Следуй за мной

— Мам, скажи, я какой-то не такой? — спрашивает Чонгук, крутясь около зеркала в небольшой комнатушке Мины. Женщина недовольно цокает, отрицательно мотая головой, а омегу это почему-то совсем не успокаивает. — Почему тогда он так поступил со мной? — Своей головы у него на плечах нет, вот и все, — плюется старшая, разбирая какие-то простые вещи для Чонгука, чтобы тот смог одеться. — Он на троне не окреп еще, Совет имеет власти больше, чем этот мелкий щен… — Мама! — вскрикивает Чимин, прикрыв уши пришедшему вместе с ним Джисону. Маленький альфа быстро-быстро краснеет и жмурится, завидев оголенную спину короля Омег. — Без выражений, мне Юнги дома хватает. — Да как без выражений, — вскидывает руками Мина, вспоминая все дни, когда успокаивала чужие истерики и вытирала бегущие слезы с щек. — Открутить бы ему что там болтается, чтоб не сувал куда попало. Иш че придумал, да я ему уши надеру, появись он тут! Чонгук улыбается, надевая на себя простую светлую рубашку. Идея побыть несколько дней в деревне кажется ему очень хорошей. Он впервые вздохнул полной грудью теплый воздух, когда помогал беременным омегам делать заготовки. Чимин не отлипал от него, а вместе с ним и Джисон, что постоянно ходил в обнимку на его руках. Юнги, глядя на эту сладкую картину, ревновал, и начинал капризничать похуже ребенка, пока на него не обратят внимание. И Пак со всей своей любовью его одаривал мягкими поцелуями в щеки, а сам ютился в теплых объятьях, готовый заурчать от удовольствия в любую минутку. Чон откровенно радовался за друзей, но и не мог скрыть зависти. Ему тоже хочется вот так смотреть на кого-то со звездами в глазах, хочется поцелуев и уюта, чувствовать за своей спиной крепкую грудь в качестве поддержки. Сейчас омега последний раз окидывает себя в зеркало, цепляясь за оставленные на теле шрамы, а после возвращает внимание к маленькому альфе. Джисон протягивает ему букетик собранных в лесу ромашек и густо краснеет, кажется, еще чуть-чуть, и он побежит прятаться за папу. Чонгук принимает подарок из чужих ладошек с улыбкой, и целует малыша в щеку, обнимая. — Спасибо, мой герой. — Хен, а когда я вырасту, я могу взять тебя в мужья? Папочку взять не могу, он же мой папочка, и отец запретил… А ты? Ты уже чей-то муж? — Все слишком запутано, малыш, — отвечает омега, поглаживая пушистые волосы. — Тогда я могу бросить ему вызов и забрать тебя! Отец сказал, что в древности так делали. Он хорошо готовит меня, чтобы я стал воином, я сражусь за тебя, хен. Правда-правда! — Бросишь вызов самому королю Киму? — смеется Чонгук, а Джисон медленно кивает, будто обдумывая свой выбор. — Да какой там король, — продолжает ворчать Мина. — Не король, а простой по… — Мама! — в один голос кричат омеги, вызывая счастливую улыбку на губах женщины. Старшая омега суетится по дому, когда на входе раздается глухой стук. Она слышит, как за ее спиной вырастает любопытный Чонгук с Джисоном на руках, пока Чимин безразлично поедает испеченные пирожки с утра. Мина распахивает дверь и встречается взглядом с Тэхеном, что похож на побитого щенка. Женщина складывает руки на груди, смотрит с презрением, изучает, уничтожает его своей властной аурой, словно она правительница, а он провинившийся ребенок, пришедший просить милостыню. — Зачем пришел, щенок? В свой дом я тебя пускать не намерена, уходи, пока веник в руки не взяла. — Госпожа Мина, не забывайтесь, — по слогам говорит Ким. — И что? Что ты мне сделаешь? Сердце разобьешь? Спасибо, разбил одно, собрали кое-как по кусочкам. Говори, чего хотел, или проваливай. Не зли меня, Тэхен, я хоть и старая, но за своих детей отпор дать могу, мало не