Первый круг: Птица счастья

      Им обоим давно за тридцать. Их теперь и зовут по-другому: Олег и Сергей. Неплохие, но непривычные имена, и порой от них до сих пор зудит кожа, будто покрывается сыпью, а язык так и прилипает к нёбу, отказываясь произносить их.       Они привыкли. Привыкли даже обращаться друг к другу по этим именам, которые, как им казалось попервой, совсем не отражали их сущностей.       Они привыкли и к Наружности (даже быстрее, чем к новым именам).       Привыкли, но не забыли.       Промозглым октябрьским вечером ветер дует с севера, принося с собой запах зимы. Сергей поправляет воротник фиолетового пальто и поплотнее затягивает на шее шерстяной шарф, взглянув издалека на сумеречные пустоши, раскинувшиеся перед ними с Олегом. Дома нет.       Дома нет уже много лет, так сказал Олег даже прежде, чем идея вернуться сюда пришла к ним, но вживую видеть его отсутсвие на положенном месте кажется тяжелее, чем предполагал Сергей.       Вместе они шагают по разбитому асфальту навстречу тому месту, где раньше Он стоял, и тут же синхронно выругиваются — в старом асфальте то тут, то там сереют дырки с лужами.       — Родина приветствует, а, Ворона? — усмехается Олег, и осекается, поймав на себе удивлённый взгляд Сергея, — само вырвалось...       Но Ворона только качает головой в ответ.       — Я и забывать его начал, если честно. Во-ро-на, — по слогам на выдохе произносит он, смакуя слово, — Пёс, кстати, а ты знал, что полное-то имя моё Белая Ворона?       Удивлённо моргнув, Пёс качает головой и спрашивает, знал ли вообще кто-нибудь полное имя Вороны.       — Может быть... может, Вредина, да и то не точно. Не знаю. Крёстный мог вообще никому не сказать.        Пёс переводит на Ворону крайне заинтересованный взгляд и пристально, долго смотрит.       — А крёстный твой кто? — спрашивает он, впервые осознав, что действительно никогда не задавался этим вопросом. И даже от старших не слышал, чтоб кто-то об этом рассказывал.       Ворона пожимает плечами.       — Дед Грач.       Пёс удивлённо моргает, крепко сжав руки в карманах, и нахмурившись.       — Это получается он тебя выбрал своим наследником, что ль, — задумчиво тянет он, — ну да, Дед Грач всех в свою веру обратить пытался... Галки, Сороки всякие от него народились...       Ворона отмахивается. Неубедительно.       — Ой, конспиролог хренов, и без этого зверинец был, не придумывай.       Они подходят к тому месту, где раньше стоял Дом. На земле остаются лежать разрушенные части здания: разбитые стены, ступеньки, остовы и всё, что не разломалось до конца и что не стали вывозить как строительный мусор.       Они идут по тому, что, как им представлялось, соответсвовало старым маршрутам или было просто похоже на них. Но их внимание привлекают три стены — единственные уцелевшие.       Подобравшись к ним, они замечают адреса, номера телефонов, бессвязные надписи и стихи — их старый способ узнавать новости. Гораздо более надёжный, чем большинство способов Наружности, думает Ворона. Дом лгать не умел, в отличие от людей.       Жаль, что это всё им больше не пренадлежит.       Обойдя одну из стен, Пёс вдруг замирает, изумлённо уставившись на то, что открылось его взгляду.       — Эй, Ворона...       Пёс делает шаг назад, так и не оторвавшись от стены. Не без интереса Ворона подходит к нему — что ж такого скрывают остатки их родины?..       Обойдя стену, он тоже замирает, распахнув глаза. Со стены на них смотрят знакомые рисунки: тонконогий белый бык, драконы, волк с ощеренной пастью, русалка... не все из них были на стенах прежде, но каждого без труда узнал и Ворона, и Пёс.       Медленно скользя взглядом по стене, исчерченной линиями фигур и тонкими полосками трещин, Ворона проходит вдоль неё, и у самого края останавливается. Поодаль от всех была нарисована большая человекоподобная птица: она стоит на двух ногах, и на руках её угадываются когтистые пальцы, а вместо лица клюв и большие золотые глаза. Остановившись напротив птицы, Ворона касается ладонью стены.       — Я скучал по тебе.       Ладони холодного ветра треплят его рыжие волосы в ответ. Со спины к нему подходит Пёс.       — Они были не тут.       — Не тут, — согласшается Ворона, повыше поднимая шарф, — но разве плохо, что сейчас они здесь?       Пёс качает головой.       Смеркается. Темнота стирает со стен краски и надписи. Стираются и их старые знакомые. Вскоре становится совсем невыносимо холодно, и с пустыря за многоэтажками-зубьями из темноты возвращаются две фигуры: продрогшие, но с бледными тенями улыбок. Они снова скрываются в темноте так быстро, что никто из жителей многоэтажек их не успевает разглядеть. Только кажется на мгновение тем, кто их видит, что раздается в воздухе тихое хлопанье крыльев, да ветер приносит крепкий собачий дух, который, впрочем, тут же развеивается стылым ветром городских окраин.