Столкновение

      Горные пики, занесённые снежным покровом, мягко сверкали в свете восходящего солнца, оранжево-золотистое зарево утопало в клубистых облаках, резкие порывы северного ветра, — такого привычного для этих мест, — пробирали до костей, заставляя кутаться в меховой воротник кефты. Взгляд, устремлённый куда-то вдаль, казалось, смотрел сквозь пространство, разрезал горизонт, преодолевая тысячи вёрст. Направлен был туда, где его взывали — слышал тихий шёпот, будто в бреду, срывающийся с потрескавшихся губ — собственное имя пульсировало на подкорке сознания, отдаваясь вибрациями на кончиках пальцев. Зов, что выдернул из мира душ, мира сумрака и теней, вытянул из места, откуда брало начало становление бытия, истоков всепоглощающей мощи — прародителей основы всех сил. Он был уверен, что в мир живых дороги нет, что есть законы непоколебимые. Как оказалось, везде есть свои исключения. «Энергия не возникает из ниоткуда и не уходит в никуда.»       Не зря Багра и сам Илья Морозов повторяли незыблемую мантру сотворения мира. Его энергия сохранила то, что связывало с миром живых, именуемое якорем. Сила, однажды воскресившая, затаившаяся в обычном человеке, вернулась к настоящему хозяину. Закон фундаментальности мира уже не казался столь правдивым, разве не был нарушен порядок вещей? Один раз, затем и второй. Земля не разверзлась, небо не обрушилось, продолжался привычный ход времени. Только он — именуемый себя однажды Чёрным Еретиком — теперь мог называться Королём Теней по праву. Скверна была истоком всего бытия, той самой энергией, давшей начало всему. Ведь даже Свет рождался из Тени. Баланс во вселенной, вечное равновесие, противостояние, где победителей быть не могло.       Сделав первый вдох со дня своей смерти, вернулся познавшим всю суть, будто сила, струившаяся по его телу, была вплетена в сотворение мира. Каньон больше не был для него наказанием Святых, не был неудачным экспериментом, не был божественным возмездием. Каньон являлся чем-то большим, поправ привычные законы материи, был детищем безграничной энергии, был тем, чего стоило бояться. Могущество, когда-то создавшее всё сущее, было способно разрушить мир в одночасье. Баланс... Действие рождает противодействие.       Его новая вечность только начиналась. Тело будто проснулось из долгой спячки. Последователи постарались, сохраняя функции жизнедеятельности, точнее магия гриш заставляла работать оболочку, когда сознание или душа находились где-то в потоке, где одна энергия перетекала в другую. Не было чётких воспоминаний, не был уверен, что видел Святых, но знал одно — скверна благословила Александра Морозова. В его власти было могущество, которое когда-то недооценивал, проживая столетие за столетием, не осознавая всей власти. Он был рождён не просто гришом, не просто человеком. Он то творение, та мощь, о которой мечтал Илья Морозов, - его дед и первый гриш. Теперь Александр не хотел забывать своё имя, данное при рождении, хотел быть потомком, продолжателем рода. Множество созданных им личин объединились в одну — Повелителя Теней.       Помнил собственную смерть, как острие клинка прорезало плоть, угодив точно в сердце. Как боль сменилась покоем. Помнил слёзы той, которая смогла убить, которая однажды заставила поверить в чувства, в предназначение, которая совершила одно из самых больших предательств. Его Святая, Заклинательница Солнца, предназначенная ему мирозданием. Наивная девочка, не набравшаяся опыта и мудрости, чтобы принимать поистине верные решения. Желавшая спасти Равку, но на самом деле никогда не выбиравшая, не любившая всем сердцем ни страну, ни людей. Он был зол, и злость его была оглушительна, питал ненависть к мнимым правителям, возомнившим себя достойными, чтобы занимать царский престол. Что они понимали? Чего они хотели? Амбиции, лишенные мудрости, сила без знаний. Его дом находился на грани полного разрушения, его люди прятались по углам, либо становились виноватыми во всех смертных грехах. Равка всегда воевала, сколько он помнил — боролся за хрупкий мир, за процветание не только гриш, не делал исключений, принимая под свою опеку каждого, кто в этом нуждался. И было разрушено всё то, что создавал долгие годы. Потому презирал сложившийся режим и людей, которые его поддержали.       Алина была его концом, но и его началом. Девочка, привязавшаяся к монстру всем своим существом, пыталась делать, что правильно, но душа жаждала совершенно иного. Догадка, которая пришла ему в голову после осознания собственного воскрешения, оглушала, — Александр пришёл на зов своей Заклинательницы, она была его земным якорем несмотря ни на что, вопреки всему. Их связь, их чувства были сильнее самой смерти. Столкновение двух сил, накрепко связанных, вплетенных в нити судьбы. Ненавидел в той же степени, что и любил. Чувство любви было ему чуждо долгое время, забыл, каково это — выбирать одного человека, принимать со всеми ошибками, со всеми страхами и сомнениями. Любовь...       Фундаментальность жизни на Земле. Их связь всё также существовала, даже после потери силы Алины. Пока он не понимал как, в голове рождались догадки. Был уверен в одном — если ты рождён гришом — этого не отнять. Ведь это — сама суть существа, сила никогда не была подарком, была частью организма, частью души.       