покажется. — Хочу поговорить с Чонгуком, мне сказали, что он у вас. — А он не хо… — Мама! — тихо шипит стоящая позади омега. Чон, гордо подняв голову, выходит на крыльцо, опуская Джисона на землю. Альфочка загораживает собой старшего, словно защищает от Кима, и смотрит так пристально, изучает ауру короля на нотки опасности. Чонгук закрывает дверь и кивает женщине, мол, все в порядке, а после поворачивает голову обратно, смотря прямо в чужие глаза. — Что Вы хотели? — Поговорить. — Говорите, я слушаю Вас. Тэхен слегка тушуется от холодного тона омеги, но после прочищает горло и выпрямляется, готовый вещать. Под ребрами что-то неприятно колет, стоит ему мазнуть взглядом по ровному следу от метки. Его метки. Она полностью затянулась, и должна радовать альфу тем, что выглядит как украшение… Но на Чонгуке она смотрится как шрам, уродливое клеймо недостойного мужа. Волк внутри беснуется, хочет подойти к паре, облизать мокрый нос и уткнуться лбом в чужой мех, стыдливо опустив уши. Тэхен виноват перед ним так сильно, что нельзя подобрать нужных слов… — На границах вновь были замечены Одичавшие. Я вышлю в Ваш город подкрепление. — Хорошо, — спокойно соглашается Чонгук. — Нужно собрать Совет и обговорить дальнейшие действия, так же решить судьбу деревни. Сейчас тут становится менее безопасно, даже под покровом духов, нужно возвращать всех в города. — Предлагаете разделить омег и альф? — У нас нет иного выбора, к сожалению. Новый город еще строится и не имеет даже стен, что защитят людей от нападения. Если альфы захотят, мы любезно примем их вместе с беременной парой у себя, думаю, так будет спокойнее. За закрытыми стенами я вижу всех, слышу и чувствую всех, а лес… Если он укрыл однажды, не значит, что он поможет снова. Тут я не смогу прийти на помощь своему народу в случае опасности. Люди с трепещущими сердцами слушали итог небольшого собрания, и сразу начали собирать необходимые для возвращения вещи. Чимин тоже суетился по домику вместе с Джисоном, омежья сущность никак не хотела покидать излюбленные комнаты. С ней связано так много хорошего, что хрустальные слезки сами скатываются с глазок. — Маленький мой, что случилось? — Юнги оказывается очень вовремя рядом со своей парой, аккуратно обнимая трясущиеся плечи. — Кроха, ну, поговори со мной… — Неужели вот так все закончится? — хлюпает носом омега, вдыхая побольше родного запаха своего альфы, успокаиваясь. — Ты же не сможешь поехать со мной в город, да? Вернешься к себе, ты же советник… А вдруг я рожу?! Ты приедешь ко мне? — Конечно, я буду постоянно навещать тебя, — шепчет Мин, оставляя нежные поцелуи на пухлых щеках. — Джисони-и будет с тобой, Чонгук и Мина. Если ты начнешь рожать, то я сразу примчусь к тебе, свет мой, ну же, посмотри на меня. Чимин аккуратно поднимает красное от слез личико, продолжая шмыгать носом. Альфа улыбается, этот милый беременный комочек вызывает в нем столько теплых и ласковых чувств, что рвутся из груди приятным клокотанием, успокаивая нервную пару. Они трутся носами, передавая друг другу всю свою любовь и нежность, что сейчас так необходима обоим. — Все будет хорошо, верь мне, маленький, — горячий шепот Юнги опаляет розовую щеку. — А потом я заберу Вас с Джисоном в домик, который почти достроили. Там все будет так, как ты любишь: кровать около камина, уютная кухня… — Главное, чтобы там были Вы, — отрицательно машет головой омега, прикладывая ладошку к щеке мужчины, слегка поглаживая грубую кожу хрупкими пальчиками. — Джисони-и, иди сюда, сладкий. Ребенок сразу оказывается на руках у отца, окутываемый двумя родными запахами. Он смеется, когда Чимин покрывает его личико