О крайностях и балансах

— Ты уверен, что не хочешь остаться? — Игорь поправляет воротничок рубашки Сережи, не отказывая себе в удовольствии провести пальцами по прохладной шее. — Брось, Игорь, — у Сережи глаза горят, он улыбается и почти сияет. — Эта выставка уникальна! Ты понимаешь, что искусство семнадцатого века не настолько изучено, как… — Игорь, пусть едет, — Олег мягко подходит сзади и обнимает их обоих. — Ты же видишь, хочется ему. — Да я ничего, — Игорь целует медную макушку. — Главное, чтобы ничего не случилось. Он и правда совсем не против — он редко видит Сережу таким абсолютно счастливым и сияющим, если дело не касалось новой работы или обновления соцсети. Поэтому с удовольствием любуется синими ясными глазами и этой улыбкой, широкой и почти детской. — Осторожней только будь, лады, Сереж? — Игорь обнимает хрупкие плечи осторожно, боясь помять в медвежьем объятии костюм. — Лады, — неприлично громко хихикает Сережа и, извернувшись, втягивает Игоря в поцелуй. Поцелуй будничный, но кровь по венам разгоняет неизменно. Игорь урчит и зарывается в уложенные волосы сильными, грубоватыми пальцами, разрушая всю идиллию. — А ну брысь! — спохватывается Сережа, отступая на шаг и поправляя пряди. — Чудовище. Вид у него, вопреки всему, такой смущенный и зацелованный, что Игорь остается доволен. Олег, устроившийся на углу стола с кружкой кофе, только посмеивается, глядя на них. Сережа подходит к нему, утыкается носом в плечо. — Я буду по вам скучать, — с тихим вздохом шепчет. — Мы тоже по тебе, Сереженька, — откликается Игорь, с нежностью проводит ладонью по худой спине. — Но ты же всего на одну ночь? — Угум, — бурчит Сережа. — Завтра утром буду. Сережа смотрит на них — свои. Его мужчины: трогают его, гладят, с любовью смотрят. Как только достались ему такие. Как только досталась такая громадная, как небо, любовь. Сережа ловит взгляд Олега, спокойный и светлый, и по едва-едва изогнувшимся в полуулыбке твердым губам понимает, что Олег чутко почувствовал, о чем думает Сережа. Олег таким был всегда. Молчаливым, строгим, слишком грациозным для солдата, слишком умным для пушечного мяса. Ему не место было в армии, Сережа твердил это с самого начала. В Волкове всегда было это расчетливое, почти извращенное понимание, чего именно хочет человек и что именно человек скрывает за небрежно брошенными словами. Сережа с восторгом думает о том, как восхитительно невозмутимо и безошибочно Волков разыграл шахматную партию — им и Громом, как столкнул их, как привел к друг другу и направил, при этом молчаливо и верно был готов остаться в стороне в случае чего. В такие моменты у Сережи щемит сердце — волчья преданность, эта безусловная любовь. Разумовский готов был поклясться: если бы он попросил Олега оставить их с Игорем, Волков бы послушно сидел в кабинете, слушая чужие стоны и крики, молчаливо смолил сигарету, а наутро ни словом, ни жестом бы не выразил недовольства и укора. Потому что любил. И Гром любил — иначе, но так же трепетно и отчаянно. Любил жадно, всем телом и душой, преданно, как пес, привязанный вовсе не ошейником к одному хозяину. Игорь был простым, но в его тяжелых, грубых руках, в его чуть ссутуленной спине, небритом подбородке и небрежных, но точных движениях сквозила красота — красота панелек и дворов-колодцев, звезд над заброшенной крышей, красота советских старых квартир. Гром был из тех, чью красоту замечаешь не сразу, но однажды заметив, никогда больше не сможешь оторваться, в трясину тебя затащит, не выберешься. Гром бы душу продал за то только, чтобы в глаза Сережи смотреть вечно, не отрываясь, готовый никогда не притронуться к манящему, гладкому, гибкому, но ему было бы достаточно двух слов, чтобы остаться навечно. Потому что любил. И Сережа любил их двоих. Невыразимо любил, безмерно — каждого по-своему, а вдвоем еще сильнее. И не облечь это в слова никогда, потому что ну а как это — как это объяснить, что вот эти вот двое для него все? И семья, и дом, и любовь, и оба для него как гвоздь в крышку гроба и как небесное благословление за всю боль, и как выразить то, что он чувствовал, когда Олег задумчиво хмурил брови или Игорь закусывал губу, как объяснить, какой жар грел сердце, когда он наблюдал за ними? Как Игорь завязывает шнурки. Как Олег переворачивает лопаткой что-то в сковороде. Как Игорь всегда приоткрывает губы и сжимает пальцы, когда входит внутрь, как взгляд Олега становится жадным и темным, как они оба прикасаются, как улыбаются, как говорят — Сережа любил, любил так, что иногда казалось, как разорвется его большое, слишком хрупкое сердце. Они некоторое время стоят так, прижавшись друг другу, в тишине кабинета. Гладят друг друга невесомо, пока, наконец, Олег не отстраняет Сережу: — Я вызвал тебе машину, — он целует его трепетно и мягко, будто успокаивает. — Если что, звони, договорились? — Хорошо, — Сережа податливо мурчит и трется носом о колючую щеку Олега. — Люблю вас. Поочередно оставляет поцелуи Игорю и Олегу и, легкий, как мальчишка, выскальзывает из кабинета. Звонкий стук его туфлей по лестнице и все, нет Сережи, пропал, оставив после себя только нежность и запах своего одеколона. — С ним точно все будет хорошо? — спрашивает Игорь у Олега, но тот хранит безмятежность. — Конечно, — улыбается и гладит Игоря по плечу. — Сереженька не в первый раз так уезжает. Ему иногда тоже нужно побыть без нас, в таком одиночестве. Особенно, когда дело касается искусства. Игорь кусает губы. Тревожится все равно — иногда Сережа создает образ хрупкого, беззащитного мальчика, от которого подсознание Грома избавляется с трудом. Приходится напомнить себе, что Сережа далеко не ребенок. Что Олег учил его стрелять, что Сережа сам управляет огромной компанией, что Сережа тренируется в зале вместе с ними обоими, что его хитрость, умение нравиться людям, его ум и чуйка дадут сто очков вперед Олегу и Игорю. Сережа без них справится. Эта мысль кажется