Прокручивая в голове момент собственного убийства, чувствовал, что его обдурили, так нагло, без капли стыда. Девчонка, лишившаяся дара света, воспользовалась отпечатком скверны в своей душе. Ведь они части единого целого. Всегда были связаны.       Алина воспользовалась тенью... Как он однажды управлял силой света. Рождался иной вопрос, — как вернуть ей былую мощь? Солнечные солдаты и пальца не стоили той, в чьих жилах некогда струился свет. Успел проверить, проводя месяцы своей жизни в исследованиях, скрываясь, выжидая нужного момента. Искал тех, кто был одарён солнечным светом, проводя эксперименты. Некогда люди, теперь же волшебные существа, — стало казаться, что они — человеческое отражение его волькр. Когда-то давно хотел именно этого — сделать из людей подвластных ему солдат. Заклинание усилило мощь тени настолько, что люди, жившие поблизости, пропитались скверной, стали порождением тьмы, создался Каньон. Илья Морозов не мог точно знать про действие одновременно всех усилителей, — не успел завершить задуманный план. Что, если солнечные солдаты были тем же, чем являлись волькры и ничегои? Разного вида энергия порождает разного вида существ. Это казалось логичным, одновременно с этим безумным. Но черт возьми! Он умер и воскрес, прихватив с того света своих преданных воинов. Взгляд устремился на горящий костер, чувствовал, как собственная мощь пульсировала под кожей, чувствовал, как растекалась по жилам. Как долго был слеп? Как долго отрицал собственную сущность, боясь по-настоящему стать монстром. Сколько раз ему говорили, что волькры —отражение его души, столько же раз повторял про себя. Но теперь понимал, что волькры — отражение человеческой сущности, их истинное обличие пороков, внутренние демоны, что вырвались наружу, приняв естественную оболочку. Мать, что регулярно твердила об ошибке, о власти, о вечности, на самом деле стала первой, кто пробудил в нем ненависть к человеческой расе, к тем, кто убивал гришей, словно дворовый скот. Боясь гибели, пробудила в сыне столь тёмные чувства. Он обещал стать великим, обещал дом для себе подобных — сдержал каждое обещание, но что получил по итогу? Предательство человека по крови. Хотел ли видеть рядом с собой того, кто счёл столь опасным; того, кто действовал за спиной, ведя свою собственную игру. Хотел ли? Хотел ли видеть свою мать подле себя и подарить второй шанс? Нет. Мог оправдать поступок Алины, понимая, что девочке не хватает жизненной мудрости, что чужие мотивы для неё скрыты, когда с Багрой всё было наоборот. На стороне женщины была целая жизнь, длиной в вечность, сотни войн, тысячи потерь, манипуляции человеческим разумом. Она намеренно его предавала из раза в раз, делала выводы, рождая между ними пропасть.       Если начинать новую жизнь, то с теми, кто всегда будет верен ему, пусть таких было не так много, но эти гриши заслуживали того, чтобы восстать из мертвых.       Вторым открытием после собственного воскрешения была даже не открывшаяся мощь, а способность возвращать умерших в мир живых. Ритуал, требующий силы скверны, силы теней и отпечатка энергии, сохранившегося на земле. Индивидуальный усилитель гришей хранил силу, хранил часть души. «Скверна требует платы.»       Как же все ошибались, бросаясь подобными фразами. Скверна требует отвественности, требует готовности принимать последствия. Требует необходимой воли, чтобы не склонить перед ней голову, а жить в балансе. Не сила должна управлять тобой. А ты силой. Вот настоящая правда. Скверна — не живое существо, не человек, жаждущий мести. Это —необузданная энергия. — Иван,— Дарклинг на миг закрывает глаза, слыша шаги одного из своих приближённых.— Разыскал для меня очередного солнечного солдата?— задаёт вопрос, снова любуясь игрой пламени, подкидывает очередную хворостину. — Мы уже выяснили, что они бесполезны. Без заклинательницы они так слабы... — Генерал.— Гриш с привычным уважением склоняет голову, упрямство в его взгляде всегда забавляло командира. — Неужели нет другой заклинательницы? Эта девчонка...— язвительность вместе с пренебрежительностью в голосе не скрыть. Слегка морщится, будто ему противно.— Потеряла свою силу. Зачем она вам?       Морозов вскидывает бровь, обращая взгляд на лесную опушку, совершая глубокий вдох, чувствуя, как морозная свежесть проникает под кожу. Вопрос, который задавал себе многочисленное количество раз с момента воскрешения, с момента, когда впервые увидел Алину во сне. Задавал вопрос, приходя на её зов, наблюдая, ведя себя словно призрак. Видел, как его заклинательница потускнела, как медленно сходила с ума от горя, от боли, от тоски. Цеплялся за каждую мелочь, за цвет волос иссиня-чёрный, такой неестественный, такой чужеродный, вызывающий отторжение. Платина делала её особенной, напоминая о столь ярком моменте проявления былой мощи. В тот день в церкви сияла как никогда, давая свету прорваться наружу. Они были непобедимы, идеальны, пусть и ходили по краю. Пусть это было первое столкновение света и тени, момента их истинного существа.       