поцелуями, прижимая маленькое тельце ближе к своей груди. Так спокойно и уютно, атмосфера, где ничего не хочется, да и не нужно говорить. Джисон устраивает голову на плече альфы, сладко причмокивая губками во сне, что забирает его в свои объятья. — Малыш, — шепчет Чимин, перебирая мягкие волосы сына. — Нам нужно вернуться в город, мы будем жить с дядей Чонгуком и бабушкой Миной, хорошо? — А папа? — медленно лепечет Джисон, сильнее обвивая крепкую шею мужчины руками. — Папа будет приезжать к нам, у него дела в другом городе, — ласково отвечает омега, видя, как появляется складочка между густых бровей ребенка. — Правда будешь приезжать? — обращается он к Юнги, а тот кивает, не скрывая счастливую улыбку. — Обещай мне, что будешь защищать папочку и следить, чтобы он не натворил глупостей, — дает наказы Мин. — Остаешься за старшего, ты альфа, твоя обязанность всегда оберегать тех, кто слабее. — Да, пап. — Люблю вас, — тихо шепчет альфа, прижимая к груди самых дорогих в мире людей. Свою семью. Небольшие караваны с омегами и их парами отправляются в столицу, сопровождаемые воинами. Юнги провожает их взглядом, сидя на коне, хотя сердце рвется поехать со своей семьей, укутать их в теплые одеяла и следить за самочувствием. Но его ждет долг перед народом и королем, что сейчас находится рядом, изучая даль. — Знаешь, трудно жить, когда тебе даже не у кого спросить совета, — разрезает тишину Тэхен, запрыгивая на лошадь. — Я бы многое отдал, чтобы поговорить сейчас с отцом… — Он бы оторвал тебе голову, если бы узнал, что ты сотворил с Чонгуком, — невесело хмыкает Мин, дергая поводья. — Мы можем только отправиться к ним на могилы, если ты хочешь. — Но мы без всего, — говорит Тэ, показывая на себя. — Не принято приходить к умершим без гостинцев. — Мы их дети, думаешь, им важны цветы и сладости? — Мин пожимает плечами и держит курс в сторону, противоположную от дворца. Ким следует за ним. Тут почти ничего не осталось: все давно разрушило время, оставив после себя голую почву и торчащие из земли обугленные балки. Природа медленно, но верно, взялась за этот участок, засаживая его легкими васильками, что теперь встречают путников ласковыми кивками бутонов. Налившаяся зеленью трава мнется под ботинками, стоит мужчинам слезть с лошадей и дальше держать путь пешком, стараясь не нарушить покой других усопших здесь. Тут их больше не встретят яркими улыбками, никто не утащит в родительские объятья, поглаживая по головам. Никто не даст совета, или пожурит за сказанные слова, только ветер ласково гладит щеки, стараясь успокоить растроганное сердце. — Пришли, — шепчет Мин, оставляя лошадь чуть позади. Перед ними стоит разрушенный дом, между стенами которого гуляет сквозняк. Внутри него раскинулось высокое дерево, успевшее вырасти за такой короткий срок, словно благословение для двух истерзанных утратой душ. Юнги идет первым, медленно ступая по сухой земле, опускаясь на колени почти у самых корней. На стволе ножом выскребаны два имени, а внизу пустые от засухи чашки, которые уже давно дали трещину. На них не смотрят два портрета, но оба знают, что их слышат. Тэхен присаживается рядом, смотря пустыми глазами в имя матери, и не может сдержать бегущих по щекам слез. — Мам, прости, я столько дел наворотил, — едва слышно говорит Ким, опуская глаза к земле. — Столько сделал, ты всегда говорила слушать свое сердце, но я не смог… И потерял того, кто впервые открылся и доверился мне. Что мне делать, мам? Мне впервые так страшно, я запутался. Я такой жалкий… — Помнишь, отец всегда говорил, — медленно проговаривает Юнги, поднимая красные глаза на брата. — Быть молодым и слабым это не грех. