Бунтарь

      Номер, с которого шли настойчивые гудки, был неопределенным. Билл мазнул взглядом по экрану телефона и поспешно нажал на отбой, выключая аппарат совсем. Говорить с неизвестным номером при отце почему-то было страшно. Что-то в душе настаивало на том, что это мог быть кто-то из школы. Например, Трюмпер, которого они обошли по пути на школьную парковку.       Отец осуждающе посмотрел на телефон в руке сына и тот поспешил убрать его в карман. Йорг занимался своим излюбленным делом: читал длинную нудную лекцию, пытаясь таким образом достучаться до своего избалованного отпрыска. Телефонный звонок, отвлекший его от воспитательного процесса, разозлил, но не заставил проявить даже элементарного любопытства и поинтересоваться, кто и с какой целью мог звонить его сыну. Это несколько покоробило Билла. На душе стало противно, словно он не достоин был внимания своего родителя.       В глубине сознания завозилась игра, поднимаясь из спячки. Заворочалась, зачесалась, посылая в голову противные и настойчивые образы. Зашептала тихим вкрадчивым голосом, отозвавшимся в паху. Мальчишка замер на сидении, боясь сделать хоть что-то. Выдать себя лишним, не обдуманным действием. Казалось, игра воспользовалась случаем, проснувшись именно тогда, когда Билл остался наедине с рассерженным отцом, в запертой, движущейся машине. Подловив мальчишку, игра привычно развернуло целое представление в его голове, вспоминая волнующие кадры из прочитанного и просмотренного. Бунтарь почувствовал привычную уже нехватку воздуха и тяжесть. Скосив глаза, он посмотрел на отца и поспешно отвернулся к окну, пытаясь отвлечься на проносящийся за стеклом, знакомый с детства, берлинский пейзаж.       «Ну что, паршивец, - зашептала игра, подражая голосу отца, - расстегивай штаны и ложись мне на колени»       Мальчишка сглотнул, боясь поворачиваться. Силой воли заставил себя обратиться в слух, отвлечься на нудную лекцию, читаемую отцом. Йорг вещал что-то о Фрау Фоллс и каком-то незнакомом парне, президенте школы, который будет теперь приглядывать за Биллом по просьбе директрисы. Каулитцу хотелось заорать, что ему не нужен поводырь, что он может справиться сам. А еще, что за шестнадцать долгих лет он сыт и этими нудными лекциями и этим пассивным поведением отца. Что другие родители больше интересуются жизнью своих детей, их друзьями, их интересами*. И было бы лучше, если бы отец остановил машину, взял его, Билла, крепко за руку и выволок с пассажирского сидения. А потом спустил штаны, прямо там, у подъездной дорожки, в двух шагах от дома. И отстегал.       Игра зарычала внутри мальчишки, завибрировала одобрительно.       «Давай, - настаивала она, - сочини свое наказание сам. А потом попроси о нем у отца. Уверен**, он тебе не откажет. Как ты хочешь, чтобы тебя наказали? Может быть, спустили штаны, как с маленького, и уложили к себе на колени?»       Билл тяжело выдохнул, хватаясь потерявшими чувствительность пальцами, за ручку двери. Словно хотел выйти из машины на ходу.       «Ну же, давай!»       Мальчишку затошнило. После того, как по вине Ферчичи, он повелся на уловку игры и практически сам попросил о наказании, этот монстр, живущий в нем, стал смелее. Теперь игра растирала в крошево даже волю бунтаря, навязывало ему свои правила. Все чаще и чаще напоминала о себе, прокручивая на повторе одну и ту же заезженную, но все еще имеющую над ним власть, фразу. Подростков нужно пороть. Нужно. Пороть. Подрос… Билла!       И мальчишка сдался, прикрывая глаза и уносясь в мир своих фантазий.       Внезапно Йорг запнулся, с подозрением взглянув на сына.       - Ты меня слушаешь? – в голосе отца появилась сталь, присутствующая в нем всегда, когда он вел свои дела. – Билл!       Сердце забилось быстрее. Мальчишка повернулся к отцу. Облизал свои сухие губы. В груди словно разлился жидкий огонь. И внезапно стало страшно до такой степени, что тело перетряхнуло. Он не знал, какими словами это сказать. И в тоже время, определенно точно знал, что говорить этого не следует.       Дети не просят родителей о наказании, они его боятся. Страшатся услышать этот тихий мелодичный звук, когда расстегивается бляшка отцовского ремня. Когда звучит строгий окрик, сообщающий о скором наказании.       В глубине души Билл тоже этого боялся, возможно, даже больше, чем привыкшие получать ремня. Но боялся он не так, как боятся все эти дети, отведавшие родительской порки. Они знают, что это боль, что их слезы и крики не подействуют на родителей и им достанется горячего, как бы они не умоляли о прощении. Билл боялся иначе. Его страх тесно мешался со стыдом. Он одновременно боялся получить и не получить желаемого. Боялся не услышать этого строгого окрика, не почувствовать стягиваемых вниз штанов, не оказаться перед наказуемым с оголенной задницей. И в тоже время, не мог представить себе, что его будут наказывать.       - Черт побери, Билл, - отец с силой тряхнул его за руку пытаясь вернуть к себе внимание сына. Тот лишь дернулся, давая понять, что он здесь, что он слушает эти бесконечные наставления. – Ты слышал меня вообще?       Неожиданно для самого себя мальчишка закричал, отталкивая отцовскую руку:       - Я слышал… Все слышал… От*бись от меня! Хватит! Я устал, - и уже намного тише и быстрее, словно устыдившись своего порыва, но все еще стремясь донести до отца насколько ему надоели все эти нудные, не приводящие ни к чему лекции:       - Я не виноват, что все так происходит, пап. Ни в-первый, ни во-второй раз, ни в сотый… Никогда! В чем я виноват? В том, что у гр*банного нарика началась ломка и он решил перекупить дурь, сделав меня за моей спиной перевалочным пунктом? В том, что уборщица засунула свои сраные перчатки в мусорное ведро, в которое я выкинул окурок? В том, что у твоей Ангелике хватило ума скрутить датчики дыма в школьном туалете, в котором она курила после секса с одним из преподавателей? В чем, скажи!       - Закрой рот! – отец дышал так же тяжело и так же загнанно, как Билл. – Закрой рот, я тебе сказал. Ты кем себя возомнил?       Йорг был так зол, что мальчишке начало казаться: тот его сейчас ударит. Но, к счастью, этого не произошло. Развернувшись, Йорг впечатал кулаком по двери машины и непривычно грязно выругался. Руки его дрожали.       «Подростков нужно пороть, папа»       - Повзрослел? – Йорг еще не успокоился, но голос снова стал привычно отрешенным. Холодным.       - Нет, - Билл стыдливо отвернулся обратно к окну и затих, прислушиваясь к тому, что делает отец. Мужчина не издавал ни звука, словно задумавшись о чем-то. Или обидевшись. Наконец он выдохнул и, развернувшись к Биллу, положил руку ему на плечо. Это был привычный жест. Жест примирения. Мальчишка дернулся, показывая, что не хочет мириться. В такие моменты, отец разрождался новой лекцией, еще более долгой и более нудной. Но на этот раз все пошло по-другому. Йорг с силой дернул сына на себя, заставляя посмотреть себе в лицо.       - Я не понимаю, тебе пять лет? Билл?       - Нет.       - А что это за поведение? Или Ферчичи был прав, и ты хочешь ремня попробовать?       Мальчишку сковал холод. Он смотрел в глаза отцу и не знал, что сказать. Напряжение в теле достигло своего максимума. Сейчас, когда он так близко подошел к желаемому, сделалось не просто страшно, сделалось невмоготу. Только лязгнув зубами, Билл понял, что его трясет. С силой замотав головой, подросток едва смог прошептать одно единственное слово:       - Нет.       Но оно уже не имело под собой никакой силы. Устав от бесконечных, бессмысленных лекций, устав бороться за собственного сына, Йорг вознамерился сделать то, что уже давно пора было сделать.       - Снимай штаны.       - Что? Нет, - у Билла хватает сил только на то, что покривить губы и дернуться на сидении, но в следующий момент, он понял, что игра достигла своей цели и отец не шутит. Рванув сына с сидения, мужчина развернул мальчишку, заломил левую руку за спину и, прижав хрупкое, тонкое тело к кожаной обивке машины, повторил:       - Заголяй свой зад. - Голос Йорга стал глуше, отдавая прокуренными нотками, которых у отца никогда не было. В нос Биллу ударил знакомый дурманящий запах. – Сейчас ты у меня отведаешь хорошей порки.       Билл закричал, пытаясь вырваться, но сильные руки араба-полукровки уже успели уложить его на свои колени лицом вниз. Билл уперся руками, пытаясь изменить положение тела, но тут же сдался, заваливаясь на левое плечо. Мальчишка закричал повторно, поняв, что сейчас с ним произойдет. Его отстегают, как неразумное дитя, вот так, посреди штрассы, пока машина, на полном ходу направляется к дому.       Раздался звон расстегиваемой ширинки. Странное дело, еще минуту назад Билл мечтал услышать этот звук, а сейчас, лежа на коленях Аниса, упираясь щекой в нагретую собственной задницей, кожу сидения, его колотило от страха. Мысленно проклиная игру, мальчишка почувствовал на губах соленые капли и понял, что он плачет. Расплакался еще до того, как с него спустили штаны.       Рука араба споро пролезла между телами, расстегивая узки джинсы Билла, и приспустила их вниз, вместе с плавками.       - Анис, не надо. Пожалуйста, не надо, - это было унизительно. Стыд жег изнутри. Билл готов был молить о пощаде, только бы мужчина не начал действовать.       «Он не позволит тебе, - шепнула игра, - не позволит избежать наказания»       Раздался звук удара и Билл дернулся в руках Аниса, впервые за шестнадцать лет своей жизни попробовав ремня. Удар оказался мягким, словно на пробу, но мальчишка вскрикнул и вновь залился слезами. Анис поудобнее перехватил его за пояс и начал размашисто пороть, для острастки прикрикивая на мальчишку. Ремень плавно ложился на ягодицы, оставляя едва заметные розовые полосы. Разогрев зад бунтаря, Анис увеличил силу удара и порка началась уже всерьез.       Каулитц закрутился, заелозил на коленях мужчины и разорался уже от боли. Анис не щадил его, стремясь преподать урок как следует. Левая рука, заведенная за спину, начала болезненно ныть. Опираясь на сидение свободной рукой, Билл попытался привстать, но новый обжигающий удар вернул его тело обратно. Не выдержав, мальчишка начал умолять о прекращении порки, но Ферчичи лишь покачал головой, повторяя фразу, так въевшуюся в мозг Билла: подростков нужно пороть. И все продолжилось снова.       Сидение, под лицом мальчишки стало мокрым от слез, солены капли скользили по щекам, попадая на губы. Билл слизывал их, поскуливая, еще не поняв, что первая в его жизни порка подошла к концу. Отстеганная задница горела огнем, а член напротив, напрягся.       - Ну как, Билл? Достаточно? Или стоит повторить?       Анис уронил ремень рядом с головой мальчишки. Чуть повернувшись, Билл краем глаза заметил инструмент своего наказания. От него исходил едва различимый запах дорогой кожи, смешанный с терпкими парфюмом мужчины.       - Целуй. И благодари меня за урок.       Каулитц как в бреду едва поднялся на сидении. Левая рука все еще была заведена за спину и ныла. Но боль от этого терялась на фоне отстеганной задницы. Подобрав правой рукой ремень, мальчишка осторожно поцеловал его и, всхлипнув, поблагодарил Аниса за порку. Внезапно на его задницу опустилась мужская рука, оказавшись неожиданно холодной. Или это тело, отстеганное Анисом, было горячее обычного? Пальцы почти нежно прошли по покрасневшим половинкам и коснулись сжатого кольца.       Мальчишка приподнял голову, извернулся, пытаясь заглянуть себе за спину. На что получил ощутимый шлепок, внизу ягодиц, почти у самых яичек. Удар хоть и был слабым, оказался довольно болезненным, из-за места, куда был нанесен.       - Смотри перед собой.       И Билл смотрел. На ручку двери, что находилась прямо перед глазами, в то время, как Анис растягивает его зад пальцами, без смазки, поплевывая на сжатое кольцо мышц. Анис груб, врывается, в, уже давно забывший мужские прикосновения, зад сразу двумя пальцами. Тянет, разводя их в стороны, заставляя привыкать. Билл прижимается щекой к сидению. После порки тело становится чувствительным, член стоит и сексуальная пытка Аниса больше похожа на удовольствие.       - Билл, - голос мужчины теплеет, становится звонче, из него пропадают хрипы курильщика.       Мальчишка моргает, пытаясь понять что происходит. За окном уже не штрасса, а подъездная дорога к дому. Бунтарь в страхе оборачивается, встречаясь с серыми глазами отца. Мотает головой, пытаясь прийти в себя.       - Выходи, - Йорг кивает на дверь и, заметив, что с сыном что-то не так, спрашивает. – Ты что, уснул?       - Наверное, - Билл для наглядности потер глаза кулаком, еще не до конца придя в себя. Он бредил? Игра заставила его сочинить собственное наказание? Билл мог бы поклясться, что он не спал, что все, что происходящее был не дурной сон, а происки игры. Она нашептывала ему даже не на ухо, а в мозг. Заставляла сочинять истории. Подавила до самого конца.       Член продолжал стоять, больно упираясь в привычные узкие штаны. Мальчишка был вынужден притянуть к себе снятую в жарком салоне отцовского автомобиля куртку и перекинуть ее через руку, прикрыв пах.       - Мы договорились? – Йорг придержал дверь закрытой, положив правую руку на ладонь сына. Бунтарь вздрогнул и с готовностью закивал, пытаясь как можно скорее убедить отца, что все хорошо, и он всё понял. Мальчишке хотелось остаться одному, проанализировать произошедшее. Игра вышла за привычные рамки. Сказать по правде, за привычные рамки она вышла, когда заставила Билла попросить о наказании у Аниса. Но то, что случилось сегодня, доказывала, что его личное безумие обострилось. Отпустив сына, Йорг закрыл дверь и велел шоферу трогаться. Машина плавно покатила по гравиевой дорожки, выехала на шоссе и, набрав скорость, скрылась из вида. Билл проводил машину отца взглядом и пошел к дому. Заходить в пустующее днем здание не хотелось. Зайдя за дом, мальчишка опустился на широкую скамью беседки, до основания заросшую травой и дикими цветами. К осени цветы пожухли и смотрелись неприметно, в то время, как зеленая трава оставалась сочной до сих пор.       На улицы распогодилось и Билл перекинул курточку через перила беседки. Из кармана на траву, прямо под ноги мальчики, упал телефон. Подняв и машинально нажав на кнопку включения, бунтарь засунул телефон в карман штанов. Член уже опал, давая передышку. Игра так же молчала, забившись в глубину сознания. Что это было, там, в машине? Сон наяву? Неприкрытые желания?       Билл задумался, анализируя ситуацию. Без секса жить было тяжело, особенно когда тебе шестнадцать, особенно, когда ты уже давно не девственник. Это могло свести с ума любого парня его возраста. Все мысли шли в этом направлении, заставляя обращаться за помощью к порнофильмам и порноисториям, благо сайтов с подобным много и большая часть из них в свободном доступе. Пугало другое, а именно правдоподобность всего происходящего. Готовность получить, даже попросить об этом. И что противнее всего, попросить у отца. За неимением другого мужчины рядом.       Билл ругал себя за тот недолгий разговор с Аниса. Ругал Аниса за данное Биллу обещания воспитать. Ругал игру, заставившую дойти до этого. Обхватив голову руками, мальчишка зарылся пальцами в черно-белые волосы. Когда у него был секс последний раз? В прошлой школе или в позапрошлой? Сколько ему было лет? Четырнадцать? Пятнадцать? Он никак не мог вспомнить. Второй секс был такой же яростный, как и первый. С учеником на два года старше его. Ему никогда не нравились партнеры одногодки, Билла всегда тянуло к мужчинам постарше, поопытнее. Но жизнь распоряжалась иначе, подсовывая ему одноклассников, а не их учителей или, еще лучше, отцов. Бунтарь хотел начать роман с кем-нибудь вроде Томаса или Аниса, но понимал, что подобных мужчин он вряд ли заинтересует. Или, что намного опаснее, заинтересует исключительно как партнер для секса.       Билл представил себе учителя, разложившего его прямо в школе, на матах. Трюмпер придерживал бунтаря за задницу, в то время, как крепкий налитый кровью член мощными толчками проникал в зад. Томас был полуобнажен, черные косички трогали подкаченные влажные плечи. Штаны же он не стал снимать, немного приспустив вниз. В мечтах Билла учитель похотливо облизывался, увлажняя пересохшие губы и задевая кольцо пирсинга в нижней губе.       Внезапная трель телефона разорвала тишину двора. Каулитц выхватил трубку, не глядя прижав ее к уху. Сердце тревожно забилось.       - Да?       - Через пятнадцать минут к дому подъедет машина.       - Что? – мальчишка встрепенулся. Оторвал телефон от уха и посмотрел на входящий номер. Возможно, ему только показалось, что он слышит голос Ферчичи. Входящий номер был скрыт. Вновь прижав телефон к уху, Билл не стал играть в угадайку и задал вопрос напрямую:       - Кто Вы?       - Садись в машину.       Трубку бросили, не удостоив Билла ответом. Проверив телефон, мальчишка увидел смс-ку о трех пропущенных и все эти три звонка были сделаны с неизвестного номера. Видимо, незнакомец звонил, пока они с отцом ехали к дому и телефон был выключен.       Вопрос оставался открытым: кто звонил? Вернее, даже не так. Был ли это Анис или у Билла начались слуховые галлюцинации? А в нынешнем состоянии мальчишка начинал сомневаться даже в том, был ли этот звонок вообще. Оставив телефон на перилах беседки рядом с курточкой, Билл неспешно вышел к дому и огляделся. Недалеко от основного здания была припаркована всего одна машина. Его школьное Audi, глубокого черного цвета. Подойдя к ней, Билл оперся на капот и задумался. Стоит ли ехать на встречу назначенную с незнакомого номера неизвестно кем? Ответ был слишком очевиден – нет. Стоит ли ехать в чужой, отправленной неизвестно кем и едущей неизвестно куда машине? Нет! Стоит ли ехать к Анису?       Билл снова почувствовал, как начинает задыхаться. Спазм сдавил горло. Схватившись за ворот майки, мальчишка оттянул ее немного вниз, открывая ключицы. Стоит ли ехать к Анису, который, скорее всего, приведёт в исполнение свой план и накажет его? НЕТ! Поедет ли он?       Тронув пальцев тонкий черный ошейник, сдавливающий шею, мальчишка глотнул большой объем воздуха и медленно, через нос, выдохнул. Поедет. Он сядет в эту чертову машины и поедет в неизвестность, только потому что и так сходит с ума. Игра лишила его возможности к сопротивлению, а теперь хочет отнять его разум. Не лучше ли пойти ей на уступку и дать желаемое?       Билл оглядел окрестности. Прошло уже порядка десяти минут, а машины, которую обещали, все еще не было. Закусив ноготь, мальчишка вернулся в свои мысли. Что может принести ему эта встреча с Анисом? Что араб-полукровка может сделать с ним? Изнасиловать? Избить? Прочитать долгую зубосводящую лекцию о правилах поведения? Рассказать обо всем отцу? Верить в последнее не хотелось. Анис оставил о себе впечатление, как о самодостаточном, уверенном в себе доминанте. Он знал, что делает и делал это не просто хорошо, а безупречно. Тонко ведя свою собственную игру по своим собственным правилам. Такого мужчину хотелось иметь в свое личное пользование. Охмурить. Соблазнить. Поселить в его душе огонь страсти. Но Билл был реалистом, и понимал, что такой мужчина с ним, сопляком, не будет встречаться. Все, на что мальчишка мог бы рассчитывать – это пара ночей в его объятиях и пара уроков хорошего воспитания.       Внезапно в голову бунтаря пришла мысль от которой тот вскочил на ноги. Анис обещал его воспитать. Но кто сказал, что это будет легко? Ферчичи не отделается двумя-тремя уроками хорошего тона. Билл постарается стать непроходимым тупицей, раз за разом нарушающим правила. Чем дольше будет растянуто время его воспитание, тем на дольше останется с ним араб. И тем сильнее он прикипит к Биллу.       - Эй, пацан! – за спиной засигналила машина. Оглянувшись, Билл увидел старый потрепанный Седан грязно-синего цвета. Правое крыло машины было промято, словно водитель, уходя от лобового столкновения, недостаточно резво крутанул руль, углом зацепив встречное авто. Под стать машине был и шофер: низкий, смуглый, чернявый, с небольшой бородкой. Он мало напоминал Аниса, но что-то общее между Ферчичи и этим невысоким бородачом определенно было. Быть может национальные черты.       Билл решительно проследовал к машине, распахнул заднюю дверцу и залез внутрь. Водитель зыркнул на него недобрыми маслянистыми глазами и, отъехав от дома, свернул на штрассу.       - А мы… - Билл хотел спросить едут ли они к Ферчичи, но не решился упоминать ни имя, ни фамилию араба. А потому закончил несколько надломлено:       - Куда мы едем?       - Подожди, пацан. Сам все увидишь.       От пренебрежительного голоса стало страшно. Билл прикрыл глаза, пытаясь осознать ту ситуацию, в которую сам себя загнал. И перед его внутреннем взором предстал матовый черный телефон оставленный на перилах беседки, рядом с курточкой. *По сути, игра – это внутренний голос самого Билла. Поэтому, не смотря на то, что игра женского рода, она склоняет слова в мужском роде, как и Билл. ** Вне зависимости от поведения родителей, их отпрыски будут ими недовольны. Те, за кем ведется постоянный присмотр чувствуют себя, как на зоне, а те, кого родители не обременяли лишним контролям – брошенными. Билл, определенно, из второй категории. Впрочем, это касается не всей семьи Билла, а только его отца. К Симоне он более лоялен. Вообще, Симона, в отличие от Йорга, несет в рассказе минимальную смысловую нагрузку. Заметьте, насколько Билл зависим от отца и независим от мамы. Как он ее поддерживает. «Сколько Билл себя помнил, Симона редко уделяла ему внимания, занимаясь своими картинами больше, чем сыном. Но на маму мальчишка не был в обиде. Для него она была неким возвышенным существом, сравним с каким-нибудь известным художником, вроде Клода Моне.»