Давай по-честному?

Восемь часов беспрерывной работы. После шести часов подготовки. После четырех часов врачебного комитета. Двух часов пробок. И жалких трех часов сна. Мидорима глубоко затянулся сигаретой и, выкинув окурок в урну на другой стороне дорожки – даже не промахнулся! – откинулся на спинку скамейки, выдыхая дым в серое зимнее небо. Он не курил. Точнее, он был из тех «некурящих», которые брались за сигарету только по необходимости. Курить ради развлечения было ниже его достоинства – трата времени, которого и так не было. Он курил только здесь, в засыпанном снегом дремлющем парке. Здесь время останавливалось, позволяя Мидориме провести редкие минуты в одиночестве и тишине. В голове то и дело попискивало эхо медицинских приборов, за последние недели заменившее ему тиканье часов, звук впитался в его сознание, не давая расслабиться. Ближе к Рождеству повалили снегопады, блокируя движение в городе, но люди умудрялись разбиваться в авариях как падающие с еловых веток новогодние игрушки – так же легко и оглушительно звонко. Мидорима принимал искалеченные тела, склеивал по кусочкам и, хватая сигареты, бежал в парк к полюбившейся скамейке, спрятанной за карликовыми елями. Конечно, всем остальным казалось, что он как всегда уходит своим чинно-медленным шагом, неизменно невозмутимый, да он бы и не допустил, чтобы кто-то пробрался ему в душу. Только Акаши из травматологии и Кисэ из пластической хирургии в шутку угрожали ему, что с таким режимом он сам окажется на больничной койке. Он облокотился на зонт, которым обычно защищался от снегопада, и опустил голову на руки, расслабленно наблюдая, как ветер гоняет снежные хлопья по аллее. Перевел взгляд на далекий силуэт парнишки в темно-синей куртке и красной шапке с нелепым бумбоном. Он опять здесь. Уже неделю бродит по парку в каждый его перерыв. Сначала Мидорима раздражался – красный бумбон то и дело маячил среди белого снега, парень бродил по сугробам между деревьев – и не мог расслабиться, отвлекаясь. Потом сам начинал замечать, что каждый день во время перерыва ищет глазами красную шапку в пустом парке, и внутри что-то тихо и едва заметно радуется при виде паренька, ставшего таким же привычным как деревья вокруг. Дальше все становилось еще невероятнее, незнакомец начал заинтересованно поглядывать в его сторону. Тогда к приглушенной радости добавилось любопытство – о чем он таком думал, что только сейчас заметил того, кто разделял с ним одиночество в спящем парке? В один из дней парень даже помахал, и Мидорима неожиданно для себя подскочил и, выбросив недобитую сигарету, ушел обратно в больницу. Ему без двух лет тридцать, а он реагирует как мальчишка. Сам же неделю сверлил его взглядом, неудивительно, что парень его заметил. Уже на следующий день словно бы кто-то услышал его протест – в парк Мидорима не мог выбраться неделю. Изматывающий режим и недостаток сна сработали как отдача после выстрела, неожиданно и больно. Мидорима чаще раздражался, прогуливал больничные консилиумы, чтобы спрятаться в кабинете и хотя бы ненадолго закрыть глаза, пациенты сменяли друг друга на операционном столе как на конвейере, рук не хватало, потому что в больницы попадали уже сами врачи. Он думал, что круг Ада никогда не кончится, пока не совершил ошибку. Не ту, что совершают обычные люди, раздувая из поправимых мелочей великую трагедию. Ошибку, которую ни при каких условиях не мог себе позволить. - Время смерти 21:44. Мидорима покорно кинул маску с перчатками в подставленный медсестрой чан. Внутри было оглушительно тихо, бившееся пчелиным ульем сознание замолкло, оставив его наедине с пустотой. Медсестры суетились вокруг, разбираясь со своими обязанностями с четкостью роботов, спокойно, степенно, словно перед ними не лежал труп человека, чье сердце билось еще минуту назад. Накрыло уже за дверями операционной. Мидорима зашел в туалет, открыл кран на полную, чтобы