странно умиротворяющей. — Какие у нас планы? — Игорь поворачивается к Олегу. Волков улыбается и треплет Игоря по отросшим волосам. — Для начала мне нужно закончить с работой, потом я приготовлю ужин, если ты не против. Посмотрим что-нибудь вечером. А где-то в середине дня можем в зал сходить. — Спасибо, — язвительно отзывается Игорь, у которого тут же в челюсти отдается фантомная боль от прошлого раза, когда Олег раскатал его по матам. — Мне пока достаточно. — Стареешь, — губы Волкова изгибаются в почти хищной ухмылке, обнажая клыки. — Да нихуя, это ты у нас старый, — Игорь совершенно по-детски заряжает Олегу под ребра локтем. Олег охает и едва не роняет кружку, проливая кофе. — Ты катастрофа, — укоризненно качает головой, но Игорь перехватывает запястье и слизывает с длинных пальцев кофе. Без подтекста особо, но ему доставляет удовольствие видеть, как глаза Волкова становятся вязкими и темными. — Товарищ майор, — Олег забирает пальцы обратно, в голосе у него едва слышная хрипотца и ирония. — Вы уж если хотите кофе, налейте себе в кружку. — Зануда, — смеется Игорь и толкает Олега в плечо. — Иди уже работать. — Иду, — Олег улыбается, скользит своим этим жарким, жадным взглядом по линии челюсти и лбу, приникает к губам распаленно и вязко. От Олега пахнет хвойным одеколоном, кофе и кожей. А еще — едва уловимо — порохом. Игорь отпускает его с трудом. Пока Олег разбирается со встречами и документацией, а еще с ребятами из службы безопасности, Игорь перебирает отчеты — он бумажную работу обычно на Димку перекидывает, но сейчас скопилось много, самое время все доделать. Работа действует почти успокаивающе, если бы не периодические крики, на которые Игорь неизменно вздрагивает. Судя по всему, Волков гоняет там парней из охраны в хвост и в гриву. В башне работается хорошо, голова ясная, и даже ненавистная возня с бумажками идет легко. Игорь периодически переговаривается с Марго вполголоса, спрашивает у нее какие-то факты, если сам не может найти — Марго оказывается достаточно полезной. На исходе пятого часа работы Игорь замечает, как за окном начинает темнеть. Он разминает затекшую шею, руки и плечи — с наслаждением хрустит позвонками, хорошо. — Марго, — спрашивает негромко. — Проинструктируешь, как тут кофейку сварить? А то я с вашей монстроидальной кофеваркой пока не разобрался. Она что-то среднее между Звездой Смерти и ТАРДИС. — Конечно, Игорь! — радостно отзывается Марго. — Для начала вам нужно засыпать молотый кофе в холдер. Для этого прислоните холдер к кофемолке и нажмите кнопку один. — Эээээ, — глубокомысленно тянет Игорь и почесывает плечо. — А холдер это что из этого? — Левее, — услужливо подсказывает Марго. Игорь наугад трогает одну из ручек. — Нет, это кран для подачи пара, используется для взбивания молока, — Грому чудится в голосе Марго тихий вздох, и он обреченно понимает, что это надолго. Потихоньку под руководством Марго он сражается с кофеваркой и даже готовит две чашки кофе — себе без молока, Волкову добавляет побольше холодной воды. Чувствуется это на удивление уютно, особенно когда на плечо опускается чужой подбородок. — Осваиваешь технологии? — голос у Олега еще с нотками приказа, но мягкий. Видно, не отошел от инструктажа еще. — Угум, — Игорь ставит перед ним чашку. — Держи. Меня Марго учит. — Она прекрасный учитель, — откликается Олег и усаживается на стул. В его гибкой, грациозной фигуре сквозит усталость. По тому, как ссутуливаются всегда напряженные, широкие плечи, как голова клонится вниз, Игорь чувствует, как Волков вымотался. — Совсем пиздец? — спрашивает наугад. Олег вздрагивает и молчит. — Да нет, — отвечает наконец, и в голосе прорывается почти отчужденная осторожность. — Все в порядке, просто работа. Они молчат пару минут, и Игорю приходится напомнить себе, что это Олег. Их Олег, который мягко и осторожно заботился о них, который всегда был чутким и преданным, потому что сейчас перед ним собранный, напряженный хищный зверь, который способен вгрызться в беззащитно подставленное горло. — Олеж, — Игорь кончиками пальцев прикасается к плечу. — Хочешь, я еды закажу? Нахрена тебе сегодня готовить, все равно оба устали. Посидим, фильм посмотрим. Хочешь? Олег поднимает на него тусклые глаза и мягко улыбается. — Хорошо, Игорь, — встает, потягивается, и Игорь невольно любуется. Гибкий, собранный, красивый. Проскальзывает шальная мысль, что будь здесь Сережа, Олег бы не позволил себе так. Не позволил бы вот так сидеть, согнувшись, будто придавило его этим чертовым городом, который он держит на своих плечах. И не позволил бы помочь себе. — Переоденься пока, — машет рукой Игорь. — Иди, а то рабочая одежда тебя только сковывает. Задолбался, наверное, в этом костюме. Олег на мгновение застывает, но покорно кивает и исчезает в спальне. Игорь заказывает еду, параллельно ставит какой-то канал на фон. Олег выходит через минуту, все еще в костюме, и Игорь недовольно хмурится. — Почему не переоделся? — спрашивает. — Я в душ, — Олег на мгновение отводит взгляд. — Хочешь со мной? Олег стоит у дверного косяка, его чуткие пальцы разворачивают рукава пиджака. Он прямой, собранный, гордый. Глаза спокойные и равнодушные, и Игорь понимает, что Олег — господи боже, их Олег — очень тщательно и очень умело скрывает, что он смущен. То ли тем, что они впервые с Игорем вот так наедине, то ли потому, что предложение звучит почти просьбой. — Хочу, — кивает Игорь и стаскивает майку. — Погнали, Олеж. В ванной Игорь голодно наблюдает, как Волков по-армейски быстро и собранно стаскивает с себя одежду и складывает. Спина прямая, будто лом проглотил. А выглядит, как ебанный Аполлон с сережиных скульптур, когда небрежным движением ноги отбрасывает белье в угол. Тело Олега уже выучено, тело Олега Игорь знает — но не так. Сейчас он заново впитывает его два изогнутых шрама на спине, мелкие ссадины, его родинки и линию позвоночника, мышцы, перекатывающиеся под