***
Тэхен сидел за рулем своего автомобиля и бесстрастно отвечал на отправленные ему его же менеджером сообщения по поводу работы. Реклама, интервью в журнал, интервью для одного из популярных телеканалов, музыкальная премия, которую он будет вести вместе с какой-нибудь очаровательной красавицей, пара фото-съемок… Тэхен терпеть не мог время в перерывах между серьезных съемок, потому что это время всегда наполнялось делами несерьезными и маломасштабными, которые лишь заставляли его больше тревожиться по поводу опозданий и всевозможных форс-мажоров. Но с другой стороны — ему нравилось общение с людьми. Точнее даже было бы сказать — ему удавалось общение с людьми, что позволяло его менеджеру, которые всегда неизменно находился где-то в поле его зрения, не переживать по поводу того, что он ляпнет что-то не то. Даже если он ляпал, это вызывало бурю положительных эмоций. Перед камерой и на публике Тэхен мог позволить себе всё. Потому что любимому ребенку всегда всё прощается. И он посмотрел на часы. Чимин должен был уже закончить, и Тэхен теперь с приятно и беспечно трепыхающимся в груди сердцем ждал, когда он появится из крутящихся стеклянных дверей. Он свято верил в то, что их встреча была судьбой, и именно поэтому, смотря на часы, он улыбался, всегда натыкаюсь взглядом на красную шелковую нитку. У Чимина была такая же. И Тэхен до сих пор помнил, как он краснел и смущался, когда Тэхен её ему завязывал на тонком запястьи. И как будто почувствовав, что о нем теперь усиленно думали, Чимин появился на улице, с большой сумкой наперевес, наверняка, влажными после душа волосами, которые теперь были зачесаны назад, придавая его очаровательному лицу мужественности, и почему-то как-то подозрительно и расстроенно поджатыми губами. — Чим, что случилось? — Тэхен до этого быстро покинул водительское место и в несколько соответствующих его росту и длине ног шагов оказался рядом с растерянным молодым человеком, который, только теперь заметив его, тепло, но устало улыбнулся. — Привет, Тэ. Ничего. — Он немного нервно поправил на своем плече сумку, а когда Тэхен потянулся, чтобы его поцеловать, подставил щеку. — А это что такое? — Актер недоумевал, в то время как Чимин смотрел только себе под ноги, теперь двумя руками вцепившись в ремешок спортивной сумки. — Я… Я говорил сегодня с отцом. — По его голосу, в котором было только волнение и усталость, очевидно, после нескольких часов, проведенных в танц-зале, нельзя было уловить ни намека на истинные эмоции. — И? Ты же сказал, у тебя хорошие отношения с отцом, неужели, возникли какие-то проблемы? Я могу помочь? Чимин поднял на него свои блестящие глаза, но блестели они явно не от подступающих слез. — Почему ты такой? — Почему я какой? Что сказал папа? — Тэхен даже не думал шутить, теперь очень серьезно смотря на Чимина, своим прямым, проникающим в самую серединку взглядом, из-под опущенных бровей и с опущенными уголками рта. — Что… Ну что… — Чимин пытался подобрать правильные слова. — Ну что общественный интерес к моей персоне вырос в разы. — Отлично. А как это связано с тем, что ты отказался меня целовать? — Тэ, он вырос только благодаря тебе. — Чимин запрокинул голову, раздосадованно выдохнув. — Нет, мою музыку тоже стали слушать чаще, и все такое, что указывает на то, что я совсем не бездарность, но… Весь интернет и светская хроника гудит о том, что у тебя роман. — Тебя заботит, что они гудят о том, что роман у меня, а не у тебя? — В голосе Тэхена чувствовалось что-то… Что-то, что до этого Чимин никогда не слышал в свой адрес. — Мне плевать. — И он попытался ответить в той же манере, но Тэхен как будто видел его насквозь и слышал его мысли. — Нет, тебе не плевать, тебя что-то заботит. И я догадываюсь