Осколками

«Люди забираются в скорые поезда, но они сами не понимают, чего они ищут,

поэтому они не знают покоя, бросаются то в одну сторону, а то в другую...

И всё напрасно... Глаза слепы.

Искать надо сердцем» Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»

      Сняв с плеча ремешок тяжёлой дорожной сумки и опустив её на пол возле выглядывавшего бока школьного чемодана, Гермиона развернулась спиной к кровати и рухнула на аккуратно заправленную постель. Затёкшие от долгой дороги мышцы спины заныли, когда она вытянула руки вверх, прикрыв глаза от возникшего тянущего ощущения. Согнув пальцы одной ладони в кулак, гриффиндорка накрыла их второй, начав растирать закоченевшие от холода костяшки.       В общей спальне девочек было тихо. Обед должен был закончиться семь минут назад, и шансы встретить кого-то в факультетской башне посреди учебного дня в среду были минимальными. МакГонагалл выписала разрешение на пропуск занятий вплоть до утра четверга, однако Грейнджер планировала посетить пару по трансфигурации с Когтевраном, что стояла последней в этот день.       Предплечье кололо, и это было плохо – неприятные ощущения, похожие на ненавязчивое жжение отогревающейся после мороза кожи, беспокоили её вот уже третий день, даже несмотря на использование чудодейственной мази Джорджа. Вздохнув, Гермиона села на постели и, подтянув сумку на кровать, принялась разбирать её содержимое. Вытащив выглядывавшие из внутреннего кармана любимые мясные палочки Живоглота и лакомство для сов, она отложила их на тумбочку и откинула мешавшиеся волосы за плечи, вздрогнув, когда дверь в спальню резко распахнулась.       — Луна сказала, что видела, как ты поднималась в башню, — громко сообщила Джинни, делая шаг внутрь комнаты. — Я ответила, что ты не стала бы убегать, не оповестив о своём возвращении, но, кажется, наша дружба уже не так крепка, как раньше.       Гермиона закатила глаза.       — Вечно ты всё драматизируешь, — пробормотала она. — Я просто не стала мозолить вам глаза, мы бы всё равно увиделись вечером в гостиной.       — Нам или моему брату-олуху? — сузила глаза Уизли, приблизившись к кровати и опустив сумку с учебниками около деревянной ножки, — Рон думает, что он мастерски справляется с тем, чтобы не хмуриться каждый раз, когда речь заходит о тебе, — отодвинув ализариновые шторы к вертикальной опоре, она скинула туфли и приземлилась напротив Грейнджер, уперевшись раскрытой ладонью согнутой в локте руки в левый висок. Выпустила зажатое во второй ладони запечатанное письмо, уронив его на покрывало, а затем вонзила прямой взгляд в помрачневшее лицо подруги. — Что он опять натворил?       Не он, Джинни.       Гермиона прикрыла глаза, накрыв ладонями лицо и вжав кончики холодных пальцев в веки.       — Ничего. Дело не в Роне, — глухо выдохнула она.       — Звучит сомнительно, — фыркнула Джинни. — Ты же понимаешь, что я знаю своего брата куда лучше, чем ты? Дело всегда в нём, даже если дело не в нём.       Слова младшей Уизли отдались в голове болезненным дребезжанием, и Гермионе захотелось закричать. Она сдвинула пальцы вверх по бровям, не разрывая контакта с кожей, отчего создалось неприятное ощущение натяжения, а затем продолжила, пока не коснулась мягких завитков у границы роста волос.       — Гермиона.       Звук её имени, произнесённый резким басом, заставляет её пульс подскочить ещё до того, как она осознаёт. Грейнджер смотрит на то, как линия сомкнутых губ Драко становится жёстче, как напрягаются мышцы его лица, вычерчивая скулы и желваки, и ей требуется не меньше нескольких секунд, чтобы понять, что это не его голос.       Гермиона оборачивается, чувствуя, как каменеющие под её коленом пальцы сжимают кожу вместе с собравшимися под грубой хваткой джинсами. Сердце пропускает удар, когда непривычно тёмный от сконцентрированной в голубых радужках злости взгляд Рона останавливается на этом движении.       Мерлин.       — Рон...       — Убери от неё руки.       Злобный рык отскакивает от стен и проходит по её коже волной колючих мурашек. Рон преодолевает разделяющее их расстояние, и, когда его ладонь смыкается вокруг её локтя, Гермионе почти больно от силы его хватки. Он тянет её наверх, вынуждая вновь искать точку опоры, и ощущение тепла на задней поверхности бедра исчезает.       — А вот и бравый защитник, — хмыкает Драко, сжимая кисть руки в кулак и выпрямляясь во весь рост. Теперь они с Роном на одном уровне.       — Какого чёрта здесь происходит?       Он осматривает её от кончиков волос до фирменной нашивки на конверсах, кажется. И если бы не тревога, разбавляющая почти видимую пелену злости в двух лакимаровых кольцах радужек, Гермиона подумала бы о том, что момент, который она оттягивала с самого лета, наступил прямо сейчас. Так чудовищно не вовремя.       — Всё в порядке, мы...       — Ты, кажется, заблудился, Уизли, — тянет Драко мягко, сузив глаза, и Гермиона коротко зажмуривается, понимая весь масштаб надвигающегося конфликта от подобного тона. — Ведь иной причины твоего нахождения вне гриффиндорской спальни я не представляю.       — Я тоже префект, Малфой.       — Который должен не высовываться в неназначенные графиком дни, чтобы не разорить свой факультет снятыми за тупость очками.       — И это мне рассказываешь ты? — выплёвывает Уизли, и неприязнь в его голосе можно натурально потрогать пальцами. Драко переводит колючий взгляд на лицо Гермионы, и она уверена, что, насколько бы сильно ни пыталась убедить его в обратном ответным взглядом, он думает о том, что она разболтала Рону о произошедшем в ночь с четверга на пятницу.       — Мерлина ради, не начинайте... — Грейнджер пытается ненавязчиво высвободить руку из хватки Рона, но усилия оказываются тщетными.       — Можешь катиться к своим в подземелья, я помогу Гермионе с патрулированием, — цедит он, вонзаясь точками зрачков в лицо слизеринца. Его глаза возбуждённо блестят в тусклом свете опускающегося шарового Люмоса, и Гермиона готова поклясться, что никогда не видела Рона настолько разозлённым.       — Если помогаешь ты точно так же, как стоишь на воротах, то Хогвартс, боюсь, находится под угрозой, — усмехается Драко, а затем неспешно опускает взгляд вниз и чуть вбок, красноречиво приподнимая бровь на попытки девушки избавиться от руки гриффиндорца, — И, вероятно, стоит уточнить у Гермионы, нужна ли ей твоя помощь, — его негромкий хмык – и Грейнджер замирает. — Кажется, твоя девушка не в восторге от твоего появления.       Это было что-то на грани сюрреализма. Драко мог выводить из себя одним лишь выражением лица, но когда он использовал своё главное оружие, которым владел поистине безупречно, это производило по-настоящему ощутимый эффект. Малфой всегда знал с какой стороны надавить, чтобы задеть и без того саднящую рану больнее всего, и Гермиона едва ли могла винить Рона за то, что он не сдерживал себя в эмоциях.       — Ты ни хрена не знаешь, ясно? — рычит он, и Гермиона думает о том, что если сейчас из-за угла выпрыгнет Скитер со своим неизменным коллегой колдографом и Прытко Пишущим Пером, она даже не удивится, потому что всё происходящее напоминает ей постановку для маггловского сериала.       — Рон, не обращай в...       — Не тебе быть знатоком её желаний, — продолжает друг, и то бессилие, которое Грейнджер ощущает, тщетно пытаясь остановить неизбежное, кажется ей чем-то вполне заслуженным. — Все её проблемы из-за таких, как ты.       — Рон.       — Да, и ты так убедителен в своих попытках защитить её, — фыркает Драко.       — Мерлин, прекратите немедленно оба! — Гермиона посылает Малфою негодующий взгляд, но он едва ли обращает на неё внимание.       Серые глаза хищно сужаются.       — Не нужно быть лучшим на курсе у Трелони, Уизли, чтобы видеть, что девушка, к которой ты тянешь руки, не протягивает их в ответ, — вкрадчиво произносит Драко, распаляя гриффиндорца ещё больше. — Может, тебе стоит быть внимательнее...       — Малфой, пожалуйста!       — ...когда расставляешь приоритеты в расписании на день. Эти пустынные коридоры так манки, правда? Никогда не знаешь, с кем можно застрять в тесном алькове поздно вечером.       — Рон, нет, не надо!..       Почувствовав движение на кровати, Гермиона отняла ладони от лица, сбрасывая морок воспоминания и глядя на выпрямившуюся в футе от неё Джинни. Прижавшись правой лопаткой к вертикальной опоре, гриффиндорка свела брови на переносице в ожидании.       Грейнджер вздохнула, запуская руку в сумку, вытаскивая водонепроницаемую косметичку и смыкая большой и указательный пальцы на металлическом бегунке.       — Гарри, должно быть, рассказал тебе, прошло уже четыре дня, — Джинни едва заметно закатила глаза, намекая на неизменный нейтралитет Поттера во всех ссорах друзей, и Гермиона молчала несколько секунд, прежде чем ответить. Будто это хоть когда-то помогало ей собраться с мыслями, когда на душе был полнейший раздрай. — Мы с Роном немного... повздорили.       Это прозвучало почти до смешного неуверенно, будто её голос был не согласен с произнесённым – настолько это было преуменьшено по сравнению с тем, как бы она описала это сразу после состоявшейся ссоры в гостиной тем вечером.       — Почему ты не предупредила меня? — его голос звучит непривычно низко, и это подрывает её уверенность в собственном намерении отчитать Рона за чуть не состоявшуюся драку.       Гермиона устало вздыхает и едва находит в себе силы, чтобы стоять перед ним прямо.       — Господи, Рон, Паркинсон попросила меня подменить её почти перед самым...       Он обрывает её резким смешком, звучащим как нечто непроизвольно-язвительное.       — Да ни черта. Патронус, зачарованный бумажный самолёт, десять минут вверх по лестницам перед началом – ты могла выбрать любой из этих вариантов. Да ты могла попросить кого угодно, когда шла на это чёртово патрулирование, чтобы он нашёл меня и предупредил. Что... — он делает короткий вдох, силясь не сорваться на крик, но это не приносит результата. — Что ты вообще там делала? Я ждал тебя в гостиной весь вечер, как какой-то придурок, Гермиона, но тебе, видимо, плевать на это.       Она пытается удержать его за запястье, но не ожидает, что обратное движение парня окажется таким резким.       — Рон...       — Я не понимаю, в чём дело, — когда он делает шаг на неё, его голос почти дрожит от перекатываемой на языке злости. — Ты сказала, что эти выходные будут наши. Ты, чёрт возьми, пообещала это.       — Прости, я... — она пытается сглотнуть давящий на голосовые связки ком, чтобы голос не звучал настолько тихо, но лишь растягивает красноречивую тишину между ними. Рон усмехается, качая головой в разочаровании, которое едва ли может скрыть физически, и это один из немногих разов, когда Гермиона чувствует себя по-настоящему ужасным человеком. — Рон, пожалуйста, мне очень жаль, что...       — Я не хочу, чтобы ты извинялась, Гермиона, — повышает он голос. — Я хочу, чтобы ты ответила, что происходит, потому что я, блять, клянусь, что не понимаю.       — Ничего, я просто... — ей требуется несколько секунд, чтобы царапающий её лицо выжидающий взгляд перестал ощущаться так чертовски остро. — Я знаю, что подвела тебя, и мне правда очень жаль, что всё так вышло сегодня и...       — Сегодня? — усмехается Рон, и его лицо кривится так ужасно болезненно, что это отбрасывает её на год назад, когда они стояли напротив друг друга возле отдёрнутого полотнища палатки почти с теми же эмоциями. Она снова его предала. — Да ты издеваешься, Мерлин.       — Рон, пожалуйста... Я всё объясню. Дело... — Господи, как банально, — ...не в тебе.       — А в ком? — он делает шаг вперёд, почти нависая, и Гермиона чувствует, как вина, опустившаяся на плечи свинцовой вуалью, придавливает её к полу. — В ком, чёрт возьми, может быть дело, когда ты раз за разом меня динамишь?       Над головой раздаётся шум шагов, пресекая её попытку ответить, а следом заспанный хриплый голос произносит:       — Что вы тут устроили? — свесив корпус с края перил короткого мостика, ведущего в часть со спальнями мальчиков, Гарри близоруко щурится от тёплого света камина. — Вас слышно аж до спален пятикурсников.       — Ничего, — припечатывает Уизли, обрывая всё внутри Гермионы одним лишь тоном. — Мы закончили.       — Рон, ну пожалуйста...       Он не смотрит на неё. Делает широкий шаг в сторону лестницы, но замедляется на мгновение, чтобы сказать:       — Не сомневаюсь, что это было важно, Гермиона, и, наверное, у тебя правда не было возможности, не знаю. Но я задолбался выпрашивать твоё внимание. Увидимся завтра, — а затем уходит вверх по ступеням, оставляя девушку одну в гостиной.       Они не увиделись. Следующим утром Гермиона, несмотря на то, что встреча с Патриком Боулзом – целителем её родителей – была назначена на девять утра понедельника, как и было указано в доставленном в пятницу письме, отбыла в Лондон с разрешения МакГонагалл. Пускай это было эгоистично, инфантильно и, вероятно, абсолютно неразумно, но Гермиона испытывала облегчение от того, что перед тем, как «Хогвартс-экспресс» покинул станцию, она так и не пересеклась с Роном в замке, попросив Гарри передать ему всю необходимую информацию о её отсутствии.       Что она могла сказать? Ей едва удавалось смотреть ему в глаза в субботу, что уж говорить о словах.       — Гермиона.       Мерлин, она когда-нибудь возненавидит своё имя.       Протянув руку, Джинни аккуратно высвободила из ладоней подруги тюбик с мазью, который Гермиона приобрела у Джорджа перед возвращением в школу, и отложила потерявшую былой товарный вид упаковку на покрывало. Грейнджер несколько раз моргнула, с недоумением взглянув на собственные пальцы, кончики которых слегка пекло от того, сколько раз она бессознательно прошлась ими по острому краю спайки.       — Я не настаиваю, чтобы ты делилась со мной подробностями, если не хочешь, — произнесла Джинни мягко, — но ты ведь знаешь, что твои отношения с моим братом – в каком бы статусе они ни находились – никак не отразятся на моём отношении к тебе. Я поддержу тебя в любом случае.       Гермиона печально хмыкнула, покачав головой. Гортань неприятно сдавило, будто кто-то приставил к её шее палочку, а собственное колено, на которое она смотрела, затянуло мутной пеленой вместе со всеми попавшими в поле зрения предметами.       — Он же твой брат, — хрипло выдохнула она, смаргивая влагу с глаз и восстанавливая фокусировку на тёмной ткани денима.       — А Гарри твой лучший друг, — спокойно пожала плечом девушка, — но ты не осудила меня, когда я сказала, что больше не хочу с ним быть. К тому же, — подняв руку, Джинни прихватила пальцами край отодвинутых штор и просунула ткань между затылком и деревянной опорой, создавая мягкую прослойку, — я никогда не считала вас хорошей парой.       Гермиона вскинула изумлённый взгляд на подругу, что при виде круглых, как два галлеона глаз, лишь вновь приподняла плечи в беспечном жесте, словно в произнесённом не было абсолютно ничего, что хотя бы гипотетически могло считаться странным. Приоткрыв рот, Грейнджер несколько секунд пыталась придумать правильный ответ, но в конечном итоге сглотнула и негромко произнесла:       — Мы просто поссорились, Джин.       Уизли изогнула губы в лёгкой, слегка ломанной улыбке.       — А я просто подумала вслух.       Между ними на какое-то время повисла тишина. Гермиона опустила взгляд на раскрытую дорожную сумку, думая о том, что желание вернуться назад в небольшой трёхэтажный отель в Лондоне, в котором она провела последние три дня, с каждой секундой становилось всё ощутимее. Даже несмотря на то, что пребывание в столь опасной близости к родителям казалось ей изощрённой пыткой – Грейнджер так и не решилась на встречу с ними, опасаясь собственной несдержанности.       Джинни тихо кашлянула, ненавязчиво привлекая к себе внимание.       — Я могу не спрашивать, — сказала она, остановив взгляд на корешке книги, что виднелся в расстёгнутом внутреннем кармане сумки.       Гермиона усмехнулась, покачав головой, и провела кончиком указательного пальца по золотистому тиснению, прежде чем Уизли вытянула потрёпанный том, чтобы прочитать название любимого романа Гермионы.       — Спросишь же.       — Ну, если ты настаиваешь...       Рассмеявшись, – скорее от необходимости как-то ослабить скапливающееся в груди напряжение, чем от шутливой наглости подруги – Грейнджер глубоко вздохнула, наполнив лёгкие кислородом и помолчав несколько секунд, прежде чем заговорить. Эта была очевидная попытка смены темы на более безопасную, но гриффиндорка не была уверена в том, что разговор о родителях представлялся ей легче разговора о затянувшихся отношениях с Роном.       На самом деле, нет. Как раз наоборот.       — Целитель Боулз хочет рассказать им о магии, — негромко произнесла она. Гермиона потянулась к ручке сумки и принялась крутить в пальцах металлический брелок в виде серебристого кота, чувствуя необходимость в том, чтобы сохранять концентрацию с помощью чего-то материального. — Не прямо сейчас, разумеется, но...       Каждое сказанное слово резало ей горло так, будто произносимые звуки были лезвиями и могли причинять физическую боль. Гермиона сглотнула, моргнув несколько раз, хотя её глаза оставались сухими, чем она определённо могла гордиться – после двух дней бесконтрольных слёз это было настоящим прорывом.       Джин и Стивен Грейнджер находились под круглосуточным наблюдением в больнице Святого Мунго с июня по август, до того момента, пока Гермиона не покинула Лондон, чтобы продолжить обучение в Хогвартсе. Несмотря на то, что отделение было маггловским и там находилось достаточно тех, с кем они могли общаться без затруднений, чары, наложенные на здание и территорию, оказывали определённое влияние на результат. Им было некомфортно. Тревожно. И непривычно от того, что Гермиона, появлявшаяся каждые выходные в коридоре рядом с их палатой, так отчаянно желала делиться с ними различными историями из своей жизни, пытаясь заместить отсутствующие воспоминания новыми.       Когда Грейнджер сообщила Боулзу о том, что с началом учёбы приезжать на еженедельные визиты может стать весьма проблематичным для неё занятием, он ответил ей, что это прекрасная новость. После снятия чар Обливиэйта воспоминания её родителей вернулись лишь выборочно, потому как изначальной и самой главной целью их наложения было заставить забыть о существовании дочери-волшебницы. Внушение желания переехать в Австралию было стёрто, превратившись в долгое незапланированное путешествие, а личности Моники и Венделла Уилкинсов уничтожены.       После двух месяцев в Мунго, что не принесли ровным счётом никаких результатов, Боулз сказал, что её отъезд в Хогвартс может сыграть им на руку. Для пациентов с амнезией важен эффект «родных стен», а с момента возвращения из Австралии её родители ни разу не переступили порог собственного дома. Палата, в которой они содержались, выглядела почти так же, как и гостиная, в которой они прожили более двадцати лет, но это всё было ненастоящим. Поэтому в день, когда «Хогвартс-экспресс» увёз её в замок, Джин и Стивен Грейнджер вернулись к своей прежней жизни, продолжив посещать терапию раз в две недели и принимать выписанные целителем настойки.       — Мама вспомнила, что раньше дом выглядел иначе. Она не знает, как именно, но думает, что это связано с гостевой спальней – раньше это была моя комната. Её это пугает, но это хороший знак. Что-то вроде положительной динамики, потому что это первый раз, когда она усомнилась в том, что у неё не может быть взрослой дочери, — произнося это, Гермиона почувствовала, как уголок её губ непроизвольно дёрнулся, и сжала пальцы на металлическом животном крепче.       На начальном этапе восстановления было принято решение не вываливать всю информацию на её родителей одним большим комом, так как сильный стресс мог спровоцировать нежелательные последствия. Кататимная амнезия являлась недостаточно изученной сферой не только в маггловской медицине, но и в волшебной. Магия разума – одна из самых сложных для исследований, её воздействие на подсознание всегда непредсказуемо, но в случае с мистером и миссис Грейнджер оно было осложнено тем, что взамен стёртых воспоминаний Гермионе пришлось создать новые. Она буквально заменила двадцать лет их жизни на чужую, а затем попыталась вернуть назад, наложив на уже приобретённые за год моменты. Она должна была понимать, что это действительно самый худший из всех вариантов.       Поначалу её родители отказывались верить в то, что едва сдерживавшая слёзы Гермиона могла быть их дочерью хотя бы гипотетически, однако со временем их реакция на её появление стала спокойней, превратилась в данность, с которой они пытались смириться. Они знали, кто она, но не писали ей писем, не спрашивали об учёбе и не искали встреч. Гермиона была просто незнакомкой, присутствовавшей на тех нескольких общих фотографиях, которые ей удалось сохранить, потому что родители банально не помнили ни единого события, связанного с ней. Они не помнили ничего из того, что могло связывать их хотя бы косвенно, потому что Гермиона действительно желала защитить их, когда сбегала вместе с Гарри и Роном.       Джин и Стивен Грейнджер даже не подозревали о том, что их дочь является волшебницей.       — В общем, целитель Боулз полагает, что такая информация, как существование магии, может ускорить процесс восстановления воспоминаний, послужив толчком для снятия ментального барьера. Он пригласил меня на личную встречу для того, чтобы я понимала, что риск ухудшения ситуации так же велик, как и вероятность положительного результата. Они могут всё вспомнить, а могут и вовсе чокнуться от того, что их забытая девятнадцатилетняя дочь – ученица школы чародейства и волшебства, — большой палец правой руки закололо, и Гермиона сместила взгляд вниз, посмотрев на вмятину в покрасневшей подушечке от впившегося в кожу металлического ушка кота. — Проще говоря, я должна быть готова к любому исходу.       — И что ты решила? — тихо поинтересовалась Джинни, откладывая «Гордость и предубеждение» в сторону, и Грейнджер даже не нужно было смотреть на неё, чтобы распознать сочувствие в её голосе и мысленно воспроизвести сведённые на переносице брови и чуть опущенные уголки губ.       — Ничего. Боулз дал мне месяц на то, чтобы всё обдумать. Если к концу срока динамика останется прежней, то... — она пожала плечами, и это было красноречивее любых слов.       У неё не было варианта «не решать», но это была ситуация, в которой Гермиона совершенно не желала быть той, чьё слово станет последним.       Джинни молчала, и, пожалуй, это было лучшее из того, что она могла предложить в качестве поддержки. Растягивать разговор сочувствием, пускай и искренним, абсолютно точно было не тем, чего бы Гермионе хотелось.       Петли на входной двери скрипнули, заставив двух девушек повернуть головы на звук. Деревянное полотно медленно приоткрылось, образовав щель, и в комнату вальяжной походкой вплыл Живоглот. Бросив на вернувшуюся хозяйку короткий янтарный взгляд, он направился к пустой кровати Парвати.       Воспользовавшись возникшей заминкой, Грейнджер решила перевести тему на что-то более безопасное и менее болезненное. Хотя бы на время.       — Что здесь происходило, пока меня не было? — спросила Гермиона нарочито беспечным тоном, который даже для неё самой звучал чересчур фальшиво. — Хочу знать всё.       Джинни стрельнула в подругу взглядом, молча принимая её желание не развивать предыдущую тему, и, отбросив копну рыжих волос за плечи, улыбнулась.       — Ну, из важного – в замке был Кингсли, — сообщила она, меняя положение тела и продавливая локтями постель, — Прибыл вчера вечером вместе с какой-то шишкой в костюме, — уперевшись подбородком в основание пястной кости раскрытой левой ладони, она прикусила нижнюю губу, вспоминая последние события. — Нотта выписали сегодня утром, что странно, потому что я слышала, что у него вроде как драконья оспа, а он выглядит лучше, чем до попадания в больничное крыло, но, честно говоря – вообще пофиг, он не на моём курсе. О! Лиса Дорнетт из Когтеврана – веснушчатая такая, я рассказывала, что она как-то перепутала свитки и вместо эссе по трансфигурации сдала список всех симпатичных, по её мнению, парней на курсе – спит с Монтегю. Представляешь? Ханна поймала их после отбоя, меня аж передёрнуло, когда я узнала, это почти так же отвратительно, как рассказ Амелии о Гойле. Ещё... м-м, в Малфоя, кажется, зарядили бладжером на тренировке в понедельник. Рон сказал, что это карма – без понятия, что он имел в виду, но мне жаль парня – бладжером по почкам, у-ух...       Гермиона сглотнула, попытавшись убрать внезапно возникшую сухость в горле. Кончик языка закололо от желания задать наиболее интересующий её вопрос, но Грейнджер сдержалась, опустив взгляд на практически придавленное локтем письмо, которое принесла с собой Джинни.       Она не рассказывала ей о случившемся в ночь с четверга на пятницу. Несмотря на то, что для того чтобы стабилизировать состояние Теодора, потребовалось разбудить трёх преподавателей и по меньшей мере треть всех находящихся в замке картин, распространения новости о применении Непростительного на одном из учеников удалось избежать. Вероятно это была заслуга Кингсли, который весьма прозрачно намекнул о полной конфиденциальности всего произошедшего, когда оставил Гермиону в кабинете МакГонагалл, вместо того, чтобы выставить за дверь, пусть это и было совершенно ни к чему. Грейнджер не стала бы болтать и без подобных мер предосторожности.       На самом деле, в этом действительно не было смысла. Драко не рассказал практически ничего важного перед тем, как МакГонагалл ненавязчиво сообщила о позднем времени, за исключением весьма подробного плана по покупке нелегальных порталов, что уже являлось достаточным основанием для обращения в Визенгамот. После того, как Гермиона ответила, что не была в курсе абсолютно самоубийственного плана двух – впрочем, исходя из поведения Пэнси Паркинсон и Блейза Забини, вполне вероятно, что не двух – слизеринцев, директриса отправила её в башню Гриффиндора, предварительно оштрафовав на двадцать очков и лишив возможности услышать весь дальнейший разговор.       Как же это раздражало. Гермиона ненавидела незнание и ненавидела оставаться в стороне от чего-то важного, а это определённо было очень важно, потому как не было ни единого шанса, что Малфоя отпустили безнаказанным.       — Ты в курсе, для чего Кингсли был здесь? — поинтересовалась она, хотя вопрос о состоянии Драко после удара бладжером, если честно, был для неё куда более значим, но выделить именно его из тезисов всего произошедшего было бы странно.       Джинни вздохнула, переворачиваясь на спину и сгибая ноги в коленях, чтобы упереться обтянутыми серыми гольфами стопами в изножье кровати.       — Нет. Я лишь видела, как он спускался по лестнице второго этажа с МакГонагалл, — протянув руку, Уизли наощупь нашла конверт с письмом, попутно смяв покрывало вокруг размётанных рыжим ореолом волос. — Многие переполошились, потому что, знаешь, не каждый день Министр магии Великобритании заглядывает на чашку чая после последней лекции, но едва ли хоть кому-то удалось выяснить, для чего он был здесь. Может, проверял драконью оспу Нотта?       Ох, Джинни, если бы ты знала...       — А как прошло собрание префектов? — пальцы вновь потянулись к брелку, чтобы возникший в мыслях хаос из всевозможных предположений и догадок не снизил её концентрацию на разговоре. В последнее время это происходило всё чаще. — Забини должен был провести его в понедельник, я оставляла ему план и некоторые свои заметки.       Смешок, который издала Джинни, слегка приподняв подбородок, чтобы взглянуть на подругу снизу вверх, заставил Гермиону нахмуриться.       — О, он определённо не использовал твои заметки, — протянула она, улыбаясь, звуча слишком воодушевлённо для того, чтобы в её тоне нельзя было заподозрить подтекст. — Не верю, что ты всерьёз думала, будто Блейз будет действовать по твоему сценарию.       — И что это значит? — выгнула брови Грейнджер, наблюдая за тем, как Уизли вскрыла конверт и, вытащив оттуда сложенный втрое пергамент, принялась его распрямлять.       — Значит, что всё прошло прекрасно, — зажав большими и указательными пальцами лист, ответила Уизли, прикусив серединку нижней губы и принявшись читать выведенные мелким почерком строчки. — Просто прекрасно.       Это всё ещё оставалось непривычным. С того момента, как Джинни поведала об испытывающем её выдержку напряжении между ней и Забини, прошло не так много времени, но после того, как Грейнджер довелось увидеть подтверждение слов на деле, продолжать не замечать очевидное больше не получалось. И не то чтобы её удивлял или коробил выбор младшей Уизли, – это было бы весьма лицемерно, учитывая тот факт, что сама она систематически терялась в мыслях совершенно не о том человеке, – но осознать их взаимное и, судя по всему, продолжительное влечение как данность было... странно.       Однако возвращаясь назад и вспоминая то, с какой лёгкостью Забини мог вливаться в абсолютно любую компанию и как харизматично ухмылялся, подстёгивая её на патрулированиях колкостями, она могла понять выбор Джинни.       Гермиона открыла рот, чтобы узнать оговорённый на собрании план, как вдруг девушка встрепенулась, слегка приподняв корпус, чтобы вчитаться во что-то на пергаменте внимательней.       — Драккл меня задери! — воскликнула Джинни, выпрямляясь на кровати и небрежно откидывая упавшие от резкого движения волосы с лица. Её карие глаза забегали по письму в руках. — Мерлин, она не... Ну нет. Нет!       — В чём дело? — Гермиона обеспокоенно подалась вперёд, пытаясь заглянуть за плечо подруги. — Что там?       — Она... — Джинни запнулась, быстро облизав губы и прочтя ещё несколько строк. — Мама отослала запрос от моего имени в Академию целителей. Ты понимаешь? Отослала!       Грейнджер нахмурилась, вернувшись в прежнее положение и попытавшись осознать сказанное гриффиндоркой. Насколько ей было известно, – хотя, исходя из того, что ей удавалось больше года находиться в неведении относительно общения подруги с итальянцем, её информированность о жизни Джинни едва ли можно было назвать высокой – Уизли никогда не интересовалась такими дисциплинами, как травология или зельеварение на уровне большем, чем тот, что был необходим для сдачи экзаменов.       — Но ты же не изучала углублённо...       — Да, потому что мне это, чёрт возьми, не нужно! — перебила её Джинни, подняв пылающий злостью взгляд, — Послушай только! — слегка встряхнув уже изрядно помятый лист, она принялась зачитывать написанные миссис Уизли слова. — «Дорогая, я всё узнала! Селин, дочь Фоссетов, что живут неподалёку, поступила туда в этом году, и она просто в восторге от программы обучения. Они берут даже студентов с С.О.В., представляешь? Как только они примут решение, я пришлю тебе ответ с Сычиком. Возможно, если ты поговоришь с профессором МакГонагалл, она напишет тебе дополнительную характеристику. Как там Гарри? Передавай ему большой привет от нас с папой...».       Гермиона неловко потёрла щёку, пытаясь подобрать слова, которые не прозвучали бы слишком категорично в отношении миссис Уизли, но Джинни не позволила ей даже вдохнуть для ответа, выпалив:       — Это просто невероятно! Она опять лезет не в своё дело! Я с начала лета говорю о том, что хочу пройти отборочные в «Холихедских Гарпий», потому что они лучшее, что вообще когда-либо случалось с Британской и Ирландской лигами, а она просто... просто... — от негодования ей не хватило воздуха, и Джинни рассерженно впечатала письмо ладонью в кровать, рыча. — После того, как Рон отказался воплотить её мечту о сыне-авроре, она совсем перестала меня слышать. И я... я знаю, я понимаю, что это всё из-за Фреда, что ей страшно, что она хочет, чтобы когда-нибудь я стала той, кто сможет спасти, но...       — Джин...       — ...я не хочу! Она снова, снова это делает – не слушает! Просто... — короткий громкий выдох, вдох, а затем почти обречённое: — ...не слушает.       Пальцы сжали письмо с сухим шорохом, и Уизли отбросила скомканный в шарик пергамент в сторону, проследив за тем, как он закатился под кровать Парвати, привлёкши внимание Живоглота. Спрыгнув с постели, полу-низзл юркнул в темноту, оттолкнув лапами стоявшие у тумбочки тапочки. Гермиона посмотрела на поникшую Джинни и попыталсь придать своему голосу максимальную мягкость.       — Ты можешь написать в Академию, что передумала...       Джинни невесело рассмеялась, покачав головой.       — Ты же знаешь, что тогда будет, Гермиона. Повторение летних каникул мне ни к чему.       Грейнджер поджала губы, вновь сомкнув пальцы на холодном металле брелка. Молли Уизли, как бы ужасно это ни звучало, была самым удушающим в своей гиперопекающей любви родителем, и после смерти Фреда это качество раскрылось в ней на максимум. Она абсолютно не принимала того, что у её детей могло быть собственное видение жизни, которое зачастую было отличным от её мировоззрения, и считала, что выстроенные в её голове сценарии будущего куда более перспективны, чем те, что могут стать результатом самостоятельного выбора Рона и Джинни. Джордж, к вероятному сожалению Молли, больше не был подвластен её всеобъемлющей опеке.       После того, как каждый член Золотого трио был удостоен Ордена Мерлина за особые заслуги в победе над Волдемортом, они получили символическое материальное «спасибо» в виде нескольких тысяч галлеонов на свои счета в банке Гринготтс. Полагая, что Рон должен следовать установленному плану по повышению социального статуса семьи, Молли неоднократно препятствовала снятию этих средств для помощи в развитии «Всевозможных волшебных вредилок» и отсылала запросы в Аврорат от лица сына в надежде на то, что положительный ответ сможет вдохновить Рональда на поступление в Академию. Она терроризировала его целыми днями, и миссис Уизли совершенно не волновал тот факт, что Рон никогда не желал быть причастен к работе в Министерстве. Гарри – двигатель, его врождённое чувство справедливости и желание помогать всем и каждому просто не позволят ему жить спокойно, занимаясь бумажной волокитой в офисе, и потому Гермиона не сомневалась в том, что после сдачи Ж.А.Б.А. Поттер начнёт карьеру аврора, которая в ближайшем будущем раскроет весь его потенциал.       Рон же совсем другой. Он более лёгкий и куда менее ответственный, и служба в Министерстве его выжжет просто потому, что будет тяжела морально. Перспектива присоединиться к работе в магазине идеальна для него возможностью стать частью семейного бизнеса и вместе с тем развить хотя бы немного определённой самостоятельности, потому что Джордж совершенно точно не позволит ему отлынивать от дел. Ну, а Джинни...       Мерлин, хоть кто-нибудь на этой планете может представить её целителем?       Вспышка чего-то яркого прервала размышления Гермионы, вынудив вернуть внимание сидящей напротив неё подруге.       — В любом случае, меня ещё могут не взять, так что, — передёрнув плечами, Джинни отбросила рыжие локоны с лица и вновь прижалась лопатками к вертикальной опоре, вернувшись в своё изначальное положение. — Не хочу об этом думать, у меня впереди ЗоТИ со Слизерином, вечер и без того предстоит не самый радужный и... Годрик, вот я дурья башка! — воскликнула девушка, хлопнув себя по лбу. — Пора обратиться к Помфри за настойкой для памяти. Ты привезла то, о чём я просила?       Гермиона встрепенулась, потянувшись к дорожной сумке, и принялась искать купленные в художественном магазине краски и пигменты для театрального грима.       — Да, но я не уверена, что угадала с оттенками, — пробормотала она, выкладывая на покрывало несколько тюбиков и баночек. — Ты просила золотой и что-то красное, но у меня глаза разбежались, когда я всё это увидела. Вот ещё голубой, белый и... чёрный? Да, это чёрный.       Джинни наклонилась, чтобы взглянуть на цвета вблизи, и едва не уткнулась лицом в спину внезапно запрыгнувшего на кровать Живоглота. Грейнджер поджала губы – ещё немного, и на постели не останется даже свободного дюйма.       — А ну брысь, толстый! — шикнула Джинни, легонько подтолкнув недовольно мяукнувшего кота в пушистый бок.       — Ты так и не сказала, кем собираешься быть на Хэллоуин, — напомнила Гермиона, смыкая ладони вокруг кошачьего туловища и притягивая его к себе на колени.       — Как и ты не сказала, когда мы пойдём в Хогсмид за костюмами, — выгнула бровь Уизли.       Гермиона закатила глаза, запустив пальцы в густую шерсть за рыжими ушами.       — У меня не будет нового костюма, Джинни. Я не стану тратить галлеоны на платье, которое надену один раз.       — Ты можешь надеть его дважды, тебе никто не запретит. И ты могла бы выбрать что-нибудь открытое, — осторожно предложила она, непроизвольно коснувшись взглядом тюбика в неброской серебристой упаковке, и пожала плечом, но Гермиона замотала головой ещё до того, как Уизли успела закончить предложение.       — Пожалуйста, Джинни, не начинай, — короткая пауза, за время которой они обе пытались придумать аргументы. — К тому же, моё розовое платье весьма открытое...       — Мерлин, Гермиона, ты была в нём на приёме у Слизнорта два года назад, оно абсолютно не хэллоуинское.       — Кормаку понравилось...       — Господи, меня сейчас стошнит, — простонала младшая Уизли, изобразив на лице отвращение.       Гермиона рассмеялась, вспомнив выражение лица Маклаггена, когда она выскользнула из-под распускавшихся над их головами соцветий омелы, ненароком подтолкнув на своё место проходившего мимо писателя Элдреда Уорпла. Джинни выставила указательный палец перед её лицом, заявив, что возьмётся за её внешний вид насильно, если подруга не передумает, и Грейнджер закатила глаза, слушая про всевозможные идеи костюмов и продолжая греть холодные руки в тёплой шерсти Живоглота.

