот теперь… Договорить она не успела. Олий, наконец сообразив, отчего устает его супруга, почему она так измученно потирает поясницу и, наконец, что за долг она исполнила, с жаром ухватил ее за плечи, притягивая к себе и буквально впиваясь поцелуем в ее губы. - Нам нужно сообщить всем! – решил мужчина, отстраняясь. – Мы можем прямо сейчас отправиться принести дары ларам и… - Не сейчас! – остановила его Елена, отдышавшись. - Почему не сейчас? - Ну, для начала я должна сказать, что уже принесла дары ларам и Юноне, благодаря ее за свою беременность. - Хорошо, но родители… - Матушка тоже знает. - Раньше меня?! – опешил Олий. - Раньше меня, - рассмеялась супруга. – Она первая заметила изменение в моем состоянии, расспросила обо всем и… Претор лишь изумленно покачал головой. - Что ж, - пробормотал он, - я могу хотя бы сказать Луцию. - А вот это лучше сделать потом, - повторила Элена. - Он не так и занят сейчас, - заметил Олий, глядя на родича, который уже закончил разговор с Премием и молча лежал, потягивая вино и обнимая жену одной рукой. - Но будет, если ты ему позволишь, - возразила Елена. – Не беспокой сейчас своего друга, дай ему тоже выслушать вести, которые для него подготовила моя сестра. Завтра вы сможете ими обменяться. Претор удивленно глянул на нее, на этот раз догадка осенила его раньше. - И… она тоже? - Да, - кивнула Элена. И перешла вновь на игривый тон. – Потому ныне у меня и у нее добавится забот. - Тебе нужны еще рабы? Помощники? - Мне нужно знать, что мой муж примет моего ребенка в семью, - с улыбкой, пусть и немного напряженной, ответила супруга. Олий усмехнулся, догадываясь, что мать рассказала Елене и этот древний обычай, согласно которому мужчина после родов вправе не поднять ребенка, тем самым не принимая его в семью, например, если считал, что жена ему изменила. - Это будет самым неоправданным твоим страхом, - прошептал он, вновь крепко прижимая к себе Элену. - О, я так часто страшусь того, что не несет страха! - Но ты совсем не боялась меня, - возразил Олий. – Того, кто пугал очень многих матрон Рима, между прочим! - Прости, я об этом не знала! – рассмеялась Элена. – Иначе бы непременно боялась… - И не влюбилась бы? - Никогда! – уверила она. - Вот это и вправду было бы ужасно, - всерьез согласился он, подхватывая супругу на руки и направляясь к их спальне. Это было неверно – покидать триклиний, когда кто-то из гостей еще был тут, но Олий посчитал, что его исчезновение никто не заметит. Даже Луций, потому что того уже подхватила за руку Дафна, тоже уводя спать… ну или делиться новостями о том, что семью консула вскоре ожидает пополнение. И потому Олий был уверен, что некоторыми римскими обычаями он вправе пренебречь сегодня – ради своей эллинки. ---------------- * Лучшее вино, по оценке Плиния, а вовсе не фалернское, которое раскрутили киношники (и отдельные романисты). ** Уксусная вода, использовалась легионерами в походах, чтобы обезвредить воду.