Сделав из себя брюнетку, будто пыталась забыть прошлое или пыталась не выделяться. Дарклинг знал, что для всего народа Равки Солнечная Святая погибла в каньоне вместе с ним. Пустые слова, очередная сказка для взрослых. Реальность была куда страшнее, куда жёстче. Кажется, что в случае Алины ей действительно пришлось заплатить за предательство, за самообман, за ошибки, за доверие людям, что нагло воспользовались, впоследствии растоптав её чувства. Вычеркнули из военных рядов, из дворцового окружения, потеряв веру в тот момент, когда свет перестал литься из девичьих рук. Глупые люди, непонимающие сути силы. Пусть будет уроком, она его заслужила. Всем приходится взрослеть, приходится нести ответ за каждое принятое решение, приходится учиться. Он взрослел, хороня близких друзей, находясь под стражей, прячась от наёмников, защищая гришей, участвуя в войнах, умирал столько раз, сколько приходилось терять свой народ. — Ты ведь знаешь, что гришами не становятся,— отвечает тихо, не обращая внимание, как Иван хмурится.— Ими рождаются. Заклинателя, особенно такого сильного как Алина, невозможно лишить силы. Энергия Солнца течёт по её венам, нужно только пробудить... — губы растягиваются в усмешке.— Она жаждет вернуть былую мощь, жаждет снова быть значимой. — Вы уверены, что девчонка согласится быть с вами?— мужчина приближается к огню, протягивая руки, чувствуя стихийную энергию.— Вы уверены, что она не предаст вас снова? Что помешает ей это сделать?       Морозов наконец обращает свой взгляд на сердцебита, стоящего подле него, прекрасно понимая причину вопросов и всех сомнений. Но только заклинатель становился свидетелем стольких откровений Старковой, стольких приступов злости, что нет места сомнениям. На этот раз между ними не будет той безграничной пропасти, не будет сомнений в мотивах. — Я могу быть убедительным,— коротко отвечает, не желая пояснять. — Для Первой Армии Алина навсегда останется символом. Она нужна нам для достижения наших целей. А способ как её контролировать оставь мне. — Что делать с мальчишкой, которого я нашёл?— Иван мрачно кивает в сторону, убирая руки за спину, носком сапога пиная еловую ветку.— Будете его проверять? — Усыпи, нам не нужен лишний шум.— Дарклинг трёт переносицу, выдыхая, отчего пар около его рта начинает клубиться.— Может ещё пригодится.       За те два месяца после воскрешения приходится провести колоссальную работу. Он не проснулся другим человеком, сам факт смерти не изменил его, взращённые взгляды, принципы остались всё те же. Цели, преследуемые им столетия, оставались неизменны — построить дом для гришей, поистине безопасное место; достигнуть мира в Равке; минимизировать риск войны с соседними странами. Если будет нужно — подчинит весь земной шар, лишь бы прекратились бесконечные смерти. Александр не любил кровь, ненавидел смерть и убийства, но иногда единственный способ достигнуть мира — это заставить приклонить колени в страхе, граничащим с уважением. Ему надоело подобие мира, подобие жизни, пришлось пожертвовать многим и впредь будет идти до конца. Ведь цель оправдывает средства. Заснеженные просторы Фьерды стали лучшим укрытием, - покинутые дома после масштабных сражений на западной границе одинокой, опустевшей деревни. Судя по разрухе, по сожжённым домам, фьерданцы вели охоту, вели сражение даже с собственным народом. Дрюскели выискивали гришей, безжалостно убивали беззащитных детей, хотели искоренить последователей малой науки в зачатке. Александр давно успел обзавестись союзниками, выискивал безопасные места для собственного пребывания, создавая союзы, заключал сделки, взаимовыгодные. Делал выигрышные ставки, понимая людскую натуру, играя на пороках, на жажде перемен, возможности организовать дворцовый переворот. Не было идеальной страны, восхваляющей правительство, режим и порядки. Стоило зародиться искре, как народ охватило бы пламя. Люди, — уставшие от бесконечных войн, от налогов, которые требовало государство, забирая последнее, дабы армия процветала, —были на грани, мечтали о лучшей жизни, мечтали о благополучии, были готовы восстать. Совсем как в Равке, —низшее сословие находилось в отчаянии.       Нужна всего лишь искра. А Дарклинг готов был устроить адское пламя во имя своих целей. Союз, основанный на желании перемен, на готовности пролить кровь и сомнительном доверии фьерданцев к Чёрному Еретику. Правда, после воскрешения пришлось уверовать не только в высшие силы, но и загробную жизнь. Весь Северный народ был фанатичен, благодаря этому поддавался манипуляциям, далеко не все боялись гришей, многие готовы были преклонить голову перед высшей силой, веря, что их благословили древние боги войны, верили, что те посланы на Землю для спасения всего человечества. Дрюскели в свою очередь были готовы уничтожить всех, любое упоминание не только малой науки, но и всего божественного, зарождая в сердцах обычных людей ненависть к армии.       Вера в чудо всегда была первой искрой. Движущей силой, способной объединить народы, сплотить города, заставив пойти против одного врага. Только глупцы могли недооценивать силу веры, силу религии, силу воспетых Богов и Святых. Стирались расовые разногласия, сословные неравенства — они — единый народ, уставший терять людей, проливать кровь, перестали верить в навязанного правительством врага. Цари, сидевшие на тронах, не понимали желаний простого люда, и это становилось самой большой ошибкой.       