О крайностях и балансах

Игорь не хотел идти. Да никто не хотел идти, если уж быть честным полностью — Разумовский, например, этот вечер мог прекрасно провести в компании Олега и Игоря дома, или, на худой конец, ноутбука, сидеть и кодить вообще звучало как лучший план. Олег к каждому подобному мероприятию относился почти с кошачьей брезгливостью — ему приходилось на них следить за тем, чтобы Сережу никто не убил и не увел. Олег стоял там во всем черном, среди золота и блеска, выделялся чуть ли не на молекулярном уровне, несмотря на то, что если бы хотел, вписался бы как родной. И следил своим волчьим, светлым взглядом непрерывно и верно, и ощеривался, стоило любому, от кого он чуял угрозу, подойти к Разумовскому. Поэтому лишние траты нервов, усилий и еще один бездарно проебанный вечер иметь Олегу не хотелось. А про Игоря и говорить нечего — он бы, конечно, мог выглядеть, как один из них, но ему было это не нужно. Этот мир ему был чужд, и Олег с Сережей понимали это без слов. Чтобы найти искренность в людях, которые собирались в таких местах, нужно было слой за слоем разворачивать мишуру и позолоту, а Игорь без искренности не мог и не хотел. Но Сережа, который сидел на диване и комкал в тонких пальцах приглашение на этот чертов благотворительный вечер, выглядел настолько одиноко и разбито, что Игорь с Олегом просто тяжело вздохнули и, присев по обе стороны, пообещали, что пойдут вместе с ним. И Сережу, очевидно, подбодрила не настолько их поддержка, сколько возможность эпатировать консервативное и зашоренное высшее общество — если присутствовал хоть малейший шанс создать вокруг себя шоу, Разумовский с жадностью с этим пользовался. Честно признаться, Олега тоже прельщала эта мысль — эти ошарашенные взгляды, шепотки и тот сладкий факт, что никто не может им ничего запретить… Что ж, ему определенно нравилось. Из них троих только Игорь оставался в проигрыше — ему было абсолютно насрать на мнение людей и он ненавидел костюмы. Он готов был пойти куда угодно, только бы ему вернули его кожанку и кепку, но Сережа только бесстыже хихикал, забравшись в кресло с ногами и с любопытством глядя на то, как Олег завязывает Игорю галстук идеальным узлом, укладывает волосы и поправляет пиджак. — Хочу как-нибудь посмотреть на вас двоих, — поделился он азартно. — В постели. Только смотреть. Игорь застонал. — Сереженька, ты зверь, — печально констатировал Олег, отступая на шаг от Игоря и придирчиво оглядывая дело рук своих. — Нам через полчаса всем выходить, а ты такие вещи говоришь. — Я просто сказал, — в довольном голосе Сережи было что угодно, но только не стыд. — После этого мероприятия и решим, что ты можешь говорить, а что нет, — отрезал Игорь, и от его голоса по спине Сережи пробежали мурашки предвкушения. — Жду не дождусь, — мурлыкнул Сережа, соскальзывая с кресла, и поочередно звонко чмокнул Олега и Игоря в щеки. — Выглядите оба так, что я уже хочу встать на колени. — Позже, — лаконично пообещал Олег, подхватывая Сережу под руку. — Игорь, выходим, а то пока мы его не выгоним, он будет тянуть время до последнего. Прием оказывается шикарным. Игорь с трудом держит челюсть и звучное «о-ху-еть», буквально сиреной воющее в его голове, — он никогда в жизни не видел такого обилия золота, дорогих машин, пафосных платьев и костюмов. Изысканные женщины, в которых нет ни грамма пошлого богатства, только выдержанная роскошь. Мужчины с вальяжными глазами зажравшихся зверей, но позволяющие себе голодно скользнуть взглядами по ним троим. Но, честно говоря, когда Игорь смотрит на Сережу и Олега, все вокруг него тоже перестает иметь смысл. Потому что Олег — холеный, гордый, с чуть нахмуренными бровями, с этими тяжелыми кольцами на пальцах и неизменно затянутый в черное. У Олега цепкий взгляд, которым он оценивает ситуацию ненавязчиво, у Олега слишком тонкая талия для военного, а в небрежных жестах слишком много власти. Игорь сглатывает, когда перехватывает взгляд его светлых глаз. Олег позволяет себе ухмылку углом губ, оттягивает воротник черной рубашки, демонстрируя на шее темно-алый след поцелуя. Игорь не знает, кто его оставил — он или Сережа, но это не имеет значения, потому что сейчас Олег выглядит так, будто он здесь главный, и каждый, кто собрался в этом зале, принадлежит ему. Только вот это маленькое пятнышко на шее дает понять, что Олег принадлежит им. Потому что Сережа выглядит так, что нет ни слов, ни эмоций, он выглядит фарфоровым мальчиком, драгоценной статуэткой, за которую каждый из этих скотов с толстым бумажником, не задумываясь, вытрясет весь свой банковский счет. Костюм, в котором он выглядит тоньше и выше, рыжий шелк волос в небрежном узле, пряди почти высокохудожественно спадают на лоб — Олег умными руками своими постарался. И блядская сережка в ухе, длинная, с кровавым камнем, который густо блестит в свете ламп. И губы поджаты капризно, и во взгляде синем томная поволока, потому что Сережа знает, насколько красив, знает, насколько его хотят все, и наслаждается этим. Сережа выглядит так, будто каждый, кто присутствует здесь, должен упасть перед ним на колени. И Игорь выдыхает ему на ухо: — Я так рад, что пошел с вами, — шепчет совершенно искренне. — Вы оба… с ума меня сводите, черт. Сережа поворачивает голову и улыбается — широко-широко, почти по-детски. Это так неуместно теперь, в этом костюме, с этими изящными жестами и выверенными движениями, что у Игоря щемит сердце. И это лучше любых слов. Гром с Олегом берут Сережу под руку — каждый со своей стороны. Обмениваются взглядами. Чувствуют себя неделимыми. Игорь чуть приосанивается, поднимает подбородок, ловит одобрительную ухмылку Волкова. Давай, мол. Впишешься, не бойся. Каждый здесь не заслуживает и твоего мизинца. Когда они входят в просторный зал, на мгновение повисает вязкая тишина. Где-то разбивается бокал. Потому что всем, кто здесь находится, становится абсолютно ясно, что Сергей Разумовский пришел со своими мужчинами. Приоткрытые рты, склоненные в ядовитом и ошарашенном шепоте головы, немое осуждение и восхищение в чужих глазах — Разумовский снисходительно ухмыляется. Он смотрит на Олега и Игоря, и сердце пронзает такая острая любовь и желание, что подкашиваются ноги. Волков, с его тяжелым, уверенным взглядом, Волков, который даже не пытается выглядеть одним из этих зажравшихся ублюдков, не пытается слиться с ними или выглядеть, как они, потому что он пришел сюда вовсе не за этим. Он пришел сюда за Сережей. Гром, который вдруг скидывает маску потрепанной дворовой псины — ему чертовски идет костюм, его спина ровная, а подбородок приподнят, его жесты становятся красивыми и небрежными. Даже его ссадины на лице добавляют шарма, и Сережа видит, какими восхищенными и завистливыми взглядами смотрят на Игоря. На их Игоря. Сережа не может сдержать своего восторга, когда смотрит на них обоих. Олег подцепляет со столика два бокала шампанского, протягивает Игорю и Сереже, но Гром только качает головой: — Хочу быть трезвым сегодня, — отвечает, с подозрением глядя на людей вокруг. Олег пожимает плечами и оставляет бокал у себя. — Тогда домой нас отвозишь ты. Сережа от шампанского тоже не отказывается — осушает бокал, языком ведет по губам, прекрасно зная, какое впечатление