***

      — М-м-м, нет, — спокойно, — Как-то криво, — не поддавайся. — Мне не нравится.       Вдох.       Чёрт.       — Тогда не смотри, — отрезала Гермиона, совершив короткий взмах палочкой. — С чего ты вообще взял, что я буду полагаться на твой вкус?       — С того, что он у меня есть, очевидно, — хмыкнул Блейз, продолжая рассматривать работу гриффиндорки с выражением снисходительности на расслабленном лице. — Салазар, почему её так перекосило, у неё что, припадок?       — Займись своей тыквой, Забини, — буркнула девушка, вырезая зловещий оскал на очередном пузатом овоще.       — От моей тыквы хочется отшатнуться, Грейнджер... — произнёс итальянец, магией развернув левитирующий экземпляр резной физиономией к Гермионе. Потянув кончик губы вверх, он перевёл взгляд на работу старосты девочек, а затем показательно стёр усмешку, опустив уголки вниз, и продолжил: — ...а твою – пожалеть.       — Иди к чёрту, — шикнула Гермиона, закатив глаза. — Лучше придумай, что мы будем делать со столами и рассадкой. Я подумала, что мы могли бы повторить всё, как на четвёртом курсе – поставить несколько столиков с блюдами ближе к выходу для всех желающих поесть, не привлекая внимания, а столы с напитками и закусками отлевитировать ближе к центру.       — Отсеиваешь Уизли от остальных уже на стадии подготовки к мероприятию? Мне нравится, — протянул Блейз, а затем издал негромкое «ауч», увернувшись, когда Гермиона запустила в него небольшим кусочком тыквенной мякоти из вырезанной улыбки. — Это за рамками наших обязанностей, Грейнджер. Рассадкой занимаются директор и преподаватели, нам не нужно придумывать что-то, наше дело – антураж.       — Но мы могли бы проявить инициативу... — склонив голову набок, итальянец послал ей полный скепсиса взгляд, и девушка слегка стушевалась, поджав губы. — Ладно... О, я получила ответное письмо от «Ведуний», кстати, — поделилась Грейнджер, взглянув на то, как Блейз небрежным жестом отправил готовую тыкву на оконную раму и потянулся за следующей. Вытянутые шнурки из капюшона его чёрной толстовки легко шлёпнули по груди, когда он выпрямился. — Они смогут исполнить пару песен.       — Слава Салазару, — хмыкнул Забини. — Если бы Флитвик предложил свой лягушачий хор в качестве музыкального сопровождения, я бы вздёрнулся.       Гермиона отвернулась, покачав головой, и прикусила губу, чтобы скрыть непроизвольную улыбку. Взмах палочкой – и её дважды переделанная тыква зависла в воздухе, демонстрируя печальную мину на одной стороне округлого овоща. Грейнджер вздохнула, обведя взглядом неровные края предположительно злобного – но больше вымученного – оскала, и пришла к выводу, что ей всё же стоило взять на себя трансфигурацию летучих мышей. Её тыкву и правда хотелось пожалеть.       Заметив её взгляд, Блейз расплылся в довольной улыбке и, наклонившись вперёд, елейно протянул:       — Четыре слова, Грейнджер. Всего четыре слова.       — Не дождёшься, — фыркнула девушка, чем вызвала у итальянца ещё большее желание подцепить её. Отведя плечи назад, Забини небрежно взмахнул ладонью, словно поторапливая.       — Давай, повторяй за мной: я была не пра...       — У вас все на Слизерине такие самодовольные задницы? — поинтересовалась Гермиона, сузив глаза, и Блейз ответил ей снисходительно приподнятой бровью.       — Только те, кому есть, что отвечать на подобные вопросы. Остальные просто высокомерно не отсвечивают.       Позёр.       Отлевитировав многострадальную тыкву наверх к соседнему окну, гриффиндорка опустила палочку, оглядев Большой Зал, который к этому моменту уже пестрил одним из традиционных цветов Хэллоуина – оранжевым, что менял свой оттенок в зависимости от освещения от померанцевого до тёмно-янтарного. Сотни маленьких тыкв парили в воздухе вместо привычных всем свечей, создавая мрачную атмосферу, что должна была сохраняться на протяжении недели до мероприятия.       Гермиона любила Хэллоуин. В детстве, ещё до того момента, когда она узнала, что является волшебницей, родители отвели её на ежегодную ярмарку, что проводилась в Гайд-парке в вечер тридцать первого октября, и именно там маленькая гриффиндорка – тогда ещё будущая – впервые усомнилась в том, что всё в мире можно объяснить логически. Она шагала по разукрашенным оранжевым светом тротуарам со «светильником Джека» наперевес и кульком грильяжных конфет, когда на дорогу выскочила незнакомка в забавной ярко-изумрудной мантии и остроконечной шляпе. В одной её руке была резная деревянная палочка, а второй она придерживала небольшой кожаный портфель. Вероятно, женщина куда-то очень торопилась, а потому в спешке не заметила, как едва не сшибла девочку с ног, однако нравоучительно-громкое «Осторожнее, мадам!» вынудило её притормозить, чтобы с удивлением взглянуть в нахмуренное личико. Гермиона со всей важностью принялась отчитывать абсолютно незнакомую ей женщину, что с каждой секундой краснела всё больше, – то ли от негодования, то ли от неловкости – а затем осмотрелась, наклонилась, подняла с земли уроненную кем-то пластмассовую трубочку и, взмахнув палочкой, превратила её в плюшевого ярко-рыжего кота. Женщина всучила игрушку оторопевшей девочке, подмигнула и быстро скрылась в толпе выходивших из шатра кривых зеркал людей, оставив моргающую в изумлении Гермиону до того момента, пока родители не нашли её.       Потребовалось четыре года для того, чтобы Грейнджер узнала, что произошедшее было не просто трюком, а самой настоящей магией. А затем ещё два, чтобы найти в одном из зоомагазинов Косого переулка живую копию своей любимой плюшевой игрушки.       Сморгнув воспоминание с кончиков ресниц, Гермиона вздохнула, приготовившись сообщить Блейзу о том, что займётся трансфигурацией летучих мышей, но возникшая на пороге Большого Зала фигура нарушила её планы. Остановившись у начала стола, что был закреплён за Когтевраном, парень, облачённый в тёмно-бордовый свитер с вышитой на груди буквой «Р», поднял руку, махнув ладонью в подзывающем жесте.       Гермиона, мельком обернувшись, обратилась к Забини:       — Я сейчас вернусь.       А затем поднялась со скамьи и, успев заметить, как итальянец закатил глаза, направилась к ожидавшему её Рону.       С момента возвращения девушки в Хогвартс прошло три дня, и за всё это время общее количество минут, которые они провели вместе, за исключением лекций и приёмов пищи, едва ли превышало один десяток. Вероятно, абсолютно все на Гриффиндоре заметили, что Уизли не занимал место рядом с ней за завтраками и не искал встреч по вечерам после закрытия библиотеки, что поспособствовало появлению слухов и неприятного зуда на затылке каждый раз, когда Гермиона отворачивалась. Несмотря на раздражение от подобного ребячества, Грейнджер чувствовала вину перед Роном, а потому дважды пыталась вывести парня на разговор, чтобы извиниться, но дважды Уизли её отверг, повторив то, что она слышала в ночь их ссоры.       «Я не хочу, чтобы ты извинялась, Гермиона. Это не то, что мне нужно».       Наверное, именно поэтому сейчас каждый её шаг ощущался низкими ударами в голове, будто кто-то отбивал ритм по бас-барабану. Потому что она не могла дать ему то, чего он хотел.       Рон следил за её движениями со своего места и, кажется, вовсе не собирался облегчать ей задачу. Лишь смотрел, как гриффиндорка приближалась, периодически проходясь зрачками по её фигуре в тёплом полосатом джемпере и джинсах. Гермиона машинально подняла руку, чтобы пригладить собранные в высокий хвост кудри и заполнить оставшиеся секунды хотя бы чем-то отвлечённым.       Шаг. Рон перенёс вес тела на обе ноги, выпрямляясь. Шаг. Сместил взгляд куда-то за спину девушки, и Гермиона со всей ясностью осознала, что прямо сейчас за каждым её действием наблюдал Блейз Забини. Шаг.       Она остановилась, слегка приподняв уголки губ в улыбке, и тихо выдохнула:       — Привет.       — Привет.       Это было ненамного суше, чем она ожидала, и Гермиона почти испытала облегчение. Рон, в отличие от своих братьев и Джинни, всегда был крайне обидчив. Зачастую ему хватало лишь нескольких брошенных вскользь фраз, чтобы найти причину для трёхдневного бойкота, и это было тем, что девушка в нём, откровенно признаться, не любила. Порой Уизли был слишком инфантилен, хотя это качество нередко разбавляло напряжённую атмосферу в их трио.       Сцепив пальцы в замок перед собой, чтобы сковавшее плечи напряжение ослабилось хоть немного, Гермиона поинтересовалась, пытаясь начать диалог:       — Как продвигается подготовка? — и почти сразу же негодующе подумала о том, что это он подозвал её к себе, а не наоборот.       Решив, что его красноречивое молчание было достаточно долгим, Рон вернул взгляд на её лицо и со вздохом ответил:       — Мы почти закончили. Джинни и Парвати запрягли Харпера по полной, так что ещё минут десять, и Гриффиндор свободен.       Грейнджер нахмурилась, недоумённо поведя головой из стороны в сторону.       — Харпер? Причём здесь Харпер?..       — Спроси у Забини, он назначил его помощником, — пожал плечами Уизли.       Гермиона вскинула брови, уверенная в том, что во время рассказа о прошедшем собрании, итальянец ни разу не упомянул об этой незначительной детали. Впрочем, как и Джинни.       Молчание затягивалось. Гермиона переступила с ноги на ногу, думая, что если она сейчас вновь начнёт извиняться, то, вероятно, Рон не захочет её слушать, но сказать что-то иное у неё не получалось физически. Потому что каждый раз, когда она придумывала причину для отказа, ей не было стыдно. Совесть просыпалась лишь тогда, когда она видела, насколько больно делала Рону, а в такие моменты её шкатулка с адекватными и правдоподобными объяснениями просто напросто терялась, вынуждая её бессвязно лепетать и отводить глаза.       Собственный разум играл против неё, из раза в раз подкидывая напоминание о том, что всё это между ними не должно было даже начинаться, потому что Гермиона никогда не умела лгать правдоподобно.       Рон слегка пошевелился и вновь вздохнул, подступив на шаг ближе и вытянув этим движением девушку из мыслей.       — У тебя есть планы на день? — спросил он, смотря в её лицо прямым взглядом, и Гермиона оторопело моргнула, уставившись на него в ответ.       Нет, всё-таки она действительно ужасный человек. Несмотря на все моменты, Рон всё ещё пытался, в то время как Гермиона эгоистично надеялась на то, что однажды он просто закончит всё за неё.       Грейнджер сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло, чтобы ответить ровно, но язык всё равно ощущался так, будто она провела без воды неделю.       — Мы с Джинни планировали пойти в Хогсмид после того, как закончим с антуражем, — произнесла она несмело, видя, как Рон сжал губы, вынуждая её поспешно добавить: — Мы правда планировали, это последние выходные перед Хэллоуином, а у Джинни нет костюма, и я тоже хотела что-нибудь посмотреть... Мы не можем перенести на завтра из-за репетиции, но ты мог бы пойти с нами, если хочешь...       — Нет, — качнул головой Уизли, и Гермиона почти возненавидела себя за то, что испытала облегчение от его отказа, — не нужно. Мы с Гарри собирались полетать, так что не страшно. Я подожду, когда вы вернётесь.       Почти возненавидела.       — Хорошо, — улыбнулась она, стараясь не выдать фальши артикуляцией, когда Рон подступил ещё ближе, обхватив ладонью её правое предплечье и притянув к себе.       Не зажимайся.       — Ты ведь не продинамишь меня в этот раз, правда? — спросил он с шутливым прищуром, однако интонации в его голосе не позволяли усомниться в том, что вопрос был задан серьёзно.       Гермиона мотнула головой скорее машинально, чем осознанно, уткнувшись взглядом в горловину его бордового свитера.       — Я уже говорила, что не...       — Да-да, помню, — перебил её Уизли и, опустив вторую ладонь на заднюю поверхность шеи, прижался к её губам поцелуем.       Ей нравилось, как Рон целовался. Наверное. С точки зрения физиологии это было приятно и чувствовалось не так механически, как это было с Виктором на четвёртом курсе, но всё же во всех их поцелуях было мало тактильности. Чего-то живого. И если с Крамом Гермиона думала о том, как бы не провалиться на исполнении, то с Роном она думала, что ей необходимо проявлять инициативу хотя бы после того, как он уже проявил её первым.       Да. Она определённо ужасная девушка.       Рон разорвал поцелуй спустя шесть секунд, и, вероятно, это было дико неправильно, что она знала это так точно. Он слегка отстранился, сообщив о том, что будет ждать её в гостиной вечером, и Гермиона кивнула, пообещав принести ему упаковку «Друбблс» и медовых ирисок из «Сладкого королевства». Она предпочла не заострять внимание на том, что сделала это лишь для того, чтобы не оставлять их прощание столь неловким после того, как Рон шепнул ей о том, что ему нравится, когда её волосы собраны наверх.       Когда она вернулась к своему месту за столом, пытаясь не думать о том, что сегодня ей предстоит самый длительный поход по магазинам, то обнаружила, что Забини заполнил практически всю правую сторону Зала, разместив на каждой оконной раме по две тыквы. Опустившись на скамью, Гермиона взглянула на итальянца, но Блейз не проявил ни малейшего признака заинтересованности её возвращением.       Оно и к лучшему.       Гермиона вздохнула, усилием выбросив из головы все посторонние мысли, и потянулась к стопке со специально приготовленными пергаментами для трансфигурации летучих мышей. Однако едва гриффиндорка успела коснуться первого листа, как вдруг Блейз хмыкнул, не отрываясь от своего занятия:       — Мило.       Ох, даже не смей.       — Замолчи, — буркнула Гермиона, увидев периферическим зрением усмешку на его лице.       — Ты в курсе, что совершенно не умеешь притворяться? — поинтересовался Блейз, покачав головой. — Просто кошмарно это делаешь...       — Знаешь, а не пойти бы тебе...       — ...но мне сложно тебя в этом упрекать, ведь если бы мне приходилось каждый день видеть физиономию Уизли так близко... — продолжил он, красноречиво оборвав издёвку под негодующим взглядом девушки.       — Иди. К. Чёрту, — отчеканила Грейнджер, вскинув подбородок, чувствуя необходимость защитить парня. — Рон добрый и милый. Он заботливый и…       Приглушённый низкий смех раздался ещё до того, как Гермиона закончила предложение. Блейз опустил палочку, прекратив вырезать очередную злобную физиономию на тыкве, и взглянул на неё.       — «Добрый и милый»? — насмешливо переспросил он, слегка приподняв брови. — Добрый и милый – это характеристика для домашнего кота, а не для парня, Грейнджер. Скучнее этих двух слов в одном предложении может быть только история жизни Бинса, которую он рассказывает каждый год на вводной лекции.       — И что это вообще значит? — вспыхнула Гермиона, разозлённая не столько словами итальянца, сколько тем, что в глубине души была с ними полностью согласна. Ей хотелось проклясть слизеринца за то, что ему удалось вызвать у неё такую реакцию одной лишь фразой просто потому, что это было именно то, о чём она думала, не переставая, каждый раз, когда виделась с Роном.       — Только то, что я сказал, — ответил Забини, и выражение его лица внезапно стало серьёзным. — Ты кошмарно притворяешься.       Гермиона шумно втянула воздух носом, пытаясь успокоить злость, которую, на самом деле, испытывала совсем не к Блейзу.       — Зато ты, как выяснилось – самородок актёрского мастерства, — фыркнула она.       Меланитовые глаза Блейза хищно сверкнули, когда он медленно приподнял брови, посмотрев на сердито насупленную девушку с выражением если не каменным, то вполне натурально невозмутимым. Гермиона повернула голову в его сторону, сложила руки под грудью, приняв решительный вид, но подобный настрой, кажется, лишь позабавил слизеринца.       — Что за секретное поручение от МакГонагалл, по которому ты исчез в четверг, когда Теодор подвергся Империусу? — спросила она, сузив глаза.       Забини ответил ей лишь слегка приподнятым уголком губ и полным отсутствием удивления от осведомлённости Гермионы. Не было ни единого шанса, что итальянец не ведал о ночной вылазке лучших друзей, равно как и о том, что о ней знала староста девочек.       — Секретные поручения зовутся секретными не для того, чтобы о них трепались направо и налево, Грейнджер, — проговорил он вполголоса, и Гермиона хмыкнула.       — Пожалуй, ты прав, — пожав плечами, она легко улыбнулась, не размыкая губ. — Видимо, это было очень важно, раз тебе пришлось взять с собой Нотта, потому что, знаешь, его тоже никто не видел в замке тем вечером. Только Малфоя. Какое поразительное совпадение, не находишь?       — Поразительно, что ты продолжаешь говорить об этом, когда сама прекрасно понимаешь, что не услышишь от меня того, чего так добиваешься, — припечатал он, пробурив её лицо взглядом.       Гермиона раздосадованно поджала губы, отвернувшись, и с излишней резкостью подтянула к себе стопку пергаментов.       — Это просто безумие, — покачала она головой, сведя брови на переносице. — Просто... безумие. Как вам только в голову пришло...       — Согласен, это было безрассудно, — кивнул Забини, возвращаясь к своему прежнему занятию. — То ли дело кража украинского железнобрюхого дракона, да? Максимально безопасное занятие.       Вскинув голову, Грейнджер послала усмехнувшемуся слизеринцу испепеляющий взгляд, который он, впрочем, в свойственной ему манере, проигнорировал.       Трансфигурация летучих мышей шла куда лучше, чем её неумелый карвинг по тыквам. Гермиона взмахивала палочкой почти бездумно, совершая механические действия в повисшей между ней и Блейзом тишине. Столешница заполнялась маленькими грифельно-серыми фигурками, пока Грейнджер мысленно перебирала всевозможные варианты костюмов на предстоящий праздник, пытаясь отвлечься. Несмотря на любовь к самой атмосфере Хэллоуина, ей совершенно не хотелось тратить деньги на что-то вычурное и чересчур нарядное, к тому же она была уверена в том, что её фантазии не хватит на что-то оригинальное. Обычно все её идеи крутились вокруг чего-то банального и откровенно киношного, вроде призрака, зомби или арлекина, в которого она наряжалась на третьем курсе, но это было слишком просто.       Задумавшись, Гермиона пропустила момент, когда Забини, расправившись с последней заготовленной тыквой, направил на неё палочку, и очнулась лишь тогда, когда по телу прошла знакомая тёплая вибрация, забивая каждую пору согревающей магией. Она вскинула голову, недоумённо взглянув на итальянца.       — Зачем ты это сделал?       — Твои стучащие зубы перебивают мне мысли, — пояснил Блейз, потянувшись к пергаментам, чтобы ускорить совместную работу.       — О, — только и выдала Грейнджер, лишь сейчас заметив, что обхватывавшие палочку пальцы практически не чувствовали рельефа древка. — Спасибо.       — М-м, — не поворачивая головы, ответил Забини, подцепив подушечками трёх пальцев ткань на рукаве толстовки, чтобы оттянуть её от запястий.       Да. Пожалуй, она понимала Джинни.       — Кстати, — прочистила горло Гермиона, вспомнив об интересовавшем её вопросе, — что там с Харпером? Зачем ты распределил его на этажи Гриффиндора?       Блейз усмехнулся, потянув уголок губы вверх, и это выглядело почти хищно.       — Затем, что могу, — произнёс он низко. — Ему не помешает дополнительная нагрузка.       — Мне казалось, что слизеринцы за своих горой.       — За своих, а не за всех, Грейнджер, — выделил интонацией Забини, сверкнув на неё тёмным прищуром. Почти так же хитро, как тогда в библиотеке.       Гермиона подалась вперёд, положив предплечья на столешницу и обхватив локти ладонями, и какое-то время размышляла о том, стоит ли задать итальянцу внезапно промелькнувший в голове вопрос. Хэллоуин всегда являлся неофициальным мероприятием, и формат его проведения не обязывал искать себе пару, как, например, для рождественских приёмов или балов, но многие девчонки в школе уже хвастались тем, что придут вместе с кем-то, а потому...       — Кто твоя пара на Хэллоуин? — поинтересовалась она спустя несколько секунд, наблюдая за тем, как лист пергамента в смуглых пальцах с тихим шорохом трансфигурировался в летучую мышь.       Блейз скосил на неё настороженный взгляд.       — Грейнджер. Когда я сказал, что Уизли скучный, я вовсе не это имел в виду.       Гермиона закатила глаза, не оценив подкол в сторону Рона и оставив его без должной реакции. На шестом курсе, насколько ей было известно, Забини встречался со старшей Гринграсс, которую даже пригласил в декабре на рождественский приём к Слизнорту в качестве своей пары, однако в этом году всё обстояло иначе.       Выпрямившись, девушка слегка повела плечами, произнеся:       — Просто, если вдруг ты придерживаешься традиции посещения неофициальных мероприятий в паре с кем-то... — палочка в его руке застыла, не завершив руну, и Гермиона напрягла щёки, пряча непроизвольную улыбку, — то Джинни свободна. Пока что.       Блейз медленно поднял на неё взгляд, впиваясь потемневшими зрачками в лицо. Грейнджер вновь пожала плечами, невинно пробормотав: «Это я так, к слову...», а затем потянулась к изрядно похудевшей стопке пергаментов, видя, как губы итальянца растянулись в такой же, как на её собственном лице, улыбке.