Страна — это люди. Восстание — порождение ошибок властителей, яркое свидетельство силы народа, которого перестали замечать. Их лепта, вклад в будущее потомков, жажда перемен, требуемых сердцем. Необходим был лидер, а Дарклинг всегда умел выбирать людей, заглядывая в самую душу, видя потенциал. Союз, рождённый им с одним из потомков первых людей, заселивших Северные просторы, когда только формировалась столица Джерхольм, а трон возглавляли могучие воины, — мужчины, облачённые в меха убитых зверей, верующие в загробную жизнь; в легенды; в силу, что передавалась от воина к воину, от убитого к живому; в Богов, чьи имена призывали забыть.       Вальтер Скёльд был тем самым потомком великой династии воинов, Александр когда-то знал его прадеда Никласа, сражаясь плечом к плечу, обучался военному ремеслу у лучшего, у прославленного воина тысячелетия. Фамилия Скёльд с древнего языка переводилась как щит, династия, всегда защищавшая свой народ, до последнего вздоха. А Вальтер соответствовал значению своего имени — был истинным предводителем, лидером, готовым возглавить Северные земли. Заклинатель был доволен выбором союзника, достигнув переговорами обозначенных целей, мог смело сказать, — они были похожи. Оба познавшие боль предательства, отчаяние, потерявшие стольких солдат, лишившиеся детства, научились держать оборону и нести ответный удар.       Мужчина, пристально наблюдавший за диалогом двух гришей, наконец вышел из леса, ему не нужно было слышать, чтобы понимать суть разговора — верный солдат опасался за своего командира. В нынешнее время сложно было доверять людям, но у каждого, кто готовился к войне, должны были быть рядом преданные воины, готовые отдать свою жизнь. Меховая накидка защищала мужественное тело от холодной погоды, столь привычной. На фоне своих солдат он кажется самым высоким, широкоплечим и массивным, за глаза его называют медведем, — в пылу злости также безжалостен. — Иван недоволен,— замечает фьерданец, усмехаясь, изгибает бровь, над которой виднелся шрам, полученный в одном из сражений.— Даже не пытается это скрыть. — Он не понимает, зачем мне нужна Алина,— Дарклинг хмурится, снова устремляя свой взгляд в огонь.— Ему достаточно знать, что причины есть. — Это та, что убила тебя?— Вальтер качает головой, не скрывая улыбки.— Ты знаешь, что именно женщины были причиной многочисленных войн и поражений мужчин? — тот встал напротив костра по левую руку от заклинателя,— Прекрасные девы способны на те поступки, что воинам даются с трудом, если одержимы верой и целью. — в его глазах цвета моря плещется огонёк веселья,— Эти создания способны поработить, хитро управляя нашими слабостями, именно поэтому мой народ так суров по отношению к ним,— губы, скрытые щетиной, слегка дрогнули, сжавшись в тонкую полоску, а тело напряглось, поддавшись воспоминаниям прошлого.— По этой же причине трон занимает королева, — они способны наступить на горло своим чувствам, и, если понадобится, — убить. — Мой друг,— Александр оборачивается, пристально вглядываясь в профиль союзника.— Кажется, тебе знакома сила женского коварства. Не только мне вонзили клинок в сердце. Скёльд хмурится, встречаясь взглядом с предводителем гришей, заметно кивая: — Будь осторожен. На карту поставлена не только судьба Равки,— в его голосе звучат дружественные мотивы, русые волосы колышутся от каждого порыва ветра.— Не дай ей снова тебя убить. Боюсь, второй раз ты воскреснуть не сможешь. Гортанный смех разносится по поляне около леса, несколько воинов оборачиваются, искренне удивляясь столь открытому проявлению эмоций того, кто облачен в чёрное. — Кто знает,— произносит Морозов, улыбаясь впервые за долгое время.— Могу сказать наверняка, Солнечная святая усвоит свой урок за ошибки.       Уже ночью, когда все разошлись по уцелевшим домам, ставшим пристанищем для новой армии гришей и людей, заклинатель Теней перебирал старые записи Морозова старшего, которые сумели достать шпионы, побывавшие в Шухане. По некоторым источникам, последнее место, где был замечен Илья, была именно эта местность. Что же, шпионы не обманули, интересно, была ли также правдива одна из теорий, что Жар - Птица является прародительницей сил Света? Усилитель,— такой близкий по духу с энергией Солнца, — птица действительно могла быть тотемным животным заклинательницы. Но Алина отпустила её, может и зря. Очередная ошибка? Или в будущем шанс для возвращения силы?       По древним писаниям, первые гриши способны были вобрать силу волшебного существа, став с ним единым целым. А что, если этот механизм станет ключом? Что, если порождением скверны была разного рода энергия, — не только темная, но и светлая. Сила гриш фундаментальна, Илья многократно писал, что сила может быть безгранична, что подвластны все элементы стихии. Энергия Света и Тени была гораздо опаснее, для неё недостаточно родиться гришом, нужно быть кем-то или чем-то, существом, коснувшимся истоков всего сущего. Кто же был он сам? Багра? Алина? Экспериментом Морозова? Что сумел проделать дед, добившись подобной силы, заключённой в людях. «Гриши не могут быть усилителем.»       Совершенно неверное утверждение, — первая брешь в понимании малой науки. Второй брешью стало то, что гриши неспособны создавать что-то новое. Александр же доказал обратное, обуздав силу материи. Сама мать называла это «творением в самом сердце мира». Каньон был творением. Его сила была фундаментальна, от этого безгранична, как и сила Алины. Они были созданы мирозданием в разное время, для баланса конечно же. Равные друг другу... Ему её обещали...       