Флейм. Любовь земная

      Есть ли на свете более тяжкое бремя, чем быть потомком и наследником Исилдура?       Арагорн не знал.       Точнее, разумом он понимал, что в жестоких реалиях этой жизни великое множество страшных бед и горестей, но своя всё же была ближе чужих. Она свербела под кожей, чёрными змеями ядовитой крови текла по венам, стремясь в самое сердце. Отравляя его. Уничтожая всё человеческое, что теплилось в самой сокровенной глубине прежде.       Прежде чем одним ненастным осенним вечером он дождался в Гарцующем Пони тех, о ком просил Гэндальф — Хранителя и его неугомонных дружков, которые не знали меры ни в выпивке, ни в болтовне на пьяный язык. Разве что Сэм знал.       Сэм.       Это имя огненным клеймом ревности разъедало душу.       Зависть кипела под рёбрами пуще огненного зарева.       Почему ему было дано судьбой то, о чём Странник мог только мечтать, стискивая кулаки и проклиная себя за безумную, губительную порочность?       Даже сейчас, когда казавшаяся прежде недосягаемой победа одержана, когда Минас-Тирит и ночью кипит огнями, готовясь к его, Арагорна, коронации, он не может думать ни о чём кроме одной единственной горькой мысли — нужно было самому вести Хранителя в Мордор. Ему, а не Сэму. Что бы это изменило? Скорее всего ничего. Или всё. Теперь уже не узнать. Но были бы не познаны те грани безумного страха, разъедающего отчаяния, которые Арагонр испытал, находясь слишком далеко от Фродо. Не зная, жив ли он, не раздавлен ли своей непосильной ношей и тяготами одуряюще сложного пути.       Он должен был защищать его, грудью закрывать от орочьей стали, жизнь отдать, если понадобится.       Но это была чужая стезя. Путь Сэма.       Как отчаянно горько, что не его собственный.       Ну почему, почему даже когда Кольцо Всевластия уничтожено, его чёрная воля продолжает своё колдовское действо? Не отпускает, не оставляет в покое?       Фродо…       Фродо совсем рядом с ним. На одном этаже. В гостевой спальне, куда перебрался из Палат исцеления.       Похудевший, измученный, запуганный и тихий, но такой же неземной, как и в день их первой встречи.       Утешить бы. Прикоснуться. Хоть раз…       О, Эру милосердный, откуда столь безумные желания? Низменные, уродливые потребности?       Он ведь был иным. Уж лучше едва ли не унылый флегматик, чем буйная ртуть, в которую превратился Элессар. Тот, кому суждены были многие свершения и битвы, но кто не всегда видел в кромешной мгле жизненных бурь свой собственный путь.        Зато хорошо рассмотрел рассветно-розовый румянец на алебастровых щеках Фродо, синеву его удивительных бездонных глаз и стройность обутых в сапоги ног.       Хоббит в сапожках.       Долговязый, кудрявый, вечно задумчивый и смущённый, словно прекрасный вьюн, за дивную жизнь которого бьются верные друзья — садовник Сэм и прожорливые Мерри с Пипином. Только дружеские ли чувства магнитом притягивали их к Фродо? Или Кольцо Всевластия вселило и в их души испепеляющую порочную страсть?       Глухо застонав, Арагорн сжал пальцами пульсирующие от боли виски. Ночь за окном не несла ему покоя. Напротив. Она распаляла, заставляла безрассудно желать порочного, невозможного.       Не раз он слышал о том, что такие связи встречаются у харад — те считают их выходом, когда во время боевых походов находятся слишком далеко от женщин и не могут с их помощью выплеснуть свою страсть. Тогда все средства хороши, но себя Арагорн считал неспособным на подобные отношения. Казалось немыслимым посмотреть на представителя своего пола как на объект желания.       Да, это было попросту невозможно.       У него ведь и невеста была по уши в него влюблённая, и молодецкие страсти давно отшумели — поди не мальчик уже, кровь давно загустела и не гоняла по жилам с прежним огнём.       Всему виной Кольцо Саурона — Арагорн всегда чувствовал, что оно принесёт ему особенно мучительные испытания — будет глумиться и подвергать мытарствам, даже если он его не наденет, станет просто находиться рядом. Но что Кольцо выберет такой ужасный путь, Странник не мог вообразить себе в самом страшном сне. А снов в его жизни было много. Вещих и нет. Нынче ни один из них не обходился без темноволосого хоббита, который, рассыпав по плечам свои непослушные кудри, смотрел на него так доверчиво, с такой наивностью, что хотелось невесомо целовать его в бледный лоб, а не сминать ртом похожие на распускающийся бутон розы губы, чего так необузданно требовало тело. Он просыпался весь в поту, со вздыбленным от прилившей крови естеством, и лишь на время могло спасти купание в ледяной реке.       