производит. — Ну и дрянь же, — говорит с радушнейшей улыбкой на лице. — Лебединский явно сэкономил на выпивке. Олег отпивает едва-едва, побалтывает шампанским в бокале. — Соглашусь, Сереженька, это решительно невозможно пить, — морщится, но допивает залпом. — Этот вечер я не перенесу трезвым. Игорь обращает на Волкова проникновенный громкий взгляд, полный понимания. — Два с половиной часа, и мы свободны, — глубоко вздыхает Сережа. На мгновение будто готовится к прыжку в ледяную воду, с головой и задержав дыхание, а потом снова растягивает губы в очаровательной улыбке и делает два шага вперед: — Варвара Дмитриевна! Добрый вечер, дорогая, я так рад… Игорь на пару с Олегом наблюдают, как Сережа целует руку какой-то престарелой матроне, с удовольствием принимает еще бокал и позволяет втянуть себя в беседу. — Ему Оскар не предлагали? — уточняет Игорь, не отрывая взгляда от хрупкой фигуры Разумовского. — Нет, — флегматично отвечает Олег. — Но если все будет продолжаться в этом же ключе, то предложат в конце вечера. Вечер идет в медленном, размеренном темпе. Олег и Игорь двигаются за Сережей по ходу того, как он играючи и легко переходит от человека к человеку. Любуются. Не могут не любоваться. Тонкий, гибкий, обаятельный — Сережа выглядит юным принцем на этом балу. Каждый, кто здесь находится, мечтает забрать его себе. Как желанный приз, как последнее доказательство власти, но Сережа будто бы ничейный, из чужих рук водой утекает. Молодой гений, богатый, принципиальный, красивый, ей-богу, королевские замашки только дополняют картину. И капризы, и кокетство это исконно разумовское, и белые клыки. Мальчик растет, мальчик крепнет, мальчик осознал свою силу и с охотой этим пользуется. Он смахивает рыжие пряди с лица. Прикусывает губу обаятельно, глядя на собеседника с нескрываемым флиртом. Игорь украдкой смотрит на Олега — тот молчит, и взгляд вовсе не недовольный, а влюбленный. Привык, видно, к тому, как Сережа на таких приемах себя продает. Лицо свое, фигуру, ум и харизму, как флиртует с каждым. И Волков не ревнует совсем, и Игорь тоже не чувствует ревности — оба знают, что Сереже это ненавистно до дрожи и рвоты, что будь его воля, никогда бы он не появлялся здесь и плюнул каждому в лицо. Олег не выдерживает в итоге первым — закатывает глаза, ногой придвигает к себе какое-то кресло и падает на него, щелчком длинных пальцев подзывая официанта и стягивая с подноса еще бокал. Игорь устраивается рядом, тянется осторожно, кончиками пальцев касается напряженной челюсти и ведет ниже, по горячей коже, по шее, до грани воротничка. Олег едва-едва наклоняет голову, безмолвно позволяя эту короткую, почти целомудренную ласку. — Устал, Олеж? — спрашивает Игорь негромко, кладет ладонь на загривок, с удовольствием отмечая, как Олег сладко вздрагивает и выдыхает. — Несущественно, — Волков отмахивается, пожимает плечами, и его глаза не выпускают из поля зрения Разумовского. Игорь недовольно цокает и с нажимом ведет большой ладонью по идеально ровной спине. Собранный, сдержанный. Ну господи, Волче, когда ж ты уже расслабишься, — думает, наблюдая, как длинные пальцы Олега с небрежной грацией танцуют на ручке кресла. — Мы все хотим домой, — от этих слов Волков вздрагивает и переводит взгляд на Игоря. — И скоро там будем. Осталось немного потерпеть. В глазах Олега отражается почти незаметное растерянное недоумение, а потом будто ставни снова захлопываются: — Я знаю. Лаконично, коротко. Не переживай, я в курсе. Все в порядке, тебе не следует обращать на это внимание. Вот только ладонь Волкова благодарно и мягко ложится на колено Игоря, поглаживает совсем легко. Гром улыбается. Да, Олегу тоже с трудом даются такие слова, они в этом слишком похожи, понять Олега в такие моменты Игорю очень просто. Волкова хочется отвлечь, потому что он, судя по всему, самый напряженный из них троих — Сережа, видно, даже находит извращенное удовольствие в том, чтобы играть роль золотого мальчика-гения в этой карикатуре, Игорю откровенно насрать, а вот Олег весь собранный, сжатый, будто зверь перед прыжком. Непорядок, — думает Игорь, и его простреливает ощущением невыразимой похоти и нежности вперемешку, когда он видит пристальный, любопытный взгляд Сережи с другого конца зала. Искоса так посматривает, и даже на расстоянии видно его ухмылку. Что ж, в такие игры Грома играть научили, знаем, плавали. Он прикидывает, насколько сильно они запалятся, окидывает цепко зал, оценивает их местоположение. — Олег, а давай-ка поближе к Сереже переместимся, а? — предлагает. Смотрит завороженно на то, как длинные крупные пальцы Олега вертят бокал с шампанским. — Беспокоишься? — Волков поднимается с кресла единым слитным движением. — Предпочитаю контролировать ситуацию, — хмыкает Игорь, и Олег зеркалит его улыбку. — Ну идем, неугомонный. Игорь лавирует между фигурами, настойчиво подводит Олега в угол, над которым нависает тень — аккурат напротив Сереженьки, места лучше не найти. Становится за Волковым, чуть выталкивая его вперед. — Зачем ты… — хмурится Олег, хочет обернуться, но Гром обхватывает его подбородок пальцами и разворачивает обратно. — Смотри на Сережу, — мягко шепчет. — Да что ты..? — вскипает Волков, а Игорь кладет ему ладони на плечи, тяжело и веско, и Олег умолкает. — Стой, блять, и не рыпайся, — ласково советует Игорь. Олег застывает. Он чувствует горячее дыхание Игоря на своей шее и затылке, чувствует ровный, сухой жар его тела за собой. И не выпускает из поля зрения Сережу, который глядит на них жадно, кажется, вовсе не слушая, о чем говорит его собеседник из кучки инвесторов. — Шшш, Волче, расслабься, — шепчет Игорь, ведет кончиками пальцев по пиджаку вдоль позвоночника, ниже и ниже. Олег чувствует, как его будто бы искрами простреливает. Он сохраняет абсолютно ровное выражение лица, не выдает себя ни единым мускулом, но внутри будто вспыхивает пожар, и тепло плавно перемещается вниз живота. Игорь обе ладони кладет ему на спину, Олегу кажется, что они вот-вот прожгут к чертям пиджак. Спускается ниже, сжимает задницу вдруг резко, остро, с оттяжкой, и Олег вздрагивает всем телом, и видит, как это ловят синие глаза Сережи. Сережа отклоняется чуть назад, откидывая голову, взгляд у него хищный и заинтересованный — и под ним Волкову хочется взвыть. Он никогда не думал, что способен будет ощутить себя распятым между такими нехитрыми, почти невинными ласками. Всего лишь глаза и руки, всего лишь легкие касания и голодный взгляд, но Олег ощущает себя так, будто его раздевают и берут прямо у всех на глазах, и внутри поднимается удушающая волна возбуждения. От того, что вокруг полно народу, от того, как на него смотрит Сережа, от того, как прикасается Игорь. А Гром наклоняется и приникает губами к загривку, выцеловывает вдумчиво, лижет кончиком языка. Волков стискивает веки и кулаки почти до боли, сердце колотится страшно. — Олеж, ну чего ты, — голос у Игоря хриплый, негромкий. — Тебе нравится, да? Точно нравится, я же знаю. Посмотри на Сережу. Гляди, как ему уже хочется свалить отсюда. Готов поставить все свои деньги, что он сейчас думает о том, как окажется с нами в постели. — А тебе есть, что ставить? — пытается сыронизировать Олег сквозь стиснутые зубы, но