что, но ты сам должен озвучить это вслух. — Он встал, скрестив на груди руки, и Чимин чувствовал себя провинившимся ребенком, который теперь должен был найти правильные слова, чтобы не занять угол до конца жизни, как наказание. — Мне кажется, что я… Ну что… Использую тебя? Ну, как будто я пользуюсь на удачу выпавшим мне шансом, пока ты не получаешь ничего. — Пользуйся на здоровье. И мне кажется, что я все же получаю что-то. Кого-то. Кого-то, кого мне более чем достаточно. И я до сих пор не услышал причину, по которой ты отказался меня целовать. Это было похоже на то, что зажевало аудиокассету, и Чимин чувствовал нарастающее раздражение от этого, что Тэхен как будто не понимал или отказывался понимать всю серьезность сложившегося между ними положения вещей. — У тебя что, заело? Я пытаюсь тебе сказать, что… — Ты лопочешь какую-то несвязную чушь. Я безумно скучал по тебе и всё, что заботит меня теперь — твои губы, которые ты отказался мне подставлять. — Чушь?! Да подавись! — И Чимин решительно сбросил со своего плеча сумку, повиснув на шее Тэхена и, не жалея рта своего, впившись в его губы. Чушь. Какого хрена он так говорит?! Кто вообще дал ему право так… Крепко прижимать его к себе и так жадно целовать, будто это последний день перед апокалипсисом. Последний час перед апокалипсисом. Последний поцелуй звезды киноэкрана и восходящей звезды поп-сцены перед зданием Sony music. Перед апокалипсисом. Но кого это волновало теперь? Явно не Чимина, который поддавшись чувствам и надежнее ухватившись за шею Тэхена, опоясал его своими ногами. И не Тэхена, который явно этого ждал, крепко держа сильные бедра своими большими и красивыми руками. — На нас все обращают внимание. — Тэхен смотрел теперь на довольного раскрасневшегося от чувств Чимина снизу вверх. — И наверняка фотографируют. Твои рейтинги взлетят до небес. — Я тебя сейчас ударю. — Чимин очень угрожающе показал Тэхену кулак, который тот с нежностью поцеловал. — Да пошел ты к черту, Ким Тэхен! И Чимин вновь со страстью припал к губам, совершенно перестав заботиться о собравшихся вокруг зрителях. Он влюблен. И как только он подумал об этом, поцелуй стал мягче, пока совсем не превратился в череду неторопливых чувственных касаний губ. — Я знаю, что ты влюблен. — Тэхен улыбался. — И если я могу поднимать тебе не только член, но и рейтинги, я с радостью буду это делать. — Ты же романтик, Тэ. — Чимин, нарушив правило, поцеловал его в щеку, а затем в другую. — Влюбленный в меня и мой член романтик, который верит, что это судьба. — Но ведь и ты веришь. Правда? — Это был серьезный вопрос, и задан он был очень серьезным тоном, и Чимин не собирался юлить или обманывать. — Верю.***
— Джин, почему ты постоянно смотришь на часы? Ты куда-то торопишься? — Юнги, который уже не первый раз встречал Джина в своих просторных, но минималистичных апартаментах, теперь варил кофе, то и дело поглядывая на освобожденного от своего Макбука писателя, который действительно то и дело сверялся с часами. — Это не только внезапный визит, но и кратковременный? — Надеешься, что я ненадолго? — Джин сидел на одном из двух стульев, немного нервно барабаня по деревянной поверхности стола. — Честно сказать, я надеюсь, что надолго, потому что раз уж ты здесь, самое время проверить твои кулинарные навыки на мультиварке, а не супер современной варочной панели. Но не бойся — я буду тебе помогать. — Юнги, взявшись за чашки, направился к Джину, просто расположившись на углу стола рядом с ним. — Что тебя волнует? — Ты. — Джин поднял на него глаза, и по его довольной улыбке сразу было понятно, что он не лукавит, но… — Правильный ответ, но тебя волнует что-то еще. И я должен знать, что. Иначе… Раздался звонок домофона, и Джин