Мир серебряными глазами

Гельмут прикуривал, держась в трëх шагах от замасленных десятками прикосновений дверных ручек и кривых трещин, исходящих от них, также в трëх метрах, — будь мы в Европе, но действие происходит в Америке, а там дюймы, футы, ярды; далее избавлю вас от единиц, раздробленных запятыми, и подробного описания расстояния, которые обидно останутся незамеченными, упущенными за нежеланием их читать, потому вернëмся, — от него вилась дорога и гудели машины. Низким дымом пали тучи и пыль, солнечному свету приходилось прикладывать немало усилий, чтобы прорезаться хотя бы сеянной полосой сквозь них. Стоял разгар дня, когда люди спокойно и широко шагают по сухим тротуарам, неосторожно врезаясь в плечи друг друга, чтобы занять место у перекрëстка или заказать столик в ресторане поблизости. Сигарета пеплом жгла пальцы. Стряхивая себе под ноги белые хлопья как годы с плеча, мужчина ещë некоторое время поразмышлял о смысле жизни и о наличии его собственного места у перекрëстка. Когда он шëл к зданию, то не знал, как обернëтся очередная встреча за круглым столом, где вместо королей собрались люди искалеченные телом, душой и разумом; незачем это таить. Знал только, что ничего необычного там не случится. И правда не случилось, если убрать в памяти кусок о дрожащих пальцах на пластмассовом корпусе бутылки холодной воды, бледных губах и зеркальных глаз. На необычную ситуацию с меценатом Гельмут не обратил чёткого внимания, хотя тот, урождëнный чернокожий ряженый в искрящейся белизны костюм с крупным кулоном на шее, что по форме напоминал знак квадрата, спустя двадцать минут по появлению заявил, что лавчоку калек он прикрывает, и теперь помощь экс-солдатам лежит на кармане самих солдат или мистера Уилсона. Вспенилась поверх голов волна негодования и шума, а его родное плечо по-прежнему тихо подпирало парадную створку дверей в аудиторию. Глазами Гельмут приковался к мужчине рядом с собой, имя которого знал даже до того, как тот представился — он знал биографию каждого присутствующего — и до тех пор, пока мужчина не развернулся круто на пятках армейских ботинок дабы уйти, сильно толкнув бедную дверь ладонью, не мог отвести взгляд. Джеймс Барнс, редкий образец самообладания и лидерских качеств, знающий несколько языков, владеющий боевыми искусствами, ведущий собственный бизнес, при этом всëм и инвалид, оказался совсем не таким, каким был представлен в графе описания в личном деле. В действительности он выглядел растеряннее, будто каких-то пять минут назад свалился птенцом с верхушки самой древней секвойи и получил травму головы, удивляясь, что вообще выжил. Он скользнул за дверь, Земо за ним, и тот не услышал, будто в его ушах колокольным гулом говорила кровь, Джеймс шел ведя по стене пальцами вдоль пустого коридора с закрытыми дверьми вплоть до маленькой створки окна в конце, но опять же не замечал нескрываемых шагов, накрыл старую ручку ладонью, раскрывая настежь, чтобы задохнуться тяжëлым свежим воздухом — ветер пахнул в его лицо, заливаясь под ресницы, захлëбывая глотку, остужая кожу — он закашлялся, вскинул вверх подбородок и только после этого первый раз спокойно выдохнул, будто вытравил лëгкие. Гельмут гадал, что заставило этого человека так волноваться, вряд ли меценат и его решения, но смотрел упрямо, исподтишка. В движениях было отчаяние и что-то резкое, но свойственное только тому, кто отстранён от внешнего шаблонного восприятия мира. Тому, кто с колыбели все познавал непосредственно внутренним миром. Рука отпустила створку окна, воздух рванул в коридор. Гельмут заговорил почти на самых низах своего голоса, разрывая преследующую тишину, обращая внимание: — Джеймс, вы влюблены? — Гельмут?.. — он повернулся таким же удивлëнным, каким представлялся в то мгновение, направив лицо в ту сторону, где предположительно стоял Земо, не успел даже нахмуриться наглости предположения, зато задумался.— Нет. так, играюсь. И лицо его было тихим, в тенях, хотя при таком свете они просто не собирались. — Тогда могу я предложить вам поиграть вместе? — спокойный вопрос. — Откажусь, — ответил коротко Джей, вытаскивая из кармана штанов пачку Мальборо, дальше готовя спички, чиркая одной о коробок и закуривая с горячего пламени. … Обрубок пепла дал о себе знать, свалившись под подошву кожаных туфель, тогда Гельмут вздрогнул и сбросил остатки истлевшей сигареты в уличную пепельницу, закончив свои размышления о месте и смысле. С лестницы за дверьми кто-то громко спускался. — Джобс, мне плевать на ваши проблемы, какого они касаются их?.. Как я разговариваю?! Как хочу. Давай без угроз, босс, ты просрал в долгах весь центр и хочешь, чтобы я тебя не поливал? Да я сама тактичность! — Уилсон вылетел из проëма, сжимая у рта телефон, и так же быстро влетел в дверь первого подъехавшего на зов его руки такси. Жëлтая машина смазала боком горизонт, снова стало тихо. На часах было больше семи вечера, когда Гельмут поднял наручные на уровень глаз. Встреча по его мнению удалась. … В следующий раз Джеймс встрял по уши, когда снова пересëкся с бароном. Несмотря на поручение, которое в принципе можно и не исполнять из-за новых обстоятельств, Барнс не следил за Земо, не общался с ним и после короткого диалога у окна никак с ним не связывался. Его это устраивало. Слишком точно настроенными были мысли этого человека, чтобы иметь глупость ему показать свои. Он занялся работой, там и Питер опять учудил на учёбе, настучав злобному, как он сам говорит, ровеснику по голове своим костылëм, успев до этого пару раз вместе с ним прокатиться по полу через кабинет. Рамлоу, его партнёр в спаррингах, ушëл в глубокий энергосберегающий запой, наплевав на совместные тренировки в зале. Стив взял в привычку звонить каждый второй день, Джей слушал его истории скрипя зубами и скрепя сердце. И Гельмут. — Здравствуйте, Джеймс. — Говорят, что глаза — отражение души, так его были тëмными и печальными, горячими медовыми, пристальными. Рука, сжавшая приветствующую ладонь, была такой же. — Здравствуй, барон. Следишь за мной? — почти шутливо спросил Барнс, не пряча сквозящие ноты серьезности в речи, сидя на перилах возле своего дома. — Да. — Брови Джея поползли вверх. — Окажите мне одну услугу. После недолгого молчания, раздалось: — Какую? — он так и сидел на перилах, придерживаясь свесившейся ногой за пол. — Отобедайте со мной. Очередную минутную тишину украсил похожий на шëпот смешок и звук шаркнувших подошв, короткий кивок головы. — Ладно. Дни мира не полнились тишиной, но она наполняла собой дни конкретных двух человек.