голос дает трещину. — Не ерничай, — предупреждает Игорь нежно и прикусывает шею. Олег распахивает глаза, сдерживая рвущийся наружу звук удовольствия, сталкивается взглядом с потемневшими глазами Сережи. Господи. В глазах Сережи буря и пламя. Тонкие пальцы стискивают ножку бокала до побелевших костяшек. У Олега в ладонях бьется предвкушение, в животе возбуждение, а в груди жаром пышет стыд. Очень непривычно быть для кого-то объектом соблазнения, несмотря на то, что опыт секса на публичных мероприятиях был — у Сереженьки был какой-то пунктик на людей вокруг, и сколько туалетов и укромных уголков они с Разумовским пообжимали, не сосчитать. Вот только Олег никогда не чувствовал до этого себя хрупкой барышней, за которой кто-то ухаживает, а сейчас ощущает. Непривычно. Волнующе. Почти пугает. И хорошо до невозможности, до закушенной в кровь губы и мурашек по телу. — Думаю, Сережа был бы не против, если бы дома мы тебя разложили, — слышно по голосу, что Игорь улыбается, а его пальцы чертят маршрут по спине Олега, наизусть очерчивая контуры татуировки. — Он такое любит, а ты вечно собранный, вечно держишься холодно, как тут устоять, а, Олеж? Волков чувствует, как ноги становятся ватными, а пальцы слабеют. Хорошо, хорошо, очень хорошо, он даже наклоняет голову, позволяя Грому больно прикусить за ухо и тут же пройтись языком сверху. — Но смотри, Серый аж плавится от того, чем мы тут занимаемся, — голос у Игоря неприлично довольный. — Ты такой красивый, Олеж. Вы оба красивые, до жути просто, но ты сейчас… Кровь приливает к щекам волной стыда. Боже, — бьется в голове у Олега, — только бы выдержать, только бы справиться, в Сирии под пытками было легче. — Такой хороший, — Гром оставляет поцелуй на шее. — Такой сильный, такой собранный. Наш совсем, да? Волков переплетает чуть дрожащие пальцы с сильными пальцами Игоря и позволяет себе беззвучно прошептать, точно зная, что он услышит: — Ваш. И это спусковой крючок. Потому что Сережа читает по губам. Олег довольно ухмыляется, глядя на то, как Разумовский немедленно раскланивается со своими собеседниками и, легко лавируя сквозь толпу, оказывается рядом: — Сереженька, — Гром выходит из-за спины Олега, улыбается. — Освободился? — Домой, — рассерженной кошкой шипит Сережа, и сразу становится родным и домашним. — Оба. Живо! Олег с Игорем, едва ли не в голос хихикая, идут к выходу, подталкиваемые тонкими, но ужасно крепкими ладонями Сережи. То, как он злится — отдельное удовольствие. Толпа Сережу выпускать не хочет, его то и дело дергают, окликивают, втягивают в беседу. Их темп замедляется, пока они втроем вовсе не останавливаются, и Игорь с Олегом снова наблюдают за откровенно несчастным Сережей, который уже пять минут отбрехивается по поводу своей личной жизни. — Пиздец, — коротко резюмирует Разумовский, выдираясь к ним. — С этим надо что-то делать. — Предоставь это мне, Сереженька, — улыбается Олег хищно, будто только и ждал отмашки. — Пойдем-ка выпьем напоследок. Игорь ловит поблескивающий веселыми искорками взгляд Олега, хватает Сережу под руку и тащит к стойке. Олег берет два каких-то коктейля, втискивает один в ладонь Грома. — Я ж сказал, не буду сегодня, — подозрительно косится Игорь. — Тебе и не надо, — Олег протягивает ему трубочку. — Лучше Сережу угости. — Чего-чего? — Разумовский вертит головой. — Олеж, ты чего придумал? Игорь расплывается в ухмылке и мягко разворачивает Сережу за подбородок, как давеча делал с Олегом — только уже лицом к себе. Скользит кончиком пальца по нижней губе, вкладывая в рот трубочку. Сережа чувствует, как горячая и массивная ладонь Олега ложится на талию, а взгляд Игоря чуть смещается. На Волкова смотрит, — догадывается Сережа, ощущая жаркое дыхание Олега прямо в шею, и внизу становится жарко и сладко. Игорь и Олег смотрят друг на друга жадно, пристально, твердо, пока Сережа зажат между ними, и это так восхитительно развратно, так извращенно красиво. Они ощущают на себе сотню взглядов. Их буквально пожирают, все глаза к ним прикованы, судя по внезапно притихшему залу. Олег уверен — завтра их фотографии будут во всех издательствах, завтра ему придется давить на журналюг и улаживать вопросы с репутацией Vmесте, но это будет завтра. А теперь у них есть восхитительное сегодня, с испуганными и восхищенными, завистливыми взглядами, голодом друг до друга и жаркими прикосновениями. На них смотрят и не хотят разглядеть. Что они могут увидеть? Хрустального мальчика, которого зажали между двумя мужиками, как последнюю шлюху в переулке. Острый язык, по-блядски облизывающий розовые губы, бокал в руке, поплывшие глаза. «Что ты представляешь, когда ебешь королеву?» В их случае — принца, капризного, тонкого, невыносимо привлекательного и недосягаемого. Избалованный золотой мальчик, в постель которого регулярно просятся самые влиятельные люди этого статного, гордого северного города. Сережа работает до синих кругов под глазами, до дрожащих рук, чтобы добиться большего, чтобы сделать их мир лучше, чтобы люди могли не бояться. Иногда он приходит к Игорю с Олегом, падает в их руки и тихо-тихо плачет от того, как остро чувствует свою беспомощность, от того, как много боли его окружает, и не исправить эту боль, не починить. Что они могут увидеть? Телохранителя со светлым, волчьим взглядом, который обнажает клыки, стоит подойти к Сереже на метр ближе допустимого. Увидят вальяжность и движения опытного убийцы, увидят сталь и наглухо закрытые стены. Оскал узких губ, кобура под пиджаком, длинные пальцы, которые каждому здесь могут сломать шею. Человека без слабостей и изъянов, непрошибаемого, железного. Увидят наемника, который предан тому, кто больше заплатит — поэтому Олегу почти каждый день приходят предложения продать информацию о Разумовском, работать с ними. И прикрепленные чеки с девяткой нулей. Олег чеки высылает обратно без единого комментария, а по вечерам укутывает Игоря и Сережу в теплое одеяло, приносит им чай и бережно обнимает сильными грубоватыми руками солдата. Он пропускает сквозь пальцы рыжий шелк волос, расчесывает его, покупает Сереже новые шампуни и бальзамы, помнит о непереносимости каждого из компонентов. Он не забывает о том, какой кофе любит Игорь, и что он ненавидит лук, и что плавится от прикосновений к спине. Олег иногда хрипло стонет во сне, неумело рыдает, когда проснется, и льнет, как ребенок, к рукам Сережи и Игоря. Что они могут увидеть? Псину, которая по ошибке прибилась к породистым и влиятельным, которая глядит только на бабки на счету, на офис в лучшем районе города. На дорогие машины и костюмы. Сбитые костяшки, ссадины на лице, напряженная челюсть и нахрен порванные рефлексы — стоит кому-то неудачно дернуться, вмажет в челюсть, еще и плюнет сверху. С ножом и десятью вилками не умеет управляться, а вино тысяча восемьсот сорок девятого не отличит от шампанского тысяча девятьсот второго. Увидят мента, который тупой и исполнительный, но охочий до денег и тонкого, изнеженного принца. Игорь водит Олега и Сережу по крышам. Они обдирают дорогие туфли о металлические лестницы, рвут ткань рубашек, чтобы посмотреть на звезды и вспомнить, как так же сидели, кажется, тысячу лет назад, когда еще жрали томатный суп и бульон от гречки. Игорь