Долиною смертной тени

В землях Чалин так рано наступившее лето выдалось знойным, но богатым на дожди. Земледельцы были особенно рады такому благословению богов, собирая поистине обильный урожай, сулящий им безбедную и сытую зиму. На рынках царило изобилие овощей и фруктов, а коровы, досыта наевшись сочной травы, давали хорошие удои молока. Орден Чалин Шэнь хоть и не был известен за пределами своей провинции, всё же располагался на весьма плодородных землях, поэтому в этом году его ожидала хорошая прибыль. — Мы сможем снизить налоги, в первую очередь, с земледельцев. Они работали больше всех этим летом, — глава ордена Шэнь Чэншу, довольный отчётами, обратился к своим помощникам. — Также мы сможем выкупить часть пустующих земель у ордена Ю Цай и начать строить там дома. — Поистине верное решение! — подметил мужчина в серых одеждах с вышитым на груди серебристыми нитями цветком магнолии — символом ордена Шэнь. — За время вашего правления наш орден увеличил свою территорию почти в два раза. И всё благодаря вам! — Вы знаете, что я не люблю, когда мне льстят, помощник Ли. Поэтому лучше пойдите и займитесь своей работой, вас ждут люди, — с этими словами глава ордена собрал свои бумаги, поднялся с места и, поклонившись, покинул кабинет. Шэнь Чэншу стал главой ордена в двадцать лет, когда его отец погиб на ночной охоте. Юный глава, тогда ещё небольшого клана, обладал завидным упорством и добрым сердцем, но в нужный момент умел мыслить беспристрастно. Он старался служить подданным верой и правдой, но при этом был строг со своими приближёнными, дабы те не забывали своё место. Помимо методов правления, людей восхищала и красота Чэншу, лицо которого притягивало сильными и строгими чертами, а глаза цвета янтаря сохранили в себе юношескую хитрость. Многие женщины мечтали о таком муже, но глава ордена выбрал себе в жёны дочь кузнеца, который когда-то выковал для его отца меч, теперь висевший на поясе самого Шэнь Чэншу. Скромная и утончённая Чжу Мэй стала верной спутницей своего мужа на нелёгком пути совершенствования и развития ордена, а также подарила ему двоих прелестных детей. Шэнь Аймин была старше своего брата Вэньяна на два года, и оба они с детства были окружены заботой своих родителей. Но, к несчастью, вскоре после тяжёлых родов сына Чжу Мэй стала часто болеть и в итоге практически потеряла возможность ходить. Маленький Вэньян часто забирался к маме на коленки, пока та вышивала или читала книгу, сидя в кресле, и так засыпал, прижимаясь к её груди. Несмотря на недуг, Чжу Мэй отдавала все свои силы на заботу о детях, пока её муж был поглощён делами ордена, хотя в доме было достаточно нянек. — Я не знаю, сколько продлится мой жизненный путь, но я хочу быть рядом с нашими малышами каждое мгновение, чтобы даже после моего ухода они знали, что мама их очень любила, — говорила она, когда после тяжёлого дня Шэнь Чэншу возвращался домой и обнимал жену, пока та не заснёт. Он потратил немало денег и сил на поиски лучших лекарей, но те лишь разводили руками, говоря, что госпожа Чжу, вероятнее всего, покинет этот мир весьма скоро. Но она никогда не плакала и не позволяла жалеть себя, и Чэншу не уставал восхищаться крепким мужеством такой хрупкой женщины. Каждый раз, когда погода радовала безоблачным небом, она выбиралась в сад, чтобы, сидя в тени магнолии, наблюдать, как лёгкий ветерок перебирает нежные лепестки благоухающих цветов. Часто к ней присоединялась Аймин, прося маму рассказать историю или почитать книгу. Она обладала такими же, как и у Чжу Мэй, утончёнными, будто лепесток магнолии, чертами лица, но большие светло-карие глаза уже с детства смотрели на этот мир с уверенностью. — Сюйлин, — звала её мама по первому имени, — когда ты вырастешь, самые разные люди будут говорить тебе, что ты должна делать, и часто это будет сбивать тебя с пути. Но только сердце может подсказать тебе, куда двигаться дальше. Ты вправе выбрать лучший для себя путь. Маленькая Шэнь Сюйлин восторженно кивала головой, а Чжу Мэй лишь улыбалась в ответ и