Первый круг: Птица счастья

      На свету тают тени. Сам воздух на свету становится будто другим — тёплым, оранжевым, тлеющим, как угольки костра. Обжигающим самую малость.       Ворона сидит на краю своего гнезда, глядя вдаль, неизведанную, таинственную и жгуче-манящую. Тонкой ниточкой вьётся эта даль, опоясывая их Дом, вьётся горизонтом, необъятным и недостижимым, вьётся огромными гребнями домов, громоздящимися истинно горами над их Домом.       Из наружности пахнет пряными травами, кострами до неба и свежей, мокрой, вспоротой ногами и колёсами машин землёй.       Ворона у края окошка сидит.       — Слышишь шум с Тропы?       Ворона качает головой.       — Хочется верить.       Доктор присаживается рядом, подогнув ноги и приобняв себя за колено. Из наружности несёт гарью надежд, бессмысленными потерями и животной, слепой болью. Ему жалко, что Ворона не чувствует этого.       Ворона старается видеть только хорошее. Доктор беспокоится, что когда-нибудь это выйдет ему боком.       Ненадёжный подоконник под весом тяжелых крыльев скрипит, но ему нет дела до этого. Ворона слишком увлечён, слишком вдохновлён запахами и звуками с другой стороны; почти что влюблён, а это уже для домовца можно считать ненормальностью. Доктор так не считает. И с подоконника не слезает, мало ли, вдруг этого дурня всё-таки придётся ловить.       Тихую идилию, прерываемую лишь стрекотанием цикад, разрывают Логи — группкой они проносятся по коридору с громкими визгами. Доктор бы их давно разорвал за одно только бряцанье дурацкими сапогами, но при Вороне не хочется. Да и Папа Птиц доволен не будет.       С наступлением темноты из столовой в комнату начинает подтягиваться Стая, и становится не до окна.       Доктор наблюдает за тем, как, шаркая ногами, в комнату заходит Большая Птица, как слезает с окна Ворона, переставляя цветы к солнцу и прикрывая свою створку. Сам Доктор слезать не спешит.       Большая Птица смотрит на него пронзительно, точно видит насквозь. Видит тонкую сетку рыжих огней среди ночи за спиной. Видит перья...       Стервятник проходит дальше по комнате, делая вид, что совсем ничего не заметил. Доктор выдыхает.       Ворона уже отходит ко сну, когда Доктор заходит в комнату, скрежеща когтистыми лапами по полу. Почти все уже спят, времени за полночь. Горит только светильник на стремянке Стервятника, да он сам сидит там, почитывая какую-то книгу.       Доктор, не оборачиваясь, проходит мимо него к своей кровати, но не ложится, а лезет под неё, в самый дальний угол.       Куском жесткой оранжевой ткани обмотана их с Вороной маленькая сокровищница: чёрная прямоугольная картонная коробочка с белым-белым пером, длинным и острым, круглыми красными стёклышками из странной маски, с которой они в детстве играли, горстью чёрного пуха в перемешку с настоящим порохом — Пёсий подарок, будь этот гулящий дурак неладен. Ещё Пёс подарил им свинцовую пулю, смятую правда немного. Говорил, что достали её из самого его сердца. Врал, конечно, точно врал, говорил Доктор, но Ворона не слушал — попросил Табаки проделать в пуле отверстие, пропустил через него цепочку и носил на шее почти не снимая. Доктор плевался ядом, шипел и ругался. Но снять подарок даже не просил.       Ворона был впечатлительным и легко убеждаемым. И это был один из его весомых минусов.       Когда вслед за своим вожаком Доктор полетит в новое гнездо, Вороне придётся за двоих научиться думать, думать наперёд, как сейчас делает Доктор. Впрочем, он справится. Он же очень умный мальчик.       Горестно прицокнув языком, Доктор извлекает из-под кофты длинное смолисто-чёрное перо и вкладывает его аккурат напротив белого. Папа Стервятник за спиной клацает когтями по стремянке и шуршит перьями.       Ворона правда умный-умный мальчик. У него всё сложится. Они уверены.