дарит Сереже букеты мелких ромашек, которые стоят на столе в офисе, Игорь позволяет Волкову выспаться, когда давит на нужную точку под шеей, отрубая его на ближайшие часов восемь, потому что иначе он не может заснуть от перенапряжения. Ни один из присутствующих не хочет понять, что скрывается за тонким слоем роскоши и денег. А потому то, как они стоят сейчас, как прикасаются, как несдержанно показывают то, что между ними — дико, неприлично, страшно. И ни один из присутствующих не стоит даже крох их любви друг к другу. — Домой, — повторяет Игорь за Сережей, и Олег видит, что его зрачки широкие-широкие, будто у пьяного. Какое счастье, что Игорь полицейский, — думает Олег, пока Сережа голодно вгрызается в его шею на заднем сидении. Олег гладит его спину ладонями, но сегодня Сережа явно намерен быть сверху, так что Волков особо руки не распускает. Он ловит пьяный, поплывший взгляд Грома в зеркало заднего вида и ведет языком по сухим губам — явная провокация, больше в духе Сереженьки, но на Грома действует мгновенно. Тот беззвучно выругивается и поддает газу. Из лифта они вываливаются комом рук, ног, возбужденного дыхания. До спальни доходят едва не вслепую, между ними так искрит, что вот-вот полыхнет. — На кровать, — шепчет Сережа, отрываясь от Олега с Игорем с явной неохотой. Они переглядываются, посмеиваются над необычно командным тоном, тянут руки. — На кровать. Живо! — голос Сережи звучит как щелчок хлыста в сумраке и тишине офиса. Как они оказываются на кровати, оба не помнят. Сережа, обнаженный, белокожий и гибкий, зарывается в жесткие волосы Игоря, кладет на загривок Олега ладонь и направляет их друг к другу. Сначала они замедляются будто бы, ведут носами по коже, руки у обоих начинают едва-едва подрагивать. Олег решается первым — кладет длинную ладонь на колено Игорю, поглаживает ненавязчиво, мягко, Игорь втягивается сам, постепенно. Они выглядят до смешного робкими, — думает Сережа довольно, с нежностью, замечая, как Игорь несмело оставляет руки на бедрах. Игорь и Олег резонировали совсем иначе между собой, нежели в связке с ним. Сережа понял это не сразу, не в первый день. Оба сильные, оба искалеченные, у обоих трудности с доверием и передачей контроля — но внутри разные. И от этого наблюдать за ними, чувствовать все это было еще слаще, еще приятнее, острее. Разумовскому давно хотелось столкнуть их лоб в лоб, чтобы только они вдвоем — но в стороне он оставаться не любил и не хотел. Хотя с Олегом и Игорем совершенно не чувствовалось этого мерзкого ощущения как «третий лишний», причем ни в одну из сторон. Может, дело было в том, что они оба были страшно, до одури ему преданы и почти по-мальчишечьи влюблены, может, дело было в том, что они втроем и правда ощущались невероятно правильно, но факт оставался фактом — даже сидя на постели отдельно, прекрасно зная, что в ближайший час его мужчины будут заняты друг другом, Сережа ощущал себя с ними в сцепке, нисколько не обделенным и не лишним. Сережа чувствовал, как они слаженно действуют в постели, когда дело касается его — уверенные, сильные, неизменно доводящие его до дрожи и утягивающие за черту, до закатившихся глаз и хрипов, когда сил стонать уже не оставалось. Они двигались и мыслили как единый механизм: погладить друг друга по рукам, приласкать быстро, грубовато, направить взглядом или жестом, понимание друг друга без слов и лишних разговоров, когда дело касалось Сережи. Но Сережа наблюдал за ними со стороны. Когда дремал на диване, заботливо укрытый пледом, и из-под сетки рыжих ресниц видел, как Олег притягивает Игоря к себе за ворот футболки, устраивая спиной к себе у кухонной стойки. Игорь, высокий, мускулы перекатываются под кожей, брови нахмурены, застывал тут же пойманной птицей в цепких руках Олега, позволяя себе принимать будничные, рассеянные поцелуи в загривок, почти целомудренные, ласковые. — Чего ты напряженный такой? — Олег спрашивал, кажется, не отрываясь от телефона. — Не каждый день меня обнимают здоровенные красивущие мужики, знаешь ли, — голос у Игоря был хриплый. — Пора бы привыкнуть, — Олег улыбнулся, погладил длинными пальцами тугие мышцы пресса под футболкой. — Разве мы с Сережей обнимаем тебя не каждый день? — Да блять! — Игорь поерзал в объятиях, смущенный и неловкий. — Ты понял, о чем я. — Нет, — Олег бархатно посмеялся и прижался губами к загривку Игоря, легонько прихватывая зубами. Ему явно доставляло удовольствие подтрунивать над Игорем. Сережа сонно тогда поерзал на диване и подумал, что вместе они удивительно гармоничны. Когда Олег готовил, Игорь пристраивался сзади. Сережа чаще всего работал — наблюдал из-за ноутбука, одним глазом, пока кодил. До этого он, конечно, сам иногда залипал на готовящего Олега, но до появления Игоря никогда не чувствовал, что готовка может быть настолько возмутительно эротичной. Игорь сцеплял руки на животе Олега или оставлял на бедрах, неизменно крепко прижимаясь всем телом к спине и заднице Волкова. Устраивал голову на плече, отвлекал вопросами — а это ты че туда сыпанул? а вот это зачем? а морковку обязательно резать так мелко? а с помидоров кожу сдирать? — а сам неторопливо притирался бедрами, крепко и без малейшего права на отступление. Сережа с любопытством глядел, как Игорь медленно ведет носом за ухом, как оставляет поцелуй, влажный и мягкий, зная, что уши и шея слабое место Олега, как Волков на мгновение закусывал губу и жмурился. Сереже было видно все, и он так любил такие вечера — наблюдать ему нравилось не меньше, чем участвовать, а Игорь с Олегом были настолько до одури красивыми и возбуждающими, так гармонично смотрелись и существовали вместе, что не воспользоваться этим сегодняшним вечером было бы кощунством. Оттого Сережа и сталкивает их теперь, зная, что ему предстоит восхитительное шоу. Поцелуй изучающий и неторопливый. Зная буйный нрав обоих, Сережа мог бы подумать, что набросятся друг на друга, как звери, но они целуются медленно, влажно, как-то удивительно лично. Сережа ласкает их затылки кончиками пальцев, массирует, иногда остро сжимает ладонь в горсти, натягивая волосы. Когда отрываются друг от друга, дышат тяжело. Взгляды дикие и поплывшие. — Вот так, — шепчет Сережа, ласково сдвигая ладонь Олега глубже, на внутреннюю сторону бедра Игоря. — Вот здесь, да. У Игоря по спине текут мурашки. То ли от ситуации в целом, которая почему-то кажется куда более интимной, чем даже их первый секс втроем, то ли от горячей руки Олега внизу, то ли от того, что глаза у Олега растерянные, а балом здесь правит Сережа. Не Игорь. Не Олег. Сережа. Их хрупкий маленький принц. И власть в его руках поистине венценосная. Это его акт власти. Сережа мог быть каким угодно — мог быть нежным, мог быть неуверенным и зажатым, вот только силы в нем было не меньше, чем в Олеге с Игорем. Он пользуется этим бесстыдно и жадно, выдирает эстафетную палочку, не позволяя больше взять верх. Они сидят на коленях на постели втроем — обнаженные, красивые, возбужденные. Сережа направляет их и сдерживает, будто балансирует между двумя взрывами, на остром лезвии покачивается. Олег позволяет это Сереже. Он касается Игоря так, как показывает Сережа, ведет пальцами по члену, обхватывает ладонью, плотно, мягко, ловит