Сквозь века

       Мэй сидит на диванчике в теплых объятиях Кадзу. На столике дымится неправильно заваренный чай, но ей так даже нравится больше. Он тихим спокойным голосом читает для неё книгу — сборник старинных легенд. Девушка, прикрыв глаза, внимательно слушает его. В очаге потрескивает огонь, дополняя атмосферу уюта.        Мэй открывает глаза, поднимает их на Кадзу и несколько мгновений неотрывно смотрит на него. Он тепло улыбается и тянется к ней для того, чтобы ласково коснуться губами кончика её носа. Она до боли закусывает нижнюю губу.        — Хотела бы я, чтобы это было правдой, — тихо шепчет Мэй, взмахивая рукой. Созданная ею иллюзия медленно тает, подобно туману, и последнее, что она видит — это его искренняя улыбка. Кицунэ тяжело вздыхает, опускает голову. Шепчет тихо, едва различимо: — Ведь тебя нет в живых уже пять столетий.        Мэй вновь и вновь пряталась от реальности в собственных иллюзиях, находила в них короткое утешение. Обманывала сама себя, порой даже забывая, что это — не по-настоящему.        И сейчас кицунэ остаётся одна в своей пустой и холодной квартире. Одиночество душит, отчаянно хочется расплакаться, но она себя давно от этого отучила.        Мэй прожила уже пять столетий и отрастила пять хвостов, но так и не смогла отыскать счастья. Этот новый мир так и остался для нее чужим, непонятным и совершенно лишённым ярких красок.        Мэй пыталась приспособиться. Постоянно меняла место жительства, ведь она так и осталась юной восемнадцатилетней девушкой, и лишь одни глаза могли выдать её истинный возраст — в её взгляде отражалась мудрость прожитых годов и тихая скорбь. Несмотря на постоянные переезды, её все равно тянуло в родные места: в те, где когда-то пять веков назад была была маленькая деревушка Окугами, сейчас же на месте её вырос крупный шумный город.        А от деревни синоби, окружённой кольцом гор, не осталось ни следа — клан Наито уже давно перестал существовать. Сейчас же на её месте образовалось несколько баз отдыха.        Все слишком сильно изменилось.        Как того требовал современный мир, кицунэ работала, чтобы выжить. Сейчас она была официанткой в одном маленьком кафе. Она терпеть не могла это место, но другого выбора у неё не было — ей нельзя ничем выделяться — нужно жить, как обычный человек.        Все, кто был ей дорог, уже давно мертвы. За исключением Сино-Одори, ведь она, будучи ëкаем, могла прожить и тысячу лет.        Кицунэ же способны жить вечно. И боль её тоже будет жить вечно — с годами легче не становилось. Только хуже.        Она помнит все — помнит ярко, в мельчайших деталях. Не может позволить себе забыть.        Помнит родную деревню Окугами, помнит приемного отца и его кузню. Помнит жизнь в окия и свою дорогую наставницу, жестоко убитую рэйки. Помнит она и Масамунэ Араи, который до своего последнего дня оставался честным и благородным человеком, верным своему долгу. Деревушку синоби, укрытую среди гор, она помнит лучше всего. Каждую улочку, каждый уголок. Её жителей.        И Кадзу.        Того, кого продолжает любить. Того, по кому скорбит каждый прожитый день. Без него жить дальше невыносимо сложно, но и уйти к нему она не может. Нужно сберечь печать, Мэй — её хранительница. Пусть это и эгоистично, но будь у неё возможность, она бы с превеликой радостью сбросила это тяжкое бремя.        Её единственная надежда — это то, что она сможет снова встретиться с Кадзу, но только в другой его жизни. Что они смогут найти друг друга.        Мэй откидывается на спинку дивана, и воспоминания вновь захлестывают её.       

Южная провинция, империя Нойрë, шестнадцатый век.

       Битва с Привратником была окончена, и он был повержен. Врата в обитель демонов, Нараку, так и остались запечатанными. Этот затяжной кошмар подошёл к концу. Мэй больше не нужно сражаться, не нужно прятаться и жить в страхе.        Масамунэ тихо подходит к ней, и по его взгляду Мэй все понимает. Он осторожно поднимает её руки в свои:        — Мой враг мертв, — тихо говорит ронин, — это означает, что нам пора прощаться, — кицунэ смотрит в его глаза, не отводит взгляда. Она знала, что этот момент рано или поздно настанет. Сердце щемит от тоски — Масамунэ стал для неё близким другом.        Мэй тихо шепчет:        — Прощай, Масамунэ Араи, — она сглатывает образовавшийся в горле ком. К глазам подступают слезы, и она несколько раз моргает.        — Прощай, лисица Мэй, — говорит он, — Позаботься, пожалуйста, о Кирин.— на губах бывшего самурая появляется легкая улыбка. Девушка кивает. Она помнит, как пообещала ему позаботиться о его лошади, когда он завершит свой Путь.        Масамунэ разворачивается и уходит. Мэй ещё долго смотрит ему вслед, а ногти её впиваются в ладони, оставляя на них следы в виде полумесяца.        Кадзу подходит к ней, обнимает за плечи. Мэй оборачивается, и он, как всегда, понимает её взгляд. Ещё крепче прижимает к себе.        Они стоят так еще некоторое время, в полной тишине. Первым молчание прерывает мужчина:        — Идем домой, неведьма, — тихо произносит он. Мэй кивает.        Домой.        Кицунэ поднимает глаза к безоблачному небу. И ей кажется — нет, она уверена, что теперь все точно будет хорошо. Ведь самая сложная и опасная битва в её жизни окончена.