кожей, танцующие линии татуировки. Волков тянется за лейкой душа почти грациозно, становится в кабину, врубает воду. Тела своего абсолютно не стыдится, может быть, со стороны показалось бы, что красуется, но Игорь знает: Олег не стесняется наготы потому лишь, что уверен — его тело просто тело, которое не заслуживает внимания. Они встают под горячие струи вместе, не прикрытые ни одеждой, ни Сережей. Олег тянется к верхней полке, доставая свой гель для душа с тем самым, тяжелым и хвойным запахом. Выдавливает на мочалку, разворачивает Игоря, очевидно, намереваясь ему помочь и, как и всегда делает, позаботиться, но Игорь стоит твердо. — Ты чего? — рассеянно уточняет Олег. — Давай-ка я, — говорит Игорь и мягко отбирает мочалку из чужих рук, разворачивая Олега к стене. У Волкова, видно, внутри давно выстроилась эта цепочка — подчиняться чужим приказам. Слишком долго мозг так жил, нечего тут объяснять. Поэтому он становится, упирая руки в кафель, застывает ломаной, напряженной линией. Игорь намыливает спину, проходится довольно жестко по коже, плечам, заставляя кожу распариться и покраснеть. Олег стоит неподвижно, опустив голову. Как при обыске, — думается Грому, и он подавляет неуместную улыбку. Он растирает бока, осторожно спускается ниже, на поясницу. Олег и вправду напрягается еще сильнее, как и ожидалось, поэтому Игорь с исконно русским «сгорел сарай — гори и хата» прижимается губами к его загривку. Олег вздрагивает и закрывает глаза. Становится хуже, ощущения обостряются, и он со стороны слышит свой шумный выдох. С Сережей было иначе. Олег не знал почти ничьих прикосновений, кроме сережиных, поэтому все с Игорем ощущается в новинку. С Сережей никогда не было такого чувства уязвимости. Оно тоже было особенным, когда открываешь себя всего человеку, на, стреляй, бей, бери без остатка, я твой. Здесь совсем иное — здесь Олег чувствует, что он слабее. И что человек за его спиной вполне способен его переломить надвое, но не делает этого, лишь придерживает мягко за бедра, пока почти нежно целует его в шею. Мурашки бегут по спине, и по телу проходит дрожь, несмотря на то, что в душе жарко, оба стоят под струями почти кипятка. Особенно, когда Игорь, не отрываясь от его загривка, переходит круговыми движениями на задницу — трет кожу, смывая остатки рабочего дня, мочалка оставляет розоватые следы и ощущение легкого жжения. Мокрые пальцы Грома проходятся между ягодиц, по расселине, и от этого Олег закусывает губу. Игорь необычно осторожен — Олег чувствует, как Игорь дает понять, что все хорошо, что дает право отступить и сказать «нет», если вдруг что. Олег не скажет, конечно, но сам факт иррационально приятен. — Чего ты напряженный такой, а? — Игорь шепчет в самое ухо почти, низко, хрипло. — Расслабляйся, Олеж. Все хорошо, дома же. Олег игнорирует желание от этого жаркого шепота прогнуться в пояснице и притереться к этим пальцам, которые осторожно гладят его там. — Давай в темпе вальса, Игорь, — голос дает трещину. — Еда скоро приедет. Игорь хмыкает, но пальцы пропадают, и Олегу хочется вернуть их назад, но они больше не отвлекаются — только на то, чтобы изредка оставить поцелуй на губах друг друга, вязкий и мокрый, глубокий. Оба быстро смывают с себя пену и вылезают из ванной. Когда Игорь видит запотевшие стекла, в голове мелькает, что хотел бы видеть дрожащую ладонь Олега на них. Еда и правда приезжает, Игорь встречает курьера в мягких своих пижамных штанах и с голым торсом. Когда возвращается, Волков, стоя перед теликом, настраивает каналы — с тела стекает тот же черный шелковый халат, с волос капает вода. Глаза смотрят не настолько затравленно, и это заставляет Игоря улыбнуться. С плеча сползает ткань, обнажая и заставляя вспомнить, каково это — жадно вгрызаться в это плечо, давя стоны. Игорь позволяет себе мягко приблизиться и оставить поцелуй, чувствуя, как приятно шелк щекочет кожу. — Хочешь выпить? — спрашивает ненавязчиво, толкая на диван. Олег с усмешкой смотрит снизу вверх. — Водку достань в баре. — Со льдом? — уточняет Игорь. — Со льдом. Игорь знает, какой алкоголь пьет Волков — он всегда брезгливо морщится, стоит даже сказать о коктейлях или сладком алкоголе, а виски и коньяк он не пил. Так что Сережа быстро научил Игоря, как Олег любит. Водки на два пальца, три кубика льда. Пьет залпом. Вот и сейчас, он рывком осушает стакан и удовлетворенно жмурится — Игорь завороженно наблюдает, как двигается адамово яблоко на шее, когда он сглатывает. Красивый, сука. Породистый, роскошный зверь. — Ты будешь? — Олег протягивает бокал. — Разве что каплю. Игорь пить особо не хочет, разве что просто для расслабления, а вот Олег доливает себе вторую щедрую порцию. Игорь не против — пускай будет, в конце концов, Олегу нужно больше, чем ему, и пьянеет он трудно. Они едят, пьют, смотрят — Олег останавливает выбор на каком-то фильме восьмидесятых годов. Ощущается это неожиданно хорошо, вот так, вместе. Еда вкусная, хоть и не настолько, когда готовит Олег. Перекидываются словами лениво. Игорь рассказывает, над какими делами работает, Олег постепенно, с каждым выпитым бокалом, рассказывает, в чем проблемы на работе. Игорь хмурится и слушает — голос Олега звучит спокойно и размеренно, обыденно, но Гром понимает, насколько Волков заебался. Он даже как проблемы это не воспринимает, нет, лишь очередной день, с которым нужно справиться. И даже мысли не возникает, чтобы взять выходной, если не справляется. Игорю хочется пожурить его или дать по щам, но он тут же себя одергивает — хорош, конечно, советы раздавать, когда сам на отпуск уламывался года три. Зато он может слушать и смотреть. Просто слушать, без комментариев, но внимательно, потому что очевидно, что Олегу вовсе не нужны слова. Давно он не говорил просто вот так, единым потоком, чтобы просто всю эту хуйню, что с ним происходит, унесло куда-то далеко. Смотрит — потому что Олег утомленно касается кончиками пальцев