Стыд вперемешку с угрызениями совести непрестанно терзал душу Арагорна, как и неприятие своих грязных, порочных желаний. Поначалу всё было иначе. Он лишь с неловким восхищением поглядывал на стройного красивого юношу, когда они держали путь из Пригорья в Ривенделл, нёс его на руках, когда Фродо ранили назгулы у разрушенной сторожевой башни, вдыхал свежий фиалковый аромат кожи хоббита и повторял себе, что люди подчас пленяются красотой дивных эльфов. А разве он не человек? Ничто человеческое ему не чуждо. Пройдёт.       Но прошло не восхищение измотанным ранением Фродо. Куда-то испарилась его прежняя возвышенная любовь к Арвен. Словно и не было её никогда, словно сердце забыло, как откликалось некогда на пылкие поцелуи эльфийки. Дочь Элронда и теперь целовала его не менее пылко, но это вызывало лишь лёгкое раздражение, желание отстраниться, а все мысли, все волнения были о медленном выздоровлении Фродо.       Арагорн понял, что окончательно потерял свою невесту, когда после трудного перехода через Морию, после гибели Гэндальфа отряд Братства оказался в Лориэне, и Владычица Галадриэль впилась в него таким пристальным взглядом, что с трудом хватило силы воли не отвести глаза. Опять мысли читает — подглядывает в своей привычной манере за чужими душами. «Ах, вот как обстоят дела?!» — прозвучал в голове удивлённый голос бабки Арвен, и стало сразу ясно, что такие пикантные вести она отправит своей любимой и единственной внучке сегодня же. Ну и пусть. Всё равно. Пусть уплывает в Валинор, и лучше бы ей не знать, какие тёмные страсти владеют её отставным женихом.       Гораздо больше Арагорн терзался от смерти волшебника и от того, как по тому убивается бледный, обессилевший Фродо. Если бы Сэм и остальные хоббиты не таскались за ним по пятам, можно было бы попытаться утешить. Просто обнять. Руки буквально дрожали от того, как сильно хотелось это сделать. А когда Фродо и Сэм оставили их в Парт Гален, предпочтя держать дальнейший путь самостоятельно, это показалось даже облегчением. Несмотря на безумную, капканом сжимающую сердце тоску по хоббиту, верилось, что теперь всё должно пройти — чем дальше Кольцо, тем слабее его власть и растлевающее чёрное влияние.       Никогда прежде не доводилось так ошибаться. Отравленное сердце страдало лишь сильнее. Немыслимо тосковало, и это будило в душе ярость, которая помогала сражаться. Сражаться столько — сколько хватало сил и даже больше. Лишенная покоя отравленная душа тем больше хотела жить, чем меньше на это оставалось шансов. Обретение считавшегося погибшим Гэндальфа, удержанная Хельмова Крепь, падение Айсенгарда и даже победа на Полях Пеленнора не имели высокой ценности пока не взят Мордор, а взять мёртвые земли не было никакой мало-мальской надежды, если Фродо не выполнит возложенную на него миссию. Миссию, которой он не хотел, но которую был вынужден на себя взять.       Прибыв с войском в долину Мораннон, стоя у Тёмных Врат, Арагорн совершенно не думал о том, что этот день может стать последним, гибельным для всех народов Средиземья. Точнее думал и очень много, но наравне с этим его терзали мысли о Фродо. Жив ли он ещё, близок ли к цели, сколько боли и лишений ему выпало? Как помочь хоббиту их пережить, если всё-таки есть шанс на спасение? Стоит ли держаться подальше, если тёмная страсть не утихнет, и утихнет ли она с уничтожением Кольца?       Должна. Иначе и быть не может.       Иначе быть могло. Никогда прежде Арагорн не знал той бешеной ярости, как в тот миг, когда выехавший им навстречу парламентёр заявил, что мерзкий лазутчик из Удела мёртв, и в качестве доказательства метнул в грязь мифриловую кольчугу Фродо. Обжигающая боль вскипела в сердце с такой скоростью, что негодяй погиб от клинка Арагорна прежде, чем тот осознал что делает. Естественно, Арагорн не пожалел ни капли.       Битва началась и едва не стала освобождающей гибелью, но внезапно, когда надежда покинула войско, несокрушимые стены Мордора рухнули, мир вокруг озарила огненная вспышка от гибели Саурона, а сердце осталось в тисках.       Как? Почему? Знать бы ответ — легче жилось бы. Пусть без красавицы эльфийской невесты, но и без губительных порочных желаний, которые одним своим присутствием вызывал в нём Фродо.       Словно тигр в клетке, Арагорн метался по своей спальне, пока не решился найти Гэндальфа и, признавшись если не во всём, то хотя бы частично, просить у него помощи. Быть может, волшебник знает, как исцелить отравленное сердце и сократить влияние уничтоженного Кольца? — Тебя исцелит лишь любовь, — выслушав, скупо улыбнулся ему маг, кажется, совсем не удивившийся такому позднему визиту. — И не только тебя.  — Но где мне искать её, если сердце совсем обезумело?  — Там, где больше всего страшишься найти.