Сборник по Haikyuu

O.G EzzY — Шелковая простынь       Свет от настольной лампы — единственный источник света в квартире, в которую вы вваливаетесь, кое как заперев дверь. Ойкаву лишь сильнее заводят твои трясущиеся руки, пытающиеся расстегнуть рубашку. Он нетерпеливо гладит твои руки, в попытке их успокоить, и помогает справиться с одеждой. Летят в неизвестном направлении, предположительно — возле кухни. Секунда — ты лежишь с зафиксированными над головой руками, прижатой горячим телом к кровати. — Прости, милая, но сегодня сверху я, — утверждает парень. А ты и кивнуть не можешь — телом движет дикое желание. Страсть, образовавшаяся в узел, с неведомой силой затягивающаяся близко к зоне возбуждения у вас обоих. Белая шелковая простынь, с изображением кроваво-красных лепестков, блестит даже под самым слабым освещением. Последний бокал вина явно был лишним. Даже как школьная отличница и пример для подражания многим старшеклассникам, и ты не могла упустить шанса лишний раз понаблюдать за Ойкавой, пока тот тренировался, либо был занят школьными делами. Но в отличие от некоторых, ты не собиралась бегать за ним хвостиком, выпрашивая номер и попытку на свидание. Это сделал он. Да-а… Как оказалось, до тебя нелегко было достучаться добрые три недели. Мысленно за эти три недели, ты давала себе пощечину, говоря: «вот же он — твой шанс, глупая». Караулы возле школы, обидные высказывания в свой адрес — все, что тебе пришлось перетереть, ради того, чтобы быть с Тоору вместе. Помнишь все до мелочей: дикое смущение, когда ты, будучи первогодкой, столкнулась с ним лицом к лицу (ну, или же лицом к груди) в школьном коридоре. Первую его попытку заговорить с тобой. Да, Ойкава не из тех людей, которые будут переживать насчет того, чтобы заговорить с кем-то, но, видимо, чувствовал, что к тебе явно нужен другой подход. Подойдя к тебе, когда ты была одна, а не в заполненном коридоре людьми, он понял этот «другой подход». Первый поцелуй, ради которого ему пришлось согнуться в три погибели — даже сейчас, спустя два года, проклинает твой маленький рост, одновременно умиляясь ему. Первый секс. О-о-о, да-а-а, это, определенно, самое неловкое явление в твоей жизни. Почти час волейболист уделял прелюдиям, ибо ты абсолютно не могла расслабиться. Даже извинялась за это, за что Тоору давал тебе нагоняй, говоря, что ему все равно понравилось. — Ты точно не против? — обеспокоенно спрашивает парень, зная, что может не сдержаться, о чем также оповещает тебя. Глазами в потолок говоришь, что согласна — не в том состоянии, чтобы поддерживать диалог. — Тогда, думаю, ты не будешь возражать, если… — не успевает договорить — перевернута на живот, не в силах взглянуть ему в глаза. Сама опираешься на локти, пока парень стягивает с тебя последний предмет, скрывающий наготу, расставляя ноги шире. Целует плечи и шею, от чего покрываешься мурашками, с тихим стоном выпуская воздух из груди. Перед глазами плывут круги, когда Ойкава вводит два пальца сразу. Пропускаешь удар, когда тот внезапно начинает двигаться, растягивая проход. Тебе казалось, что ты впервые текла настолько сильно, что до ушей доносились пошлые звуки хлюпов. Увиливая от щекотливых и резких прикосновений, ты дернулась от увесистого шлепка по ягодице. Уткнувшись лицом тебе в шею, Тоору второй рукой надавил между лопаток, отчего ты выгнулась, не прекращая стимуляции снизу. — Будешь дергаться — засажу по самое не хочу и будешь кончать от моих пальцев, так и не получив желанного, — не нужно было смотреть на него в этот момент, ты прекрасно знала — тот улыбался во все тридцать два. Подключив третий палец, явно стало жарче — на висках выступил пот, пульс подскочил. Ты точно плавилась от жара тела сзади, что прижималось торсом к пояснице, потираясь пахом, дразня. — Т-Тоору, — сбивчиво шепчешь ты, — пожалуйста… — Я не расслышал, — внезапно голова отрывается от руки, отдаваясь глухой болью в затылке — в его руке сжимается клок волос, — повтори-ка. — Пожалуйста! — буквально выкрикиваешь. — Папочка? — иногда приходится идти на крайние меры, зная, что дней пять точно не встанешь. Послышался звук открывающейся упаковки презервативов. Натянув один на себя, Ойкава беспрепятственно скользнул внутрь. Наконец ты почувствовала то чувство приятной заполненности, которое не испытывала слишком давно. Заерзав на месте, парень начинает двигаться, сразу устанавливая темп — неглубокий, но в противовес довольно быстрый. Чуть не подавилась собственным стоном, не в силах сдерживать звук, который является усладой для ушей волейболиста. Скрипнула кровать — парень явно завелся. Он — художник, хотящий нанести твое тело на холст. Ты — краска, единственная подходящая для мольберта. Тоору замедлился, а у тебя глаза закатывались. В его привычке: вколачивать тебя в кровать, а последние несколько толчков сделать медленными и мучительными. Кончаешь, всхлипывая от приятных тянущих ощущений внизу живота. Излившись вслед за тобой, освобождает тебя от члена, заставляя ощущать чувство пустоты. Переворачиваешься, падая на спину, задев парня рукой. Освободившись от презерватива, Ойкава берет тебя на руки, заботливо укладывая на грудь. А ты так и засыпаешь на его руках, не шелохнувшись. Но Тоору наблюдает до тех пор, пока ты не проснешься. О ночи будет напоминать простынь, на утро скомканная в комок и вино, бесстыдным образом разлившись кроваво-красным пятном по белому ковру — в цвет лепестков роз на шелковой ткани, которая каждый раз запоминает все прелести ваших ночей.