тихий выдох губами. Целует за ухом, ведет языком ниже, по шее, чутко прислушивается к реакции чужого тела. Игорь прикосновения зеркалит — для них это иначе, для них это ново, вот так узнавать друг друга, не вместе с Сережей, а один на один. И вроде бы уже не раз оказывались в одной постели, и вроде бы уже сотню раз тела друг друга выучили, но вот так — впервые. — Покажи, — от голоса Олега Игорь вздрагивает, смотрит в глаза. В синем взгляде тепло, жар возбуждения. Просьба довериться. Сережа уходит на второй план — он отсаживается на край кровати, с любопытством наклоняет голову, наблюдает, лениво ведет своими тонкими пальцами по груди, поддевает сосок, спускается ниже, касается кончиками пальцев головки, размазывая большим каплю смазки. Сейчас перед ним происходит единение, которому он не хочет мешать. — Покажи мне, как, — повторяет Олег, не отрывая спокойного взгляда и поглаживая Игоря по бедру сухими, длинными пальцами. — Я хочу приласкать тебя. Удушливый румянец опускается жаром на щеки, Игорь закусывает губу и направляет руку Олега так, чтобы та обхватила плотнее, жестче, почти насухую, и несдержанно, громко выдыхает. Ему всегда нравилось, когда так — резко, сильно, чтобы грань эта размывалась между удовольствием и болью. И Олег берет нужный темп — жадно, торопливо, он двигает ладонью плотно, потирая чувствительное место под уздечкой, обхватывает головку крепко, ощущая, как Игорь буквально течет от него, под его руками, и это неожиданно пьянит, и Олег от ощущения власти в своих ладонях, от ощущения Игоря, который теряет рядом с ним контроль, сам глухо постанывает, горячим поцелуем приникая к влажной шее, трётся носом, кусается, урчит глухо, двигая ладонью остервенело. Трётся носом о щеку, смазанно губами ловит тихие, хриплые стоны — Игорь, сука, до дрожи в омут утягивает, Олег чувствует, что дорвался. Пальцы, сжимающие плечо Игоря, подрагивают, кольца холодят разгоряченную кожу. Как же хорошо с ним, — думает Олег лихорадочно, пока влажно лижет мочку уха, слушая, как Игорь под ним воет. Он понимает Сережу, чертовски понимает, он всегда разбирался в людях куда лучше, он захотел Игоря сразу, для них обоих, и он не прогадал — с Игорем хорошо, с Игорем правильно, с Игорем совсем иначе, нежели с Сережей, но так дико, так сладко, что Олег порыкивает глухо, вцепляясь зубами в стык плеча и шеи. — Мальчики, не торопитесь, — голос Сережи властный, вальяжный. — Иначе все закончится, так и не начавшись. Они оборачиваются к нему синхронно, разгоряченные, возбужденные, оглаживают его голодными взглядами. Сережа гладит себя медленно, явно мучая — у него испарина выступила над верхней губой, руки подрагивают, с члена подтекает смазка. Он понимает по одному взгляду — Олег с Игорем так взвинчены, что набросились бы сейчас на него, подмяли бы и отодрали с двух сторон. Но сегодня они играют по правилам Сережи, поэтому он тонкой рукой подзывает их ближе. Они приближаются, трутся носами и губами о его бедра, целуются между собой, жадно перехватывая контроль друг у друга. Сережа кладет худые пальцы пианиста на их макушки, успокаивает и замедляет, гладит. — Вот так… — шепчет, жадными глазами глядя сверху вниз. — Нежнее… Вот так будет хорошо… Его мужчины целуются у его ног, он чешет их загривки, любуясь, игнорируя собственное возбуждение. Его мужчины так красивы, так распалены, смотреть на них — удовольствие. — Вы были так серьезны и собраны на этом вечере, — мурлычет, и тянется к их губам поочередно. — Я не мог от вас взгляд оторвать. Он отодвигает их, заглядывает в глаза, треплет по щекам. — Я хочу видеть, — говорит. Встает, нисколько не стесняясь своей наготы, отсаживается в кресло, переплетая свои незаконно длинные, стройные девичьи ноги. Олег перехватывает его бесстыжие глаза, кивает — их будто втроем связывает невидимая нить, и если дернуть за нее, каждый окажется затронут. Олег теперь чувствует свободу действий. Он перекладывает Игоря так, чтобы Сереже было все видно, целует жадно, лижет кончиком языка трещинку на нижней губе. — Я, — хрипло вырывается у Игоря, он жадно глотает воздух. — Я… Хочу тебе отсосать. Сейчас. Олег усмехается, покорно переворачивается и откидывается на подушки. — Ни в чем себе не отказывай, — и Игорь повинуется обманчиво легкому и изящному жесту его руки. Не то, чтобы он часто работал ртом, но сейчас ему до одури хочется, нужно — кожа к коже, хочется сделать вот так и никак иначе. Олегов взгляд ласкает прямо по коже, он кончиками пальцев гладит Игоря по напряженной челюсти. — Сними свои кольца, — Игорь почти приказывает, трётся носом о сильное плечо. Сережа заинтересованно подается вперед. Олег секунду выглядит совсем растерянным, его брови трогательно сходятся на переносице, он хмурится. — Тебе мои кольца так сильно мешают работать языком? — язвительно спрашивает, и Игорь мгновенно чует слабину. Потому что Олег не язвит и не закрывается, когда его не трогает тема. Игорь перехватывает Олега за запястье, смотрит снизу вверх опасным взглядом, в котором пляшут черти, лижет длинные крупные пальцы, зубами цепляет первый перстень и стягивает. Не отрывает взгляда и имеет удовольствие наблюдать, как зрачки медленно топят светлую радужку. Второе кольцо. Третье. Игорь влажно пальцы в рот берет, играет с фалангами, лижет — он не доверяет людям, особенно чтобы вот так, чтобы обнажить брюхо, но с Олегом и Сережей можно. И черт его знает, кто обнажен сейчас больше, он или Волков. Игорь выглядит как последняя блядь с распухшими от поцелуев влажными губами, с пальцами во рту, которые он жадно пропускает глубже, еще и еще, он искренне наслаждается взглядом Олега — изумленным, возбужденным, растерянным. А Олег чувствует себя чертовски беззащитным — это так странно, это всего лишь кольца, но без них он будто лишается последней оболочки. Будто теперь он абсолютно обнаженный, трогай, бери, ломай, что хочешь делай. Олег позволяет. Олег ласкает голой рукой Игоря по щеке, треплет, одним взглядом вниз указывает, без слов приказывая приступать. Игорь ухмыляется и берет в рот сразу — на всю, мать его, длину. Пропускает глубоко в горло, чуть давится, но справляется. Держит на языке послушно, даже не двигается толком, шире рот приоткрывает, чтобы нитка слюны потянулась из угла губ. Олег несдержанно стонет и запускает руку в волосы Игоря, насаживая глубже. Игорь только рад стараться, на самом деле. Ему не в новинку, но Волкова радовать всегда приятно и просто — иногда казалось, что Серый у него вообще был единственным за всю жизнь. Потому что Олег так изумленно ахал, стоило сжать его чуть грубее, стоило надавить сильнее, что любо-дорого смотреть. Игорь думает, что Олег правда и привык к темпу и настрою Сережи в сексе, привык к тому, как правильно и тонко обхватывают белые сухие пальцы, привык, как он ломко жмется под ним или объезжает, вцепившись до крови в широкие олеговы плечи. А так у него — впервые. Чтобы сила к силе, чтобы сталь к стали, чтобы руку на горле сжали, чтобы ощущалась совсем иначе, нежели с Сережей. Олег вбивается в горло жестко и часто, Игоря направляет, хрипло цедит стоны сквозь стиснутые зубы. Его поплывший от удовольствия взгляд сталкивается с голубыми возбужденными глазами Сережи поверх головы Игоря. — Не