заглушить шумом воды душащую внутри пустоту, ополоснул лицо, по пути едва не расплескав дрожащими руками всю воду. Уставился на собственное отражение, обессилено повиснув на раковине. На него безрадостно смотрело посеревшее лицо с синеватыми тенями под глазами и взгляд – колючий, холодный, почти стеклянный. Вспоминались слова Акаши, сказанные им еще в интернатуре: «Не воспринимай людей как живых. На твоем столе они – техника, которую тебе необходимо починить». Мидорима и не считал себя Богом, просто ненавидел ошибаться. Но слова коллеги он вырезал в своем сознании и перестал воспринимать не только пациентов, но и всех остальных. Мужчина ушел в кабинет и, быстро натянув куртку, кинулся в свое убежище – в парк. Проверенными тропами, к ночи стертыми снегом, которые он мог найти вслепую. Он никого не ждал, поэтому сильно удивился, увидев своего гостя, сидящего на скамейке напротив той, где обычно сидел он сам. Ни шапки, ни ее дурацкого бумбона - узнать только по куртке. Мидорима сел на свое место напротив. Их разделяло полтора метра парковой дорожки, и он мог наконец-то разглядеть его. Темные растрепанные волосы, красные перчатки с обрезанными пальцами, растянутые джинсы и слишком легкие для зимы ботинки – школьник? Совершенно другой взгляд – внимательный, глубокий, с прожигающей насквозь синевой. - Думал, не появишься, - внезапно улыбнулся парень. Мидорима сощурился. - Давно ждешь? – не о погоде же с ним говорить, в самом деле. Парень пожал плечами. - Как тебя зовут? – Мидорима поднялся и подошел ближе. По необъяснимым причинам было очень некомфортно смотреть ему в глаза на одном уровне. Словно бы парень считывал его взглядом как рентген, настолько неуютно становилось внутри. Каким же было облегчением обнаружить, что, когда парень встал, Мидорима оказался выше на голову. - Такао. - Сколько тебе лет? - Восемнадцать. Было что-то притягательное в его улыбке. Парень улыбался совсем слегка, при этом уголок его губ поднимался чуть выше другого, превращая улыбку в ухмылку. Вкупе с таким пронизывающе-заинтересованным взглядом, Такао выглядел так, словно провоцировал, проверял на прочность. Мидориму качнуло вперед, и он встал к парню вплотную. Сам не понимал, что делал, да и не рвался осознавать, сегодня меньше всего хотелось думать. Поэтому когда собственная рука оказалась на чужом подбородке, Шинтаро даже не удивился. Сознание осталось где-то там, за дверями больницы. - Планы на вечер? Такао не протестовал, не рвался сбежать, даже в лице не изменился. Может, действительно наперед знал его действия? - Кажется, они у нас совпадают, - улыбнулся он. До машины шли в молчании. В салоне Такао без стеснения вертелся на дорогих сидениях, с интересом осматривался и даже пробовал предметы на ощупь, водил пальцами по блестящей приборной доске и кожаной обивке под собой. - Деньги у тебя, наверно, из карманов валятся, - усмехнулся он. Мидорима молча вел машину по уснувшим улицам, позволяя гостю маленькие вольности. Все равно они вряд ли когда-нибудь встретятся еще раз. - Дай угадаю, - Такао развалился на сидении и в открытую рассматривал водителя. – Ты врач. - И ты угадал, потому что это была больничная парковка. - Не только, - парень провел пальцем по приборной доске. – У тебя здесь стерильнее, чем в морге. Значит, ты какой-нибудь…патологоанатом, - мрачным голосом закончил он, но через секунду рассмеялся. – Нет, нет, шучу. Ты… Мидорима поежился, кожей ощущая пронзительный, не упускающий ни одной детали взгляд. - О, хирург! - воскликнул Такао. - Как угадал? - Ты очень сосредоточен, - брюнет кивнул на руль, - и твои руки ведут себя отточено, движение каждого пальца выверено. У тебя такой вид, будто ты стремишься к одиночеству, а твою холодную отчужденность мало кто вынесет в отношениях. Если ты на ком-то и женат, то на больнице. - А у тебя острый язык, - заметил Шинтаро с едва слышным недовольством в голосе. - Зато я умею