брови, где, Игорь знает, набухает и толкается мигрень. Как поводит плечами, вечно напряженными, которым всегда не хватает массажиста. Смотрит, как зарывается пальцами в волосы, убирая их со лба, как сжимает губы. — Хочешь, массаж сделаю? — спрашивает Игорь, когда поток слов иссякает, и глаза у Олега уже чуть пьяно блестят. На самом деле, Игорь лучше всех знает, что пока что Олег трезвый — может, в голове чуть и помутнело, но ум у него начинал плыть только спустя стопок восемь. Сейчас же он едва осушил четыре, а для Олега это как вода. Олег смотрит на него непонимающе. — А ты умеешь? — спрашивает недоверчиво, почти с детским любопытством. — У теть Лены вечные проблемы со спиной, — признается Игорь смущенно. — А у меня руки сильные, научился. — Ну… — Олег потирает бровь, и даже на мгновение теряет образ того зверя, которым привыкли его видеть. — Давай. Крем найдешь? Игорь шлепает в спальню, где в тумбочке находит крем — Сережа вечно мазался разной херней, у него был пунктик на уход за собой. Крем пахнет приятно, чем-то морским. Олега он укладывает лицом вниз, приспускает с плеч халат, усаживаясь ему на поясницу. Размазывает крем по коже, чувствуя, какие твердые узлы собираются, даже когда Олег расслаблен. Первые движения слишком сильные, и Волков шипит: — Легче, легче, — дергает головой, будто желая высвободиться. — Сейчас, приноровлюсь, — обещает Игорь. Дальше и вправду идет легче. Игорь методично мнет спину и плечи, стараясь уделить внимание всем участкам. Кожа у Олега гладкая, чуть смуглая, по сравнению с вечно бледным Сережей. Игорю приятно, даже как-то медитативно трогать Олега вот так — руки скользят по плечам, лопаткам, вдоль позвоночника. Кожа разогревается под ладонями, кончиками пальцев Игорь захватывает мышцы, подкожную клетчатку, чувствуя, как узлы разжимаются под пальцами. Один участок за другим. Игорь старается двигать ладонями настойчиво и мягко, но сильно. Волков морщится изредка — больно, конечно, напряжение у него нешуточное, но Игорь старается быть осторожным, когда проминает особенно трудные участки. Иногда просто поглаживает пальцами сверху, успокаивая, может, а может просто самому приятно трогать. — Где больше всего больно? — спрашивает сосредоточенно, выдавливая на ладони побольше крема. Олег снова морщится и дергает подбородком. — Там, где ты до этого трогал, плечи… — Игорь осторожно надавливает, ведет пальцами выше. — Еще повыше… Правее… Да, здесь. Ага, — прикидывает Игорь. Между шеей и плечами. Шея, если он правильно помнил, означает, что человек сдерживает любые негативные эмоции, слезы, крики, агрессию. Если вместе с напряженной челюстью, то вообще караул. А плечи значили вроде бы все об ответственности… Хотя Игорь шарит в этом мало, но зажимы рисуют всегда полный психологический портрет. Он осторожно кладет руки, пальцами прощупывая участки. Олег кусает губы и прикрывает глаза, дышит неглубоко, часто. — Тише, тише, — Игорь успокаивающе гладит. — Ничего страшного, я постараюсь сильно не давить. Волков ничего не отвечает, но брови хмурит — между ними образуется трогательная складка, которую так и хочется разгладить пальцами. Игорь уплывает в свои мысли, Олег, он уверен, тоже. Но в какой-то момент он ощущает, как мышцы под руками поддаются легче, расслабляются, как Олег укладывает голову на подушки и дышит глубже. Игорь собой гордится, честно говоря. И, возможно, поэтому пропускает момент, когда его руки начинают двигаться уже не с целью расслабить. Пальцы мягко спускаются на поясницу, выводят круговые движения, ласкают почти. Несмотря на это, прикосновения все равно сильные, с нажимом, и Олег под ними вдруг как-то покорно обмякает, утыкается лбом в подушку. — Порядок? — уточняет Гром, и Олег неловко кивает. Вздохи его становятся шумными, даже приглушенные подушкой. Игорь улыбается — разнежило Волкова, разморило. Поэтому он еще раз проходится по чувствительным местам, по загривку и шее, по позвоночнику, спускаясь на копчик и уже окончательно позволяя себе отпустить ситуацию. Олег пытается дышать размеренно, но не выходит, потому что сильные, массивные руки, которые уверенно и аккуратно скользят по телу, вызывают в нем трепетное чувство спокойствия и возбуждения одновременно. Спина всегда была эрогенной зоной, особенно, когда тебя просто кладут, как куклу, и делают все, чтобы было хорошо. Это какой-то извращенный фетиш на контроль и заботу — так считает Олег, но это не мешает ему плавиться под прикосновениями. Он чувствует себя беспомощным, мягким, чувствует, как умные и большие руки Игоря превращают его в какое-то бесконтрольное месиво. Олег под его ладонями мягкий, как пластилин. Иногда он просит подлить ему выпить, и Игорь подносит к губам стакан. Волков даже подрагивает, когда руки разминают ниже, а Игорь наклоняется и шепчет на ухо хрипло, чувствуя, как Олег ловит каждое слово: — Ты молодец, что расслабился, — носом трется о затылок. — Приятно? Олег сдавленно издает какой-то звук, то ли стон, то ли всхлип, но говорит: — Товарищ майор, по-моему, вы превышаете полномочия. Гром закатывает глаза — вот ведь баран упертый. Слезает с Олега, усаживая его на диван нормально и с удовольствием отмечает, что Волкову и вправду, кажется, помогло. А еще что халат, очевидно, нихрена не скрывает между ног, и что в белье Олегу теперь очевидно тесновато. — Спасибо, Игорь, — Олег благодарно разминает шею. — Охренеть, господи, как же хорошо. — А ты думал, — подмигивает Игорь, доливая себе и Олегу еще водки. — Наша доблестная полиция служит законопослушным гражданам. — Это вы к каждому так приходите трахаться и массаж делать? — Волков приподнимает бровь, в глазах его блестят искры. — Нет, это за отдельную плату. Они перебрасываются словами, смеются. Будто два подростка за гаражами меряются, у кого хер длиннее, а потом травят байки про девчонок, про родню, про уличные стрелки. За всей этой роскошью и невозмутимостью, за этим шелковым халатом и