Отчаяние

Хайл тяжело вздохнул, из-за кулис глядя на бесчисленное множество ангелов, собравшихся в зале. В один момент ему досталось все: власть, деньги, авторитет, влияние; но был ли он готов к такой ответственности? Отчего именно его избрали на высокую и почетную должность мэра Эсмеральда? Всему виной один случай, весьма пренеприятный вначале, но с очень... приятным финалом. Хайл сжал в руках бумаги с речью и нервно вздрогнул, услышав внезапный голос: – Боишься, что за коррупцию казнят? – регент Йориса недовольно сощурился и надменно вскинул подбородок. – Нет, что Вы, – Вэйн поклонился правителю, и тот благосклонно кивнул, – я буду служить исключительно во благо Йориса. Днём позже после известного всем случая на улицах столицы, перепалки между Хайлом и регентом, первый, мучимый опасениями и страхом, решил во что бы то ни стало принести свои извинения и взять свои слова назад. Конечно, обострённое чувство справедливости, обнажившее себя из-за теории о настоящих обстоятельствах смертей Лирианны Гарцлер и сэра Адриана, не давало ему покоя, но страх повторить их судьбы оказался сильнее. Пусть так, пусть Дух Амадей убил свою жену и обвинил во всем Адриана, но в таком случае он, имея такую власть, разве не сможет в два счета раздавить искателя справедливости и правды? Конечно, Хайлу бы и не пришли такие мысли в голову, он человек-дело. Сначала делает – потом думает. За все случившееся и, слава богу, не свершенное, нужно благодарить хорошего его приятеля Камалея Игниса, кой вовремя переубедил ангела. Вот Хайл, решивший, что умирать смертью Адриана страшно, и поторопился во Дворец Весны, чтобы немедленно принести извинения во избежание, собственно, неизбежного. Хайл остановился посреди огромного зала, переполненного архивами, парящими в воздухе свитками, стопками документов. За спиной бесшумно закрылась дверь, и только после того, как они остались наедине, ангел почувствовал неимоверный холод в помещении и заметил витающие в воздухе снежинки. Хайл с решительным выдохом прошел по лабиринтам многочисленных стеллажей и вышел на окруженный ими стол, за которым и работал сосредоточенный регент, демонстративно игнорирующий незваного гостя. Он был так красив – но только ранее, тысячи лет назад, каким его ещё помнят ангелы Йориса, он источал свет и возвышался над остальными, так, как возвышаются своей святостью светлые ангелы; теперь же не осталось ни лучика прежнего зарева. Изнеможденный Дух даже после смерти жены сидел в рабочем зале в абсолютном одиночестве, окруженный стеллажами и бесконечными документами. Некогда сияющие глаза теперь только повергали в ужас своим холодом и темнеющими под ними синяками. Хайлу, как и многим жителям Йориса, это не давало покоя. Конечно, Революция не оставила никого без внутренних и внешних изменений, перевернула жизнь каждого ангела, но что же так сломило мечтательного музыканта? Многие подозревали, что его связывали узы любви с кем-то из ушедших братьев, но ведь Амадея никогда не видели ни с кем, кроме Духов и Лирианны. Тогда в чем же причина? Или это были... тайные чувства? Только тогда, когда Вэйн неловко кашлянул, Дух, не поднимая головы, медленно перевел взгляд на ангела. – Ваша Светлость, – Хайл торопливо поклонился, но внимание Амадей на нем предпочел не задерживать и вновь погрузился в работу. – Прошу... – Вэйн, видя незаинтересованность Духа в разговоре, неуверенно потоптался на месте. – Прошу Святость Духа-регента простить нижайшего раба Божьего за беспокойство. Только после этих слов ангел, бросив на Хайла холодный, до ужаса острый взгляд, оставил на столе пергамент, медленно поднялся и зашагал к