Старкова была соткана из потока сил Света. Носила отпечаток скверны, которая усилила связь, сплетая их души так тесно. Сама смерть не смогла их разлучить. Порой ощущал, как в ушах отдаётся звук девичьего голоса, чувствовал зов, способен был различить ход чужих мыслей, эмоций, принадлежавших именно ей. Она была его проклятьем, его слабостью и одновременно с этим силой. Их связь, набравшая обороты, позволяла приходить к ней, молча наблюдать, стоя где-то в стороне; позволяла видеть сны одни на двоих.       Ему стоит прикрыть глаза, сконцентрировав внутреннюю энергию, как с открытием глаз, часть сознания оказывалась подле неё. Затхлый запах старого здания ударяет в нос, свечи еле-еле освещают маленькую комнату с минимальным количеством мебели. Александр успел облюбовать одно единственное кресло, когда появлялся посреди ночи, наблюдая за спящей девушкой, которая была столь беззащитна. Алину часто мучили кошмары, из-за чего просыпалась со слезами на глазах или в немом крике, смесь ужаса поселялась в карих глазах, воспоминания прошлого преследовали из ночи в ночь. Момент убийства, того, как кинжал проникает в плоть, принося пронзающую боль, порой они оба наравне чувствовали, как смерть тянет свои костлявые руки, окутывая, утягивая за собой. Порой, он позволял себе её коснуться, желая усилить силу света, сначала не чувствуя ничего, только покалывание на кончиках пальцев, ощущал бархат кожи. Не оставлял попыток, понимая, что Алина всё ещё гриш, иначе бы его не было на этой земле, не было бы связи, не было бы ничего.       Не переставал наблюдать, испытывая девичьи нервы на прочность. Молчал так долго, наказывая, видя, как та сходит с ума, одолеваемая сомнениями, называя призраком, видением, игрой сознания. На что только усмехался, смотря так пронзительно, так колко. Ему было жизненно необходимо приходить, стало важной потребностью, а может было всегда. Он был зол, когда слышал, как девушка изливала душу, проклиная саму себя. Хотел бы ненавидеть, хотел бы представить на месте своего врага. Заклинательница, убившая Генерала Киригана, потерявшая в одночасье свой дар, истязала себя чувством вины; потеряв близких людей, содрогалась в рыданиях, прокусывая ладонь до крови; мучившаяся чувством тоски, боли от утраты людей, которых любила. Пыталась быть сильной, занимаясь поистине благородным делом.       Воспитание детей-сирот держало её на плаву, иногда Морозов ощущал восхищение внутренней силой и стойкостью, понимая, почему именно она стала той равной. Узнавал в отказнице себя, когда-то также учил юное поколение уму-разуму, стараясь привить принципы, взгляды на жизнь и научить думать собственной головой, что было сложнее всего. Неважно, —гриш по рождению или людское дитя — для него они всегда были той святыней, той неприкосновенностью, которой не должна была коснуться жёсткость взрослого поколения. Он, лишившийся детства, мечтал подарить его другим, совсем как Старкова.       Ощущал нотки сочувствия, когда девушка приходила на могилу к Малу, рассказывая о проведённой неделе, о событиях в соседних городах, слыша злость и обиду, слова, что были наполнены яростью, явно не поддерживающие людей, занимавших высокие чины. — Мал, это нечестно, несправедливо,— шумно дышит, комкая подол хлопковой рубахи, одетой явно не по размеру.— Мы хотели другого. Я боролась за гришей, за дом...— она пытается скрыть дрожь в руках, чувствуя ярость, заполняющую каждую клеточку тела.— Это не то, за что стоило умирать и лишаться силы. Возможно, Дарклинг всегда был прав...       Резко замолкает, совершает глубокий вдох, прикусывая губу до крови, желая заглушить душевные муки. Большие карие глаза, обрамлённые чёрными ресницами — на дне радужки пустота. Тот огонь жизни, тот огонь борьбы погас, стоило ощутить себя никем, брошенной всеми. Александр замечает одинокую слезу, желая стереть ту с щеки, но сдерживает собственный порыв. В такие мгновения вся злость испаряется, а щемящее чувство в груди распространяется. Он не перестал желать её, наоборот, — эта тяга только усилилась. Самое настоящее наваждение или проклятие. — Ты бросил меня. Бросил...       Сердце святой разбито, люди называют подобное чувство именно так. Боль от потери оставляет глубокий шрам. А на его груди буквально виднелся рубец, тонкая розовая полоска, свидетельство не просто раненого сердца, буквально убитого. Дарклинг знал, что рана у них одна на двоих. Помнил те слёзы, что омывали девичье лицо, помнил те минуты прощания и данное ею обещание. В те минуты он умирал не один... Это была первая трещина на её душе, первый шрам, заставивший загибаться от чувства вины, от тоски, а позже от осознания собственных ошибок.       Когда их взгляды встречаются, Старкова на мгновение перестаёт дышать, они стояли друг напротив друга на опушке леса, тогда она впервые его узрела, в один из солнечных дней. Связь будто обрела ещё одну нить, притягивая друг к другу как можно ближе. Звенящая тишина окутывала, как энергия, вибрирующая на кончиках пальцев. В очередной раз придя на зов заклинательницы, не ожидал быть увиденным. Девушка изучала глазами, всматриваясь в лицо, замирая от удивления. Александр знал, — радужка, практически слившаяся со зрачком — ещё одно свидетельство воскрешения, яркий отпечаток скверны, — именно глаза привлекали столь много внимания. В остальном, он был прежним, ухмылка, такая коварная и манящая, будто каждый раз искушал. От былых шрамов на лице не осталось даже намёка.       