дорогим вишневым табаком, кольцами и умением общаться с людьми Игорь забывал о том, что на самом деле они с Олегом выбрались из одного и того же болота — из трущобного Петербурга. Там, где лужи, псы дворовые, сбитые костяшки и мат сплошной. Где никто тебе не поможет, если ты не оскалишь клыки. Сережа тоже оттуда, и об этом тоже забывается. Волков медленно, но пьянеет. Глаза шально блестят, в движениях появляется какая-то томная, почти кошачья грация. Игорь любуется. Красивый, сука такая. И изумляется, когда Олег почти ластится под руку. — Хороший, хороший, — шепчет, когда чешет Олега за ухом. — Молодец, Волче. Олег почти лежит на его груди, смотрит светлыми своими глазами, трется носом о широкую грудь. Кулон с волчьим клыком больно бьет, когда Олег движется, но Игорю, честно говоря, по барабану — он Олега еще никогда таким не видел, поэтому смотрит во все глаза. Олег улыбается и медленно, мягко сползает вниз, между расставленных ног, цепляет пальцами резинку мягких домашних штанов. Игорю их подарил Сережа, когда увидел старые треники, в которых Гром обычно гонял дома. Сморщился, посмотрел и заявил, что в этом Игорь в их кровать не полезет. Игорь пытался отбиваться — штаны были дороги ему как память, их еще Прокопенко носил, но Сережа, услышав об этом, только вытаращил глаза и с видом оскорбленного эстета в ужасе выдвинул ультиматум: либо Игорь принимает новые штаны, а эти складывает в памятную коробочку, либо Сережа лично сжигает их на ритуальном костре. Новые штаны были из мягкой шерсти, чувствовалось, что они стоят дороже, чем почка Игоря, и в первый же вечер он изгваздал их майонезом и получил по башке и от Сережи, и от Олега — от Сережи потому, что штаны были новые, от Олега потому, что мазиком он хотел разбавить суп, над которым Олег ебался весь вечер. Сейчас Олег планирует ебаться явно не с супом. Он кончиками пальцев щекочет бока, шлепает по животу резинкой, накрывает ладонью член прямо так, через штаны и удовлетворенно урчит, когда чувствует, как под рукой твердо. — Олеж, ты чего? — даже немного обалдело спрашивает Игорь, кладет руку на макушку, пропуская сквозь пальцы темные волосы. Олег потирается носом о внутреннюю сторону бедра, и сейчас больше всего он напоминает Игорю большого пса, который тычется за лаской. Вот что значит слишком много держать в себе — стоит контролю ослабиться, как вся внутренняя хтонь и желания лезут наружу. Игорь совсем не против, конечно. Игорь любуется, охуевает и ловит момент, потому что черт знает, когда Волков снова запрется на замок. Олег, не позволяя даже пикнуть, спускает штаны до колен и лижет тазобедренные косточки. Оставляет укус и смотрит снизу вверх своими невозможными глазами: — Хочешь? — губы у него изгибаются в почти хищной улыбке. — Ну рискни, — хмыкает Игорь и кончиками пальцев гладит обнаженные плечи, с которых давно соскользнул темный шелк. — Опоздали, рискнул уже, товарищ майор, — Олег даже хмельной не позволяет себе согнуть спину или оставить последнее слово за кем-то другим. Вместо этого, не дожидаясь ответа, он заглатывает до самого горла, и Игорь закусывает губу. Сосет Волков едва ли не профессионально, когда ведет языком по члену, вибрирует им в горле и вылизывает головку. Когда втягивает щеки, создавая напряжение. — Какой же ты, — почти с восхищением тянет Игорь, когда кладет ладонь на затылок. Олег рычит и мотает головой, стряхивая с себя руку, чуть не кусаясь. Игорь чувствует, что в крови у него начинает кипеть все и сразу — возбуждение, доведенное до предела, желание прогнуть, подчинить, что-то животное и древнее, «кто кого». Олег влажно проходится языком по головке, сильно и с нажимом, горло расслабляет, но Игорь оттаскивает его от члена чуть ли не силком: — Тише, тише, Волче, — посмеивается, чешет за ухом, пока Олег смотрит почти обиженно. — Куда ты так разогнался, хороший? Олег руку обратно возвращает, абсолютно бесстыдно заставляет Игоря толкаться в ладонь, проводит сильно, плотно, жестко. Так, как Игорь любит — Олег уже выучил. Игорь не выдерживает всего этого. Не выдерживает этих пьяных чертиков во всегда невозмутимых глазах, влажных губ, шеи, на которой остервенело бьется жилка. Ему хочется взять Олега, просто взять — где угодно и как, поэтому он целует, притянув за этот чертов текучий шелк. Целует мокро, мажет языком по губам, на затылок руку кладет, вжимает в себя. Олег отстраняется, смотрит блестящими глазами и шепчет прямо в губы: — Целоваться после отсоса — это любовь, мы с Сереженькой еще в детдоме это правило вывели. — Меня работа научила не брезговать, — хмыкает Гром, пальцем гладит по скуле Волкова, смотрит сверху вниз. — О, так это ты там так научился хорошо принимать? — приподнимает бровь Олег. — То-то ты взяток не берешь. — Завались, — беззлобно ворчит Гром и легонько шлепает по щеке. — Так завалил ведь уже, товарищ майор. — Блять, — закатывает глаза Игорь. — Я тебя умоляю, Олег, зови меня Игорем, а не «товарищ майор», ебаный твой рот! Олег задумчиво пожимает плечами. — Ну, — флегматично поднимается с колен, как королева какая-то, с той же ебучей осанкой, вальяжными поворотами головы и подходит к кухонной стойке, налить воды. — По поводу рта и не поспоришь. И вот это в нем — красивое, хищное, неторопливое и совершенно уверенное — заставляет вдруг Игоря подорваться к чертям с дивана и вжать руки Олега в стойку. Он прижимается к нему со спины, потирается мягко, дышит в шею, зная, как на Олега это действует. — Что ж ты выебываешься, — ласково шепчет. — Дай тебя трахнуть уже нормально. Ты же сам хочешь, ну… — Игорь осторожно кончиками пальцев раздвигает края халата и чувствует, как на белье у Олега выступает влажное пятно. — Мокрый, течешь весь, Олеж… Тебе ж нравится… Олег опускает голову и почти ощутимо дрожит в его руках. Игорь знает, куда давить — знает, что будь Волков трезвым, он бы позволил себе, может, побыть снизу, но не избавился бы ни от картинной язвительности, ни