***

      — Нет.       Это прозвучало почти жёстко. Бескомпромиссно. Куда уверенней, чем пять минут назад, когда Гермиона отказывалась даже открыть коробку с лежащим на шуршащей бумажной подушке платьем, а сейчас, поддавшись заговорщическому тону подруги, рассматривала своё отражение в зеркале. Младшая Уизли выглянула из-за дверной рамы ванной комнаты, продемонстрировав закатанные к обратной стороне затылка глаза и обнажённые плечи, осыпанные золотой пылью.       — Годрик, Гермиона… — простонала она, вздохнув.       — Нет! Ты вообще понимаешь, что это… у меня же всё видно, — разведя руки в стороны, Грейнджер указала на верхнюю часть своего туловища, проведя короткую линию вниз от груди до пупка. А затем и дальше, очертив полумесяц вниз до середины бедра и прихватив пальцами несколько складок невесомого шифона. — Оно буквально, – нет, я серьёзно – буквально прозрачное.       — Я клянусь, что на рождественские каникулы мы пойдём в бар для того, чтобы ты посмотрела на действительно прозрачную одежду.       — Джинни!       — Гермиона! — отзеркалила её тон Уизли. Вновь скрывшись в ванной комнате, она продолжила, повысив тон, чтобы подруга могла её слышать. — Ты придумываешь, ничего у тебя не видно, это иллюзия.       — Там будут преподаватели...       — Которые прекрасно поймут, что это костюм. Боже, Гермиона, зачем ты всё усложняешь? Повернись обратно к зеркалу, посмотри, какая ты охренительно красивая, и начни наконец накладывать грим. У нас осталось всего три часа, «Ведуньи» открывают вечер в восемь, и я не понимаю, почему я объясняю это старосте.       Раздражённо выдохнув, Грейнджер отвернулась, обвинительно пробормотав:       — А я не понимаю, как ты могла заставить Рона купить мне...       — Я всё слышу! — оборвала её недовольство Джинни резким тоном. — И я никого не заставляла, он сам вызвался.       Гермиона закатила глаза, щёлкнув языком, и возразила:       — Рон ни за что бы не выбрал его самостоятельно, если бы ты не посоветовала ему. Он даже не знает мой размер, не говоря уже о предпочтениях в одежде. Мерлин, он считает, что мне нравится жёлтый, Джинни!       Уизли выразительно фыркнула, оставив заявление подруги без ответа, и Грейнджер со вздохом вернула взгляд на собственное отражение в зеркале, вспоминая, как вчера вечером дожидалась появления Рона в гостиной для того, чтобы отказаться от доставленной на её имя посылки из «Шапки-невидимки».       Стоящая на её коленях коробка тяжёлая. Низкая и широкая, матово-чёрная с мандариновой атласной лентой, завязанной аккуратным бантом на крышке. Гермиона смотрит на маленькую оранжевую карточку, что не выбивается по оформлению из хэллоуинской тематики цветом и изображением выполненной чернилами тыквы, и проводит подушечкой большого пальца правой руки по старательно выведенному имени. Она выучила его почерк ещё на младших курсах, когда постоянно помогала друзьям с конспектами, а потому понимание, от кого именно посылка, приходит к ней практически моментально. Как и подозрение, что оформленный на вечер пятницы заказ был абсолютно точно не случаен, и Рон наверняка нарушил запрет на посещение Хогсмида среди учебной недели, так как в прошлые выходные он так и не добрался до него.       Когда он вваливается в гостиную Гриффиндора в компании Невилла и Симуса, Гермиона ждёт уже больше пятнадцати минут, тщетно пытаясь не смотреть на находящуюся в её руках покупку. Она не распечатывает её. Ей так легче.       — Мерлиновы кальсоны, это издевательство! — мучительно стонет Симус, входя первым и глядя на друзей вполоборота. — Как ты можешь это слушать? Их песни отстой.       Рон невозмутимо пожимает плечами.       — Это ещё цветочки, знаешь. Вот Перси, когда закрывался в душе, такие баллады затягивал, что даже у Сычика уши сворачивались...       Гермиона подскакивает с дивана, делая шаг навстречу, и протягивает коробку ещё до того, как Рон успевает поздороваться с ней.       — Ты должен вернуть его, — она мысленно хвалит себя за довольно убедительную твёрдость в голосе. — Я не возьму.       Рон не выглядит удивлённым. Вздохнув, он едва опускает взгляд на коробку, чтобы убедиться в том, что ленты на ней ожидаемо нетронуты. Махнув рукой посмеивающимся друзьям, что направились к лестнице в спальни, и пообещав присоединиться к ним через пару минут, Уизли подступает ближе.       — Ты даже не вскрыла её. Вдруг там книги?       — Я вижу логотип на карточке и чувствую вес, Рон, — щурится Грейнджер. — И я убью твою сестру, как только она осмелится показаться в башне.       — Джинни сказала, что оно тебе понравилось.       — Да, но оно абсолютно бесполезное! — восклицает девушка. — Я надену его лишь раз, оно не подойдёт даже для официального мероприятия, это самая нерациональная трата из всех возможных. К тому же, я купила другое, ты ведь знаешь.       — В таком случае я просто обязан помочь тебе с выбором лучшего, — губы Рона растягивает лукавая ухмылка, когда он почти полностью сокращает расстояние между ними, но Грейнджер слегка выставляет руки вперёд, впечатывая коробку в солнечное сплетение парня и вынуждая его тяжко вздохнуть.       — Я не приму его.       — Гермиона, у меня в любом случае не получится сдать его до Хэллоуина – он уже завтра. И мама догадалась, что набор для шитья и кройки для неё выбрала ты, она распаковала свой подарок раньше времени. Так что в этом платье её благодарность и-и... — он забирает коробку и отставляет в сторону, чтобы притянуть девушку к себе, и Гермиона думает о том, что посылку можно было просто отправить обратно самостоятельно, — ...моё извинение.       Ей кажется, что на её лице отображается вся палитра возможных эмоций от недоумения до шока, когда Гермиона непонимающе переспрашивает:       — Извинение?       Рон слегка поджимает губы, будто настраиваясь, и кончики его ушей становятся яшменно-красными.       — Ну, за ту субботу. Наверное, я... кхм, в смысле... я точно перегнул тогда. Это было грубо. Извини.       Он издевается. Совершенно точно, потому что каждый раз, когда Гермиона начинает чувствовать себя чуть менее мерзко, Рон обязательно доказывает ей обратное своей добротой, заставляя ощущать себя ещё хуже. Гермиона открывает рот, чтобы возразить и сказать, что всё было вполне заслуженно, но отчего-то не может выдавить и звука. Просто смотрит не него до тех пор, пока Рон не продолжает, устроив сцепленные замком ладони на её пояснице.       — Я был зол и поэтому наговорил лишнего. Да и этот придурок, — он закатывает глаза, издавая раздражённый цык, и Гермиона хмурится. — Малфой вечно лезет со своим ценным мнением, а я и без того был на взводе, и, в общем... Ну, понимаешь.       Нет. Не понимает. Ей хочется вновь разругаться.       Нужно что-то сказать. Возразить, наверное, потому что Рон определённо не тот, кто должен извиняться. Он должен сказать что-то ужасное, что-то грубое, хоть что-то, что сделает ей легче, но он снова не помогает. Он никогда не помогает, когда Гермионе это нужно.       — И мне бы хотелось, чтобы ты не отказывалась. К тому же, мама будет спрашивать... — продолжает Рон, начисто игнорируя то, как Гермиона слабо качает головой в отрицании. — Так что? Наденешь его завтра?       Нет. Нет, чёрт возьми, нет, нет, нет!       — М-м-м, — неопределённо тянет Грейнджер, вяло мотая головой.       Рон воспринимает это как согласие и, просияв, давит ей ладонями на крестец, не оставляя и шанса на то, чтобы увернуться от поцелуя.       Ей стоило быть жёстче. Стоило отказать ему, надавить, чтобы не создавать себе очередную причину. Чтобы не создавать видимость того, что у них снова всё прекрасно, потому что это никогда не было правдой. Ей стоило...       Мерлин, ей стоило так многого не делать.       Сжатые в напряжении пальцы соскользнули с полупрозрачного шифона и Гермиона глухо зашипела от кольнувшей указательный палец боли – её неосторожность в виде свежей корки на месте недавнего укуса неприятно запекло. За спиной раздались звуки шагов, и Гермиона обернулась, наткнувшись взглядом на приближающуюся к ней Джинни.       — Поможешь со шнуровкой? — спросила она, придерживая платье за жёсткий лиф. Её обнажённые плечи сияли. — У меня не получается затянуть достаточно туго.       — Конечно.       Джинни повернулась спиной, перекинув рыжие локоны вперёд, подогнала бюск и косточки лифа вплотную к телу, и Гермиона, намотав на пальцы расслабленные тёмно-золотые ленты, потянула шнуровку на себя, стягивая части вместе. Уизли выдохнула, едва заметно покачнувшись, и провела ладонями по мягким перьям на бёдрах, приглаживая их.       — Почему именно феникс? — поинтересовалась Грейнджер, когда Джинни отступила, глядя на своё отражение в зеркале и оценивая вид стянутой корсетом талии.       — Разве это не символично? — пожала она плечами. — Новый учебный год, новая жизнь. Мы все восстали из пепла, когда война окончилась, все учились жить заново. Кто-то до сих пор учится, — она слегка отставила ногу в сторону, придирчиво наблюдая за тем, как наслаивающиеся друг на друга перья переливались лимонно-алыми бликами. — Что скажешь?       Гермиона проскользила взглядом по силуэту подруги, рассматривая плотный корсет, подчёркивающий красоту подтянутого тела, и короткую пышную юбку до середины бедра, собранную из длинных золотистых перьев, что у стержней имели более тёмный, почти гранатовый оттенок. Перья на передней части корсета располагались таким образом, что глубокое декольте оказалось прикрыто выходящими за границы чашек опахалами, образовывающими нечто наподобие коротких крыльев, достающих до внешнего края ключиц. Вкупе с гладко зачёсанными рыжими волосами и мерцающей золотой пылью на плечах, скулах и веках это выглядело действительно волшебно.       — Скажу, что Забини понравится, — заговорщически произнесла Грейнджер, глядя, как в отражении зеркала губы Джинни растянулись в довольную улыбку. — Он оценит.       — О, он оценит, но точно не платье, — пробормотала Уизли, превращая улыбку в лукавую ассиметричную ухмылку.       Раздавшийся скрип открывшейся входной двери заставил обеих девушек обернуться. Парвати, что этим вечером решила воплотить образ Селестины Уорлок, ворвалась в общую спальню семикурсниц, одёргивая подол коктейльного платья цвета шампанского с отделкой из бахромы по нижнему краю.       — Просто невероятно! — злобно выдохнула она, подлетая к своей кровати и стягивая с рук длинные перчатки. — Мэнди украла мой костюм! Я ей все уши прожужжала о том, что хочу воссоздать образ Уорлок с обложки «Ведьминого досуга». Вы же видели её последнюю фотосессию? Полнейший улёт... Так вот! Мэнди знала об этом, знала и всё равно купила такое же платье! Она... она... гр-р!       Развернувшись, Парвати плюхнулась на постель, сорвав с короткого чёрного парика повязку с пушистым гагатовым пером и массивной брошью в стиле двадцатых годов. Джинни вскинула брови, взглянув на девушку через плечо.       — В чём проблема? Используй Колорум, и ваши платья будут отличаться.       — Да к чёрту цвет платья, она мой образ украла! — воскликнула Парвати, сверкнув возмущённым взглядом из-под густо накрашенных ресниц. — Да ну вас, — хлопнув ладонями по краю матраса, девушка вскочила на ноги и скрылась в ванной комнате, захлопнув несчастную дверь так сильно, что от удара по стенам прошла вибрация.       Гермиона удивлённо приоткрыла рот, но Джинни опередила её лёгким взмахом руки и вздохнула.       — Не бери в голову, я слышала, что на последней лекции по прорицаниям хрустальный шар напророчил ей неблагоприятные вести после Хэллоуина, туманное будущее и всё такое. Падма попыталась намекнуть, что, скорее всего, Трелони просто нужны новые шары, потому что старые летали с башен, но Парвати это не успокоило.       Грейнджер снисходительно фыркнула, бросив быстрый взгляд на закрытую дверь.       — Кто вообще в здравом уме верит во всю эту чепуху? Прорицания – весьма туманный предмет и крайне антинаучный.       — Ну, знаешь, на четвёртом курсе мне на чаинках нагадали прибыльный март, так я у Симуса выиграла пять галлеонов в плюй-камни. Что это, если не ясновидение? — хохотнула Джинни, а затем тряхнула головой, повернувшись к подруге. — Так, разберёмся с твоими волосами, а затем приступим к гриму.       — Мне нужно для начала переодеться, а пото... Ай! — взвизгнула Гермиона, почувствовав жалящий щипок в плечо, и во все глаза уставилась на переместившуюся за её спину Уизли. — Джинни!       — Ты хочешь их собрать или распустить? — спросила она, начисто проигнорировав возмущённый взгляд. Надавив на заднюю поверхность шеи, Уизли заставила её повернуть голову прямо, чтобы Гермиона смотрела в отражение. Собрав двумя ладонями ещё влажные после душа кудри, она подняла их наверх, скрутив в небрежный пучок, открывая ключицы. — Может заколоть только передние?       — Джинни, — повторила Грейнджер, попытавшись обернуться, но натянувшиеся пряди неприятно кольнули затылок, вынудив передумать.       — Да, заколем только передние. Откроем скулы, чтобы было видно иней... — кивнув самой себе, Уизли отступила на шаг, убрав руки, и каштановые завитки опали вниз на плечи Гермионы, частично перекрыв обзор упавшей на лицо отросшей чёлкой. — Их можно закрепить под диадемой невидимками, у меня где-то было несколько штук...       Джинни потянулась к лежащей на покрывале косметичке, которую она принесла из своей спальни, чтобы не пришлось переходить из комнаты в комнату за всем необходимым для приготовления к вечеру. Загремели перебираемые баночки и тюбики, за стенкой в ванной комнате зашумела вода, и Гермиона почувствовала себя неуместно. Неподходяще этому празднику, приготовлениям, суете. Эта ночь должна быть чем-то вроде передышки, форы, которую они все давали себе на то, чтобы забыться в иллюзии нормальности, но Грейнджер казалось, что она станет очередной бестелесной раной, которую ей вновь придётся скрывать. Которая не будет заметна, если не беспокоить слишком часто, но будет ощущаться альмандиновыми осколками в груди и холодным крошевом на коже.       Чувствоваться тем, что она видела сейчас в отражении.       Наверное, Джинни права. Это действительно её платье. И, вероятно, именно поэтому Гермиона не хотела в нём быть – в его опаловом и сангиновом было слишком мало от тех масок, что принято надевать на Хэллоуин. Это должен быть день перевоплощений, но Гермиона чувствовала себя так, будто через пару часов ей придётся оказаться перед всеми обнажённой.       Джинни выпрямилась, победно приподняв руку с зажатыми в ладони невидимками, и повернулась к Грейнджер.       — Нашла! — вернувшись на исходную позицию за спиной подруги, она протянула: — Посмотрим...       Пальцы запорхали вокруг лица Гермионы, когда Уизли принялась подбирать наиболее выгодное положение прядей на её голове, попутно роняя комментарии о том, что в этот раз стоит использовать два бутылька зелья для укладки волос, что било все рекорды продаж во «Вредилках» Джорджа среди молодых волшебниц.       Джинни откинула за одно плечо мешавшиеся рыжие локоны, прищурилась, обведя взглядом отражавшееся в зеркале лицо подруги, и вздохнула.       — Если ты сделаешь чуть менее кислую физиономию, то есть шанс, что никто не станет приставать к тебе с расспросами. Возможно, кто-то даже поверит, что ты умеешь веселиться, но это не точно.       — Ха-ха, — отрывисто произнесла Гермиона, фыркнув.       Подмигнув её нахмуренному отражению, Уизли отложила невидимки и потянулась к косметичке, в которой были припрятаны запасы зелья. Откупорив прозрачный бутылёк, она отсчитала пятнадцать перламутровых капель и принялась растирать их между ладонями, пока не образовалась густая плотная пена. Подцепив мизинцем правой руки несколько влажных каштановых прядей, Джинни почти перенесла получившуюся субстанцию на них, как вдруг Грейнджер неуверенно спросила:       — Почему ты рассталась с Гарри?       Дверь ванной комнаты со стуком отворилась в такт тому, как Уизли оторопело моргнула, вскинув присыпанные золотой пылью брови. Парвати в несколько шагов преодолела расстояние до своей кровати и, схватив всё необходимое для макияжа, вернулась обратно. Джинни приоткрыла рот, сменив выражение лица по меньшей мере трижды, а затем взглянула на свои руки.       — Чёрт возьми! — воскликнула она, когда пена в её ладонях зашипела, и принялась спешно наносить её на выбранные пряди. Подняла голову, врезавшись зрачками в лицо подруги. — Ты с ним разговаривала, да?       Гермиона отрицательно качнула головой, поведя плечом.       — Я просто интересуюсь...       — Ох, Годрик, ну врёшь же, — простонала Джинни, обречённо прикрыв веки.       — Нет!       Издав страдальческий вздох, Уизли вновь потянулась за зельем, выпустив из пальцев образовавшуюся упругую кудряшку. Гермиона хотела сообщить о том, что если Джинни продолжит укладку такими мелкими прядями, то они спустятся в Большой Зал как раз к послепраздничному завтраку, но гриффиндорка опередила её. Затылок слегка кольнуло, когда распутываемые ловкими пальцами локоны натянулись, и Джинни на несколько секунд сжала губы, прежде чем произнести:       — Потому что мне с ним тихо.       Пятнадцать капель на ладонь, несколько втирающих движений вдоль длины – и Грейнджер медленно приподняла брови, протянув, когда пояснения не последовало:       — Я-я-ясно.       — Ты всегда так не вовремя решаешь поговорить по душам, — раздражённо щёлкнула языком Джинни, выпустив из пальцев готовые завитки волос.       Гермиона открыла рот, чтобы сказать Уизли о том, что она не обязана отвечать, но слова так и не сложились в нужные звуки. Горло сдавило, будто кто-то резко дёрнул за верёвку, захлопнув створки клапана, пропускавшего ложь, и Грейнджер молча следила за тем, как Джинни отделяла новую прядь, пытаясь собраться с мыслями. Дыхание замерло где-то на уровне яремной ямки, провоцируя щекочущее ощущение волнения под рёбрами от ожидания того, что сказанное поможет ей разобраться в хаосе собственных мыслей, потому что самостоятельные попытки не приводили ни к чему, кроме тяжелеющего груза вины на плечах.       Выражение лица Джинни какое-то время оставалось отстранённым, пока она не заговорила, уткнувшись взглядом в затылок подруги.       — Ты знаешь, что я всегда любила Гарри. Мне иногда кажется, что это началось ещё до того, как мы с ним встретились, потому что сколько себя помню, я всегда им восхищалась. Отважный юный волшебник, что без малейшего страха противостоял злу – я зачитывала вырезки из «Пророка» на каникулах, а затем вздыхала по нему здесь, в Хогвартсе. Я так страдала, не представляешь просто, была уверена, что мы созданы друг для друга, а ему и дела-то до меня не было.       Гермиона нервно хмыкнула, слегка наклонив голову, когда Джинни принялась прочёсывать получившиеся локоны пальцами.       — Я настолько привыкла думать, что влюблена в него, что никогда не задумывалась о том, что, возможно, мне нравилась сама мысль о том, что мы будем вместе. Даже с Майклом и Дином я постоянно ловила себя на том, что считаю их просто частью «до», которую забуду, когда наступит тот самый момент озарения в его жизни. Я... — она запнулась, взяв несколько звенящих тишиной секунд на подбор правильных слов. — Я никогда не представляла себя с кем-то другим, пока не получила то, что так желала. Пока не поняла, что желала я, по правде говоря, не то.       За дверью ванной комнаты что-то с громким стуком упало, но Гермиона не обратила внимания на шум. Джинни вздохнула, потянувшись за косметичкой.       — Мне кажется, я просто не хотела думать о нём, как о привычке. После того, как Гарри поцеловал меня в гостиной на пятом курсе, я не придала значения тому, что это не стало для меня чем-то особенным. Было круто, да, но это не то, что ожидаешь, когда получаешь взаимность от своей первой любви, — она невесело хохотнула, покачав головой. Привалившись бедром к вертикальной опоре кровати, она принялась крутить в пальцах опустевший бутылёк с зельем, — Я была рада, правда, но вместе с тем и ужасно растеряна, потому что... — она вновь сделала глубокий вдох, и это выглядело так, будто произносимые слова отнимали у неё воздух. — Потому что примерно в тот же период Слизнорт начал организовывать встречи Клуба Слизней и... Когда появляется альтернатива, осознанное сравнение и вероятность выбора чего-то иного, то понимаешь, что то, что привычно – не всегда правильно. И Гарри именно такой – правильный для меня по всем канонам. Кумир моей юности, герой, добрый парень. Что бы это была за история, если бы в итоге он выбрал, к примеру, Луну?       Из-за двери в ванную снова раздался шум, и Джинни недовольно обернулась через плечо, пробормотав что-то о плохой координации. Воспользовавшись возникшей заминкой, она повернулась спиной к Гермионе и некоторое время перебирала содержимое косметички в поисках второго бутылька. Когда она продолжила рассказ, голос её звучал глуше.       — Дело не только в Блейзе. Мы не так много общались с ним на тех встречах, а в прошлом году я больше думала о том, как бы не лишиться пальцев на ЗоТИ за недостаточно уважительный наклон головы, а не о том, с кем мне быть. Я не рассматривала его в качестве варианта на тот момент, но время с ним всё равно чувствовалось иначе, даже когда я не придавала этому значения намеренно, — вернувшись на прежнее место, она растёрла в ладонях финальную порцию зелья и принялась повторять предыдущие действия, закрепляя эффект. — Я знаю, что это было бы правильно, если бы я просто взяла паузу на какое-то время, а не обрывала всё так спонтанно. Мама, вероятно, хотела, чтобы мы помирились больше, чем кто-либо, но я не могла... Это душило, понимаешь? Я чувствовала себя отвратительно из-за того, что так поступила – просто поставила перед фактом, даже не объяснив ничего, но в то же время была рада, что решилась. Это было сродни освобождению, потому что почти с самого начала наши отношения ощущались чем-то вроде обязательств перед самой собой, ведь я так хотела быть с ним. И я знаю, что если бы не вспылила тогда в Норе, то мы бы провстречались ещё лет десять, а то и, как в сказках, жили долго и счастливо до конца своих дней, потому что с Гарри не сложно. С ним надёжно, но... тихо. Я почти ничего не чувствовала, кроме понимания того, что такая передружба не для меня, да и нечестно это. Наверное, я просто долго ждала, вот и перегорела, не знаю. Гарри очень хороший, он милый и...       — Милый – это плохо, — машинально перебила Грейнджер, чем вызвала недоумение на лице подруги. Джинни моргнула, взглянув на неё через отражение, а затем медленно кивнула.       — Да, наверное. В любом случае, у меня больше не получалось молчать. Не после того, как я поняла, что могу не успеть побыть счастливой, как бы банально это ни звучало.       Гермиона почувствовала, как Джинни перекинула её волосы на одно плечо, но не увидела этого жеста в зеркале. Расфокусированный взгляд застыл на обшарпанной деревянной раме, пока произнесённые подругой слова обретали собственное значение и отклик. Есть вещи, которые подсознательно всегда знаешь сам, но со стороны они воспринимаются легче. Правильнее. Как ключ, который всё не получалось подобрать самостоятельно, а он, на самом деле, всегда был тем, просто прикладывался не той стороной.       Каждый раз, оставаясь с Роном наедине, она боялась, что он начнёт задавать вопросы. Что начнёт спрашивать, а она не сможет ему ответить, потому что любое объяснение окажется недостаточным. Несопоставимым, ведь, если смотреть объективно, они хорошая пара. Дополняющая друг друга, как любила повторять Молли, и на фоне всех видимых плюсов их отношений её нечувствительность кажется какой-то ерундой, которая обязательно стерпится-слюбится через пару лет, если просто немного подождать. В конце концов, не каждому в жизни выпадает шанс полюбить до дрожи в коленках, а миллионы пар начинают свой путь с дружбы.       Тогда почему это чувствовалось настолько неправильным?       Гермиона моргнула, восстанавливая фокусировку на отражавшейся в зеркале спальне, и взглянула на задумавшуюся за её спиной Джинни. Скулы свело от горечи, потому что в отличие от Джинни она прекрасно понимала, что именно в их отношениях с Роном было не так.       Но её осознанный выбор не представлялся возможной альтернативой ни в одной из вселенных.       — Думаешь, это глупо? — раздался тихий голос за плечом.       — Нет, — без заминки ответила Гермиона. Гортань неприятно сдавило. — Думаю, что это честно.       Джинни пошевелилась, перенеся вес тела на одну ногу, и проговорила:       — Я правда люблю Гарри, но... хочется большего, знаешь? Чего-то... мурашечного, — она вздохнула, слегка наклонив голову вбок, рассматривая отражавшийся в зеркале собственный силуэт. По осыпанному золотой пылью лицу пробежала мимолётная тень, и Джинни сменила выражение, улыбнувшись. — В конце концов, у каждого своё «правильно», и если с Блейзом мне ярче, то плевать вообще, что там думают или видят другие. Жизнь так коротка, чтобы тратить её на того, с кем сердце молчит. Ну, и другие органы тоже.       Гермиона рассеяно кивнула, когда подруга встрепенулась, метнувшись к разложенной на покрывале косметике и схватив глянцевую упаковку с тушью. Когда она вновь повернулась, на её лице была улыбка. Спустившись задумчивым прищуром по фигуре Грейнджер, она спросила:       — Оно не жёсткое? Выглядит, конечно, круто, но мне кажется, что ты в нём едва дышишь.       Потребовалось несколько секунд, чтобы Гермиона поняла, что речь шла о её платье.       — Нет, — короткий взгляд вниз на обхватывавшее грудную клетку льдисто-голубое стекло, что, по ощущениям, сидело на ней подобно второй коже. — На нём амортизирующие чары.       — Удобно, — хмыкнула Джинни, растянув губы в заговорщической улыбке. — Сразишь всех наповал сегодня.       Грейнджер усмехнулась, зацепившись глазами за сеточку маково-алых трещин с левой стороны груди, что расходились веером от зияющей раны.       — Всех? — уточнила тихо, мысленно конкретизирвав вопрос до одного единственного человека.       — Без исключения, — подтвердила Джинни, протянув ей тушь.              Спальню заполнили звуки знакомой песни, которую Уизли принялась напевать параллельно с поиском белого пигмента среди многочисленного количества баночек, и Гермиона повернула гладкий колпачок упаковки, отгоняя прочь предчувствие того, что слова о сбившемся с правильного курса корабле станут пророческими.