Алина практически сразу решила, что он — плод её фантазии, больная галлюцинация, способ скрыться от удушающей реальности. Он стал её пыткой, её временным спасением. Тем, с кем не чувствовала себя одинокой, брошенной. Заклинатель думал, что получит колоссальное удовольствие от внутреннего падения той, что убила, что разбила сердце, что предала не только его, но и всех гришей. Искренне надеялся, что сможет ненавидеть, сможет презирать, ведь способность к прощению, а тем более к милосердию утратил давно. Их судьбы тесно сплетенные, будто чья-то злая шутка, злой рок, проклятие. Пытался убить на корню любое проявление чувств, жаждал наказать, проучить.       Молчал так долго, каждый раз пытливо всматриваясь, гипнотизируя своим пронзительным взглядом, от которого любому было бы не по себе. Чувствовал приступ ярости от каждого нового полученного письма из дворца. Вот они — так называемые друзья, бросили свою Святую, стоило ей перестать светить, выбросили, словно испорченную вещь. Не проявив в сторону Алины ни капли сочувствия, письма, что были пропитаны дежурными словами скорби, поддержки. Сплошная фальшивка. Юнцы, возомнившие себя правителями Равки, посчитали себя достойными для столь ответственной работы. Его окутывала злость, сколько пришлось услышать в свой адрес громких обвинений, что он — манипулятор, хотел лишить власти, завладеть силой, господствовать. И ни разу не дали слова, не выслушали, ставя клеймо вруна, монстра. Но Александр не был таким, все его помысли были лишены эгоизма. Всю эту вечность держал данное слово — пытался создать безопасный дом для гришей. Не стремился себя обелить, был согласен носить статус монстра, тирана, завоевателя — это всё не имело значения, главное — цель, которую столь долго преследовал. В отличии от Николая, был честен, откровенен, насколько было возможно, но не был услышан.       Понял, что пора выйти из тени, когда его Святая решилась на отчаянный шаг, поддавшись разрушительной боли. Думал ли он, что Алина способна на смерть? Иногда, но каждый раз убеждался, что девчонка сильнее, чем кажется. У всего был предел. Не был уверен, стал ли окончательным триггером, когда неожиданно покинул её, или приезд давней подруги выбил из колеи. Женя была отлично обучена дипломатии во дворце, была хитра от рождения, именно поэтому столько лет пробыла шпионом возле королевской династии. Она всегда была предателем — это была её суть, предана только себе. С таким другом врагов иметь не обязательно.       Видел, как Старкова от злости переключилась на боль и отчаяние, как сдалась, как молила его не уходить. Он бы и рад никогда не оставлять заклинательницу, но не сумел наступить на горло собственному приступу злости, вспоминая, как убила, как обманула, как оставила одного. Хотелось расквитаться, наконец отпустить жаждущее чувство отмщения. Её помыслы о собственной смерти оглушали, заставляя внутренности неметь от забытого чувства страха. Александр впервые боялся так сильно… Боялся потерять искренне, не думая о силе, о Равке, о грядущей войне. Был в ужасе от понимания возможности утраты. Потеряв в своё время стольких людей, давно не чувствовал столь сильного отчаяния… Люба…       В памяти сразу всплывает образ юной девушки, погибшей у него на руках. Так ярко помнил парализующие эмоции, боль вместе с злостью, отчаяние. Он не мог потерять Алину, не мог потерять снова кого-то столь близкого и родного, кого-то особенного. Не решался озвучить то заветное слово, то определение, которое непременно принесёт перемены в его душе и сознании. Если Любу у него не было возможности спасти, то Старкову был просто обязан.       Ничегои всегда находятся подле хозяина, их связь больше ментальная, чем физическая. Один из них пришёл на его зов, пришёл, чтобы спасти, явно нарушая саму его суть. Ведь они всегда жаждут крови и смерти, жаждут хаоса, питаются страхом, пороками, болью. Первый раз, когда ничегой делал что-то во благо, идя наперекор своей природе. Александр видел, как тот тянет свои когтистые лапы, истекает слюной, поглощая эмоции заклинательницы. Смиренно выполнял команду, словно цепной пёс, пытался угодить хозяину, вовремя остановившись. Наградил небольшой ссадиной на руке, подтверждая реальность существования твари, восставшей из мертвых. Морозов знал это максимальное проявление сдержанности, на которое были способны его персональные монстры.       Дарклинг знал, что этот шаг был единственно верный, что только так может спасти. Знал — Алина поймёт, догадается, сложив все факты воедино, рано или поздно ему бы пришлось заявить о своём восстании из мертвых. Лучше так. Лучше, если девушка будет жива, вероятно снова воспылав к нему ненавистью, обвиняя во всех смертных грехах. Ему достаточно чувствовать, что их сердца бьются в унисон друг другу. Так спокойнее, так легче. Совсем скоро они встретятся, всегда это знал, а где-то в глубине души жаждал больше всего. Даже больше, чем возвращения её силы.       Громкий, отчётливый стук в дверь заставляет вернуться в реальность, переодически чувствовал зов, но упорно не приходил, блокируя собственное сознание. Необходимо было всё тщательно обдумать, выстроить чёткий план. Входная дверь открывается практически настежь, впуская в небольшую комнату промозглый холод. Вальтер выглядит напряженным, взгляд пронзительно холодный, сдержанный. Военная привычка, закалённая в боях — не выдавать ни одной своей эмоции. Но Морозов видит, как плотно сомкнуты его губы, а зубы, кажется, стиснуты до скрежета. Понимает, что без надобности в столь поздний час никто бы не побеспокоил. Командир фьерданцев стряхивает снег с мехового воротника, пытаясь скрыть своё напряжение. — Мой человек вернулся с границ,— начинает говорить вкрадчиво, смотря в лицо Киригана.