Love who loves you back

      Минцзюэ просыпается совсем один в покоях, выделенных главе ордена Цзян. Обнаженный и недовольный от одиночества. Кровать пуста.       «Сбежал, мальчишка. Соблазнил, переспал и сбежал!»       Минцзюэ громко смеётся, прикрывая лицо широкой ладонью.       Подумать только! Глава Цзян затащил его в постель и свалил! Не то чтобы прямо «затащил», да и не то чтобы Минцзюэ сопротивлялся… Он прекрасно помнит подробности прошлой ночи и помнит, что ему очень даже понравилось. Он помнит, как крепко схватил его Чэн, притягивая к себе, и помнит, как смело, жарко и напористо он его целовал, сжимая так, словно Минцзюэ вот-вот отстранится, оттолкнёт его. Но, что было странно — не было желания оттолкнуть, более того, хотелось продлить ощущение и позволить юноше всё.       Позволил, да ещё как! То ли влияние поцелуя, то ли самого главы Цзян, он клянётся, что ещё никогда не заводился с одного поцелуя, и никогда никого так не хотел. Возможно, дело в том, что это глава Цзян — запретно, порочно и от того желанно. Запретное манит.       Минцзюэ притянул к себе за талию обнажённого парня, переступил через халат, и, не разрывая поцелуя, они дошли до кровати. Минцзюэ не думал совершенно, пытался, конечно, но не мог. Молодой глава Цзян целовался так, что думать не получалось, все мысли вышибало. Он действовал так, как чувствовал, и в нем было дичайшее желание, которого он не испытывал доселе. Глава ордена Цзян в постели превратился в Цзян Чэна, и для Минцзюэ это было… Возможностью почувствовать себя особенным. Более того, он хотел видеть, чувствовать его таким, не только в тот момент, а чаще. Он поймал себя на мысли о том, что хочет, чтобы глава ордена Цзян был с ним лишь таким — открытым, честным в отношении своих чувств, податливым. То, как он рассмеялся в ответ на ступор Минцзюэ, когда он замер, не зная что делать дальше, когда дошло до основного. Минцзюэ рычал, пытался скрыть смущение и слабость под злостью.       И всё же похоть взяла своё, животная страсть Минцзюэ заводила Чэна, он был таким открытым с ним, таким податливым, изгибался под ним, его движения подстраивались под движения Минцзюэ, тела сливались, тёрлись, он что-то сбивчиво шептал, задыхаясь под сильным телом Минцзюэ. Тот был сверху над ним, нависал над Чэном, опираясь о кровать сильными руками, этими же руками он сжимал его руки, бёдра, шею, талию… Он не мог думать, и всё же, обращал внимание на то, не причиняет ли он боль Цзян Чэну. Тот лишь наслаждался сильными руками на своем теле, и грубость Минцзюэ он принимал с удовольствием. Чэн, как и хотел, держался за плечи Минцзюэ, сжимал сильные предплечья, царапал, кусался, словно молодой пёс, дерущийся со взрослой псиной. Ваньинь был так хорош, такой страстный и ненасытный, просил брать его снова и снова, шептал слова глупости, пока с губ, в забытии, не сорвалось: «влюблен, я так влюблен в тебя» и он шептал это пока не кончил. Раз, другой, третий…       Они уснули вместе, не проронив ни слово, лениво целуясь и не выпуская друг друга из рук, Минцзюэ дышал ему в затылок, прижав к себе за талию и оставив руку там же, чувствуя жар его тела, прижимаясь вплотную. После войны он ещё так спокойно не спал Минцзюэ знал: в ту ночь он сошёл с ума, Цзян Чэн втянул его в своё безумие.       