гладила её по голове, понимая, что никогда не увидит свою дочь взрослой девушкой, и потому особенно важно было сказать ей нужные слова. — Мама! Мамочка! — шестилетний Вэньян, спотыкаясь, бежал через сад, гордо подняв над головой деревянный меч. — Смотри, что папа мне подарил! — он едва не упал, резко остановившись перед скамейкой, на которой сидела его мать. Мальчишка часто дышал и широко улыбался, демонстрируя тёмные пробелы на местах верхних молочных зубов. Его бежевый костюмчик из тонкого льна был весь покрыт грязью, а на чумазом лице горели огоньки серых глаз. — Это же настоящий меч, А-Сюань! — Чжу Мэй удивлённо ахнула и покачала головой. — Ты уже такой взрослый, раз у тебя появился свой меч! — Я стану заклинателем, как мой папа. — Вэньян, довольный произведённым впечатлением, неловко забрался на скамейку, усаживаясь между мамой и сестрой. — Смотри, Сюйлин, на нём даже есть узоры, — мальчик помахал игрушкой перед лицом сестры. — Он же деревянный, болван, — деловито фыркнула Аймин. — С кем ты собрался им драться? С кузнечиками? — Ты такая злая, потому что тебе папа не подарил меч, — А-Сюань скорчил рожицу сестре и повернулся к матушке. — Когда я вырасту, у меня будет самый настоящий меч, такой острый, что я смогу разрезать лист на лету! — Обязательно будет, А-Сюань. Ты станешь сильным и справедливым заклинателем, о котором люди будут говорить только хорошее, — Чжу Мэй ласково улыбнулась и попыталась пригладить взъерошенные волосы сына. Чжу Мэй до самого вечера читала детям книгу, и каждый раз, когда очередная история заканчивалась, они просили почитать им ещё немного. Солнце было таким тёплым, а мамин голос таким ласковым, как летний ветерок, что они и не заметили, как начало смеркаться. Глава ордена Шэнь как раз вернулся после встречи с жителями одной из деревень и, не найдя никого в доме, направился в сад. Он остановился чуть поодаль, скрываемый цветущим кустом мушмулы, и наблюдал, как Чжу Мэй тонкими худыми пальцами переворачивала страницы старой книги, а маленький Вэньян восторженно тыкал в рисунки. От этой картины внутри у Чэншу от боли сжималось сердце. Как бы он хотел сохранить этот момент, остаться в нём и не думать о делах ордена и о том, что его любимая супруга в любой момент может покинуть этот мир. Подождав немного, он всё же вышел из своего укрытия и направился к семье. — Папа! — Вэньян тут же забыл про книжку и спрыгнул со скамейки, влетая в объятия отца. Шэнь Чэншу подхватил его под руки и высоко подбросил, затем снова прижал к себе и поцеловал в макушку. Шэнь Аймин тоже подошла ближе, делая вид, будто слишком взрослая, чтобы позволять себе такие шалости, но как только Чэншу присел и опустил Вэньяна на землю, на её лице засияла улыбка, и она крепко обняла отца за шею. — Как я по вам соскучился, — Шэнь Чэншу освободился из объятий детей и подошёл к жене, чтобы нежно поцеловать её в лоб. — Так много дел в последнее время, и везде нужно моё присутствие. — Наш орден будто вновь расцветает благодаря тебе, — Чжу Мэй мягко улыбнулась. — Люди ценят твои старания. — Но я чувствую себя виноватым в том, что так мало времени уделяю самому дорогому, что у меня есть, — Чэншу сел на скамейку рядом с госпожой Чжу и усадил обоих детей себе на колени. — Вы уже так выросли, поверить не могу. Кажется, только вчера я качал совсем крошечного А-Сюаня в люльке. — Скоро я буду драться с чудищами! Арр-р! — Шэнь Вэньян яростно замахал деревянным мечом, едва не задев сестру по носу. — Осторожнее! Ну и дурак, — Аймин увернулась и с укором посмотрела на брата. — Ты в собственных ногах путаешься и потеешь от страха, когда видишь ящериц в саду, какие там чудища! — А ну замолчи! — Вэньян попытался замахнуться мечом на сестру, но Шэнь Чэншу, тихо рассмеявшись, успокоил спор. — Вы должны защищать друг друга, а не ссориться. Вместе вы будете в два раза сильнее, чем поодиночке, и сможете сделать в два раза больше добрых дел, — Шэнь Чэншу тяжело вздохнул и посмотрел на супругу. На её лице появилась слабая улыбка, но уставшие глаза ещё излучали