Быть человеком

Хотя Бакуго никогда в этом не признается, но все же ему было по-настоящему страшно. Каждая непомерно длинная минута до получения заветного письма казалась одинокой борьбой с собой и всем миром. Тревожность возрастала каждый раз, когда речь заходила об учебе, даже вскользь произнесенное «экзамены» заставляло нервно дернуться. Бакуго почти не спал последние две недели перед днем икс, бесконечно повторяя все, что они с Момо учили. «Кацуки, тебе надо поесть.» Иронично, но о еде напоминала Мина. Она часто клала его голову к себе на колени и перебирала пряди. Пока сам Бакуго грыз гранит науки и перекидывался с Момо редкими замечаниями по поводу материала. «— Бакубро, поговори со мной, пожалуйста. — Это мое дерьмо, Дерьмоволосый, не лезь.» К сожалению, Бакуго осознал, как много людей беспокоятся о нем, слишком поздно. Он не придавал значения пирожным от Урараки, разговорам Мономы, его попыткам поддержать; почти не обращал внимания на Серо и Каминари. Перед ним был только Шото и воспоминания об этом призраке. — Шото, мне больно. — Кацуки морщился от жжения в анусе: он не успел хорошо подготовить себя перед встречей с Шото. Они не занимались сексом достаточно долго, чтобы тело нуждались в дополнительной порции заботы. Но Шото было все равно, ведь он нуждался только в дырке для члена. — Детка, ты же всегда готов по четвергам. Потерпи. — Он лизнул шею, но это не затмило неприятные ощущения. — Остановись. Шото не остановился, а Бакуго потом думал, что говорил слишком невнятно, чтобы быть услышанным. Он чувствовал себя грязным и мерзким размазней. — Это тебе, малыш. — Шото протянул огромный букет красных роз и бутылку вина. Бакуго пытался подавить улыбку, но ночная прогулка на яхте при свечах была самым нечестным ходом. Он не мог сопротивляться, чувствуя себя самым счастливым человеком на земле, когда Шото сжимал его руку. Это был один из самых разочаровывающих обманов. Красивая картинка оказалась прикрытием для червивой гнили. Бакуго не хотел этим делиться, потому что его отвратительной наивности, бесхребетности не было оправдания. Он просто позволял использовать себя, как безвольного слабака. Даже самые радостные воспоминания с Шото покрывались коркой обиды и страха. Что если тот захочет снова повидаться и прихватит нож? Шото был чертовски нестабилен, а его эмоции еще более взрывоопасны, чем у самого Бакуго. Они виделись в коридорах каждый день, долго смотрели друг на друга и шли дальше. В глазах Шото осталось что-то звериное, но эту его часть перекрывала тоска. О чем? Об отношениях? Прежней жизни? Ничто из этого не могло возродиться, потому что у Бакуго, в отличие от феникса, были лимиты. И они исчерпаны два предательства назад. Бакуго тихо шел по школе. Ему было необходимо проветриться, собрать мысли в кучу, потому что сегодня Шото просто ушел. Они повздорили, несильно, как казалось Бакуго, но их отношения нуждались в разговоре. И посередине монолога Шото просто плюнул на все и хлопнул дверью, оставив его наедине с недосказанными словами. Бакуго подошел к раздевалке, где они с Шото чаще всего мирились, и услышал стоны. Женские и Шото. Шлюховатая блондинка, Кэми, скакала на толстом члене его парня для ебли. Бакуго тогда устроил еще один скандал и проиграл, поддавшись на чары Шото. Он отдался ему через десять минут криков о ненависти и десяти поглаживаний по голове. Бакуго зажмурился, чтобы выбросить ненужные, болезненные воспоминания. Он не знал, что напрягало его больше: экзамены или Шото. И то и то создал дьявол, осталось выбрать меньшее из зол. Он сосредоточился на учебе. Но когда пришло письмо из Колумбийского, оповещающее о принятии, Бакуго больше не мог прятаться, не имел права быть таким ничтожеством. Он в тот же вечер пришел в комнату к Киришиме и сел на край кровати. — И? — спустя минуту молчания спросил тот. — Зови бакусквад, мне нужно исповедоваться. Киришима без лишних слов написал в общий чат. Серо привез Мину и Каминари через полчаса. Они расположились вокруг Бакуго, с интересом разглядывая его сгорбившуюся фигуру. — Все в порядке, детка? — робко начала Мина и погладила его по плечу, она всегда пыталась поддержать этим жестом. — Нет, — резко ответил Бакуго и добавил чуть спокойнее. — Не уверен. — Каминари сжал его ладонь. Его поддержка немного приободрила, появились силы говорить дальше. — Дело в Шото, мы не очень хорошо расстались. — Если что, то мы всегда готовы набить ему морду, — с теплой улыбкой оповестил Киришима. — Я еще даже ничего не рассказал. К тому же, я могу сам за себя постоять. — Просто знай, Бакубро, мы всегда на твоей стороне. — Мина, Серо и Каминари закивали. Три маленьких болванчика. — Спасибо. — Бакуго