И вот, после дикого секса, когда им следовало бы поговорить и объясниться, он просто просыпается один. Минцзюэ матерится себе под нос, собирается в спешке и вылетает из чужих покоев, желая найти Цзян Чэна. Какого хуя он сбежал?! Но наткнувшись на адепта своего ордена, он узнал, что Цзян Ваньинь отбыл в свой орден ещё до рассвета.       — Значит, наломал дров и решил сбежать? — оскалился Минцзюэ.       Вообще-то, было бы здорово забыть об этом. Ну переспали, и здорово, подумаешь… Ничего такого, по сути, не произошло, ему бы забыть, но…       Но хуйня в том, что он знал, что не сможет забыть. И не знал в чем причина, но предположения были. Цзян Чэн сначала был инициатором секса, был таким бесстыдным ночью, а утром не имел смелости даже объясниться! Либо же причина в том, что Цзян Чэн всю ночь шептал «влюблён», задыхаясь в стонах, и об этом следовало поговорить. Не то чтобы Минцзюэ интересовали чьи-то чувства, но после той ночи следовало бы поговорить, Цзян Ваньинь — глава ордена, и произошедшее не должно повлиять на их взаимоотношения… Но если уж у Цзян Ваньиня есть чувства, то он должен поговорить, а не сбегать.       Первым желанием было отправиться в Юньмэн, но он отверг эту идею. В конце концов, Минцзюэ, проведя одну ночь с Цзян Чэном, не станет одержим им, правда? Он продержался месяц. Ёбаный месяц он пытался не ломануться в Юньмэн, хотя хотелось безумно. Этот сраный Цзян Ваньинь ни разу ему не написал, лишь принимал формальные письма Минцзюэ и гонцом передавал ответ, даже написать не удосужился.       — Сопляк, — рычит Минцзюэ. — Я тебе что, весенняя девица? Затащил в постель и забыл?       Он пишет Сичэню предложение перенести собрание в орден Не, гонцу приказывает быть быстрее ястреба, приказывает слугам готовиться и наперёд пишет приглашения.       — Ну, погоди, Цзян Ваньинь, Минцзюэ в предвкушении, потому что теперь у него есть свои планы на Цзян Ваньиня.       Он довольно скалится, потирая руки в предвкушении. Их ждёт разговор, и в этот раз Цзян Чэн не отвертится.       Вскоре, в день ночной охоты, Цзян Чэн прибывает. И прибывает не один. Рядом с ним — Вэй Усянь, и Цзян Чэн, мрачный, зло сверкающий на всех глазами, держится чуть впереди, словно желая защитить брата. Но брата ли? Теперь Минцзюэ смотрит на них иначе. Минцзюэ осматривает его, недовольно отмечая близость между братьями, они даже телами соприкасаются! Ваньинь кланяется, приветствует и смело смотрит в глаза. Смотрит так, словно ничего не было, без намёка на смущение, желание или ту влюблённость, о которой он шептал. Минцзюэ отзеркаливает приветствие и решает начать собрание.       Как и ожидалось, всё превратилось в балаган, на Усяня свалили все грехи, да и старый лис Гуаншань не упустил возможности доебаться, Цзян Чэну потребовалось много сил, чтобы сдержаться, Минцзюэ видел, как ему тяжело, и все чувствовали тяжёлую энергию Усяня. Минцзюэ делает перерыв, иначе это плохо кончится. Он подрывается с места, едва дождавшись момента, подходит к делегации Цзян, и не обращая внимания на стоявшего рядом Усяня, глядя в глаза Цзян Чэна произносит:       — Надо поговорить. Следуй за мной.       Уже в саду Минцзюэ останавливается под деревом, складывает руки на груди и поворачивается лицом к Ваньиню. Тот копирует его позу.       — У вас что-то важное, глава ордена Не?       — Ты сбежал.       — Не сбежал, а уехал в свой орден. Или ты хотел позавтракать вместе и сказать всё то, что я и так знаю?       — И что же ты знаешь?       — Слушай, я безумно тебя уважаю как главу и как человека, и не хочу это терять, и не хочу, чтобы произошедшее повлияло как-то на наши взаимоотношения. Ну да, трахнулись, бывает, можем забыть это.       — Ты сказал, что влюблён в меня.       Цзян Чэн покраснел, вспыхнул точно спичка.       — Это тоже предлагаешь забыть, Ваньинь? — Цзян Чэн приблизился вплотную и даже имел дерзость схватить его за ворот одежд.       — Мои чувства тебя не касаются, понятно?       Минцзюэ смотрит в мятежные глаза, а взгляд у него как в ту ночь: смелый и дерзкий. И держит за воротник его так же, как и в ту ночь, словно вот-вот поцелует, даже покраснел так же. Минцзюэ опускает свои руки на тонкую талию, которую сжимал однажды ночью, и притянул к себе, не сдержавшись. Он должен был разозлиться на него, но вместо этого поцеловал. Страсть к Цзян Чэну сводит с ума. Ваньинь противился секунды, а после ответил на поцелуй с ещё большим пылом, не позволял отстраниться и сам вжимался в Минцзюэ. Когда он наконец-то отстранился, его губы были алыми, как и скулы, и зацелованными, блестели от слюны и манили.       — Почему ты сбежал?       — Хотел избавить тебя от объяснений и не хотел слышать обвинения в том, что соблазнил тебя. Хотя, я бы не сказал, что тебе не понравилось.       — Ты ничего так и не понял, да? — фыркнул Минцзюэ.       — Что, понравилось, и ты хочешь ещё? — усмехнулся Ваньинь.       — А что, если хочу? Сегодня, завтра, послезавтра хочу. И с другими тебя видеть не хочу.       — Всего один раз переспали, и ты уже считаешь меня своим? Я не знал, что глава Не такой собственник. Но, в любом случае, то было в первый и последний раз.       — Ты же сказал, что влюблён в меня, я хочу…       — И что? Это значит, что я должен стать твоим любовником?! Я же сказал, мои чувства касаются только меня, к тебе они отношения не имеют.       — Я не сказал, что хочу, чтобы ты был моим любовником, я…       — Ты что? В качестве кого ты меня хочешь? — хмыкает Цзян Чэн. И правда Минцзюэ хотел его, но просто трахать его, когда Ваньинь влюблён — это жестоко, ведь ему будет… Больно? Минцзюэ в чувствах не разбирается, потому, понять не смог сразу. Он его хотел, Цзян Чэн его хотел, и этого казалось достаточно. Разве нет?       — Достаточно, но… Я не в том положении, у меня и так есть, с чем ебать мозг, и если мы будем трахаться… Это всё усложнит, понимаешь? Ты хоть понимаешь, блять, в каком пиздеце я нахожусь?! Орден надо отстраивать, а у меня ни денег, ни людей, Усянь использует путь тьмы, ещё и съебал на гору с Вэнями, мне никак их не приютить, потому что все набросились и давят на меня, особенно Гуаншань, и сестра винит в том, что я не помогаю Усяню — будто я могу! Слишком много дерьма сейчас, так что, как бы я не хотел тебя — а я хочу даже сейчас — я не могу. Прости, если та ночь дала тебе надежду, но…       — Если я помогу, будешь моим?       — Что?       Их прерывают — собрание начинается, их ждут. Минцзюэ спешит вперёд, Ваньинь не пытается догнать.       Собрание начинается с того, что Минцзюэ объявляет свою поддержку ордену Цзян, и даёт согласие приютить Вэней в одной из своих провинций, просит этого же от Сичэня, принимает благодарность от едва не ебанувшегося от счастья Усяня, и громко произносит:       — Глава Цзян доверяет Господину Вэю, а я доверяю главе Цзян.       Собрание превращается в балаган, который заканчивается после первого недовольного взгляда.       После собрания, следуя в сад за вылетевшим оттуда Цзян Чэном, он ожидает услышать слова благодарности, но вместо этого получает кулаком по ебалу.