с коротким и взволнованным «Это ко мне!» бросился открывать, сопровождаемый лишь недоумевающим взглядом Юнги, который, разумеется, был не против, но… Очень хотелось знать, не против чего. И именно ради этого он направился к собственной входной двери, которую Джин открыл спустя минуту, выйдя в коридор и эту самую дверь за собой прикрыв. И это было подозрительно. — Фух, пришлось ждать две недели! Нет, я тогда сразу позаботился, но мне сказали, что остался только тот образец, что был на витрине, и нормальный аппарат, который никто не успел потеребить за его кнопочки, пришлось ждать из Америки. Но я не люблю долго ждать, поэтому позаботился о том, чтобы… — Джин увлеченно тараторил, держа в руках внушительную коробку. — И что это? — Юнги, судя по названию, примерно догадывался, но… — Внестудийный звукозаписыватель десяти тональных… — Джин очень старался вспомнить точное название, но сразу сдался без боя. — В общем, твоя голубая мечта! И теперь она твоя! Он с широченной улыбкой протягивал Юнги коробку, и Юнги чисто на автомате ее принял, смотря при этом на Джина, а не на свою голубую мечту, которая теперь была у него в руках. И он аккуратно поставил коробку на пол. — Ты выглядишь так, как будто я ошибся с цветом мечты… — Джин с сомнением и даже недоумением смотрел на Юнги, с лица которого пропала улыбка. — А еще ты выглядишь так, как будто сейчас будешь не благодарить меня, а отчитывать. — Это очень дорогой подарок. — В его голосе послышался металл, и Джин теперь недоумевал еще больше. — Ну, признаюсь тебе честно, мне не пришлось откладывать деньги, которые мама дает мне на обеды, так что я не буду голодать. Тебе не о чем беспокоиться. — Джин все еще не понимал последовавшую реакцию, но пока не торопился расстраиваться. — Я не могу его принять. — Юнги смотрел на Джина прямо, и ощущение того, что он собирался его отчитывать, становилось только очевиднее. — Ты уже его принял из моих рук. И перестань, пожалуйста, разыгрывать передо мной… даже не знаю, как это назвать. Выражение лица Юнги не менялось, и Джин, кажется, начал терять тот изначально положительный импульс, которым руководствовался, совершая эту покупку. — Я ничего не разыгрываю. Спасибо, конечно, что ты решил сделать мне такой подарок, но я его не приму. — Юнги, перестань. Серьезно. — Джин теперь очень хотел дождаться, когда Юнги скажет «Ха, попался» и широко ему улыбнется, с энтузиазмом принявшись за разглядывание подарка. Разумеется, он не ждал, что Юнги бросится ему на шею — улыбки было бы достаточно. Даже без спасибо. Потому что любые сюрпризы делаются лишь для того, чтобы… — Я просто хотел сделать тебе приятное. Хотел, чтобы ты поулыбался, а не… Ты меня пугаешь. — Джин, я серьезно. Тебе придется сдать это в магазин. — Нет, Юнги не шутил, а если и шутил, то явно затягивал с развязкой. — Ты отказываешься принимать мой подарок? — Джин до сих пор не мог понять, как его тщательно планируемый сюрприз мог с таким треском провалиться… — Подарок, который я дарю тебе от чистого сердца без ожидания чего-то взамен? — Я отказываюсь его принимать, потому что он дорогой. И потому что уже говорил, что смогу сам его приобрести, когда будет необходимость. Вот и всё. — Ага, ясно… — Джин пытался свести концы с концами. — То есть… Ну, я просто должен понимать, я не могу делать тебе подарки какие захочу? Мне нужно у тебя проконсультироваться по поводу цены, чтобы знать, что ты точно его примешь и что меня не будет ждать недовольная рожа, вместо довольной улыбки? — Ну, я могу упасть тебе в ноги и бить челом, если хочешь, но тебе все равно придется забрать свой подарок. — Юнги говорил без желания Джина обидеть, просто остря на тему своей «недовольной рожи», но Джин слишком сильно был