— Была стычка на границе. Дрюскели против небольшой группы гришей.— во взгляде обоих мужчин читается напряжение.— У них был приказ сместить дозорный пост, видимо первая армия боялась нападения. Семеро молодых гриш убиты, трое взяты в плен.       Малая группа Второй Армии всегда состояла из десяти человек. Александр когда-то сам составлял подобные группы в зависимости от таланта гриша и того, как они лучше всего взаимодействует между собой, достигая идеального баланса силы. Он чувствует, как внутренности скручиваются от злости, как тьма вокруг него начинает сгущаться. — Пленных гришей отвезут в тюрьму, а после могут передать в одну из лабораторий.— Скёльд чуть морщится, зная, как в тюрьме обращаются с одаренными, смерть станет сладостной мечтой.— Вероятно, это была ловушка. Дрюскели вместе с солдатами могли специально проникнуть на территорию Равки. Гришей точно ждали.       Дарклинг замер, прокручивая в голове слова фьерданца, ненависть клокотала где-то в районе груди, заставляя продумывать план спасения выживших гриш. Он не мог допустить, чтобы их довезли до тюрьмы, не мог допустить плена, а впоследствии пыток новым оружием. Был наслышан о столь мучительной участи, которая ждёт пленников. К гришам дрюскели относились с особой злобой, проводили эксперименты один за другим, не оставляя шансов на спасение. Охотники получали истинное удовольствие от пыток, от унижений, заставляя тех мучиться. — Ты знаешь, по какому маршруту они двигаются?— Морозов спрашивал требовательно, посмотрев на Скёльда, увидел положительный кивок, отчего расслабленно выдохнул. У них был шанс.— Прикажи седлать лошадей, поедем вчетвером. — Уверен? Не нужно больше солдат?— Вальтер положил ладонь на рукоять меча, заправленного в ножны.— Их численно больше. — Я убью каждого лично,— голос был наполнен стальными нотками.— Мы нападем незаметно. Эффект неожиданности. Численный перевес не так важен с армией скверны.       Его взгляд чернённых глаз был гораздо красноречивее слов, он будто обещал, что устроит ад на земле, что Фьерда ответит кровью за своих людей.                               ***       Ночное небо, непривычно ясное; отчётливо проглядывались россыпи созвездий, собравшихся вокруг растущей Луны. Казалось, что природа замёрзла в ожидании чего-то страшного. Как бывает перед большой битвой — мир замирает, даже ветер не клонит лесные опушки, будто не желая нарушать последние минуты тишины, которая начинает давить на нервные окончания. Четверо всадников умело управляют лошадьми, объезжая корявые деревья, переодевая преграды. Александр управляет вороным конем, скача вслед за двумя фьерданцами, знавшими здешние леса как свои пять пальцев. Вальтер впереди, за ним его верный друг и солдат, человек, которого считал братом не по крови, по духу — Рагнар. Отважные воины, которые не боятся оружия дрюскелей, не боятся самой смерти, а их молитвы были направлены Богу Войны для благословения и удачи. Иван не отстаёт, не переставая озираться вокруг, его меховая кефта с отделками коричневой кожи больше не показывает принадлежность к ордену, но всё также защищает тело от пуль.       Фабрикаторы, которые входили в число «Последователей Чёрного Еретика», выполняли свою прямую функцию, создавая защитную экипировку и оружие для тех, кто присягнул на службу Дарклингу, поддерживали жизнь своего командира наравне с целителями, именно с их помощью соединив несколько направлений Малой Науки, смогли излечить тело. Пытались найти возможность воскресить, за что впоследствии были вознаграждены. Морозов никогда не забудет тех, кто помог, кто остался верен и не поддался страху, кто разделял его цели.       Персональная армия гришей, состоящая из последователей. Больше не было орденов, цветных кефт. И никогда ещё Дарклинг не видел столь сплочённых людей. Каждый был важен, вне зависимости от дара, которым обладал. Они защищали друг друга, защищали Заклинателя Теней, а он в свою очередь был готов создать для них мир.       Когда Рагнар и Вальтер одновременно взмахнули рукой, призывая остановиться, гриши тут же дернули поводья, спешиваясь с лошадей, привязывая тех к дереву. — Мы далеко от дозорного пункта,— вполголоса сообщил Скёльд, убирая с головы капюшон, явно прислушиваясь.— Дальше идём быстрым шагом, не создавая лишнего шума. Они думают, что тут безопасно. Но дрюскели всегда настороже, у них острый слух. — Нельзя их недооценивать,— вклинился в разговор Рагнар.— Чаще всего, они все смертники. Для них лучше смерть, чем поражение. — Смерть уже рядом,— прошептал Александр, всматриваясь в лесную чащу, замечая лёгкую дымку от костра, понимая, в какую сторону им двигаться.— Иван, ты спасаешь гришей. Уроки целительства тебе пригодятся. Запомни, ты спасаешь гришей, не меня.       