от этого абсолютно невозмутимого вида. А сейчас все реакции чище, искреннее, обнаженнее. И даже сил нет стебаться, вот ведь. Игорь высвобождает член Олега из белья, чертыхается — неудобно. Помогает стянуть Олегу трусы и кидает куда-то в сторону. Сережу бы удар хватил. Даже халат снять не позволяет, только задирает повыше и с удовольствием мнет в ладонях красивую задницу, скорее всего, оставляя синяки. — Такой ты… — шепчет, прихватывая губами за мочку уха и тут же вгрызаясь в стык плеча и шеи, позволяя себе утробно, низко заурчать. — Как же ты заводишь, сука. Олег дышит шумно и хрипло, когда Игорь пальцами снова, как в душе, проводит по ложбинке между ягодиц, ощупывая и легонько совсем надавливая сухими пальцами, а языком лижет место укуса. — Смазка в спальне, — сдавленно шепчет Олег, силясь обернуться. — Игорь, давай, блять, не тяни! — Сейчас вернусь, — обещает Игорь и оставляет поцелуй за ухом, с удовольствием слыша, как после этого Олег почти жалобно постанывает. Смазку он находит быстро, а когда возвращается, застает Олега за тем, что он развязывает пояс халата. — Ну-ну, куда, — Игорь возвращает халат обратно на плечи, заставляя Олега недоуменно вскинуть бровь. — Оставь, Волче, хочу тебя в нем трахнуть. Щеки Олега чуть розовеют, и он почти закатывает глаза — закатил бы, если бы Игорь одним рывком не развернул бы его обратно к стойке. — Как тебя брать-то, хороший мой? — шепчет на ухо, пока руки вовсю гуляют по телу. — На столе, лицом к лицу? Или так, прямо на стойку? Ты готовить-то на ней сможешь завтра, а? Олег весь как напряженная струна, трепещет в игоревых ладонях, крупных, сильных, которые надежно стискивают его и прижимают к себе. — Можно… — голос нещадно хрипит, и Олег откашливается. — Можно так. Игорь улыбается и лижет загривок, с легкостью нагибая Олега прямо над стойкой. — Гляди, как удобно, — мурлыкает под нос. — Такой раскрытый, такой красивый… Олег жмурится и стискивает пальцы на стойке — ему невыносимо, член трется о поверхность стойки, кожу дразнит шелк, в ухо льются жаркие откровения, а за спиной горячее, сильное тело, которое не дает шевельнуться. В голове еще хмельной туман, мешающий мыслить здраво, и Олег боится, что его перебросит за черту, одинаково опасную с двух сторон — то ли закроется, встанет и уйдет, и больше никогда они с Игорем об этом не вспомнят, то ли сейчас поддастся без борьбы толком, стыдно и слабо, и колени дрожат, и хочется потереться об Игоря сзади задницей, чтобы показать, чтобы почувствовать… — Прогнись немножко, вот так, — Игорь внезапно потяжелевшей рукой давит на поясницу, и Олег в его руках выгибается, чувствуя, как щекам становится жарко. — Игорь… — тихий выдох как нечто откровенное, совсем интимное. Игорь притормаживает — Олег, конечно, любит пожестче, но только надо постепенно. Потому что сейчас тот самый слом, когда хрен знает, не закроется ли Волков в самый последний момент, поэтому Игорь ведет по бедрам мягко, обхватывает член левой рукой и двигает кулаком хоть и плотно, но неторопливо. Под пальцами мокро, Олег толкается почти робко, Игорь приникает губами к уху. Целует, лижет, проводит по спирали от кромки и внутрь, ласкает, терзает зубами. Олег под его напором задыхается и бесстыдно трется задницей о твердый член. — Хочешь, да, Олеж? — мягко шепчет Игорь и придерживая его рукой поперек груди. — Хочешь, чтобы внутри? — Блять, — это слышится не протестом, а жалким полустоном. — Пальцами тебя взять, да? — ласково нашептывает Игорь. — Чтобы в тебе хлюпало, чтобы ты был совсем растянутый для меня? Олег теряет голову — буквально. Он от этих слов плывет, как малолетка, которую впервые за гаражами поцеловал местный хулиган, течет, как белая барышня в течке. Он слышит, как сухо щелкает тюбик смазки, чувствует, как к входу прижимаются горячие, крупные пальцы. — А ты хоть умеешь-то, а, майор? — из последних сил иронизирует Олег, не позволяя себе податься на пальцы. — Или скучать меня заставишь? Игорь вместо ответного выпада прижимается губами к загривку и мягко покусывает, чередуя зубы и мокрый, шершавый язык. — Стой смирно, — только и говорит. А потом осторожно входит, медленно, только на одну фалангу. Олег тесный и горячий внутри, и Игорь не отказывает себе в удовольствии согнуть пальцы и погладить пульсирующие стенки, чтобы услышать задушенный стон. Смазки много, она капает на пол и на бедра. А Игорь растягивает ответственно, не торопясь — все, чтобы Волков молчать не мог, чтобы ничего не осталось в этой дурной башке, кроме «Игорь, еще!» и бесконечного марева удовольствия. Игорь толкается глубже, сильнее, замечая, как напряженно стискивает пальцы Олег на бортике стойки. Игорь закусывает губу и проворачивает пальцы — на костяшках Олег издает почти жалобный то ли стон, то ли вскрик. — Запел как, — улыбается Игорь и гладит Олега по шее, по скуле, наугад касаясь чувствительных мест. — Громче, Олеж, чего ты стесняешься, все свои. И распинывает ноги коленом, вынуждая расставить шире. Олег пытается ладонь просунуть между стойкой и своим телом и тут же получает по руке. — Куда полез, — Гром вцепляется предупреждающим острым, жестким укусом в плечо. — Я разрешал? От внезапно прошившей волны возбуждения Олег содрогается, но больше не пытается себя потрогать, хотя и хочется, чертовски, очень хочется, потому что Игорь делает все невыносимо медленно. Олег чувствует себя зажатым в тиски — ни дернуться, ни поцеловать, ни попробовать дать что-то в ответ. Он так не умеет, он так не может, ему даже снизу нужно отдавать что-то, ему жутко и до одури хорошо от этого ощущения беспомощности и почти дико от того, что он никак не может ответно заласкать, занежить, потрогать, почти неловко. Чего он, блин, стоит как бревно, если надо развернуться, надо поцеловать, надо… А мысль, что еще надо, теряется, когда Игорь вдруг правильно сгибает пальцы, и Олега перетряхивает, он гортанно и низко стонет. — Здесь, да? — по