Love who loves you back

      Когда Цзян Чэн впервые говорит о Не Минцзюэ, Усянь поддакивает, потому что у главы Не и правда крутой нрав, тверда рука, и он понимает, почему Хуайсан его боится. Второй раз Цзян Чэн говорит о главе Не, когда они остаются наедине и чистят мечи.       — Он ведь тоже стал главой в юном возрасте, — говорит вдруг Цзян Чэн. — Хуайсан говорит, что уже тогда старейшины боялись ему перечить, хотя он был юнцом. А ещё заботился о Хуайсане.       Усянь думает, что Цзян Чэн нашёл мужской пример для подражания, который не видел в отце. Усянь думает, что Чэн в восхищении. Цзян Чэну придётся стать самым юным главой ордена, как когда-то Минцзюэ, тот может много посоветовать, может быть примером, так думает Усянь, иначе почему Чэну так восхищаться? Но его шиди не один, пусть за его спиной нет ордена — все убиты, нет финансов, всё разграблено, нет поддержки других глав, потому что его считают юнцом и желают разорвать земли Юньмэна между собой, но за его спиной стоит Вэй Усянь с Чэньцин, а за ним — тьма и мертвецы. Не лучшая компания, но другой нет, он не один, с ним брат.       Когда Минцзюэ хвалит Цзян Чэна, словно между прочим, но твёрдо, совершенно зная за что, Чэн как-то странно дёргается и меняется на целый день, Усянь хорошо заметил, ведь он знает Чэна как никто другой. Всегда ли А-Чэн так реагировал на похвалу? Или он так реагирует только на похвалу Минцзюэ? Как он это воспринимает — как похвалу главы ордена или же как личную похвалу Минцзюэ, человека, которым он восхищается?.. А только ли в восхищении дело? Цзян Чэн покраснел от чужой похвалы, дёрнулся, начал дышать так хрипло жадно, как при их первых с Усянем поцелуях, когда они учились — друг с другом, конечно — целоваться. Усянь знает это выражение лица, раньше оно было для него, теперь это для Минцзюэ, который кивает ему и отворачивается, возвращаясь к делам. Цзян Чэн целый день задумчивый, растерянный и мечтательный. Усянь пока не может понять, как реагировать на это, но почему-то чувствует, что ему это не нравится, и в то же время, он не знает, что ему делать, и следует ли делать что-то вообще. Стоит ли спасать наивного шиди от неуместных чувств?       Стоит ли забрать шиди себе?       Он слишком долго думал и мялся, потому опоздал. Цзян Чэн часто задерживался, дабы «обсудить военные дела и стратегию нападения на Вэней, тебе же это не интересно», Усянь делал вид, что верит словам шиди, молча принимал всё, что тот говорил. А затем слова стали бессмысленны, потому что Цзян Чэн пришёл посреди ночи, с зацелованными губами, яркой отметиной на шее и новой заколкой грубой резьбы, свойственную Цинхэ, но не Юньмэну. А на следующий день Минцзюэ перед всеми говорит, что окажет поддержку Юньмэну, помогает с золотом и оружием. А также обещает, что после победы над Вэнями, даст людей для отстройки «Пристани», Гусу Лань тоже обещает помочь, видимо, Минцзюэ замолвил словечко. Цзян Чэну не важно, он рад, что может что-то сделать для ордена. Усянь не рад совсем, ему не нравится то, как он зарабатывает на помощь Юньмэну.       Но он ошибся, думая, что Минцзюэ помогает Чэну в обмен на постель. Слишком много было в их взглядах, чтобы это было просто сексом в обмен на помощь.       Ночью он проходит мимо покоев главы Не, и сам не знает, с какой целью, но ему дико хочется, чтобы был повод напасть на Минцзюэ и убить его нахрен, но… Он застывает перед дверью, и не может даже двинуться и поднять Чэньцин. Цзян Чэн в руках Минцзюэ, тот трахает его на весу, сильными ладонями удерживая под задницей и сжимая ягодицы, раздвигая шире. А-Чэн сжимает его широкие плечи, царапает сильную спину, Юньмэнский лотос такой хрупкий в грубых руках главы Не, но тот держит его умело, целует шею, кусает светлые плечи, рычит ему в плечо, он так жадно вбивается в Цзян Чэна, так ненасытно берёт его, каждое касание — точно у голодного хищника, но вместе с этим, он не отпускает себя полностью, боится сломать мальчишку, навредить, ранить. Грубый от природы, он старается быть нежнее, глупый глава Не, А-Чэн тащится по твоей грубости, он не настолько хрупок, его не нужно жалеть. Но почему же он так млеет в его руках? Почему же А-Чэн — его А-Чэн — так отчаянно сжимает чужие плечи руками, а талию ногами, почему глаза так блаженно прикрыты, он так стонет ему на ухо, так сжимает, словно ищет защиты. «Глупый, » — хочет крикнуть Усянь. — «Я сам могу тебя защитить!».       — Мой мальчик, — рычит Минцзюэ, изливаясь на внутреннюю сторону бедра Чэна, шлёпая по ягодицами.       Минцзюэ целует покрасневшие скулы и сжимает его в объятиях. Он так трепетно гладит его, что понимает: Минцзюэ не использует А-Чэна. Между ними что-то более интимное, чем секс. Усянь желает украсть это мгновение, для себя и Чэна, но его шиди целует чужие плечи и смотрит на Минцзюэ так, как на него когда-то. Усянь хочет вернуть этот взгляд себе, взгляд, который следовало ценить и который он принимал как данность.       — Когда война закончится, я тебя поддержу, ничего не бойся, ты сильный, А-Чэн.       А-Чэн! Как смеет он так звать его?!       — Я сам справлюсь.       — Справишься. Но я хочу тебе помочь и защитить. И то, что между нами сейчас, не закончится после войны, — Минцзюэ одной сильной рукой прижимает Чэна к себе за тонкую талию и вгрызается в губы. — Ты мой, маленький лотос. Сам этого хотел, когда пришёл ко мне в покои, теперь принимай.       Усянь отходит от двери, на ватных ногах идёт прямо, не зная дороги. Сам хотел. Его А-Чэн… Кто-то другой желает его защищать, воровать поцелуи и взгляды, быть всегда рядом, ближе остальных…       Может ли Усянь позволить это? Отдаст ли он своего А-Чэна? Или заберёт своё, начав войну и продолжив кровавую тропу. Усянь останавливается, оглядывается назад, на покои главы Не. Усянь думает…       А затем делает выбор.