Корпориал нахмурился, но кивнул, соглашаясь со своим командиром. Он знал, что за Дарклингом стоит целая армия существ, гораздо опаснее и безжалостнее, нежели дрюскели. Они двигались быстро, мелькая в сумраках леса, окружая временный лагерь. Уже слышались приглушённые голоса с грубым говором, гортанный смех и тяжелое дыхание пленных гришей. Когда их накрыла тьма, призванная Морозовым, стали раздаваться громкие голоса, с отчётливым приступом страха, отдаваемые приказы и звуки оружия, что палили в пространство.       Заклинатель различал пленных гришей, лежащих на снегу, их кафтаны - два синих и один красный, кажется были в крови. Слышал, как солдаты столкнулись оружием, видел, как дрюскели группировались, пытаясь дать отпор ничегоям, пришедшим из тьмы. Чувствовал ярость, ощущал жгучую ненависть и желание наказать тех, кто посмел лишить жизни его людей. Иван склонился над одним из эфириалов, шумно выдыхая, понимая, что помочь нельзя. Дрюскели палили не в людей, которые их окружили, — палили в гришей.       Металлический запах крови ударял в нос, щекотал рецепторы. Раздавалось бешеное рычание, звук распоротой плоти, крики людей. Когда Александр понял, что спасать некого, ощутил неконтролируемый прилив силы тьмы, ощутил всепоглощающую скорбь и отчаяние, ненависть, способную уничтожить мир. Выжившие дрюскели узнали его, того самого Чёрного Еретика, пытались даже убить. Но он — Король Теней — был беспощаден. В привычном жесте руками создал теневой разрез, убив четверых последних одним взмахом руки, рассекая воздух. За ними пали солдаты-тюремщики, сражавшиеся с его союзниками. Лужи крови заливали снег, половина тел валялась возле костра, другие тела продолжали терзать ничегои, чувствуя нескончаемый гнев своего хозяина.       Иван склонился над юной девушкой в красной кефте, которая дышала столь тяжело и мучительно. Пытался найти рану, чтобы попробовать исцелить. Александр присел на колени возле неё, отбрасывая свои кожаные перчатки, беря девушку за руку. Пытаясь заставить бороться, взывал к её силе. На вид ей было не больше пятнадцати, светлые волосы, заплетенные в тугие косы — никогда в военных операциях не участвовали столь юные гриши. Она же была ещё ребёнком, непонимающим, как правильно действовать в чрезвычайной ситуации. Этот курс обучения был только впереди, как и вся жизнь. Но теперь во дворце были другие порядки, другие командующие. Будь они прокляты! — Кто отдал вам приказ? — Александр мягко, по-отцовски проводит пальцами по лбу, волосам, пытаясь напитать девичье тело энергией. Ему кажется эта девчушка до боли знакома, он хорошо помнил детей, привезённых во дворец. Она была одной из них.— Натали, это ты? — Генерал Кириган…— шёпот, еле различимый, срывается с губ, она разлепляет веки, взгляд затуманен болью.— Вы узнали меня, не забыли,— кашель срывается с багряных, потрескавшихся губ, слышно, как кровь хлюпает где-то в горле. — Они отравили, это какое-то новое оружие… Ловушка, нас ждали… Их было так много. — девушка говорит прерывисто, хватая ртом воздух.— Они убили Колю…убили всех, нам никто не помог, — слёзы катятся из её глаз, цепляется пальцами за руку побледневшего генерала. — Приказ пришёл из дворца… Зоя теперь главная и Ланцов…они…       Булькающий кашель и отрывистый шёпот нарушает болезненную тишину. Морозов смотрит на Ивана, вопросительно, с надеждой, с желанием увидеть положительный ответ. Впервые за долгое время взгляд наполнен эмоциями. Корпориал склоняет голову, отрицательно качая головой, так сокрушенно, пытаясь до последнего исцелить тело. Энергия его и Александра продлевает последние минуты жизни. — Тшш,— Морозов убаюкивающе гладит голову девочки.— Молчи, береги силы. — Было так больно…— очередной хриплый выдох срывается с губ, взгляд обращён на мужчину, она поднимает ладонь к его подбородку. — Коля верил в вас… хотел мира… мы все хотели… вы…— её рука падает в снег, лишаясь последних сил. — Дали нам дом когда-то… спасли бедных сирот…       Александр пальцем стирает кровь, что стекает по подбородку, обращая свой взор на звёзды. Впервые за долгое время чувствует слёзы, что подступают, а предательский ком в горле не даёт говорить. — Ничего не бойся, Натали. Ты в безопасности.— наконец вымолвил он. — Спасибо…— снова кашляет, обращая свой последний взгляд на созвездия, на красивую, зимнюю ночь.— Мне больше не страшно…       И это последнее, что срывается с девичьих губ. Морозов чувствует, как испускает последний вдох, прижимая безжизненное тело к себе, как сердце в грудной клетке замирает, переставая биться. Он шумно дышит, злость вместе со скорбью заполняют всё существо. Ничегои, находившиеся позади него, издают звуки, напоминающие вой, трепещут крыльями, взымаясь в ночное небо. Тени медленно клубятся вокруг него и тела девочки на руках, отчего Иван, Рагнар и Вальтер отступают назад.              Александр не понимает, как можно было взять в ряды военных столь юных гришей, не понимает, как можно было пожертвовать жизнями невинных. Ведь эта операция заведомо была обречена на провал. Они не послали опытных заклинателей, они послали детей. Их жизнь была святыней, на которую они посягнули. Им не будет прощения. Его тьма найдёт отмщение за каждого невинно убитого. — Я приду за каждым из них. Они понесут своё наказание за смерть этих детей. За смерть каждого гриша, — обращает свой тёмный взгляд куда-то вдаль. Это не просто обещание, это клятва срывается с его губ. Смертный приговор.— Да будет так.       Звериный рёв ничегоев и волькр разносится по Северной территории, подтверждая слова своего хозяина. Никому не скрыться от наказания.