голосу слышно, что Игорь улыбается, и Олег отчаянно часто-часто кивает. — Еще раз? — Д-да… Да, потрогай еще… — шепчет почти неслышно Олег, закусывая губы в кровь. — А волшебное слово? — хмыкает Игорь. — Блять, сейчас я тебя либо убью, либо выебу, — рычит Олег, собирая в кучу остатки самообладания. И тут же жалко всхлипывает, когда по заднице звонко и больно прилетает шлепок. — Не ругайся, — назидательно произносит Игорь, совсем легонько гладит внутри простату. — Иначе получишь еще. И, очевидно, для закрепления, отвешивает еще два тяжелых, смачных удара. — Черт, черт, — Олег заполошно дышит, пытается не издавать звуков и игнорировать тот факт, что член встает только сильнее от этой массивной ладони, которая только что хлестала его по заднице. — Ну тише, тише, не ерзай, — Игорь двигает пальцами уже сильнее, чувствуя, как мышцы поддаются напору. — Нравится, да? Олег только и может, что стонать, распластанный по кухонной стойке. — Вижу, что нравится, — довольно улыбается Игорь. Он трахает пальцами жестко, безжалостно — настойчиво массирует простату, потирает подушечками обоих пальцев, и Олег срывается на всхлипы. Игорь его берет по-особенному, мучительно сладко, стыдно и хорошо, и, кажется, что эта смесь ощущений уже переполняет дальше некуда, но потом Игорь вдруг закрывает рот ладонью. Олег принимает это почти с облегчением — слышать звуки, которые он сам издает, почти невозможно стыдно. — Э, нет, Волче, — Игорь совершенно по-хозяйски треплет его по щеке. — Я не для этого. Приоткрой рот, ну. Олег приоткрывает, и пальцы проскальзывают внутрь. Когда Волков осознает, что Игорь сделал, то задушенный скулеж от стыда не могут приглушить даже пальцы. — Покажи, как хочешь, — шепчет Игорь распаленно и горячо. — Покажи, как хочешь, чтобы я внутри двигался. Олег мотает головой отчаянно — нет, нет, нет, — даже кусается, но Игорь проталкивает пальцы глубже, и Олег, всхлипнув, принимается мерно и осторожно посасывать, примеряясь и успокаивая себя тем, что его лицо все равно не видно Грому. — С моим членом ты проявлял больше энтузиазма, — хмыкает Игорь. — Но будь по-твоему. И движение внутри становятся совсем невесомыми, медленными, почти не ощущаются. Олег разочарованно стонет, понимая, что нужно, чтобы Игорь ускорился. Он пропускает пальцы так глубоко, как может, зажмуривается и принимается двигаться на них — быстро, отрывисто, чувствуя, как возбуждение становится невыносимым. Ощущение заполненности приходит не сразу, вместе с осознанием, что Игорь имеет его пальцами сразу с двух сторон. — Вот умница, — довольно шепчет Игорь, ласково целуя загривок, пуская волну мурашек. — Сразу бы так. Давай чуть поглубже, сможешь? Во-от, вот так, молодец… Как внутри тебя горячо, Олеж… Олегу горячо не только внутри, но и снаружи — от стыда и возбуждения ему кажется, что он сейчас спалит кухню, хотя это всегда было прерогативой Сережи. Когда Игорь добавляет третий, Олег воет на одной ноте, даже не в силах мотать головой, потому что крепко зафиксирован Громом в одном положении. — Сейчас, потерпи еще немножко, — уговаривает Игорь, а Олег чувствует, что от этой нежности и слов его развозит куда сильнее, чем от водки. Пальцы внутри двигаются жестко, глубоко, смазка и вправду громко хлюпает, как и обещал Игорь. Олег чувствует себя куклой в руках Игоря — стыдно, он отвык от такого, Сережа мог так сделать, но он всегда был слабее, и морально, и физически, Олег так его ощущал и не мог ничего поделать. А Игорь чувствуется тем, кто равный по силе, и ему отдаваться куда непривычнее, но так хорошо, так хорошо… Игорь шепчет на ухо: — Ногу задери, Олеж, на стойку коленку, давай-давай. Олег протестующе мотает головой и, когда Игорь вытаскивает пальцы, пытается еще противиться: — Зачем, Игорь, нормально же… — Слушай, что я говорю, — Игорь безаппеляционно приподнимает его ногу и колено пристраивает на стойке. А сам раздвигает ягодицы и бесстыже потирается членом между ними, едва-едва ощутимо прихватывая за горло. — Так сможешь кончить, мм? — спрашивает низко, голос вибрирует. — Ты же у нас молодец, хороший такой… Сможешь, если я буду просто тереться о тебя вот так? Олег беспомощно всхлипывает, чувствуя, как член то и дело головкой задевает растраханный вход. — Такой мокрый, — Игорь ведет пальцами по влажным губам, спускается по груди к истекающему смазкой члену. — Течешь везде… Невтерпеж совсем, да, Олеж? Хочешь, чтобы я внутри был? — Да, — Олег выгибается в его руках, едва чувствует прикосновения внизу. — Да, да, да… — Вот молодец, — удовлетворенно рычит Игорь. Он входит медленно, на всю длину, прихватывая то и дело зубами за загривок, рычит глухо. Ему бьет в голову, он ощущает себя почти пьяным от того, что Олег, их Олег Волков, стройный и сильный, гордый, породистый зверь сейчас скулит под ним. Олег, который прострелит колено тому, кто ему руку на талию положит, Олег, который всегда ведет, Олег, который всегда невозмутимый и спокойный, как скала, сейчас бьется в его руках, пока он начинает трахать его неспешными, глубокими толчками. От взгляда Олега хотелось обычно упасть на колени или сжаться в комок, от его волчьего, хищного оскала бежали мурашки по коже. Он умел и любил жестко брать, так, чтобы ничего в башке не оставалось, он обожал вышептывать на ухо, какие у него хорошие, послушные мальчики, как они стараются для него, как с ними хорошо, но сейчас он был тем Олежей, который просто очень-очень устал и хотел, чтобы хоть ненадолго кто-то позволил ему быть слабым и беспомощным. Игорь закусывает губы, когда подается в эту обжигающую, обволакивающую тесноту. Олег внутри судорожно его сжимает, но до одури приятно. Олег скребет ногтями стойку, Игорь скребет ногтями его бедра. — Расслабься, Олеж, чуть-чуть, давай, — гладит его по бокам, целует плечи, лижет линию позвоночника, жадно дышит его запахом. — Ну, тише-тише, мне больно почти, давай, потихоньку. Олег дышит хрипло, неглубоко, голову