им пользоваться, - Такао невозмутимо пожал плечами. Автомобиль остановился у шикарного отеля. Мидорима поежился, оказавшись на улице, но запахиваться не стал, только кивнул спутнику на двери. Он следил за ним каждую секунду, пытаясь разгадать, где подвох в его спокойной невозмутимости. Парнишка был достаточно умен, чтобы все понять, но по-прежнему оставался беззаботным – заинтересованно осматривался, даже улыбнулся консьержу. - Все как в фильмах, - заметил Такао, посмеиваясь, когда они зашли в лифт, - швейцар на дверях, гробовая тишина в холле, сторожевой пес в холеном костюме, который естественно тебя знает…даже ковер красный! – он ткнул пальцем на пол, когда двери лифта распахнулись. Мидорима зашагал по коридору. Он обещал себе не думать, но мысли тонкими змейками пробирались в сознание. Ему не давала покоя легкость Такао, который продолжал вести себя так, будто они шли в номер поболтать о погоде за чашкой чая. Парень ведь даже не спросил как его зовут… Внутри всего на секунду вспыхнуло легкое разочарование - он не хотел связываться с проституткой. - У тебя был кто-нибудь? – в лоб спросил Мидорима, открывая дверь карточкой и пропуская парня вперед. - Только женщины, - увидев как удивленно распахнулись глаза за стеклами очков, Такао развел руками. – Просто не парюсь. Шинтаро хмыкнул и аккуратно повесил куртку на вешалку в шкаф, краем глаза наблюдая за тем, как парень скидывает ботинки и идет к окну. Это был последний этаж – Мидорима до сих пор помнил, как сам долго стоял у растянутого на всю стену стекла, разглядывая раскинувшийся внизу город в ночных огнях. Такао развернулся и подошел к нему. - Холодно, - неопределенно сказал он. – Комната похожа на тебя, такая же холодная. Он протянул руки, чтобы расстегнуть пуговицы, но успел только коснуться воротника пальцами, Мидорима перехватил его запястья одной рукой и отвел в сторону. Синие глаза заинтересованно загорелись. - Я предпочитаю раздеваться сам. Такао пожал плечами и отошел к кровати. Мидорима разделся, сложив одежду на стул, и подошел поближе. Парень раздевался спиной к нему, и это показалось Шинтаро забавным, ведь он не терялся, не краснел, но раздеваться почему-то предпочел отвернувшись. Мидорима отогнал от себя лишние мысли – подбирая ключи к загадочному пареньку, он начал отвлекаться и думать о нем больше, чем о простом сексе на ночь – и встал вплотную, обхватывая руками худое тело. На секунду замерев, Такао расслабился, позволяя гладить себя. Без одежды он был еще тоньше, чем казался на первый взгляд, поэтому Мидорима с интересом проводил пальцами по выступающим ребрам, собирая ладонями бегущую по телу дрожь, размазывая по коже широкими, жадными касаниями. - Ты вообще что-нибудь ешь? – шепнул Мидорима, лаская расслабившееся в его руках тело. Такао сладко, прерывисто выдохнул, почувствовав горячее дыхание у уха и легкие касания языка на своей мочке. Не выдержал, откинул голову на чужое плечо, едва ли не повисая на сильных руках, когда скользящие по его груди пальцы мягко провели вокруг сосков, слегка царапая нежную кожу. - А ты не самый терпеливый, - хмыкнул Мидорима, заметив как парень неспешно водит рукой по члену. - Просто у меня нет привычки бегать от своих эмоций, - хрипло проговорил Такао, не открывая глаз. Разница в росте давала значительные преимущества, Мидорима мог наблюдать, как ласкал себя Такао, неспешно двигая кулаком по члену, другой рукой слегка сжимая мошонку в ладони. Такая картина вместе с прерывистыми тихими стонами отдавалась ноющей тяжестью внизу живота, и Мидорима начинал теряться в происходящем. Он накрыл своей ладонью его руку, двигая в такт, сквозь кожу чувствуя обжигающее тепло, другой взявшись за бедро, и толкнул его зад на себя, тесно проехавшись стояком между ягодиц. Такао изогнулся, охнув, и уперся руками на кровать в попытке отстраниться. От Шинтаро это не укрылось, и он понял, что просто не может