Вэйну, волоча за собой меховой плащ. – И для чего же, – раздался леденящий душу голос, – нижайший раб Божий беспокоит мою Святость? Впрочем, не впервые. Хайл вздрогнул и упал на колени, едва заметно дрожа; он принялся извиняться за сказанное накануне, утверждал, что он был не в себе, убеждал, что будет верой и правдой служить регенту хоть ковриком у двери, – лишь бы тот простил его. – Вот как? – послышалась не предвещающая ничего хорошего усмешка. – Вчера обливал меня грязью с ног до головы, обвиняя во всех бедах Йориса, а сегодня клянешься в верности? А завтра чего ожидать? – Ваша Светлость, – раскаивался Хайл и, все ещё стоя на коленях, приклонился к полу, к ногам Духа, – я осознал, как ошибался... Видит Господь Бог, что мне искренне жаль, ибо меня вело слепое безрассудство, вовсе не разум и уж точно не сердце... Амадей приподнял подбородок, глядя на него свысока. Привставший Хайл в ужасе почувствовал, как холодные руки прикоснулись к его волосам, и уже было распрощался с жизнью, как вдруг эти самые руки повлекли его вверх, как бы принуждая подняться. Хайл встал на ноги и чуть смелее взглянул на грозного регента. – Неужели ты боялся, – Вэйн вздрогнул, физически почувствовав холод его голоса, – что повторишь судьбу сэра Адриана? – Н-нет, что Вы... – Не держи меня за дурака, – регент устало вздохнул и удалился обратно за стол, – я понимаю, что и за тысячу лет я вряд ли смогу переубедить Йорис в моей причастности к смерти сэра Адриана. Что уж говорить об одном дне? И о таком категоричном ангеле, как ты? Хайл молчал, затаив дыхание. Регент нечасто так много говорил, и потому то, что он вчера облил его с головы до ног весьма красноречивыми оскорблениями и сейчас лично с ним общается, было невероятно. – Посуди, Хайл, для чего мне было избавляться от Лирианны? Это бессмысленно. Я, конечно, предполагал, что не все ангелы блещут интеллектом, но полагать, что я убил ее... Хайл, – Амадей вздохнул и сделал несколько шагов назад, отворачиваясь к столу, – во время Зимы ее ядро ослабло от холода. Ее смерть была вопросом времени. Хайл внимательно слушал его, изредка хлопая ресницами и не отводя взгляда от величественной фигуры в паре шагов от себя. Что ж, даже если это оправдание, звучит оно вполне обоснованно. Даже лучше, чем вариант с убийством. – Но вы, ангелы, и в Зиме меня обвинить можете, – пожал плечами регент, прикасаясь к холодной поверхности стола, – только вот я был не виноват. Господь свидетель, хотел ли я в этой жизни хоть кому-то навредить... кроме тебя, сэр Вэйн, конечно. Хайл какое-то время молчал, едва сдерживаясь, как вдруг не смог себя остановить и сдавленно рассмеялся, закрывая рот руками. Амадей обернулся, хмурясь, чтобы создать грозный вид, но это совсем не помогло, а, напротив, только распалило смех ангела. Регент хлопнул по столу, и только тогда Хайл мгновенно затих. – Я, собственно, к чему пришел, – изрек Дух, собирая со стола документы и, очевидно, собираясь уйти. – Пока мы говорили, я понял, что у каждого должен быть второй шанс. Вы его мне дали. И я верну его каждому. Даже несмотря на те вещи, что ты говорил вчера, как окорблял меня и мою семью; я закрою на это глаза. – Ваша Светлость... – просипел пораженный Хайл. Это ведь кому рассказать! Никто не поверит! Суровый грозный регент знает, что такое милость, не скупится на слова, не выходит из себя от смеха... Это вообще он? Вот так и закончилась судьбоносная для Хайла аудиенция у регента Йориса. Но всем известно: Хайл мало того, что удостоился чести управлять Эсмеральдом, бывшей столицей Йориса, так ещё и стал родителем одного из немногочисленных (немногочисленных по сравнению