тепло и любовь. Кожа её была такой бледной, что казалась прозрачной, а косточки ключиц острыми гранями выпирали под светло-сиреневым ханьфу. Она увядала с каждым днём, будто что-то отравляло её изнутри, но всё ещё была прекрасна, как нежный цветок. Но после тепла, несомненно, придёт холод. Так незаметно и в землях Чалин наступила зима, будто в противовес жаркому лету непривычно холодная и снежная. Вэньян с искрящимися глазами через окно смотрел на крупные хлопья снега, белым покрывалом устилающие землю и ещё не потерявшую зелень траву. Аймин сидела у огня вместе с тётушкой, которая учила её правильно держать иглу, и изредка поглядывала на брата. От холода болезнь Чжу Мэй обострилась, и в один хмурый морозный день она уже не смогла встать с кровати. А-Сюань не понимал, почему он больше не может играть с мамой, плакал и просился пустить его к ней, но няньки лишь качали головами. Шэнь Чэншу не переставал искать новых лекарей в соседних орденах, но, когда один из многочисленных докторов снова покидал их дом, то задержался у ворот и произнёс почти шёпотом: — Вам лучше проводить с госпожой Чжу больше времени, потому что очень скоро вам придётся попрощаться. Глава ордена вытер выступившие на глазах слёзы и вернулся в комнату, где на широкой кровати Чжу Мэй читала книгу лежавшим по обе стороны от неё детям. Она всё так же улыбалась и гладила волосы притихшего Вэньяна, но сил её хватало совсем ненадолго. — А-Сюань, А-Лин, ваша матушка очень устала, отправляйтесь по комантам, — Чэншу опёрся плечом о дверной проём, прикрыв глаза рукой. — Тётушка Сун почитает вам сказку перед сном. — Но папа! — Вэньян хотел было возразить, но Аймин уже слезла с кровати и, обойдя её, потащила его за руку. — Хватит капризничать, маме надо отдыхать, — она с трудом вывела хнычущего брата из комнаты. Шэнь Чэншу погасил все фонари в комнате, оставив один у кровати, и прилёг рядом с женой. Он прижимал её к себе, гладил длинные тёмные волосы, мягкую кожу на щеках, и солёные капли падали на шёлковую подушку. Как ему быть, когда её не станет? Как он объяснит это детям? А Вэньян? Чэншу знал, как тайком, вопреки запрету на сладкое до обеда, супруга прятала булочку с ягодами или пару конфет за пояс его рубашки, а тот потом прибегал с улицы, гордо неся перед собой букет полевых цветов, собранный специально для мамы. — Ты должен быть сильным, дорогой, — говорила Чжу Мэй, прижимаясь к груди мужа и чувствуя, как отчаянно бьётся его сердце. — Я знаю, как тяжело тебе будет, но я прошу тебя лишь заботиться о наших детях. Они ещё совсем маленькие, и я так много не успела им рассказать… Столько опасностей ожидает их впереди, но они смогут постоять друг за друга, если будут вместе, — женщина закашлялась, и Чэншу успокаивающе погладил её по спине. — А-Лин очень смелая и серьёзная для своих лет, хоть она и похожа на меня, характер ей достался твой. А Вэньян, мой маленький Вэньян… Он вырастет видным, сильным мужчиной и обязательно станет прославленным заклинателем. Я так горжусь ими обоими, и мне так жаль, что я причиню им столько боли. — Ты подарила им самое счастливое детство, — Шэнь Чэншу говорил тихо, голос его охрип от слёз. — Я не могу желать лучшей матери для наших детей, потому что не найдётся такой же справедливой, честной и внимательной женщины, как ты, Мэй-Мэй. Только благодаря тебе я добился таких высот, ты всегда была рядом и поддерживала меня. Я бы отдал свою жизнь в обмен на твою. О Боги, — он всхлипнул, закрывая глаза рукой. — Я ничего не могу сделать… — Мой милый супруг, — женщина приподнялась на подушке, заглядывая в полные отчаяния глаза мужа, — ты подарил мне жизнь, в которой было так много любви и счастья. Могу ли я мечтать о большем? Я верю, что даже в следующей жизни мы обязательно встретимся вновь, потому что моей любви к тебе хватит ещё на много веков. Шэнь Чэншу крепко зажмурился и прижал к себе её маленькое хрупкое тело, желая спрятать от всех бед и болезней этого мира. Но это, к сожалению, никак не могло спасти Чжу Мэй, и через две недели