бойся, Олеж, он выдержит, — ласково успокаивает Сережа. — Я даже отсюда вижу, как ему нравится. Игорь умудряется закатить глаза даже с членом во рту, но ему и вправду в кайф — он чувствует тяжелый член на языке, мурчит что-то под нос, зная, что Олегу так точно будет хорошо, сгребает в ладонь яйца, почти нежно перекатывает в руке. — Расскажи, — просит Сережа. — Тебе же приятно, Олеж? Расскажи… Олег ухмыляется пьяно, переводит взгляд на Игоря. Такой покорный, такой блядски довольный и возбужденный Игорь между его ног выглядит просто потрясающе. Олега простреливает возбуждением, острым и вязким, непонятно, от чего сильнее — от разнеженного, капризного взгляда Сережи или от вот такого Игоря, который с удовольствием ему отсасывает. — В нем горячо, — голос у Олега хриплый, надтреснутый, будто скала крошится по кускам. — У него чертовски горячий язык, он умеет им работать, Сереж… Мм, он так хорошо пропускает в горло… Ему это нравится. Ему очень нравится вылизывать мой член, ему нравится это чувствовать… — Какой хороший, — завороженно шепчет Сережа, лаская себя медленно, тягуче. — В следующий раз постараешься так для меня, Игорь? Хочу сам попробовать трахнуть тебя в рот. Игорь утробно урчит, выражая согласие, и от вибрации по члену Олег закусывает губу. — Олеж, мы договаривались, — строгость в голосе Сережи неожиданная, внеплановая. — Громче. Не сдерживаться. — Д-да, — Олег кивает, пытаясь не дрожать от желания вбиться в податливое горло глубже, яростнее и сильнее. — Помню. — Умница, — удовлетворенно откидывается Сережа обратно, с удовольствием откладывая в памяти кадр: длинные, абсолютно голые, без колец пальцы Олега, вцепившиеся в волосы Игоря. Красиво. До одури. Искусство в чистом виде. — Хорош, — ладонь Волкова мягко, но неуклонно отстраняет Игоря. Тот издает недовольный сдавленный звук, который и Сережа, и Олег, уже наученные опытом, могли охарактеризовать как «блять, ну только же разогнались». — Я кончу, если ты не остановишься, — ласково поясняет Олег, гладит Грома по волосам, чешет за ухом. — Ты разве хочешь, чтобы все закончилось так быстро? — Неа, — Игорь совершенно блядски облизывается. — Хочу почувствовать тебя внутри. Олег несдержанно стонет, ощущая, как от этих слов простреливает возбуждением до самых пальцев. — Уверен, что готов? — Сережа склоняет голову набок, смотрит на Игоря мягко, разнеженно. — Мы с тобой раньше не… — Готов, — ухмыляется Олег, глядя Грому в глаза. — Ты посмотри на него, Сереж. Просто глянь, да ему уже чертовски не терпится. Он приподнимает Игоря за плечи, ведет ладонью между бедер, проводит рукой по члену — грубовато и жестко, Игорь тихо постанывает, вцепляется сильно, до боли в бедра Олега, смотрит жадно и возбужденно, зеркалит хищную ухмылку Волкова. — Он течет только от того, что отсосал мне, — Олег ласково перебирает яички, вызывая скулеж. — Представь что будет, когда я буду его брать. — Блять, Олег, давай уже, — хрипит Игорь, подаваясь бесстыдно бедрами под ласкающую ладонь. Олег нащупывает сухим пальцем тесный вход, водит по кругу, заставляя Игоря мгновенно поджаться и дернуться, то ли пытаясь насадиться, то ли уйти. Звонко, с оттяжкой шлепает по бедру, с удовольствием наблюдая, как на коже проступает розовый след. — На четвереньки, — приказывает, и Игорь, едва не жмурясь от стыда, перебирается на живот, становится на колени. — Мудак, — бросает почти обиженно, но Олег прижимается к его шее губами, легонько кусая, и Игорь довольно урчит. Скажи ему кто пару лет назад, что так будет кайфовать от того, что чей-то мужик ему приказывает подставить задницу под пальцы, дал бы в рожу. Хотя Олег уже давно не чей-то мужик — Олег его, Игоря, так же полноправно, как и Сережа. Со временем Игорь почувствовал и понял одну простую штуку — не будь Олега, они б с Разумовским, может, и сошлись бы, вот только бы все кончилось через пару недель. Сережа бы не выдержал постоянных ночных смен в управлении, не выдержал бы дней, когда Игорь не берет трубку. А Гром бы со своим абсолютным непониманием чего-то такого тонкого, такого чувственного и сложного, как Сережа, просто бы с ума сошел, ломая голову, от чего Сережка опять ходит понурый и апатичный. Олег заставлял их говорить. Олег заставлял их резонировать между собой, Игоря, в первую очередь, направлял. Показывал, что вот так — можно. Вот так будет хорошо. Он просто свел их вместе, смог выстроить взаимоотношения так, чтобы каждому было комфортно, чтобы каждый нашел в этих отношениях себя. И Игорь понимал, что ничего бы без Олега не получилось. Скорее, Гром бы моментально все похерил своим желанием переть, как танк, и неуместной влюбленностью в рыжего, тонкого, гениального и изломанного Разумовского, которого, вероятно, поломал бы еще сильнее, вместо того, чтобы собрать. Олег из причины жгучей ревности и неудачной акции «Получи два по цене одного» превратился в того, кому Игорь доверился. И того, в кого влюбился так же сильно, как и в Сережу. Иначе. Совсем иначе, да. Сережа Разумовский — это хрупкий фарфор, тонкие пальцы по клавишам. Это нечто между современностью и древним прошлым, это голограммы и статуи несуществующих богов, сочетание несочетаемого, и все же единое в своей текучей неуловимости. Олег же был основательным и спокойным — его можно было обхватить обеими руками, в рожу дать можно было, можно было приникнуть просто к плечу, привалиться, когда сил нет совсем. И знать, что он никуда не исчезнет и не дрогнет под этой внезапно взявшейся чужой тяжестью. Он предложит сигарету и разомнет плечи, несмотря на то, что у самого спину сводит от перенапряжения. Олег был тем тылом и дном под ногами, которого Игорю не хватало. А сейчас, когда он накрывает Игоря своим жарким, большим телом, прижимается к спине, притирается между ягодиц твердым, крупным членом, Игорь только и может, что опустить голову и жадно стонать, чувствуя мягкие губы Олега на своих лопатках. Он целует почти целомудренно, легко, а когда отстраняется, Игорь недовольно фырчит — ему нравилось это ощущение кого-то сильного и распаленного над собой. Сережа уходит на второй план — он ощущается только по тяжелому, возбужденному взгляду из угла комнаты. Игорю иррационально приятно, что он смотрит, поэтому он позволяет себе прогнуться в пояснице и слышит одобрительно-восхищенный голос Волкова: — Ты посмотри, Сереж… — вместе с тем чужие пальцы, влажные и ласковые, осторожно прижимаются к входу, подцепляя края и легонько массируя. — Гляди, как он старается для тебя. — Зрелище просто восхитительное, — мурлычет Сережа внезапно охрипшим голосом. — Игорь, милый, подвигайся для нас. Покажи нам, как сильно тебе нужно. Все существо затапливает волна удушливого, приятного стыда. Игорь кусает губы, чувствуя, как жарко стало щекам, но ненавязчивые, легкие поглаживания второй руки Олега по его заднице заставляют поверить, что все правильно — им любуются, он нравится, его очень-очень хотят, и даже его неловкость в движениях, которую едва ли можно назвать горячей или соблазнительной, вдруг перестает быть важной. Он потирается бедрами о пальцы Олега, упирается лицом в подушку — стыдно. Переступает коленями по сбитой простыне, почти виляя задницей. Хрипло, мучительно всхлипывает и падает грудью на