с другими ангелами, конечно) детей регента. Так как же получить все это смог тот, кто ещё вчера всеми нелестными словами оскорблял регента и членов его семьи, кто терпеть не мог власть Йориса и не умолкал, без конца твердя, что правитель у них самый недостойный из всех, что только можно сыскать? Произошло это на праздник открытия Зимы, а, если быть точнее, началось; традиционно ангелы устраивали торжества раз в пару сотен лет в честь одного из сезонов года, вот и сейчас народ Йориса отмечал начало Зимы. Конечно, снег и холод у многих ассоциировался не с самым приятным: смерти, ослабленные ядра, потери близких – но со временем ангелы от попыток задобрить регента и смягчить Зиму перешли к искренним торжествам, пениям да танцам. Хайл ещё не имел устойчивого положения в обществе и не пришел к власти в Эсмеральде, но уже не раз заявлялся к Духу-регенту и не раз был замечен с ним на публике, что, конечно, не могло не породить уйму слухов. Вэйн стоял за кулисами, наблюдая за тем, как беловолосый регент выходит на край сцены с большим веером. С праздниками сезонов была связана ещё одна традиция: Духи принимали участие в начале торжества, как бы открывая сие действо. Те были не против – им нравилось показывать свои способности, каждый раз удивляя чем-то новым и вызывая у публики волну восторга. Первый Святой Дух, Брант, открывал сезон Лета прекрасными растениями, распускающимися бутонами, цветущими садами, возникшими посреди огромной сцены; Второй Дух, Гектор, любил номера со своим мечом – он оставлял завораживающий след в воздухе из поблескивающих капель воды; Четвертый Дух, Клеменс, не участвовал в открытии сезонов, за исключением так называемых фестивалей «Tem ato Geterhoron» – Сердца Господа, когда все сезоны объединяются в одном дне, там он всегда был в первых рядах; Пятый Дух каждый раз удивляет публику все новыми и новыми видами животных, поражая умом, сообразительностью и красотой оных, кроме того, любит он и на вид опасную воздушную гимнастику. Третий же Дух, Амадей, по понятным причинам прелести Зимы не показывал на сцене, старался обходиться чем-то не вызывающим нехорошие ассоциации. К примеру, веерами или лентами. И если до смерти Лирианны хотя бы музыка спасала эти относительно скучные выступления, то уже после все проходило в почти полной тишине, в которой слышалась лишь пара опорных нот, и с поразительной краткостью. Пара движений – и регент исчезал со сцены, словно его никогда и не было. Так произошло и в этот раз. Правда, Амадей на удивление задержался подольше, и звуков аккомпанемента на этот раз было больше. Хайл проводил уходящего со сцены ангела отсутствующим взглядом и едва слышно вздохнул, направляясь за ним. Теперь он как верная свита всегда следовал за регентом. Хайл закрыл за собой двери в гримерную и со стороны уставился на снимающего свободные одежды с замученным видом Духа. – Подойди. Вэйн уже не с таким страхом приблизился к ангелу и без лишних вопросов стал расплетать косы в его густых волосах. – Я буду на ближайших Купаниях, – произнес Дух, и это привело Хайла если не в неподдельный ужас, то определенно в смешанный со страхом восторг. – Ты тоже приходи. – Конечно, Ваша Святость, – Хайл поднял взгляд на зеркало перед ними и заметил, что Дух прикрыл глаза, вероятно, чрезвычайно сильно утомившись за последнее время. Вэйн, уже будучи лицом достаточно доверенным, чтобы знать, что чрезмерная усталость регента может привести к абсолютному забытью на год и больше, а то и к беспробудному сну или, ещё того хуже, последующей Зиме, спросил: – Ваша Святость, Вас отвезти в Цитадель? – Далеко... во Дворец Весны ближе, – выдохнул