прислуга, по обыкновению, пришедшая, чтобы принести госпоже завтрак, с криком выронила поднос. Последняя улыбка застыла на бледном лице, а окоченевшие пальцы сжимали вырезанную из дерева фигурку коня, которую Вэньян вечером оставил матушке. В тот день Шэнь Вэньян плакал без устали и дёргал тётушек за юбки, прося немедленно пустить его к маме, будто чувствовал что-то, хоть и не понимал, почему в их доме вдруг стало так тихо и холодно. Аймин же, глядя на слёзы служанок и белое, словно первый снег, лицо своего отца, поняла всё без слов. «А-Лин, если вдруг мне придётся покинуть этот мир раньше, чем хотелось бы, пообещай, что будешь заботиться об А-Сюане. Что бы ни случилось, вы двое всегда будете друг у друга», — говорила Чжу Мэй, когда Вэньян засыпал рядом с ней на кровати. Маленький Вэньян тяжелее всех воспринял утрату и каждый день приходил в покои матушки, где белоснежные шёлковые простыни ещё хранили её запах. Тут его чаще всего и находили тётушки, когда, вдоволь наплакавшись, он засыпал, прижимая к груди игрушечный меч. Аймин комкала жёлтые страницы пергамента, безвозвратно испорченные чёрными кляксами, и снова училась правильно выводить иероглифы, но, как и её мать, никому не позволяла увидеть своих слёз. Она помнила последние слова матушки и свою клятву ни за что и никогда не оставлять брата в беде. Даже если они поссорятся, не позволять никому и ничему в этом мире разлучить их. Она должна быть сильной для него. Хотя Сюйлин по-прежнему продолжала задирать чуть что глотающего слёзы Вэньяна, когда они оставались наедине, она развлекала его кукольными представлениями или показывала иероглифы, которые выучила за день. Иногда они вместе рисовали, и Вэньян каждый раз пытался нарисовать маму, но потом злился, что рисунок получался недостаточно красивым, и рвал его в клочья, заливаясь истерикой. «Не будь такой плаксой, ты же собрался стать заклинателем! Вытри сопли, А-Сюань, перестань же… Хорошо, идём, я возьму кукол, и мы поиграем, оставь рисунки, у тебя обязательно получится позже». И он старался позже, снова и снова рисовал знакомые черты, будто боясь забыть хоть одну деталь. Иногда Вэньян делал наброски портретов сестры или отца, зарисовывал кусочки цветущего сада и скамейку под деревом магнолии, но никому, кроме Аймин, не показывал эти рисунки, считая, что в глазах отца это будет глупым увлечением. Но не только преждевременный уход матушки ранил Вэньяна. После похорон супруги Шэнь Чэншу окончательно утонул в делах ордена, появляясь дома глубоко под вечер. Он чувствовал вину перед своими детьми, но неведомая сила заставляла его всё время двигаться куда-то, иначе, остановись он хоть на мгновение, перед глазами всплывало лицо Чжу Мэй. В те немногочисленные моменты, когда он всё же возвращался, чтобы обнять перед сном А-Лин и А-Сюаня, то до ночи читал им книги и рассказывал о местах, которые повидал на очередной ночной охоте, а когда сын дёргал его за рукав, прося остаться ещё ненадолго, мягко отстранял его ладошку и уходил прочь. Так прошло всё их детство, в окружении тётушек и учителей, а когда Шэнь Сюйлин исполнилось тринадцать, она вместе с другими адептами ордена принялась изучать правильный путь. Вэньян тоже слёзно просил отца позволить ему тренироваться вместе со всеми, но Шэнь Чэншу лишь качал головой и говорил, что сначала он должен как следует обучиться грамоте, чтобы понимать трактаты заклинателей и писать талисманы. Тогда Вэньян принялся усердно читать книги и изучать иероглифы, и отец из своих путешествий каждый раз старался привезти ему новый сборник рассказов или книги о заклинателях. — Два нефрита из Гусу Лань такие смелые и сильные! — удивлённо восклицал А-Сюань, листая очередной подарок отца. — Ханьгуан-цзюнь помог стольким людям, я хочу стать таким же, как он! — Ты сможешь стать даже лучше, если будешь стараться, — улыбнулся Чэншу, сидя за столом рядом и разбирая отчёты старейшин. — Я стану лучшим, чтобы мама мной гордилась! — Твоя мама гордилась бы тобой в любом случае, А-Сюань, — горько ответил отец.