обращаться с ним так, как вел себя со всеми до него. Он провел ладонью по позвоночнику – надо же, мальчишка дрожал как лист на ветру – и прижался грудью к взмокшей спине, с той нежностью, на которую был способен в своей отстраненности, прошептал: - Не бойся. Кажется, у него получилось, потому что парень хоть и не перестал дрожать, но рассмеялся. - А ты в свой первый раз не боялся, что ли? Мидорима хмыкнул и отстранился, чтобы достать из кармана презерватив. В свой первый раз ему не было страшно, потому что такого первого раза у него никогда и не было. Может, потому что не имел отношений, в которых мог довериться до такой степени. А этот парнишка, доверившийся вслепую, и вовсе не укладывался в его представление о людях. Такао не задавал лишних вопросов, слушался беспрекословно, поэтому когда Мидорима попросил его залезть на кровать, он молча взобрался на одеяло и, обняв подушку, ткнулся в нее лбом. Что он чувствовал в этот момент, Мидорима мог только гадать, парень тяжело дышал и нервно комкал наволочку, от страха или предвкушения – неизвестно. Даже если это был страх, он прекрасно с ним справлялся, охотно реагируя на прикосновения. Но сам Шинтаро не знал как вести себя с теми, кто его боялся. - Что же ты медлишь… - Такао судорожно выдохнул. А как вести себя с теми, кто его боялся и хотел? - Оближи, - произнес Мидорима. Парень оторвал голову от подушки и обхватил подставленные пальцы губами. Шинтаро окатило жаркой волной – Такао обсасывал его пальцы, проскальзывая между ними языком, и ни на секунду не отвел от него взгляда. Темно-синие глаза горели чистейшей провокацией, словно сомневаясь в его выдержке, гипнотизируя, насмехаясь. Он и не мог не принять вызов, а может, больше не мог терпеть этот бесовский взгляд. У него в запасе была масса способов, чтобы заставить Такао отвернуться. Шинтаро вынул пальцы и, влажно проехавшись по расселине между ягодиц, толкнулся внутрь самыми кончиками. Колдовство спало – Такао вздрогнул, словно тело прошибло судорогой, и крепче вцепился в подушку. Мидорима знал, что ему больно, чувствовал, как сильно сжимались мышцы вокруг его пальцев, но было внутри что-то такое, что не желало его жалеть, уязвленное самолюбие – сорвать бы эту маску беззаботности, стереть в пыль самодовольство, сияющее в глубине его глаз. Мидорима тесно вжался грудью в его спину и протолкнул пальцы, раздвигая неподатливые мышцы, чувствуя как хрупкое тело в его объятиях бьет крупной дрожью, как парень сжимается, не осознавая, что только глубже вбирает пальцы в себя. Он знал, что ему больно, понимал, как жгло нутро, когда раздвигались пальцы, растягивая уже насильно, но от его тихих болезненных стонов Мидорима лишь сильнее заводился. - Давай по-честному, если ты сейчас не расслабишься, потом я тебя порву. Смазки у меня нет. Такао неожиданно посмотрел через плечо и ухмыльнулся. - Если ты хочешь по-честному, мог бы просто сказать, что уже умираешь от желания меня трахнуть. Мидорима усмехнулся. Жажда сломить его самонадеянность вспыхнула на тлеющих углях и взвилась возбуждением по венам. Он мог подождать еще, но не стал – вытащил пальцы и медленно вошел, придерживая за талию. Не зря, Такао инстинктивно попытался вырваться, но Мидорима держал крепко. Мужчина закрыл глаза и перевел дыхание, упругие мышцы сжимались вокруг его члена горячо и тесно, но ему хватило самообладания побороть желание вбиться до самого конца. Неужели не признает, что ему больно? - Я серьезно. Если ты не расслабишься, будет еще больнее. Я не буду церемониться, - произнес Шинтаро и широким властным движением провел по ребрам и вниз по взмокшей спине. – Слышишь меня, Такао? Он не знал, что подействовало – мимолетный жест заботы или то, что он назвал его по имени, - но через секунду Такао приподнялся, опираясь головой на подушку, и развел ладонями ягодицы. Шинтаро пораженно распахнул глаза. Он не понимал этого парня. Тот слушался, при