Отчаяние

— Эния, — строгий отец скрестил на груди руки и с суровым видом нахмурился. — Сядь за стол. Живо. — Но пап, — вздохнула девочка, продолжая упорствовать и глядя на рабочее место с некоторым презрением. — Это твоя обязанность, — Амадей схватил дочь за руку и грубо усадил за стол. — Приступай. Эния, трясясь от чувства несправедливости и обиды, все же взялась за перо дрожащими руками и начала писать, иногда поглядывая в книгу, чтобы убедиться, что она правильно переписала условие задачи. На бумагу иногда капали слезы, но девочка быстро вытирала их рукавом, чтобы те не успели пропитаться и отец не узнал о том, что она плакала. Но Амадей знал об этом. — Ты слишком строг с детьми, — заметил Гектор как-то, когда брат пришел вновь поговорить о разных житейских мелочах. — Я знаю об этом… — вздохнул в ответ Амадей. — Мне самому больно так с ними обращаться. Но… ты знаешь, я просто хочу, чтобы без меня они хоть что-то из себя представляли. Я могу — и я должен — поставить их на высокие должности, но ведь я мог бы взять гораздо более подходящих и талантливых ангелов. Поэтому я хочу чтобы они заслужили то, что ждёт их в будущем. — Другими словами, — приподнял бровь Гектор, — ты хочешь вырастить из них идеальных работников, служащих регенту Йориса, а не детей, помогающих отцу? — Да, — с горькой усмешкой выдохнул Амадей, подтягивая перчатки. — Можно и так сказать. — Ты говоришь так… И все же я не вижу в тебе такой черты, ты относишься к детям не так, как мы, — Гектор взял со стола булочку с корицей и чашку чая. — Для нас это очередные ангелы, которые будут работать на наш маленький мирок, как для Отца весь Йорис. А для тебя это семья наравне с братьями. Видимо, дело в том, что они были рождены в браке. Нам этого не понять… — Искренне желаю тебе вступить в брак, — на лице Амадея промелькнул намек на улыбку, и он приободряюще взял Гектора за руку. — Только с любимым ангелом, а не так, как я… — Я уверен, у тебя есть все права на счастье, — улыбнулся Гектор. — Рано или поздно ты обретёшь его. — Для себя я уже счастья не желаю… Надеюсь только, что дети проживут жизнь более достойную и счастливую, чем я, — Амадей с сожалением вздохнул, поднял голову и взглянул на мраморные фасады. — Ты так говоришь, будто твоя жизнь уже подошла к концу, — в голосе брата чувствовалась тревога. — Я проживаю будто бы один и тот же день раз за разом… Монотонное бытие без намека на изменения все равно что беспробудный кошмар, ведущий непременно к смерти. Она все ближе… — Нам ли, вечноживущим, думать о смерти? — Гектор попытался приободрить ангела и едва ощутимо стукнул его по плечу. — Но все, увы, имеет как начало, так и конец. Гектор, ты знаешь, у меня много врагов, и они мечтают от меня избавиться. Рано или поздно найдется тот, у кого получится. Поэтому вполне вероятно, что мой конец будет ближе, чем того хотелось бы… Может быть, даже не от иного ангела, а от себя самого. Оба напряжённо замолчали. — Ги, я знаю, так не принято, — вдруг произнес регент, — но исполни мою просьбу в случае чего. Если я умру, позаботься о моих детях. Вновь воцарилась тишина. Гектор обеспокоенно глядел на брата, и на его лице застыла нелепая улыбка. — Да брось, перестань говорить о смерти. — Но я ощущаю это все явственнее… Я умираю. Мне больно, страшно, я постоянно в забытьи. Я будто скован, и в то же время свободен. Мне доставляет боль моя слепая привязанность. Хочу забыть Его лик, в то же время увидеть и насмотреться, как в последний раз. Столько противоречий… Это, верно, смерть. Ее предвестие. Будто мир реальный и мир иной меня разрывают между собой. — Ами, это не смерть, — растерянно улыбнулся Гектор. — Это любовь. — Ты уверен? — Более чем, — рассмеялся ангел, и вся тревога в его голосе и взгляде вмиг исчезла. — Я чувствую то же. Только, кажется, у меня дела обстоят куда лучше. Ламия… весьма открыта. Мы, по крайней мере, хорошо общаемся… — Не ты ли, посиневший, с криками выбегаешь из зала заседаний каждый раз, когда она на тебя посмотрит? — Н-нет, — будто в подтверждение слов брата посинев от смущения, Гектор отвёл растерянный взгляд.