***

      — Штой шмирно!       — Чёрт возьми, что ты там так долго делаешь...       — Прекрати прищитать, Блейз, я пошти законщила, — прошепелявила Пэнси с зажатым в зубах древком палочки и потянула край тонкой полупрозрачной плёнки чуть вбок, аккуратно прижимая её ладонью к округлости дельтовидной мышцы и разглаживая вверх по трапеции.       Согнув ногу в колене и уперевшись пяткой в край металлического каркаса кровати, Драко слегка сощурился, рассматривая труды слизеринки через отражение в зеркале ванной комнаты, что виднелось в проёме приоткрытой двери. Пэнси приблизила лицо к обнажённому плечу итальянца, проверяя сцепку плёнки с кожей, и удовлетворённо кивнула сама себе. Разжав зубы вокруг палочки, она обхватила пальцами рукоятку и легонько ткнула кончиком под лопатку Забини.       — Вы, парни, такие нежные, — цокнула она, отбросив гладкую чёлку с глаз изящным движением запястья. — Всё, это был последний участок, отомри. Через десять минут можно будет приступить к гриму.       — Я стоял без движения двенадцать минут, — акцентировал Блейз, взглянув на девушку через плечо.       — Ох, Салазар, как ты только вытерпел? Ещё бы секунда!..       Театрально всплеснув руками, Пэнси вышла из ванной, на ходу оправляя грифельно-серый кашемировый свитер. Проведя пальцами по шее под густой линией среза волос, она надавила на небольшие углубления между пятым и шестым позвонками и утомлённо произнесла:       — На кой чёрт я вызвалась помогать вам с костюмами... — запрокинув голову назад, она совершила ей небольшой круг, а затем посмотрела на Малфоя. Её зелёные глаза расширились, когда она прошлась зрачками по его фигуре. — Ты ещё не собран?!       Драко опустил подбородок, оглядев свою чёрную толстовку и брюки в тон из плотного хлопка.       — Собран.       — Малфой, ты издеваешься? Ты не пойдёшь в этом, — воскликнула девушка, уронив руки вдоль тела.       Изогнув одну бровь, Драко прищемил тремя пальцами штанину, показательно оттянув ткань от бедра.       — Это «Твилфитт и Таттинг», Пэнси. Эти брюки стоили мне восемьдесят три галлеона, не говоря уже о тол...       — Да плевать мне на их стоимость! — насупилась Паркинсон, подступая ближе. — Для кого я продумывала образ?       — Для себя, Пэнс, я сотню раз сказал, что мне похуй на Хэллоуин, — Драко закатил глаза, оттягивая ворот толстовки от горла. — Я иду туда, потому что должен.       — Нет, должен ты заткнуться и надеть то, что я для тебя приготовила, — припечатала Пэнси, подходя к нему и шлёпая по внешней части голени, вынуждая опустить ногу вниз. — Я заставила Манни найти специальные краски для ваших образов, стилизовала костюмы, продумала каждую мелочь, и будь это брюки с самого Салазара, Малфой – пойдёшь ты не в них.       Её глаза горели решительностью и готовностью наслать на Драко проклятие, если он вдруг осмелится перечить её бескомпромиссному тону. Вздохнув, слизеринец выставил ладони в капитулирующем жесте и упёрся лопатками в спинку кровати.       — Надо бы запретить тебе входить в нашу спальню. Слышал, что в башне Гриффиндора есть славная система ограничений на посещение чужих комнат...       Пэнси фыркнула.       — Мечтай дальше.       — Как думаете, сколько оригиналов в этот раз придут в образах основателей? — спросил Блейз, покидая ванную комнату и разминая плечи, проверяя стеснённость в движениях от нанесённой на верхнюю часть туловища тончайшей плёнки из растертых до состояния порошка калган-травы и бадьяна, которые при соединении с тремя каплями сиропа чемерицы образовывали эластичный бесцветный барьер на коже, предотвращающий механические повреждения эпидермиса на протяжении нескольких часов.       — Не знаю, но вот чего точно никто не сделает, так это не явится на вечер с преподами голым, — хмыкнул Драко.       Забини приподнял подбородок, и скользнувший вверх в ассиметричной усмешке уголок губ придал его лицу выражение язвительной надменности.       — Ты завидуешь, прекрати. Не мои проблемы, что я единственный могу похвастаться чем-то большим, чем раздутое донельзя эго, — нарочито мягко протянул итальянец, разводя слегка согнутые в локтях руки в стороны и поворачивая их тыльной стороной вверх, демонстрируя обрисовавшиеся двуглавую и трёхглавую мышцы плеча.       — Ты ведь слышал теорию о том, что мужчины часто компенсируют недостаток размера в штанах чем-то иным? — будто невзначай проронила Пэнси, усаживаясь у изножья кровати Драко и подтягивая к себе лежащие на постели тюбики с красками. — Накаченным телом, к примеру.       — Неебически огромным поместьем, этажом галлеонов в Гринготтсе, холёной физиономией, к примеру...       Дверь в спальню распахнулась, оборвав издёвку Блейза, и в проёме появилась знакомая фигура с внушительной почтовой коробкой, прижатой к правому боку. Пробежавшись хризолитовыми радужками по находившимся в комнате друзьям, Тео растянул губы в улыбке и, сделав шаг вперёд, захлопнул деревянное полотно каблуком чёрных оксфордов, произнеся:       — С вас по десятке с каждого. Мне пришлось отстегнуть на руку Мисти, чтобы она не задавала вопросов, — протянул он, подходя к своей кровати и опуская коробку на изумрудное покрывало. Его угловатые скулы и кончик носа были слегка розовыми от смены температур.       — Мисти никогда не задаёт вопросов, она знает нас – сколько? – четвёртый год, — приподнял бровь Блейз, обходя стягивающего куртку друга и магией срезая защитную печать с верхней части коробки.       — Да, но не после того, как ты отказал ей в каникулах на Сардинии. Девочка в глубокой печали, мне пришлось утешать её куда дольше, чем я планировал, — отбросив верхнюю одежду к изножью кровати, он провёл пальцами по растрёпанным от ветра кудрям. Пэнси, что при появлении Нотта едва заметно поникла, смотрела на этот жест ровно до того момента, пока слизеринец не повернул голову в её сторону, отведя взгляд так же быстро, как и она.       — Хуёвая ты жилетка, Тео, если после утешений пришлось ещё и платить, — картинно вздохнул Забини, снимая верхушку коробки и с тихим одобрительным свистом вытягивая бутылку огненного виски, которая, впрочем, почти сразу же оказалась перехвачена ловкими пальцами Теодора.       — Я уже говорил, что обожаю твою матушку? — пропел он, плюхаясь на постель и наколдовывая пустой стакан. — Дай Мерлин Джулии всех благ и быстрого филина, чтобы все посылки приходили так же шу... Салазар, да это «Огден» с перцем и имбирём!       — Губу закатай, — фыркнул Блейз, когда Тео взмахнул древком, чтобы избавиться от запломбированной воском пробки. Подступив ближе, итальянец выхватил бутылку из рук возмущённого друга и поднял её над головой, произнеся: — Ты высосешь всё ещё до первой песни «Ведуний», держи-ка руки при себе. Я планирую растянуть его на весь вечер, мамин виски не хлещут за раз. Эта бутылка старше тебя вдвое, имей совесть.       — Душнила, — закатил глаза Нотт, упав затылком на подушку.       — Тебе нельзя пить, ты прекрасно слышал слова Помфри, — подала голос Пэнси, не поворачивая головы в сторону Тео, к которому обращалась. — Она сказала избегать больших нагрузок на организм...       — Если я не выпью, то придётся искать отключку в другом, и я сомневаюсь, что это будет лучшей альтернативой, — пробормотал он, мрачно усмехнувшись.       — Ты же сказал, что больше не мучаешься от бессонницы, — бледные пальцы Пэнси сжались на тюбике с чёрной краской, она опустила руку вниз, взглянув на Теодора, словно вдруг забыла о том, что планировала поддерживать видимость увлечённости подбором оттенков для создания правдоподобного грима на лицах друзей.       — Ну я, получается, солгал, — пожал плечами Нотт, заложив ладони под кудрявый затылок. — Кто первый в очереди на преображение?       Пэнси поджала губы, вернув взгляд на разложенные на покрывале краски, и со вздохом ответила:       — Я начну с Блейза, потому что у нас осталось меньше трёх часов, а я понятия не имею, как поведут себя пигменты на коже.       — На месте Блейза я бы больше волновался о том, как на коже поведёт себя огонь... — протянул Тео, бросив в сторону итальянца красноречивый взгляд.       — Если ты надеешься на то, что я попаду к Помфри с ожогами и оставшаяся часть посылки достанется тебе, то мне тебя жаль, — покачал головой Забини, запустив руку в коробку и вытащив из неё ещё одну бутылку.       Тео тоскливо проследил за тем, как друг пробежался глазами по этикетке и вернул алкоголь назад.       — Нет, переживаю, как бы ты не сжёг свою ведьму в танце, — изогнул он уголок губ.       Пэнси со звонким цоком закатила глаза, когда Блейз хитро улыбнулся.       — Она не моя. Пока что. Я планирую сегодня это исправить.       Драко хмыкнул, наблюдая, как Забини виртуозно игнорировал Паркинсон, что осуждающе прожигала взглядом его скулу, вспомнив, как неделю назад слушал о душевных терзаниях старшей Гринграсс, пока декан факультета Гриффиндор Мэделин Барлоу пыталась воззвать к несуществующей инициативности префектов на репетиции танца.