уязвлен и при этом задумчив, чтобы это оценить. — Это принцип? — Можешь называть это так. — Юнги пожал плечами и сделал шаг Джину навстречу. — Мне, правда, приятно, но… — Не настолько, чтобы принять от меня подарок. Да, я понял, спасибо, можешь не уточнять. — Джин скрестил на груди руки, явно давая понять, что приближаться к нему теперь было немного… опасно. — Джинни, не будь ребенком. — Юнги мягко улыбнулся. — Это мое гражданское право, принимать или не принимать подарки. И я… — Разумеется. — Джин также спокойно улыбнулся в ответ. По крайней мере, он хотел, чтобы это так выглядело со стороны. — А мое гражданское право — подумать над твоим гражданским правом в одиночестве. — Ты обиделся. — Юнги вздохнул. — Нет. Но я сразу хочу сказать тебе, для справки, что ты можешь не пытаться связаться со мной ближайшие два дня, потому что… — Я буду пытаться связаться с тобой эти два дня, и наверняка навещу. — Потому что я буду с отцом на рыбалке, без телефона. — Джин спокойно продолжил, пока Юнги изобразил на лице крайнюю степень удивления. — Ты… рыбачишь? — Да, когда есть компания. Из компании у меня только папа, у которого очень напряженный рабочий график. И который выкроил для меня время. И для себя. Для всех нас. — К концу фразы раздражение Джина стало совсем очевидным. — А почему ты мне не говорил? — Это была очень интересная подробность биографии Ким Сокджина. — А ты любишь рыбалку? Почему сам об этом не говорил? — Раздражение уже витало в воздухе. — Ладно, я приехал только для того, чтобы сделать тебе сюрприз. Сюрприз сделан, и если он не удался, я могу ехать домой. Завтра рано вставать. — Джин! Ну, перестань дуться! Ты взрослый человек! — Юнги закатил глаза, разумеется, осознавая, что это не станет концом их отношений, но не желая всё же переживать по этому поводу. — Я не дуюсь. Я просто думаю о том, что у меня были неправильные представления о сюрпризах. Не думал, что вполне желанный подарок для человека, которого ты… — Он запнулся, явно успев проглотить какую-то очень важную часть фразы. — Хочешь порадовать, может обернуться вот таким. — Если не дуешься, поцелуй меня. И можешь спокойно ехать на рыбалку, которую так любишь, как оказывается. — Я действительно люблю рыбалку. — Джин нахмурился. — Потому что мой отец — заядлый рыбак. Я и сашими могу сделать, дай мне только подходящий нож. — Отлично, я в тебе не сомневался. А теперь целуй. В голосе Юнги было столько вызова, как будто он теперь приглашал не поцеловать его, а ударить первым, чтобы он потом мог без зазрения совести надавать тумаков в ответ. И Джин подошел к нему, взяв его лицо в свои ладони. И поцеловал. В лоб. При этом нарочито громко причмокнув губами. — До скорого, Мин Юнги. — И он тут же наклонился к коробке. — Пойдем, записыватель, нам тут не рады. Но не переживай. Дело не в тебе. И прежде чем взять коробку, он вспомнил о том, что забыл обуться. И обулся. А потом взял коробку и молча ушел, оставив Юнги и без коробки, и без своего присутствия. Но с мыслями о том, как вообще на это реагировать? Он обиделся, это точно. Но ведь обида в этом случае, это как-то слишком по-детски. С другой стороны, если бы Джин так категорично отверг подарок Юнги, сделанный от чистого сердца, что бы чувствовал Юнги?.. Ну, явно что-то не очень приятное. Однако Юнги всё ему объяснил. Но объяснения не всегда облегчают сердце. Например, тебе могут очень доходчиво объяснить, почему ты тупой, но будет ли тебе от этого легче? Вряд ли… Но Юнги не хотел обидеть Джина, ни в коем случае! Просто у него был принцип. А у Джина была затяжная рыбалка, потому что он три дня не выходил на связь. Похоже, он действительно любит рыбачить. А Юнги, похоже... любит рыбака. И теперь с этим нужно было что-то делать.