усмехнулся. Ему важна поддержка и одобрение, потому что внутренний голос упорно обвинял его в слабости. — Шото принуждал меня к сексу, один раз изнасиловал. — Мина прикрыла рот рукой. — И я не ушел, повелся на его лживые слова о том, что он изменится, будет ставить меня и мои желания на первое место, но это не так. Я никогда не был для него номером один. Шото изменял мне, постоянно подводил меня. Один раз я организовал свидание, договорился с ним о дате, времени, а он не пришел, потому что у какого-то футболиста неожиданно наметилась вечеринка. Я прождал его час, он не отвечал на звонки, а потом перезвонил. В три часа ночи. Бухой и совершенно безразличный. И я был таким идиотом, что терпел это. Тошно от себя. — Бакуго закрыл лицо рукой, не хотелось, чтобы друзья видели, насколько он задет, насколько ему больно. — Эй-эй-эй, Кацуки. Ты не виноват, ты последний человек, который должен ненавидеть себя. Шото поступал как мудак, он слабохарактерная тварь, которая не заслуживает ни жалости, ни прощения. А ты просто солнце. — Серо смотрел ему в глаза и говорил на одном дыхании, как будто сам был задет за живое. — Это еще не все. Не буду вдаваться в подробности, но в день последней ссоры с футболистами я пришел в школу с вибратором. Шото включал его постоянно, даже когда я просил этого не делать. — То есть боль в ноге — это действие вибратора? О боже, Кацуки. — Каминари обнял его, зарываясь рукой в колючие волосы, — он такой мерзкий и подлый. Не могу представить, что ты чувствовал. Пожалуйста, скажи, что вы не сойдетесь. Не сойдетесь же? — Нет, — пробурчал Бакуго в чужую мягкую толстовку. — Кацуки, тебе нужна помощь психотерапевта? — нерешительно спросил Киришима. — Конечно нужна, я оплачу, и только попробуй отказаться. — Мина угрожающе ткнула в него пальцем, ее трясло. От злости, ужаса, обиды или презрения — неизвестно. Но история произвела на нее сильное впечатление. — И этого Шото мы просто так не оставим гулять и радоваться жизни. — Он хотел меня вернуть и зашел слишком далеко, я думаю, что он может слететь с катушек. — Бакуго опустил подробности об удушье и грубости, он не желал возвращаться в тот скверный момент. — Даже так? Какую же заразу ты подцепил, — задумчиво протянул Серо. — Не волнуйся, мы рядом и всегда будем. Пусть он только попробует подойти. — Детка, тебя ждет Нью-Йорк и новая жизнь. Он тебя не достанет, мы об этом позаботимся. Только не скрывайся от нас больше. — Мина улыбнулась. — Кто-нибудь хочет пиццу? Мы должны устроить похороны Шото Тодороки. — Тогда зови Момо, а она пусть напишет Урараке. Я сейчас позвоню Мономе, он с самого начала варится в этом дерьме. Им удалось собраться довольно быстро. У каждого были и свои личные причины, чтобы отдохнуть, но главной являлся стресс из-за экзаменов. «Отмена» Шото была лишь причиной. — Предлагаю. — Урарака подняла стопку вверх и встала с пола, — сыграть в я никогда не, чтобы напиться и не перетрахаться. — Каминари, Серо и Монома одобряюще закричали. — Кацуки начинает. — Я никогда не ебался с мудаком. — Он залпом выпил шот, за ним последовали Момо, Монома, Урарака и Мина. — Ух, у нас этот мудак был даже общим. Давай по второй за это. — Момо подмигнула и чокнулась с Бакуго. Они рассмеялись. — У меня еще более веский повод выпить. Моим мудаком был Кацуки. Но сейчас все хорошо, мы не ебемся. — Монома залпом опустошил рюмку. — Вы ебались? — вскрикнул Каминари. — Капец какие подробности вскрываются. Кто-нибудь тут еще ебался? — Мы с Момо, — непринужденно ответила Мина и откусила немного от пиццы. — Ну это было очевидно. — Бакуго чувствовал, как кандалы, которые обременяли его жизнь несколько недель, спадают. Он почти забыл о Шото, о стрессе после экзаменов и о матери. Сейчас рядом с ним были только друзья, и они единственное, что существовало. *** Вначале Бакуго увидел только тень, скользящую по стенам, словно она его собственная. Он списал плохое предчувствие на паранойю и двинулся по темной безлюдной улице вперед. Он ожидал чего-то плохого, но не хотел верить в это. А потом его схватили за руку и дернули на себя. Бакуго испуганно вздрогнул. Он не знал, что делать, если отбиться не получится. Но ему не пришлось и думать, потому что его тут же отпустили. — Тихо-тихо. Все хорошо. Это я, не волнуйся. — Голос и запах Шото. Сердце забилось еще сильнее, захотелось позорно сбежать. — Что тебе нужно? — Поговорить. Раздался сардонический смех. Бакуго не мог остановиться. Перед глазами проносилось все, что сделал Шото, каждая гребаная минута наедине с этим монстром. — Какое к черту поговорить, Двумордый? Ты забыл, как прошлый разговор плавно превратился в игру на выживание? — Он