постель, дрожит мелко, когда Олег вдруг загоняет оба пальца по основание в до боли тугое нутро. — Олежа! — Сережа встревоженно подбирается на кресле. — Осторожнее же надо, ну! — Прости, черт, прости, Игорь, не рассчитал, — Олег с виноватой нежностью гладит по спине, целует широкие плечи. — Сереж, честно, ты бы предупреждал о своих идеях, с такими предложениями я кончу раньше, чем Игорь, он такой красивый, когда возбужденный, голова плывет. — Разучился ты с нетронутыми обращаться, — укоряюще журит Сережа. — Он не блядь растраханная, он же не растянутый совсем! Игорь, — ласково спрашивает, наклоняясь ближе и уже готовый подлететь к постели. — Ты как? Игорь сглатывает, в горле неожиданнно сухо. Жмурится и тихо-тихо просит: — Еще. Сережа изумленно переводит взгляд своих голубых глаз на Олега, а тот улыбается успокаивающе, хотя сам с трудом может сдержать удивление — такое одуряющее бесстыдство, такая ненасытность… Хорошо, — думает, пока гладит колкий от щетины загривок, чешет, хвалит безмолвно. До чего же ты, Игорь, хорош, просто сокровище. Пальцами двигает уже осторожнее, но безошибочно, точно зная, как и где Игорю понравится — сначала погладить почти невесомо, нащупать комок нервов, тереть подушечками жестко, почти невыносимо, снова перейти на легкие поглаживания. Игорь под его руками тянется, как глина, превращается в нечто податливое и разнеженное, тугие мышцы поддаются, пальцам становится свободнее. Олег движется почти на автопилоте, весь растворяясь в зверином, почти жестоком желании взять — кусает тугие, сильные плечи, шумно вдыхает запах, особенно сильный в чувствительном местечке на стыке спины и шеи, где у Игоря очаровательная продолговатая ямка между позвонками. Запах тяжелый, смесь одеколона, бензина и пороха, металла нагревшегося. И самого Игоря — запах возбужденного, сильного мужчины, который сейчас так податливо насаживается на пальцы, пока в него вбиваются глубоко и чутко. Олег ситуацию контролирует — вовремя подхватывает за бедра, когда Игорь вдруг начинает заваливаться набок. Размазало, хорошего такого, чувствительного, а ведь это только пальцы, что ж с ним будет, когда Олег войдет? А Волкову самому уже до одури хочется в это горячее, тесное, в этот шелковый жар, хочется почувствовать и услышать, как он будет скулить и просить еще. Сереженька, вон, даже бросил себя трогать, хотя наверняка хочет-хочет — вон как, губы искусаны все, пальцы вцепились в подлокотники до побелевших костяшек, взгляд пьяный и мутный, ладный и красивый член прижался к животу, налился кровью. Но все это Олег замечает мимоходом, все внимание сейчас сосредоточено на дрожащем и покорном Игоре в его руках. Он толкается тремя пальцами, погружая до самых костяшек, прокручивая и слыша, как Игорь то и дело срывается на вой. Олег растрахивает его долго, видя уже, как мелко-мелко трясутся бедра Грома, как по спине текут капли пота. Волков с удовольствием их слизывает, длинно ведет языком до самой поясницы, борясь с желанием взять уже Игоря языком, лаская растянутые, натертые мышцы. — Олег, хорош, пожалуйста, — скулит Игорь, закусывая губы в кровь. На спине его танцуют застарелые шрамы, пальцы бессильно скребут простынь. — Не могу больше… Я сейчас… Мало, блять, Олег, мало, еще дай, пожалуйста!.. — Терпи, — расслабленно бросает Волков, несмотря на то, что стоит у него почти до боли. — Не могу, не могу, — воет в подушку Игорь, уже сам лихорадочно насаживаясь на ласкающие пальцы. — Олег, Олежа, пожалуйста… Где-то сбоку восхищенно ахает Сережа, глядя на то, как Игорь невыносимо жадно подается вперед и назад, раскачиваясь под пальцами Олега. Игорь, их Игорь, с которого слетает все напускное и неважное — до остроты обнаженный, как нерв, без этой дымки даже показной развратности, только нуждающийся в них, нетерпеливый, любящий, искренне пытающийся получить больше. Олегу нравится его дразнить, хочется с ним поиграться. А что будет, если так? А если его вот тут погладить? А если сорваться на торопливые, но совсем мелкие толчки? Олегу интересно, Олегу нравится — он урчит почти по-животному, когда вылизывает плечи Игоря, слизывая соль и влагу с его кожи. — Олежа… — почти всхлипывает Игорь с такой неподдельной мольбой, что Олег жадно вгрызается в стык плеча и шеи, рычит, чувствуя, как слабость Игоря струится по венам, как он сдается на милость победителя. Олежей его только Сереженька называл. А теперь вот — Игорь. Такой растянутый, нуждающийся, такой лихорадочно горячий. Их Игорь. Олег вытаскивает пальцы, расчетливо оставляя Грома открытым — вход судорожно сжимается и разжимается, а Игорь вовсе едва не плачет от ощущения пустоты. Ничего-ничего, ему полезно, пускай почувствует. Олег смазывает себя, приставляя головку ко входу. Толкается одним рывком, осторожно замирая внутри и давая Игорю привыкнуть. Тот лежит молча — пальцы на простыне судорожно сжаты, слышно в тишине спальни его хриплое, тяжелое дыхание. Олег сам ощущает, как вокруг члена пульсируют шелковые тесные стенки, как Игорь принимает его, как сжимается, в нем туго и влажно от смазки, Олег сжимает зубы и терпит, потому что надо оправдывать фамилию и терпеть-терпеть. Игорь вдруг тихо-тихо, почти надрывно стонет, ладонью вслепую шлепает Олега по руке. — Выйди, блять, — просит сипло. Олег вскидывает брови, но послушно выходит — внутри царапается тревога. Он не думал, что Игорю не понравилось, реакция тела говорила сама за себя. Но Волков мог… надавить слишком сильно? Игорь тяжело выбирается из-под Олега, хватает воздух большими глотками, трёт лицо ладонями. Смотрит на Волкова. Взгляды сталкиваются, как два поезда на одной ветке, и в следующую секунду Игорь валит Олега на постель — за плечи укладывает, держит будто бы в стальных тисках. Олег едва не вмазывает Игорю по носу, не очень профессионально и умно, зато крайне действенно, но Гром вовремя вцепляется в губы крепким, кусачим поцелуем. — Что ж ты такой ебнутый, а, Игорь? — шепчет задушенно между поцелуями Олег. — А что ты такой самодовольный хрен? — огрызается Игорь, смеется в поцелуй солнечно. Они дразнят друг друга короткими, острыми поцелуями, по постели перекатываются, возбужденные и разгоряченные. Игорь прижимает Олега к подушкам крепко и настойчиво, рычит, зализывая свои собственные укусы, медленно потирается бедрами о чужой член, Волков недовольно постанывает. — Лежи смирно, — шепчет Игорь, отпускает руки с широких плеч. Он насаживается на член сам — медленно направляет внутрь, сорванно, сдавленно стонет, наблюдает, как рот у Олега приоткрывается в судороге удовольствия, как брови трогательно хмурятся, как он жмурится, борется с желанием закусить пальцы, чтобы молчать. В этой игре хрен знает, кто кого трахает, ни победителя, ни побежденного. Оба они то ли в секунде своей силы, то ли слабости, то ли уязвимые, то ли защищают, не поймешь, не разберешь, все запуталось к чертям собачьим. Игорь тяжело дышит, принимая в себя до основания, прижимается губами к губам Олега. Боли почти нет, тянет только немного, но это ничего, от этого только слаще. Когда Олег медленно толкается бедрами вверх, Игорь закусывает губу. Ощущается странно, чувство наполненности ему нравится. Олег большой, а внутри кажется и вовсе безразмерным — твердый, возбужденный. А