***

      В повисшей на несколько мгновений тишине был отчётливо слышен звук крутящихся шестерёнок в головах всех присутствовавших в Зале студентов, которые кусали губы в попытке придумать достойную отмазку, когда облачённая в строгое чёрное платье женщина в который раз обвела прищуренным взглядом их лица, повторив:       — Кто из вас желает присоединиться?       Никто, Салазара ради, отъебись.       Он мог бы провести это утро на поле. Мог хотя бы раз за прошедшую неделю попытаться сосредоточиться на тренировке, а не на постоянном осмыслении происходящего в его жизни пиздеца, мог бы сыграть партию в покер с Тео, надраться или вовсе выспаться, стащив из больничного крыла несколько пузырьков Зелья сна без сновидений – дежурящая по выходным Аббот поразительно беспечна на своём рабочем посту. Он даже мог бы попытаться быть снисходительнее ко всем стремительно расшатывающим его выдержку детям, что постоянно лезли под ноги в коридорах, и, возможно, не лишать факультеты очков, но нет.       Вместо этого Драко вот уже пятнадцать минут слушал лекцию о базовых шагах в шотландских бальных танцах, которую слышал в более расширенной версии ещё будучи ребёнком. Утешало этим малоприятным воскресным утром лишь одно – стоящие рядом с Барлоу Блейз и Грейнджер, которые не имели права отказаться от невероятной в своей оригинальности идеи в силу своих должностных обязанностей старост, выглядели едва ли менее раздосадованными. Драко был готов поклясться, что нарисованные на веснушчатом лице девушки страдания, когда декан Гриффиндора подозвала её к себе, могли составить конкуренцию мукам от необходимости по сотому кругу разъяснять правила посещения Хогсмида третьекурсникам.       Драко взглянул на расположившуюся на скамье слева от него шеренгу из префектов шестых и седьмых курсов, слегка наклонившись вперёд, чтобы иметь возможность в полной мере насладиться выражением активной мыслительной деятельности на лицах сокурсников, когда они все как один делали вид, что увлечены изучением паривших над их головами тыкв. Сидящий рядом с сестрой Уизли слегка съехал вниз по скамье, сложив предплечья на рёбрах, и, если бы перед ним стоял стол со всевидящим оком Трелони, можно было бы предположить, что он покинул пределы разума, но Драко знал, что это его обычное выражение лица.       Издав едва слышимый вздох, Барлоу поджала узкие губы, а затем растянула их в абсолютно неискренней улыбке. Её стянутые в тугой узел на затылке волосы делали её и без того худое лицо едва ли не болезненно угловатым.       — Что ж. Прекрасно. Тогда первый танец будет теоретическим, — она развернулась спиной к облегчённо выдохнувшим студентам и сделала несколько шагов вбок, освобождая пространство. — Мисс Грейнджер, мистер Забини, я могу попросить вас слегка сместиться, чтобы остальные видели последовательность...       — Её будет видно даже с Астрономической башни, Мерлин, она же превратила Большой Зал в бальный, — пробормотала сидящая по правую руку Пэнси, закатив глаза. Сложив руки под грудью и закинув ногу на ногу, она скучающе рассматривала пол под ботинками топтавшихся старост.       Драко хмыкнул, мазнув взглядом по сдвинутым к стенам столам Гриффиндора и Когтеврана.       — ...а префектов шестого курса перейти на противоположную сторону, — продолжила декан Гриффиндора, оправив рукава строгого платья.       Послышались недовольные вздохи. Восемь студентов нехотя поднялись со своих мест и поплелись в сторону находившейся напротив скамьи, бормоча что-то об упущенном выходном и нехватке времени для выбора костюмов. Проходившая мимо стоящих посреди Зала старост Джинни Уизли на секунду задержалась у правого плеча Грейнджер и что-то шепнула рядом с её щекой. Гриффиндорка сжала губы, слегка опустив подбородок, чтобы скрыть смешок.       — Поживее, пожалуйста, не задерживайтесь, — свела на переносице брови Барлоу, и девушки синхронно отвернулись друг от друга. — Не крадите свободное время у своих сокурсников.       — Не думала, что когда-нибудь мне придётся это сказать, — начала Пэнси, медленно вздохнув, — но МакГонагалл такая приятная женщина.       Драко скептично выгнул бровь, проследив взглядом за тем, как декан Гриффиндора просканировала зрачками пол, мысленно расчерчивая его на квадраты для поиска оптимальной исходной позиции.       — Считаешь, что её мастер-класс к Святочному балу был лучше?       — Конечно, — фыркнула слизеринка. — Уизли отдавил ей все пальцы ног и едва не перепутал талию с бедром, это был буквально лучший день четвёртого курса.       Они одновременно скосили глаза на недовольно насупленного префекта факультета Гриффиндор, когда Барлоу взмахнула руками, призывая всех к вниманию и тишине. Стоящие посреди Зала Блейз и Грейнджер переглянулись, и Драко подумал, что необходимость демонстрации танца всем присутствующим всё же была куда большим наказанием для гриффиндорки, чем любое другое.       — Несмотря на то, что в традиционном шотландском контрдансе вальс не считается распространённым, его нередко танцуют на официальных мероприятиях, — произнесла Барлоу, прочертив в воздухе невидимую линию ладонью. — Исходя из возможностей Большого Зала, было принято решение создать длинный сет из пяти пар: восьми префектов шестого и седьмого курсов и двух старост. И раз никто из вас не торопится изъявить добровольное желание об участии, после демонстрации я распределю пары самостоятельно.       — Салазар, убей меня, — пробормотала Пэнси, скривив лицо в страдальческой гримасе.       — Прошу всех проявить терпение и внимание, потому как каждое моё замечание кому-либо в этом зале будет означать сокращение вашего свободного времени по окончании, — повернув голову, женщина уколола взглядом поджавшую губы слизеринку, а затем обратилась к присутствовавшим префектам. — Согласно правилам этикета, любой танец должен начинаться приветствием партнёра – джентльмены совершают поклон, а дамы исполняют реверанс. Кавалер всегда становится левым плечом к находящемуся на сцене оркестру, а дама, соответственно, правым. Мистер Забини, мисс Грейнджер, прошу.       Слегка пошевелив пальцами, Барлоу указала старостам на исходную позицию, и, если бы не годы дружбы, Драко бы вполне поверил той искренней вовлечённости, что отобразилась на лице друга, когда Блейз сделал несколько шагов, попутно поднимая рукава водолазки к локтям. Тихий стук каблуков по полу – раз, два – и Забини склонился в неглубоком выверенном поклоне, заложив одну руку на поясницу и прижав вторую предплечьем к солнечному сплетению. Идеальное исполнение, отработанное на множестве светских приёмов, на которые его таскала Джулия в попытках найти нового, чуть более живучего мужа.       Подгоняемая строгим взглядом декана Грейнджер моргнула, посмотрев на находившийся под подошвами пол так, будто готовилась ступить в гнездо копошившихся там змей. Сжав в тонких пальцах края форменной юбки и слегка приподняв их, она отвела правую ногу чуть назад и вбок, присев в куда более неловком, но весьма сносном реверансе. Собранные в высокий хвост кудри открывали вид на обхваченную горловиной свитера шею и лицо, что при внимательном рассмотрении оказалось смущённо-зардевшимся.       — Очаровательно, — беззлобно хмыкнула Пэнси, описав в воздухе небольшой круг закинутой на колено ступнёй.       Драко усмехнулся, не став акцентировать внимание на том, что произнесённая слизеринкой фраза прокрутилась у него на подкорке без единого намёка на насмешку.       Дождавшись, когда Грейнджер займёт исходную позицию в двух шагах напротив итальянца, Барлоу принялась перечислять фигуры, каждую из которых было необходимо повторить дважды в определённой последовательности. Слушая скрипучий голос декана Гриффиндора, Драко посмотрел на край тёмно-серых гольф, что обтягивал девичью голень почти у самого подколенного сгиба, и мысленно прикинул возможное расположение кровоподтёков на коже. С учётом того, что с момента их последней встречи прошла неделя, большая часть синяков, оставленных ловушкой, должна была уже сойти, если Грейнджер не воспользовалась магией для их удаления. Быстрый скользящий взгляд по ногам всех присутствовавших в помещении девушек подтвердил, что только староста девочек предпочла привычным и не столь тёплым полупрозрачным колготкам гольфы, и Драко подумал, что этот факт зацепил его внимание исключительно своей броскостью.       Да.       Поджав сухие губы, Барлоу взмахнула ладонью – и Зал наполнился звуками мелодии, доносившейся из древнего граммофона, стоявшего возле дверей в Большой Зал. Сосредоточив внимание на отсчитывании длины тактов, она отошла на несколько шагов назад, чтобы в полной мере насладиться – Малфой мог поклясться, что единственным удовольствием в жизни женщины было наблюдение за страданиями других людей – первой фигурой, что исполнялась без физического контакта с партнёром. Вытянув согнутую в локте правую руку вперёд, Блейз и Грейнджер одновременно шагнули навстречу друг другу, начав движение по часовой стрелке до полного завершения круга.       — Блейз пригласил её на Хэллоуин, — негромко произнесла Пэнси, и Драко успел сменить выражение недоумения на шок от подобной новости, прежде чем повернул голову в её сторону, чтобы увидеть, как девушка прожигала взглядом лицо младшей Уизли, неотрывно наблюдавшей за итальянцем.       На секунду прикрыв глаза, Малфой поймал себя на ощущении дежавю, однако сейчас разум был кристально чист, и скинуть промелькнувшие в голове мысли на опьянение не получилось бы при всём имеющемся на то желании. Разве что на длину юбки. Это же очевидно. Она всё так же его бесила.       — Завидуешь? — протянул он, изогнув уголок губ и вернув взгляд назад.       Бедро его правой ноги на мгновение кольнуло болью, когда Пэнси впечатала кулак в дорогую ткань его брюк, не пожалев силы. Драко прижал согнутые в кулак пальцы к губам, замаскировав смех за несколькими отрывистыми покашливаниями.       — Когда-нибудь я всё-таки тебя прокляну, — пообещала она, сверкнув малахитовым прищуром, а затем вздохнула. — Даф расстроена.       — Она расстроена с шестого курса, — приподнял бровь Драко; музыкальный фрагмент сменился, а вместе с ним и фигура, уступив место повороту через одну руку, — это не новость, Пэнс, а почти годовщина...       — Это не одно и то же! — перебила его Паркинсон хмурым шипением. — Дафна всегда надеялась на то, что Блейз одумается, была уверена, что он вернётся к ней. Одно дело, когда ты просто глушишь чувства, плывёшь по течению. Это не чувствуется так остро, ты просто ждёшь и изредка плачешь. Но когда ожидание вознаграждается выбором не в твою пользу – это совсем другое.       Очередная смена. Когда Блейз повёл гриффиндорку в базовом треугольнике, устроив ладонь чуть ниже левой лопатки, Малфой подумал, что для двухминутного танца префектов, что даже не был частью обязательной школьной традиции, это было слишком муторно.       — Легче, мисс Грейнджер, легче, — отчеканила Барлоу, взмахом ладони остановив движение девушки и легонько хлопнув её под локтем, чтобы изменить положение руки. — Вы должны следовать, а не вести, расслабьте плечи...       Драко медленно покачал головой, смотря на то, как Грейнджер насупилась под взглядом Блейза, что даже не пытался скрыть выражение глумливого удовлетворения на лице.       — Гринграсс должна была понимать, что это бессмысленно, — ответил он Пэнси, не отводя глаз. Грейнджер зарделась, когда Барлоу подтолкнула её ближе к итальянцу, вынудив свести лопатки и приподнять подбородок. — Она же не дура. Блейзу нужна равная по темпераменту, ему скучно с ней, потому что она не тянет его эмоционально. Как и Астория, Дафна слишком вышколена матерью для того, чтобы быть... идеальной. Это бесит.       — Что именно? Манеры? — хмыкнула Пэнси. — Подобающее статусу воспитание?       Взмахнув ладонью и прервав музыку, Барлоу тяжко вздохнула и принялась вновь повторять последовательность шагов для женской партии, начисто игнорируя то, как искрящиеся в карих радужках огненные всполохи едва не поджигали её бьющую по тощим голеням юбку.       — Лицемерие, — вздохнул Драко, повернув к слизеринке голову. — Думаешь, Астории реально нравится слушать о том, как я проверяю метлу на центровку? Или о том, сколько капель крови саламандры требуется для достижения идеальной консистенции Ледяного зелья? Брось.       — Важно не то, о чём ты рассказываешь, а то, что это делаешь именно ты, — цокнула Пэнси, скосив на него снисходительный взгляд исподлобья. — Ты только не обижайся, но я всегда прекрасно справлялась с Напитком живой смерти.       Драко фыркнул.       — До или после того, как я сварил его при тебе триж... — смысл сказанной Пэнси фразы дошёл до него одновременно с выразительно приподнявшимися бровями слизеринки, и Малфой медленно сощурился, глухо прошипев: — Да ты издеваешься. Зачем?       — Чтобы побыть с тобой, дубина, — закатила глаза девушка. — Это был единственный способ заставить тебя провести со мной время на шестом курсе. Ты вспоминал о моём существовании, только когда я предоставляла тебе возможность вдоволь почесать самолюбие. Поэтому ты трижды учил меня варить Напиток живой смерти, дважды демонстрировал принцип действия Зелья памяти и ни разу так и не задумался о том, что я попала на продвинутый курс к Слизнорту не потому, что ему нравилось смотреть на то, как я пытаюсь отличить безоар от дремоносного боба. Вы, парни, такие доверчивые, когда дело касается эго...       — Мисс Паркинсон, — окликнул девушку строгий голос Барлоу, вынудив Пэнси изобразить нечто вроде неубедительно-извиняющейся улыбки. Женщина сузила глаза, сомкнув губы до состояния двух тонких линий, и вернула внимание старостам лишь тогда, когда корпус её тела почти полностью оказался отвёрнут в их сторону.       — Поверить не могу, — неверяще покачал головой Драко, переведя взгляд на остановившихся посреди Зала старост и столкнувшись глазами с направленными в его сторону карими радужками.       — Ты сильный, справишься, — насмешливо отмахнулась Паркинсон, хлопнув ладонью чуть выше его правого колена.       Возобновив мелодию с самого начала очередным небрежным взмахом руки, декан Гриффиндора жестом дала понять, что ожидает повторения танца, но смотрящая на Малфоя Грейнджер едва ли обратила на это внимание. Вонзившись в его лицо зрачками, она играла с ним в уже привычные им обоим гляделки до тех пор, пока раздражённый тон Барлоу не заставил её стиснуть челюсти и отвернуться, вновь признав принудительное поражение.       Драко не собирался оправдываться за произошедшее. Видит Салазар, ему не было стыдно ни за единое слово, сказанное в ту чёртову субботу. Будь его воля, он бы добавил ещё несколько красочных эпитетов охуевшему Уизли, который вопреки всем созданным судьбой обстоятельствам так и не научился критическому мышлению и элементарной эмоциональной сдержанности. Иногда Малфою казалось, что если бы избранным по какой-то феерической вселенской ошибке стал префект Гриффиндора, а не Поттер, то Волдеморту даже не пришлось бы напрягаться для того, чтобы убить его – самонадеянность рыжего сделала бы за Реддла всю грязную работу.       Но больше, чем смехотворно-пустой трёп Уизли в стиле я-всё-сам-решу-и-вообще-тот-судьбоносный-Экспеллиармус-был-мой, его мозг выворачивала та, что сейчас старательно всматривалась в фирменную нашивку с правой стороны груди Блейза, контролируя направление собственного взгляда почти очевидно-уязвлённо.       Он не понимал её. Более того, Драко зачем-то пытался разгадать то, с какой целью Грейнджер так упорно лезла в его жизнь. И дело было даже не в том, что, судя по видимым признакам, её новой масштабной идеей фикс стала помощь не только эльфам, но и всем потенциально нуждающимся в моральной поддержке. Она словно задалась целью отравить всё его существование собой, потому что Драко казалось, что практически единственное, о чём он думал в последнее время – это Грейнджер.       Малфой ненавидел, когда его жалели. Когда лезли с перекошенными сочувствием лицами, как это делали Гринграссы после майских слушаний, трещали над ухом «милый, если тебе что-то понадобится...», прекрасно понимая, что ни черта ему не понадобится, потому что Драко не привык к бескорыстной помощи. У любого сочувствия в его жизни всегда была цена, которую рано или поздно приходилось платить, потому что люди в большинстве своём мелочные эгоисты и лицемеры. Они молятся о спасении, даже когда не верят в Бога, считая себя убеждёнными атеистами.       Но в случае с Грейнджер вся выстроенная в голове логика человеческих взаимоотношений рушилась, как карточный домик, потому что в том, что она делала, не было ни жалости, ни эгоизма. Даже скрытый умысел не находился, сколько бы раз Драко ни пытался промотать в голове то, что между ними происходило.       Опять же, какого хрена вообще хоть что-то происходило, Мерлин?       Драко никогда не отрицал своей причастности к Пожирателям, – имея на руке аспидно-чёрное доказательство, пылящееся в архиве Визенгамота дело и официальный запрет на свободное перемещение за пределами Англии и Шотландии до истечения испытательного срока, это было бы крайне тупо – однако и не превышал собственной значимости в их кругах. В рядах последователей Реддла он находился в той немногочисленной категории, которая довольно быстро осознала цену мирового господства и привилегированности над остальными членами магического сообщества и оказалась с ней не согласна. Не то чтобы Драко стыдился того, кем ему приходилось быть, нет, подобное качество было вытравлено из его генофонда ещё прапрапрадедами, но и желания кичиться послужным списком, наработанным за последние два года, у него не возникало.       Как и в случае с меткой, с разрушенными вдребезги убеждениями вполне можно было жить. Если не вспоминать о них слишком часто.       Из всех тех, с кем ему приходилось каким-либо образом затрагивать тему шестого курса и войны, только Тео и Блейз с Пэнси реагировали на это, как на что-то, что являлось малоприятным, но с-кем-ни-бывает фактом из его жизни. Все остальные либо ставили ему это в вину со словами «ты должен быть через стену от своего папаши», либо же боязливо избегали.       Но Грейнджер не просто не обвиняла его. Она пыталась его оправдать. Будучи всё ещё действующим членом Ордена на скамье запасных, она говорила о его причастности к Пожирателям так легко, будто это вообще ничего не значило. Будто это не ей пришлось нарушить собственные принципы ради того, чтобы Торн подшил её воспоминание за двадцать восьмое марта в уступающую остальным по толщине папку с показаниями свидетелей со стороны защиты. Спустя столько времени он всё ещё не понимал её мотивов, потому что Драко никогда бы не поступил, как она. И пускай лжи в её показаниях было не так много, это всё ещё не имело смысла, потому что Грейнджер просто не могла быть настолько глупой, чтобы не беспокоиться в первую очередь о себе.       Пиздец какой-то, почему он вообще об этом думал?       Виски стянуло болью, и Драко прижал подушечки пальцев к месту над правым ухом, надавив на кожу через ощущавшийся рубец. Взгляд непроизвольно зацепился за танцующие в такт музыке щиколотки в серых гольфах, и Малфой зажмурился, накрыв ладонью глаза, мысленно проклиная женскую солидарность и всю существующую в этом мире добродетель, потому что какого чёрта она согласилась с ним патрулировать?       Какого чёрта она вообще помнила то, что было в Мэноре?       Возможно, – теоретически – Драко стоило сдержаться. Если бы он смолчал, когда Уизли начал качать права так, будто Грейнджер не пыталась высвободить руку из его хватки, то обитателям Хогвартса не пришлось бы наблюдать за той нелепой паузой в их отношениях, инициатором которой, очевидно, был оскорблённый префект Гриффиндора.       Но блять.       Она развязывала ему язык. Буквально. Тем, как смотрела, как говорила, как реагировала. Молчать, находясь рядом с такой, как Грейнджер, не представлялось возможным, потому что любое её действие влекло за собой эмоциональный отклик, начиная раздражением от невозможной приставучести и заканчивая почти непреодолимым любопытством. Влечением.       Поэтому, пока Уизли бежал, сворачивая ступни, чтобы выдернуть Грейнджер из его рук, – в прямом смысле, он едва не вывихнул ей локтевой сустав в попытке рыцарственно защитить её честь – Драко сжимал пальцы на её бедре и думал о том, что вопреки своей внешней чопорности, она оказалась на удивление тактильной.       Снова.       На самом деле он не хотел этого говорить. Ладно, херня, конечно хотел, но за язвительно брошенным «стоит быть внимательнее» не скрывалось двойного дна. Он надеялся, что благоразумия Уизли – Салазар, и чем он только думал? – хватит на то, чтобы прислушаться, и вовсе не рассчитывал, что гриффиндорец полезет на него с кулаками. Драко не любил рукоприкладство – это пошло, особенно, когда имеешь дело с экспрессивными придурками, – но никогда не отказывал себе в удовольствии потоптаться на костях поверженных в словесной эквилибристике. Из всей этой ситуации наждачкой где-то под рёбрами скрёб лишь факт того, что это мог быть второй раз, помимо шестого курса, когда Драко наблюдал бы за тем, как Грейнджер плачет из-за Вислого.       — Ты не в состоянии мне помочь.       Слова звучат просто. Тихо. Без надрыва или этого чёртового внутреннего слома, что чувствуется почти так же болезненно, как её красные от холода пальцы. Только сухость и спокойный лёд, как если бы они разговаривали о бушующей за пределами Астрономической башни вьюге. Как запоздалая констатация факта, когда ледяные капли уже впиталась в кожу, смешавшись с чуть более тёплой солью, прочертившей влажные дорожки по коже.       Она кивает, отводя взгляд в сторону, и он видит, как трясётся её подбородок.       — Возможно, — соглашается хрипло, проводя по щекам дрожащими ладонями. — Но я бы хотела.       Драко не любит слёзы. Но Грейнджер плачет тихо, и эгоистичная сволочь внутри него почти сожалеет, что ей больно настолько, что она позволяет себе делать это при нём.       Малфой ощутил прикосновение к правому плечу, вынырнув из воспоминаний и собственных мыслей, и отнял ладонь от лица. Успевшая надоесть мелодия больше не звучала, а остановившиеся посреди зала Блейз и Грейнджер без видимого энтузиазма слушали наставления важно жестикулировавшей Барлоу. Драко медленно втянул воздух носом, прикрыв глаза, и подавил в себе желание сорваться с места и уйти.       Нет. Он не станет оправдываться.       — Значит, она тебя бесит? — послышался скучающий тон справа, и Малфой моргнул, повернув голову на облокотившуюся о его плечо Пэнси. Он смотрел в её лицо несколько секунд, силясь вспомнить, о чём вообще был их разговор «до», пока девушка не скосила на него зелёный прищур, пояснив: — Астория.       Блять, сегодня даже не четверг, какого хрена.       Издав утомлённый цык, Драко вздохнул.       — Нет, — ответил коротко. — Чтобы бесило, нужно обращать внимание, а мне глубоко похер, и если Астория подослала тебя с этим вопросом, то я не прощу тебе искажённую цитату при передаче.       — Ещё чего, — фыркнула Паркинсон, — Просто проверяю, не изменяешь ли ты своему внутреннему компасу, — она подняла свободную руку и сделала несколько неопределённых движений ладонью напротив его груди, будто обозначая расположение воображаемого прибора.       — Компас всегда можно скрутить на время, но что-то мне подсказывает, что Гринграсс такой подход с... — сделав паузу, Малфой протянул негромкое «м-м-м», подбирая слова, а затем приподнял уголок губ. — ...взаимоприятным, но одноразовым сотрудничеством не близок, а в ином плане она меня не интересует.       Сморщив нос, Пэнси пихнула его в плечо, на которое облокачивалась, и покачала головой, нарочито-осуждающе поджав губы.       — Пару лет назад ты не был так категоричен, — произнесла она, взглядом показав слизеринцу, насколько возмутительным посчитает это предложение Астория.       — Пару лет назад у меня была семья, обязательства и понимание того, кем меня хотят видеть в этой жизни, — чуть поведя подбородком, Драко горько усмехнулся. — Невозможно быть категоричным, когда тебя не спрашивают, Пэнс. Пару лет назад Астория, вероятно, получила бы фамильное кольцо уже на первом ужине, если бы отцу взбрело в голову породниться с Гринграссами, — замолчав на несколько секунд, он задумчиво прищурился. — Хотя знаешь, нет. Он бы выбрал Дафну.       Пэнси закатила глаза, пробормотав что-то наподобие «а кто бы не выбрал Дафну», а затем опустила голову, прикусив внутреннюю сторону щеки, словно настраиваясь на что-то. Это был слишком знакомый жест для того, чтобы Драко не узнал его, и, прежде чем девушка успела обратить на него этот взгляд, предостерегающе произнёс:       — Не сейчас.       — А когда? — низким шипением спросила Паркинсон, перейдя в нападение. — Мне осточертело, что я постоянно чувствую себя лишней в вашем пацанском трио, потому что вы считаете, что оказываете мне услугу, скрывая всё. Я видела, что ты получил почту...       — Пэнси.       — ...от Тинкса в пятницу, и даже не пытайся отнекиваться, Малфой, — стоявшая перед их взглядами Барлоу сделала несколько шагов вдоль шеренги префектов и обвела рукой диаметр воображаемого круга, на месте которого предположительно будет находиться сцена. Поджав губы, Паркинсон придвинулась чуть ближе, чтобы настойчиво поинтересоваться: — Это насчёт отца?       Несмотря на многолетнюю репутацию язвительной суки, Пэнси всегда была довольно эмпатична к тем, кто ей небезразличен. Её сопереживание, впрочем, очень редко имело границы, и в попытке выведать то, что ей знать необязательно, она могла довести до вполне умышленного убийства, потому что временами Драко едва сдерживал себя, чтобы не схватиться за палочку. Первого сентября, после того как «Хогвартс-экспресс» привёз их на платформу, Пэнси плелась за ним через весь Хогсмид и все пролегавшие по пути магазины и пабы, пытаясь вывести его не на «откровенный разговор», как она считала, а на грубость, потому что Малфой терпеть не мог, когда кто-то лез к нему в душу.       Разглядев проблески сомнений на его лице, Пэнси слегка развернула корпус, вонзив выжидающий взгляд в его скулу, и вместо «я не хочу скандалить, Пэнс, отвали по-хорошему», Драко ровно произнёс, смотря прямо:       — Заключённым шестого уровня не положены посещения или передача корреспонденции без дозволения Визенгамота. Тинкс получил прошение из Азкабана несколько недель назад, но оно было отклонено по настоятельной рекомендации Торна.       Паркинсон слегка приоткрыла рот, изобразив на лице красноречивое я-знала-что-ты-чёртов-тихушник выражение, а затем взволнованно сглотнула.       — Кого он хотел видеть?       — Меня, — несколько секунд тишины между ними, нарушаемые приглушённо-резким голосом Барлоу, а затем Драко продолжил: — Думаю, дело в метке. Бруствер сказал, что она изменилась, и, вероятно, он хочет знать, как это произошло.       — А ты не хочешь?       Малфой безразлично повёл плечом, вынудив Пэнси снять находившийся на нём локоть.       — Мне это не грозит, так что похер.       — Ты же в курсе, что у тебя две руки, правда? — прошипела девушка, наклонившись ближе к его лицу, хотя казалось, что ещё один дюйм – и положение их тел превратится в весьма непристойное.       Дождавшись, когда пробегавший в профилактическом осуждении взгляд декана Гриффиндора вновь окажется сосредоточен на старостах, Драко глубоко вздохнул, мысленно проклиная дотошность Паркинсон и нерешительность Теодора, который уже неделю не мог развязать язык и поговорить со слизеринкой самостоятельно, предпочитая отмалчиваться.       — Метка – не татуировка, которую можно набить втихую от родителей, Пэнс, — произнёс он глухо. — Это тёмная магия, она не терпит конкуренции, потому как вплетается в магический отпечаток. Это связь, а не просто колдо на коже для создания мнимой отличительности. Её нельзя просто перебить новым символом, нельзя убрать, даже несмотря на то, что Реддл мёртв, потому что, если бы от неё было просто избавиться, не потеряв при этом руку, все те, кто желают начать жизнь без клейма Пожирателя, уже давно воспользовались бы шансом.       — Но как же... — запнувшись, Пэнси сделала короткий вдох и прошептала: — Но мистер Нотт смог, разве нет?       Драко покачал головой.       — Отец Тео не избавлялся от метки Волдеморта. Он превратил её преданность в кровную, модифицировав, но для совершения обряда необходимо иметь то, что будет использовано, как база, — выпрямившись, он мрачно добавил: — К тому же, я далеко не тот, кто его интересует...       — Мистер Малфой, мисс Паркинсон, — раздался резкий оклик, и Драко нехотя поднял взгляд, уперевшись им в недовольное лицо Барлоу. — Вы желаете продемонстрировать свои навыки? Судя по вашей оживлённой беседе, вам есть, чему научить нас.       Застыв почти у самого начала стола вместе со старостами и несколькими уже отобранными для танца префектами, декан Гриффиндора прожигала его суженными угольками глаз, в которых читалось явное желание доставить ему ещё больше проблем. Пэнси отодвинулась, выпрямив корпус, и сложила ладони на бёдрах, приняв безучастный вид, и Драко подавил в себе желание простебать её за отсутствие энтузиазма не там, где нужно.       Натянув на лицо выверенную до дюйма улыбку, что выглядела вежливо в равной степени, как и сардонически, Малфой произнёс:       — Только если вы смените репертуар, профессор.