ударил Шото в плечо. — Ты, блять, серьезно считаешь, что я хочу говорить с тобой?! — Десять минут, обещаю, что не пораню тебя. — Нет, Шото, нет. — Бакуго ощущал горечь и бессилие. Все, на что он был способен — сжимать кулаки и зубы. — Я уже даже не прошу сесть ко мне в машину, я не буду до тебя дотрагиваться, только выслушай меня. — Бакуго отошел на шаг назад, Шото звучал слишком сломлено. — Еще б ты просил меня сесть к тебе в машину. Десять минут, я засекаю. — Он включил таймер и показал быстро бегущие цифры Шото. — Я знаю, что поступал, как мудак, и не прошу меня прощать, потому что я буду продолжать причинять тебе боль, если мы сойдемся. Но я постараюсь это исправить, буду ходить к психотерапевту все то время, что мы будем учиться в разных местах. Ты же поступил в Колумбийский? — Бакуго сухо кивнул. — Я не сомневался, ты заслужил это. Так вот, пока ты будешь там, а я в Йеле у меня будет время проработать травмы и стать хорошим партнером. Кацуки, пожалуйста, давай сойдемся после окончания учебы, я не могу даже думать о том, что ты встречаешься с кем-то другим. Мы построим здоровые отношения, семью и… — Бакуго закрыл рот Шото рукой. Он больше не мог слышать чужого бреда. — Двумордый, ты совсем ебанулся? Мне не нужны расплывчатые далекие отношения через несколько лет. Я хочу быть с надежным стабильным партнером сейчас. Ты в прошлом, и я должен быть в прошлом. Никаких нас. После терапии ты поймешь, что зря потерял время, преследуя не того человека. Двумордый, ищи себе того, кто захочет выдержать все твои закидоны во время терапии, того, кто примет тебя, если она не подействует. Это точно не я, потому что с меня хватит. Мне действительно достаточно своих проблем, и я больше не люблю тебя. Мне чертовски обидно и даже больно из-за того, что все так вышло, я не могу полностью удалить чувства к тебе, но с каждым днем они потухают. И даже сейчас, когда мы встретились, я не чувствую пламени, того, что все возвращается, только жалость. В память о том, что мы ощущали, я говорю это все тебе, хотя легче просто послать на хуй. А знаешь что, иди-ка ты все-таки на хуй, толстый такой, который удержит твою говнистую задницу. Десять минут прошло. — Таймер зазвенел, а Бакуго пошел вперед, он больше никогда не остановится ради Шото. *** — Как вы сошлись с Минс? — Момо пыталась приготовить завтрак в постель для Мины, а Бакуго, как хороший, заботливый друг, направлял ее. — Она была такой симпатичной и веселой, со мной никто так легко не начинал разговор, и я никогда не могла так спокойно ни с кем разговаривать. А потом Мина меня поцеловала, и это было самое прекрасное чувство на свете, так приятно, что я не могла сопротивляться. — Она улыбнулась и перевернула блинчик. — И все? Так просто? Типа, как в романтических историях? — Момо кивнула. — Считаю это расплатой за мучения с Шото. Кстати, как у вас все началось? А то я знаю только середину и конец. Бакуго положил подбородок на согнутую коленку. — Дерьмово. Мы подстебывали друг друга, а потом. — Он резко замолчал, — я не помню. Я не знаю, как все так далеко зашло. Шутки про секс и потом сам секс. Не ебу, что было между. — Это было бы грустно, будь вы сейчас парой. Но ваши отношения в прошлом, не вороши его. Очень легко сказать, но Бакуго видел перед собой Шото: с сигаретой, сонного, с пеной для бритья на лице, испуганного, кончающего, злого. Он видел и ничего не чувствовал. Внутри была неизмеримая пропасть. И настоящий Шото, не образ, изо всех сил старался ею воспользоваться. Он снова подкараулил Бакуго, теперь около кафе, из которого тот уволился. — Кацуки. Кацуки подожди. — Нет, Шото. Хватит. Ты страдаешь хуйней, потому что я не то что не люблю тебя, я даже не влюблен в тебя. Я не хочу тебя. Ты мне неприятен. — Что? Ты бы не хотел еще разок поскакать на моем члене, получая похвалу просто за то, что ты сладко стонешь? Пустота. Слова никак не подействовали. Бакуго нахмурился. — Нет. Я не хочу трахаться с тобой, не хочу разговаривать, лежать в обнимку, курить один косяк. Ты меня не привлекаешь. — Он не врал. Все, что осталось — жалость к себе. — За пару недель мне удалось перешагнуть через твой труп, так что давай, догоняй, перебегай через мой. Я тебя больше не знаю. — Но у нас есть шанс. — У нас никогда его не было, так что вали, пока я не пульнул в тебя нож. — Бакуго упустил бóльшую часть разговора, все что осталось — маленькие клочки огромной ссоры. Но так было даже лучше, потому что он не хотел помнить. — Хорошо. — Шото плакал. Ему это совсем не шло: лицо уродливо краснело, нос распухал, а губы капризно изгибались. — Прощай, незнакомец. — Прощай, Кацуки. Пленка из картинок закончилась, Бакуго начал жить.