Амадей и окончательно провалился в глубокий сон. Купания разразились настоящим шоком: если у остальных Духов уже была, по меньшей мере, сотня детей, то третий из братьев своими посещениями этого мероприятия не блистал, довольствуясь наемными слугами, оставшимися в Йорисе дефектными, – и тут как снег на голову, без предупреждений регент впервые заявляется на Купания! Стыдясь, обнаженные тела расступились, пропуская к центру водоема, воды в котором было вот-вот по щиколотки, одетого в черные, закрывающие едва ли не все тело, ткани регента, за коим плелись белоснежные крылья с чернеющим на одном из них пятном – некогда вырванные Лирианной перья. Ангелы не могли не заметить, как приятная теплая вода стала гораздо холоднее и будто бы острее на ощупь. Кто-то выпрямился, отчаянно стараясь обратить на себя внимание, кто-то, наоборот, скрылся в толпе, трясясь от ужаса, но никто из присутствующих не знал, что здесь у Духа-регента уже была назначена встреча. Ни с кем иным, как с Хайлом Вэйном. Амадей остановился посреди пруда и даже не шелохнулся, не стал оборачиваться, зная, что позади непременно идёт верный Хайл. Тот, одетый так же целомудренно, осторожно подошёл, приблизился, прикоснулся к спине регента, и только тогда тот повернулся к Хайлу. Конечно, когда Духов на Купаниях не было, далеко не все традиции соблюдались, и само мероприятие было похоже не на святое и сокровенное порождение новой жизни, а на торжество страсти и разврата. Теперь они в изумлении – ибо это не просто Дух, а регент, которого и в чужой компании редко заметишь, так ведь с кем, с Хайлом Вэйном! – наблюдали, как по всем правилам Купаний совершается зачатие дитя. Амадей старался выглядеть как можно более достойно под пристальными взглядами, сохранял холодный, беспристрастный вид, с некоторым ужасом осознавая, что впервые делает это на публике. Хайл же абсолютно не обращал ни на что внимания: чувствуя невероятную силу в чужой груди, он с жадностью будто бы пытался добраться до самого ядра; Вэйн ощущал всплески энергии и, забывшись, даже не откликался на попытки Амадея образумить его. – Хайл, – негромко повторял регент, – Хайл, отпусти, так ничего не получится... Хайл! Одна из причин, почему ангелам нужно быть осторожными на Купаниях с Духами. Духи во много раз сильнее простых бессмертных, и потому у многих в первые разы случаются подобные казусы. Жажда ощутить огромную мощь, объединиться с телами Духов – вот, что движет ангелами, и они зачастую перестают отдавать себе отчёт в своих действиях. – Хайл! – и тот, наконец, очнулся, отпрянув. В руках Амадея был сосуд, похожий на бутон. Вэйн прикрыл глаза, в ужасе понимая, что он, как и многие, бездумно потянулся за силой и позабыл, кто перед ним. Медленно они сели в воду под безотрывным наблюдением ангелов, прикоснулись к сосуду и к груди друг друга руками. Теперь важно было не допустить ни единой ошибки, равномерно наполняя яйцо-бутон энергией. К счастью, остальная часть зачатия прошла как надо: сосуд был наполнен, перенесен в Сады, а Амадей и Хайл покинули Купания в абсолютной тишине. Позже родился Джулиан, или же Джули, как его ласково называют братья и сестры, – но его имя Амадей никак не может запомнить. Теперь Джули вместе с Кэрилом, что для внебрачного ребенка очень гордо, охраняет вход в земли Зимы, помогает своему господину и является гордостью Хайла. Джули мечтает выйти замуж за возлюбленного ангела, только вот им, увы, не суждено быть вместе, – ни Амадей, ни Брант этого брака не одобрят, да и Видмар вряд ли о сокровенных чувствах ангела догадывается. Но, кто знает, быть может, когда-нибудь Джули сможет исполнить мечту?