этом не теряя своей гордости, подчинялся не пресмыкаясь. Но сейчас Мидориме меньше всего хотелось его понимать – только трахать до умопомрачения. И он последовал инстинкту, схватился за бедра и жестко всадил член до самого основания, игнорируя болезненный вскрик. Дал короткую передышку, уперся ладонью в спинку кровати, по-прежнему удерживая другой за бедра, осыпая короткими, колючими поцелуями плечи, слизывая с шеи капли пота, вслушиваясь в тяжелое дыхание. Такао неожиданно схватился за спинку кровати, накрывая лежащую на ней руку Мидоримы своей ладонью, приподнялся и, почти полностью соскользнув с члена, плавно толкнулся обратно и застыл, приоткрыв рот, оглушенный ощущениями. - Подожди, дай себе время привыкнуть, потому что… - Мидорима не успел закончить, Такао толкнулся еще раз и изогнулся, громко, протяжно застонав. Стон отразился от стен и ударил двойной волной в сознание Мидоримы. Внутри будто что-то перемкнуло, и цепь сдержанности треснула – Шинтаро закрыл глаза, рванным, жестким ритмом толкаясь в чужой податливый зад, терял голову, чувствуя, как Такао отвечал, насаживался на его член, отталкиваясь от спинки кровати. Пошлые шлепки вперемешку с беспрерывным потоком надрывных стонов гремели в ушах Мидоримы, лишая рассудка. В мальчишке словно бы действительно были бесы, которые знали слабости Мидоримы и давили на них с особым извращением – Такао запрокинул голову, разбивая тишину комнаты хриплыми стонами каждый раз, как Шинтаро входил до конца. И на каждом толчке, за мгновение до этого, он тонул в сладком предвкушении. Еще один толчок – еще один стон, отзывавшийся жаром по позвоночнику. Такао приподнял бедра и едва не соскользнул по спинке кровати. - Еще… - выдавил он, задыхаясь, - еще вот так… Мидорима вжался в его спину и только бился бедрами, почти не выходя из него. Такао метался в его руках, подмахивал задом, захлебываясь в бесконечных «глубже», «сильнее», «еще», повторяя как молитву, и Шинтаро казалось, что не осталось ничего кроме его голоса. Обжигающая волна поднялась от онемевших пальцев на ногах и взорвалась в животе с такой отдачей, что Мидориму просто подкосило. Он с трудом удержался, чтобы не упасть на Такао, и, когда посмотрел в его лицо, едва ли не кончил еще раз – парень запрокинул голову и, широко распахнув глаза, рвано, хрипло застонал. На пару секунд замер с открытым ртом, потом позволил себе вдох и выдох, через секунду - еще один. Мидорима сел на кровати, спустив ноги на пол, уступая место Такао, чтобы лечь. - Давай по-честному, - начал он, забирая с тумбочки очки. – Ты действительно не спал с мужчинами? - Никогда, - ответил Такао, все еще тяжело дыша. – Но…ты во всем хочешь по-честному? - Конечно. - Мне шестнадцать. Мидорима медленно выдохнул и потер пальцем переносицу. Тут юридический не заканчивай – и тебе лишение лицензии, и возможный шантаж, и срок. - Двенадцать лет разницы… - Да никому я не расскажу, - Такао перекатился на живот и подложил под грудь подушку. - Зачем ты согласился? – Мидорима посмотрел ему в глаза, но сразу отвернулся. Таким глазам верить нельзя. Такао молча пожал плечами – его любимый ответ. Мужчина поднялся и начал собираться. Уже надев куртку, почему-то остановился и посмотрел на Такао. Парень все это время наблюдал за ним с кровати, но прочитать эмоции на его лице было невозможно. - Если ты сейчас роешься в кармане, чтобы дать мне денег – не надо. - Тогда что тебе нужно? - Раз уж ты никак не веришь в «просто так», закажи мне еды, - Такао перекатился на спину и свесил голову с кровати. - Я ни черта не ел сегодня. - Закажи по телефону, - Мидорима кивнул на тумбочку, - выбирай что хочешь, мне пришлют счет. Мужчина развернулся и двинулся к двери. - И еще кое-что, - голос застал его уже на пороге. – Мне нужно твое имя. - Шинтаро, - произнес он, не оборачиваясь, и вышел. В конце концов, он не просил еще и фамилию. Да и зачем, не станет же он его искать?