Обласканные солнцем | Сборник драбблов

      На войне нет ни победителей, ни проигравших.       В просторах горы Аоцзан закат будто застыл навсегда: янтарные лучи украшают крону деревьев, озерная гладь наливается мягким, искристым светом, ветряные потоки прохладой ласкают кожу, позволяя погрузиться в безмятежность собственных дум. Небольшой каменный стол, за которым путешественник и сам единожды, но вел беседу с Хранителем Облаков, до сих пор крепко стоит на своем месте, будто готовясь принимать на себе новых гостей. Окружение словно укрывает мягким одеялом, и, позволяя отпустить себя, Итэр не хочет покидать это место. В его душе застыла любовь к этому месту, и сейчас, находясь здесь, понимание неизбежного лишь делает его желанию остаться одолжение.       В глазах Итэра бескрайние просторы, налитые своим умиротворением и природным великолепием, сохраняются в последний раз.       — Путешественник, — голос за спиной раздается неожиданно, и Итэр вздрагивает, выдыхая. Спешит обернуться, замечая подходящего ближе адепта.       — Ты все еще не привыкнешь называть меня по имени?       За мягкой улыбкой кроется отчаяние, которое с каждой минутой сложнее подавить. Его собственная моральная тяга не имела границ, но столько, сколько приходилось подавлять внутри себя Сяо, не вставало в сравнение ни с чем на этой земле. Каждая крупица душевной боли приносили неимоверный страдания своему хозяину, и сколько бы Итэр не пробыл здесь — Ли Юэ, Мондштадт, другие материки, — он не знал никого более…       … просто более.       Сяо всегда был для него исключительным. И сам Итэр занял в сердце Якши значимое, если не главное место.       Они никогда не обговаривали подобное, а сейчас, в самый важный и тяжелый для них момент слова просто не вязались на языке.       Итэр смотрит на Сяо, чувствуя, как мелкая дрожь накрывает его целиком. И прохлада тут совсем не причем.       — Сяо, — губы шепчут в тишине горы, смакуют имя нужного ему человека, будто впервые. Пришел бы адепт к нему в таком случае?       Ответа нет. Сяо позволяет говорить все, что Итэру придет в голову — не терпит, а ожидает. Ощущает и принимает, как должное, но что-то внутри него определенно ломается. Крупица осознания положения, в котором оказался весь Тейват в подступающую ночь, колючим холодом впивалось в загривок, царапая его. Сяо хмурится на мгновение, а после подходит ближе к путешественнику, разглядывая его перед собой — бабочка, что когда-то Сяо подарил Итэру в свой день рождения, была прикреплена на чужой воротник.       — Решил оставить ее?       — Разве могло быть иначе, — Итэр опускает взгляд на бабочку, слегка касаясь ее подушечками пальцев.       — На волосах она тоже смотрелась славно.       — Боялся, что она упадет во время путешествия, не хотел потерять.       Трепетность к простой, казалось бы, мелочи, рождает в Сяо светлое чувство, заглушающее нарастающую тревогу. Жаль, что ненадолго. Чужое беспокойство адепт видит, как на ладони, и подходит еще ближе, оставляя между ними двумя ничтожное расстояние, и чем ближе Сяо подходит к Итэру, тем сильнее у последнего начинает биться сердце. К подобному поведению путешественник привык давно, но сейчас… сейчас был исключительный случай.       Случай, когда неизвестность наступающей ночи пугала их обоих, и все потому, что они были друг у друга.       Не повстречав Сяо Итэра в своей жизни, наступающую катастрофу адепт принял бы без сожалений, без страха, встретив своего врага с достоинством. Это происходит и сейчас, но в груди таиться странная давка, мешаюшая принимать реальность как таковую. Закат на горе Аоцзан прекрасен, и если сегодня звезды сойдутся иначе, то это будет последнее, что Сяо увидит в своей жизни.       Итэр видел много на своем пути: каждый мир отличался от предыдущего, каждое мгновение, проведенное рядом с новыми людьми, старыми знакомыми, друзьями и близкими — драгоценность, сокрытая глубоко в его душе.       Им всегда было, что защищать, но то, что им придется защитить помимо… стояло напротив каждого из них.       — Сяо, — снова шепчет Итэр, и голос его вздрагивает, хотя путешественник даже не пытается это скрыть.       — Не бойся.       — Я не боюсь, просто… это ведь было неизбежно, правда?       Они оба знают ответ, но никто не решается его озвучить.       Сяо позволяет себе прикрыть глаза на мгновение, пока не ощущает приближение Итэра, внимая его мурашки по коже. Через миг им придется переступить точку невозврата, и неизвестно, что ждет их дальше, а потому путешественник позволяет себе сквозь судорожный вздох прижаться к адепту, чувствуя, что сквозь объятия Сяо и сам прижимает его к себе за талию, уткнувшись в плечо. От взаимности у Итэра кружится голова, и теперь, обнимая того за плечи, путешественник жмурится, дрожа всем телом. Его не осудят, его не отвергнут. Он это знает.       — Все будет хорошо, правда? — сквозь ком напряжения говорит Итэр, и Сяо кивает. Ему не хочется ничего говорить, но объятия, в которых он заключает Итэра, крепкие и трепетные, будто в последний раз. От этой думы глотку давит неистово, и адепт шумно выдыхает.       Итэр не в силах отпустить Сяо, перебирает темно-зеленые локоны на загривке и кусает губы, лишь бы не дать слезам течь по щекам..       — Итэр, — внезапно начинает Сяо, заставляя Итэра немного напрячься, — неважно, какой будет исход, главное помни — что бы ни случилось, я приду, я буду рядом с тобой. Сколько бы боли не пришлось пережить, я защищу тебя всеми силами.       Путешественник кивает, шепчет что-то неразборчивое и тяжело выдыхает, поднимая взгляд на адепта. Уверенность, привычная холодность и отчуждение от мирской суеты всегда были тенью Сяо, но сейчас, смотря в его глаза, Итэр видит истину, сокрытая от всего мира. Эту истину он принимает с благодарностью, взаимно доверив себя этому человеку. Однажды и навсегда.       Закат постепенно сменяется ночью, холодной и беспощадной, накрывая Тейват тяжелой тучной пеленой, но в последние мгновения уходящего за горизонт солнца Итэр и Сяо смотрят друг на друга прежде, чем сблизиться в поцелуе. Первый и единственный, осторожный, чувственный и будоражащий. Путешественник прикрывает глаза и отдается ласке адепта, накрывающий своими устами чужие, ощущающий мягкость и тепло любимых губ. Во владениях Хранителя Облаков Итэру хочется остаться с Сяо навсегда, и не переживать трагедии ночи, будущие потери. Обретя необходимого ему человека и почти сразу же расставаясь с ним — невыносимая пытка, бремя которой они разделят на двоих, а пока…       — Я люблю тебя, Сяо, — шепчет Итэр сквозь поцелуй и судорожный вздох, не требуя ответа, лишь бы сам адепт был рядом с ним. Цел и невредим.       Гром заставляет их нехотя отстраниться и вернуться в невыносимую реальность, замечая, как потоки молний открытой Бездны выводят в мир своих чудовищ. Сяо хмурится, его энергия переполняется ядом, и потому их с Итэром пальцы переплетаются в замок, не теряя и без того крепкую и взаимную связь.

***

      В агонии войны, захлебываясь собственной кровью, Итэр слепо ищет силуэт, хватаясь за сожженную огнем траву. Рыцари и миллелиты один за другим обнажали свои мечи, хватаясь за попытку уничтожить чудовищ, что еще бороздили просторы поля боя, кто-то давно покрылся смертным холодом. Минуя трупы и догорающий пепел, путешественник, дрожа, искал Сяо, с каждым подъемом и падением не теряя надежды. Сяо учил его быть непоколебимым даже перед своей смертью, но до тех пор, пока он не увидит адепта собственными глазами, он не умрет.       Даже когда его дни уже сочтены.       Дрожь накрывает сильнее, когда сквозь туман у валунов Итэр видит чужие конечности, одна из которых обтянута черно-красной перчаткой. Не будь она так далеко от своего хозяина, сжимала бы двуручный меч до последнего, не боясь прожечь рукоятью кожу на ладони. Где-то рядом, в прахе сожженных тех, путешественник минует умерших, каждый из которых пытался защищаться и защищать остальных, даже ценой своей собственной жизни. Воздух тяжелый, горячий, и он обжигает слезы, что наполняли глаза блондина, минующий за валунами людей, один из которых закрывает собой другого. Догоревшие части унес собою ветер, оставляя лишь брошенную на землю, неподалеку от оторванной руки защищенного, глазную повязку.       Война с Бездной забирает жизни без разбора, без права на пощаду, ломая чужими ногами маски погибших Фатуи, оружие, которые никто больше не возьмет в руки — ни меч, ни даже лук, налитый силой глаза Порчи. У Итэра больше нет сил идти дальше, нет сил держаться, и потому падает вниз, закрывая рану на животе. Одна из бесчисленных, которая была на его теле.       Задыхаясь пылью и жаром, путешественник оглядывается в последний раз, чувствуя, как его веки закрываются.       — Сяо…       Шепот, унесенный ветряным потоком вместе с верой в то, что его услышат. Он должен был попробовать.       Перед закрытыми почти глазами мелькает изумрудная искра, и голос, такой же хриплый, тяжелый, почти еле слышимый, но родной и необходимый в последний миг. Протянув дрожащую руку, Итэр ощущает, как чужие пальцы обхватывают его и скрепляют в замок, прямо как тогда, на горе Аоцзан. Когда еще все было хорошо.       — … ты действительно пришел.       Сяо на последнем издыхании падает рядом, не отпуская чужой руки даже после своей смерти. Итэр чувствует его слабость, поджимает дрожащие от слез губы, но перед смертью даже плакать больно, и он терпит до самого конца, пока тишина не заполнит разум, и его душа не погрузится в вечную темноту. Терпит и прежде, чем умереть на рассвете, вспоминает последние слова адепта, к которому он тянулся. Слова, что помогают ему обрести покой и отдать свою жизнь во благо спасенного мира.       — Я люблю тебя, Итэр.