потом Волков коротко и точно начинает вбиваться внутрь, и Игорь ахает от острой вспышки удовольствия. Гром насаживается сам, стараясь подмахивать в ритм. Они не целуются — грызутся, оба сильные, мокрые от пота, чувствующие соль и привкус мускуса друг на друге. Игорь в плечи Олега вцепляется до синяков, кусает шею, в отместку Олег пережимает его гортань легонько, не давая своевольничать. Они, кажется, даже кровь по губам пускают — искрит между ними, электрический ток бьется, что-то жадное и первобытное просыпается. Дай, дай, дай еще, и вот так, и залижи, толкнись еще, давай, глубже, еще… — Сильнее, блять, — стонет хрипло Игорь, жмурясь от подступающего оргазма. — Не рыпайся, — рычит Олег, подаваясь бедрами резко, долбится почти, как ебанный отбойный молоток. Долго не продержатся, оба чувствуют — ни Волков, который еще до всего этого готов был спустить Игорю в рот, ни Игорь, который едва не кончил на пальцах Олега. Сережа смотрит на них во все глаза. Красивые, бешеные, дикие. Олег выглядит тоньше и гибче под Игорем, а Гром накрывает его всем широким, мощным телом. До побелевших костяшек держат друг друга, крепко цепляются, приникают зубами и губами. Кажется, постель вот-вот развалился — до того сильно, жестко трахают друг друга. Сережа обхватывает себя ладонью, лижет сухие губы, двигает быстро и резко. Видно по подрагивающим телам, по сорванным вскрикам и стонам видно, что они совсем на грани, Сережа не хочет от них отставать. Он чертовски, до боли возбужден, это зрелище лучше любого порно — внутри бьется и рвется удовольствие, в низу живота горячо и сладко, пульсирует, тянет, ноет, просит еще. Олег обхватывает Игоря за затылок всей массивной ладонью, притягивает к себе, стукаются зубами, целуясь. Игорь воет в поцелуй, Олег сжимает зубы — сил нет, оргазм плещется на самой грани. Гром из последних сил приникает губами в сухом поцелуе за ухом Олега, и Волкова мгновенно выламывает в оргазме, долгом и судорожном. Перед глазами темно, пальцы сильно и больно цепляются за бедра Игоря, ощущение его, отчаянно тесного, горячего, сжимающегося на Олеге ощущается плотно, сладко, и Олег двигается, с последними силами толкаясь внутрь. А Гром в ту же секунду следует за ним, от ощущения того, как Олег кончает в него глубоко, как дотрахивает судорожными толчками, и ему вторит еще один ломкий, рыдающий почти стон. Сережа. Оргазм изматывающий, не короткой вспышкой, а долгий и мучительный, и хочется еще, еще, еще... На несколько секунд они будто застывают, а потом Игорь валится прямо на Олега, а Сережа приподнимается с кресла и падает на кровать чуть ли не пластом. Они лежат так пару минут, без движения, в пустоте комнаты слышно только тяжелое дыхание. А потом Волков едва слышно сипит: — Ну ты и лось, Игорь… Слезь с меня… Игорь недовольно стонет, но перекатывается в сторону, чтобы притянуть к себе за руки легкого, как мальчишку, Сережу. — Вау, — наконец выдает Сережа, потирая тонкими пальцами лоб. — Я и не думал, что это будет так горячо. Игорь лениво поворачивает голову в сторону, показывая, что слушает. На самом деле, в голове просто тихий белый шум, потому что Волков, кажется, вытрахал из него всю душу. — Я думал, вы порвете друг друга, — делится Сережа впечатлениями, залезая между Олегом и Игорем, натягивая на них одеяло. — Или кровать сломаете. — Я эту кровать выбирал, она не сломается так просто, — хмыкает Олег, почесывая розовую голую пятку Сережи. Сережа хихикает, и по очереди оставляет поцелуи на чужих колючих щеках. — Сигаретку? — предлагает Игорь, доставая из тумбочки пачку. — Вы мне все простыни пеплом изгваздаете! — морщит нос Сережа, за что получает по лбу. — Не бухти, — Игорь ласково оглаживает голое плечо. — Красивый наш. — Это вы красивые, — сварливо отзывается Сережа, забираясь под одеяло по горло. Они медленно курят одну на троих, передавая сигарету из пальцев в пальцы, ласкают друг друга мягкими поцелуями, гладят, обмениваются тихим шепотом. Олег засыпает первым — его немного рубит усталостью после этого вечера, да и в голове кавардак, как и всегда после изматывающего психологического секса, который устраивал Сережа. Поэтому его укутывают, прижимаются теплыми телами с обеих сторон, говорят нежности, целуют за ухом, заставляя плавиться от любви. — Игорь, — Олег сонно фокусируется на лице Грома и сжимает его ладонь. — Игорь. — Да, — Игорь грубовато пробегается пальцами по чужой руке и улыбается с нежностью. — Я тоже, Олеж. Да. Сережа наблюдает за ними задумчиво, думая о том, что они удивительно переплелись друг с другом. Неотрывно и верно, так, что не разорвать. Он гладит их обоих по волосам, пока оба не закрывают глаза, а потом бесшумно встает, накидывает на тело халат — шелк прохладно скользит по гладкой коже — выходит в гостиную. Он наливает себе шампанского в бокал, чуть проливает, задумчиво слизывает с длинных пальцев капли. Он смотрит на город за окном. Огни, люди, шумные машины. Он бы так хотел изменить этот город, так бы хотел сделать его лучше. Только вот сил одного человека не хватает на все это — тонкие плечи не выдерживают стать и тяжесть гордого Петербурга, с его трущобами, с его грязью и невыносимой красотой. Он пытается, пытается ежедневно сделать его чуть светлей, чтобы было меньше боли, меньше страха. Но раз за разом руки опускаются, раз за разом срывается в пропасть. На плечо опускается тяжелая, массивная ладонь. К прохладной шее прижимаются горячие губы. — Чего не ложишься, Сереж? — Игорь одной рукой притягивает Разумовского за талию к себе. — А ты чего? — Сережа отпивает глоток из бокала, прижимается к широкой груди, не отрывая взгляда от города. — Олег вымотался совсем, уснул, а я почувствовал, что тебя в кровати нет, — Игорь потирается носом за ухом. — Его совсем размазало. — Укатали его, — Сережа довольно улыбается, мурчит, как кот. — Да и тебя, честно говоря. — Да, — Игорь зарывается пальцами в мягкую медь волос. Они стоят так молча, Сережа ластится под его прикосновения. Игорь обнимает его крепко, надежно, целует осторожно. — Вы так ощущаетесь вместе, — Сережа задумчиво накручивает прядь на палец. — Как чистая сила. И спокойствие. Как скалы. — Хуялы. Ну у тебя и метафоры, — Игорь хрипло смеется. — Уверен, что спокойствие — это про нас? — Ну да, если кто-то и способен устроить революцию после неправильно выданного заказа из Макдональдса, то это я, — беззаботно бросает Сережа. — Буду знать, — урчит Игорь. А потом хватает Сережу за талию, быстро выдергивая бокал из тонких пальцев и ставит на столик, а самого Сережу бесцеременно закидывает на плечо. — Игорь! — верещит Сережа, колотит легкими ладошками по спине. — Поставь меня! Игорь с удовольствием шлепает тяжелой ладонью по тощей заднице и тащит Сережу в спальню. Иногда сил одного человека и вправду мало, чтобы справиться со всем дерьмом. Но вот только Сережа был не один. Никогда больше не будет. Олег не реагирует на их шум — спит крепко и сладко, как ребенок. Но Игорь с Сережей знают, что стоит скрипнуть входной двери, как он встанет без капли сна в глазах и тут же снимет пистолет с предохранителя. Игорь и Сережа ложатся по обе стороны от него, и Олег моментально подгребает их к себе в стальном объятии. На город опускается утро.