***

      — Ой, да брось, — раздался небрежный цык Блейза, и Драко моргнул, откинувшись затылком к каменной стене и вернувшись назад к разговору. — Не делай из этого драму. Джинни мне нравится, а твои ожидания не моя забота, уж прости.       Пэнси красноречиво закатила глаза, выразив позицию относительно недрамы друга и младшей Уизли, а затем картинно вздохнула.       — Что ж, справедливо. Впрочем, у тебя хотя бы есть официальная пара этим вечером и компания после, — протянула она будто бы к слову, и Драко мысленно воззвал к благородству Теодора, чтобы тот...       — Ну, компанию на «после» всегда можно найти в процессе...       Да бля-ять, Тео.       Пэнси опустила голову, не ответив на нарочито-задумчивую реплику Нотта, и её щёки выглядели бледнее обычного. Взмахнув палочкой, она наколдовала небольшую металлическую миску с лопаткой и принялась молча выдавливать в неё содержимое разноцветных тюбиков с красками, что на вид были слишком кислотными. Блейз, заметив перемену в настроении подруги, пихнул развалившегося на кровати Теодора в колено, а затем, убедившись в том, что слизеринец сполна впитал в себя осуждение в тёмном взгляде, нырнул рукой в принесённую с почты коробку.       — Там ещё что-то? — изогнул бровь Драко, хоть это и не было чем-то удивительным – Джулия всегда была щедра на подарки для сына.       Кивнув, Блейз принялся перечислять:       — Письма, колдоаппарат, моя старая фляга, набор для чистки мётел, вишнёвые «Бачи» для не заслужившего их Тео, я так полагаю, и-и-и... — замолчав, он некоторое время всматривался в нечто, что не смог сходу идентифицировать, а затем рассмеялся, чем вызвал недоумение на лицах друзей.       Подуспокоившись, Забини поднял руку, продемонстрировав два зажатых в пальцах пузырька. На них не было опознавательных знаков, не было ни единой наклейки, но характерный аквамариновый оттенок зелья внутри прозрачного стекла не позволял усомниться в их содержимом.       Запрокинув голову вверх, Драко захохотал, подхватив последние смешки Блейза.       — Я надеюсь, Джулия прислала их для всех и тебе просто не хватило пальцев, потому что мне не хочется предполагать, что она и впрямь вычисляла, кто из нас троих сегодня потрахается с наибольшей вероятностью.       — Конечно нет, на твою несуществующую сексуальную жизнь никто даже не ставил, — закатил глаза Забини.       — Почему вы не берёте в расчёт Пэнс, это же зелье для девчонок, — протянул Тео, покосившись на слизеринку, но Пэнси даже не повернула голову в его сторону, продолжив опустошать тюбики.       Задумчиво прищурившись, Блейз произнёс:       — Думаю, это от Аллы, она неравнодушна к Нотту и подъёбам, — вновь заглянув в коробку, он подтвердил: — Собственно, всё верно – «Бачи» и противозачаточное – полный джентльменский набор.       — Не в обиду сказано, но у всех твоих родственников слишком чудные имена, — сказал Тео, со вздохом приподнимаясь на кровати и усаживаясь спиной к изголовью.       — Просто у мамы фетиш на итальянцев и греков, — хмыкнул Забини. — И она моя сводная сестра, как и Ксанта, не впихивай их в категорию родственников. Мне не нравится думать, что родня озабочена моей репродуктивной функцией, это как-то неловко...       Дверь в спальню распахнулась, впустив в помещение шум галдевших младшекурсников, что сновали по коридорам, и на пороге появились две фигуры. Врезавшись алыми радужками в развалившегося на постели Драко, Грэхэм удивлённо вскинул брови, делая шаги по направлению к своей постели.       — Вы чё, ещё тут?       — Народ уже собирается в гостиной, думают, как пронести алкоголь втихаря от преподов, — подхватил следовавший по пятам Блетчли, что этим вечером был в образе Диониса, судя по свободному белому одеянию и зажатому в руке деревянному тирсу, увитому виноградной лозой. Большинство слизеринцев в этом году, не сговариваясь, представляли собой воплощение античной мифологии и волшебных существ.       Подойдя к кровати, Монтегю схватил лежавший на изумрудном покрывале кожаный плащ и накинул его на плечи, завязав на две ярко-красные ленты под мёртвенно-белым горлом. Удлинённые магией клыки, бутафорская кровь на серых губах, острые уши и трупная синева под глазами и на фалангах пальцев – исходя из описания вампиров в книге Уорпла и присутствовавшего на рождественском приёме у Слизнорта Сангвини, интерпретация образа нежити Грэхэма была весьма вольной.       Мазнув взглядом по выглядывавшим рукавам старомодной рубахи слизеринца, Забини хмыкнул:       — Если вы собираетесь переливать его в бутылки из-под сливочного, то МакГонагалл не просто так распорядилась об отсутствии непрозрачных тар на столах, — на секунду замолчав, он обратился к Грэхэму. — Тебя не было утром в спальне.       Сверкнув маковым бликом стекающей из уголка рта крови, Монтегю весело оскалился, направившись к двери.       — Я теперь тренируюсь по утрам, — произнёс он негромко. — Отрабатываю навыки вдали от любопытных глаз.       Блейз нахмурился, взглянув на капитана сборной через плечо.       — Если Филч поймает тебя...       — То мне всегда есть, с кем коротать наказание, — перебил он, растянув усмешку шире и скользнув сузившимися алыми глазами сначала по приподнявшимся бровям Тео, а затем по стиснувшимся челюстям Драко. Дёрнув дверь за металлическую ручку, он сделал шаг за пределы общей спальни вслед за Блетчли, напоследок бросив короткое: — Увидимся.       Дверь захлопнулась с гулким стуком, и на какое-то время в комнате воцарилась тишина. Драко ещё несколько секунд смотрел на неподвижную деревянную поверхность, пытаясь заглушить навязчивое ощущение того, что произнесённая слизеринцем фраза несла в себе скрытый подтекст.       Задумчиво поведя подбородком, Тео со вздохом предложил:       — Может, въебём ему?       Блейз фыркнул.       — Понятно, почему моя сестра в тебе заинтересована. Ставлю галлеон, что общей темой при встрече у вас будет перерождение души путём щелочных реакций.       Тео приподнялся выше, открыв рот, чтобы ответить на завуалированное обвинение в тяге к насилию, как вдруг молча перемешивавшая краски Пэнси вскинула голову, громко оповестив:       — Я закончила, — спустив ноги с кровати Драко, она отставила миску с получившейся грязно-серой жижей и выпрямилась. — Блейз первый.       Малфой скривился, наклонившись ближе к непонятной субстанции.       — Пэнс, ты уверена, что именно так должен выглядеть конечный результат?..       — Дай ему настояться пару минут, — ответила девушка, приподнимая рукава свитера к локтям. — Других вариантов у вас всё равно нет, я должна быть у себя через пятнадцать минут, так что помолись о том, чтобы Блейз не пострадал слишком сильно в случае провала, потому что времени на исправление у меня не будет.       Возмущённый возглас Забини потонул в гомерическом смехе Теодора, что принялся уговаривать Малфоя о подобном дополнении к его образу, приводя в качестве аргумента факт отсутствия зарегистрированных не огнедышащих драконов. Паркинсон, устав от ожидания, послала друзьям испепеляющий взгляд, красноречиво говоривший о том, что ещё несколько секунд – и она проклянёт всех находящихся в подземельях слизеринцев, и Блейз, справедливо рассудив о том, что целые конечности ещё пригодятся ему для дальнейшего существования, с готовностью кивнул.       — Ладно, давай, — выдохнул он, а затем, увидев, как Пэнси направила древко на его плечо, отступил на шаг, обратившись к Драко: — Ты точно нигде не проебался? Если эта штука меня подожжёт...       — Я никогда не проёбывался в зельях, Блейз, — акцентировал Малфой, закатив глаза. — Если эта штука тебя подожжёт, я выпишу твоей семье официальное письменное извинение на своём почтовом пергаменте, потому что галлеонами в моём шатком положении не разбрасываются.       — Только если это не «Твилфитт и Таттинг», — важно выставил ладонь Тео.       Драко небрежно дёрнул плечом, наградив друга снисходительным взглядом.       — Разумеется, у меня максимальная скидка постоянного клиента на все коллекции, это рациональный подход к распределению средств.       — Нет, ты просто шмоточник, но кто запретит тебе думать иначе, — пробормотал Нотт, поднимаясь с кровати и подходя к приготовленному для вечера костюму. Стягивая с туловища свитер и набрасывая на плечи тёмно-бордовую рубашку, он некоторое время задумчиво кусал щёку, а затем резко повернул голову к Драко. — Кстати, ты говорил о письме от Нарциссы, она вновь упомянула ту фамилию – Уолш. Я где-то слышал её, — потупив взгляд, он застегнул несколько пуговиц, а затем нахмурился, раздосадованно поджав губы. — Но не помню где.       Драко прикрыл глаза, уперевшись затылком в стену, отгоняя вновь закопошившиеся в голове мысли. Последнее письмо Нарциссы, пришедшее, как и в прошлый раз, с задержкой, было всё таким же туманно-завуалированным, и Малфою хотелось выть от невозможности поговорить с ней с глазу на глаз, потому что с каждым днём предчувствие надвигающегося пиздеца стягивало ему кости всё сильней. После того, как на Мэнор были установлены чары ограничения, а любой желающий работник Министерства мог беспрепятственно попасть на его территорию, у Драко не получалось отделаться от ощущения постоянной опасности, что дамокловым мечом висела над его семьёй.       — Вы же понимаете, что это бессмысленно? — Драко задаёт вопрос, практически не выделяя его интонацией, смотря на сидящего напротив него Бруствера с выражением чётко читаемой неприязни. — Меня убьют.       — Если...       — Когда, — перебивает Министра Малфой и с нажимом повторяет: — Меня убьют. Это лишь вопрос времени и способа, потому что, если мне удастся что-то узнать, то я, вероятно, сдохну за предательство от пыток, а не от милосердной Авады.       Бруствер размышляет не больше секунды, прежде чем мягко интересуется:       — Заключение в Азкабане представляется вам лучшей альтернативой?       Драко отвечает незамедлительно.       — Да. Я прекрасно знаю, на что он способен, и, видит Салазар, перспектива оказаться в промозглой камере с почти регулярным душем и пресной кашей кажется мне весьма заманчивой по сравнению с могилой на семейном кладбище.       Откинувшись на спинку стула, Министр смотрит на него, оценивая на честность произнесённые слова. Застывшая в своём огромном директорском кресле МакГонагалл беспокойно прикасается к растрёпанной после столь неожиданного пробуждения косе, однако держит спину ровно, будто проглотив стальную спицу, и Драко думает, что Грейнджер, возможно, переняла этот защитный жест у бывшего декана.       В воцарившейся на некоторое время тишине новый вопрос Бруствера звучит как-то по-особенному вкрадчиво.       — Полагаю, Нарцисса будет с вами солидарна, если я задам ей тот же вопрос?       Малфой вскидывает голову, врезаясь расширившимися от внезапного всплеска злости зрачками в лицо Министра магии. Кингсли смотрит на него спокойно, и Драко уже знает, что в этой битве он проиграл. Потому что лоб директрисы собирается глубокими морщинами, губы сочувственно сжимаются, а Бруствер даже не утруждает себя наигранно-вежливым вопросом о договорённости, прежде чем озвучивает ему условия.       Драко смеётся, чувствуя, как разочарование и отчаяние царапают ему глотку до низких хрипов.       — Какие же вы ублюдки...       Пэнси произнесла заклинание, озарив спальню всполохом яркого пламени, и Драко моргнул, переведя невидящий взгляд на заскользивших по коже Блейза огненных змеек. В комнате стало шумно от восклицаний и смеха, и Малфой коротко зажмурился, услышав, как заскрежетали опускавшиеся стальные стены.       Прошлое настигает нас именно тогда, когда мы уверены в том, что смогли убежать от него на сотню шагов вперёд, получив фору в несколько десятков лет. Но это же бессмысленно. В один из единичных моментов абсолютной серьёзности Тео как-то сказал: «Прошлое – оно как якорь. Ты можешь усраться, пытаясь выплыть из дерьма к белому свету и безоблачной жизни, но если ты не отпускаешь того, кем ты был, тебе никогда стать кем-то лучшим. Ты либо принимаешь и отпускаешь, либо тонешь, зацепившись за шток».       Драко не был любителем сложных метафор, но прямо сейчас ему казалось, что его прошлое медленно, но неотвратимо затягивало его на дно.