запрокидывает, и Игорь пользуется — пальцами вцепляется в его волосы, оттягивая и вмазываясь прямо в губы, как камаз в стену, как в Сережу вмазался, как в Олега, без права на отступление. — Давай, — хрипит в губы Олег. — Еще, еще… — Жадный какой, — одобрительно хмыкает Игорь. — Товарищ майор, силенок маловато? — должно было бы прозвучать задиристо, но на деле выходит скулежом щенка. Игорь мягко усмехается, придерживает Олега за бедра и начинает толкаться часто, вынимая почти до конца и въезжая до основания. Олег в его руках послушный и мягкий, ахает на каждом толчке, губы кусает, постанывает мучительно и почти испуганно, вздрагивает каждый раз, когда член проезжается по простате. Игорь не выдерживает спустя пару минут — рывком перехватывает Олега под коленкой, почти натягивая на себя, вгрызается в плечо, оставляя полукружья укусов наверняка, не обращая внимания на почти вскрикнувшего Олега. Волков пытается заглушить себя ладонью, но Игорь дает себе пригвоздить его руку к стойке обратно. — Не смей, — рычит, — Хочу слышать тебя, понял? Олег захлебывается рыдающими, громкими стонами, потому что Игорь берет его жестко, почти грубо, ломает в своих руках. Оба они жаркие, трутся друг об друга, изгибаются, и Игорь только сам довольно стонет, когда слышит Олега: — Что ж ты обычно молчаливый такой, а, Олеж? — судорожно выдыхает. — Порычи еще для меня, Волче, давай, не стесняйся, громкий, хороший… Нравится? Нравится, когда вот так? И, будто вколачивая свои слова, обхватывает член ладонью, плотно и сильно, как сам любит, как Олег любит. Двигает рукой в такт толчкам, наслаждаясь звуками и тем, как Олег прогибается. Не ершится, не язвит, даже показательную свою, темную и дорогую красоту растерял — сейчас он как пацан совсем, дрожит и постанывает бессильно, пока Игорь доводит его до пика. — Чуть-чуть, — задыхается Олег между стонами. — Еще, Игорь, давай… Игорь матерится, кусается — ему хорошо, ему блядски хорошо вот так, когда широкая спина перед глазами, когда шрамы расцеловать можно, когда контуры татуировки плывут перед глазами. Когда всегда насмешливая улыбка превращается в мучительно сладкий стон удовольствия, а всегда спокойные глаза закатываются на особенно сильных толчках. Когда власть из этих длинных, гибких пальцев перетекает в его широкие и грубоватые ладони, которыми он держит Олега за бедра. — Давно хотел тебя отодрать, так, чтобы ты двинуться не мог, — делится, хрипло воет, когда Олег так правильно сжимается на его члене. — Чтобы скулил под моими руками, да, вот так, Олеж, так хорошо… Чтобы тек и просил еще… Хорошо тебе, да? Кончишь так, на моем члене, думая о том, как он хорошо чувствуется внутри? Как он тебя растягивает, как распирает внутри, как в тебе узко для меня… Давай, Олеж, порадуй меня, кончай… Олег кончает — как ему и сказали, бьется в оргазме и пытается толкаться и навстречу ласкающей руке, и глубоким, сильным толчкам. Он чувствует, как с него начисто слетает вся наносная шелуха, как он становится слабым, разбитым, и за это пародоксально не стыдно. Его вышвыривает в сладкую темноту, оргазм разлетается электрическими вспышками, он задыхается и бьется-бьется-бьется. Это длится долго, но сколько — Олег бы под дулом пистолета не смог бы сказать. Ладонь Игоря движется рвано, плотно, выдаивая буквально, сам Гром рычит и стонет вперемешку, когда чувствует, как содрогается Олег в его руках, как хнычет и громко, глубоко стонет, Игорь трахает его быстро и коротко, не вытаскивая почти, вбивается, ахая и ощущая, как перед глазами ярко вспыхивает. Оргазм долгий, тягучий, не отпускает сразу, а мучает остаточными обрывками после. Игорь позволяет себе несколько секунд на отдышаться, но потом берет себя в руки — Олега размазало по стойке, он дышит прерывисто, шумно, дрожит крупно. Олег всегда заботился о них с Сережей, и Игорь думает, как долго не было никого, кто бы заботился об Олеге. Не взамен, а просто так. Игорь мягко помогает ему встать, закидывая руку на свое плечо и почти тащит до спальни. На диване узко, они все равно не уснут, что уж тут. В постели он вытирает Олега и себя от белесых потеков, укрывает Волкова одеялом и укладывается рядом. Олег не засыпает сразу — несколько секунд смотрит в потолок, моргает. Игорь с любопытством наблюдает за тем, как меняется его лицо. Из юношеского, трогательного после оргазма, оно постепенно становится обычным — напряженным и суровым, невозмутимым, и Игорь останавливает это дело, мягко потираясь носом о колючую щеку и целуя в шею. — Олеж, расслабься, а? — просит доверчиво. — Давай просто поваляемся. Олег под его губами — каменный и собранный. Игорь мучительно подбирает нужные слова и в итоге просто лижет за ухом, зная, как Олега ведет. Волков чувственно выдыхает и позволяет себе не отстраниться. Игорь гладит его и прижимается крепко — Олег податливо подставляет шею и грудь под прикосновения, целует Игоря с благодарностью и даже вроде как смущенно. Игорь гладит большим пальцем его горячие щеки и шепчет, что он был восхитителен, когда Игорь брал его прямо на стойке. Олег стонет в подушку, потому что «блять, мне завтра нужно будет делать обед» и «Игорь, давай заменим ее, я не знаю, я ж теперь не смогу готовить нормально». Они целуются жарко, почти жестко и на контрасте шепчут друг другу что-то нежное и трепетное — как ни с кем не умели, но как обоих научил Сережа. Сереже прилетает фотка с зацелованным, затраханным Олегом и довольным Игорем где-то глубоко ночью с лаконичной подписью «тебя не хватает». Сережа улыбается и отпивает немного белого вина из бокала, продолжая смотреть на фотографию — он до сих пор на фуршете после выставки, пропитанный искусством и какой-то одинокой свободой этого вечера. Он строчит ответ: «в семь утра буду дома. не дай бог у вас не хватит на меня сил, я страшно соскучился» Он думает о том, что свободы ему хватило. И что следующей ночью он уже будет спать между самыми родными ему людьми.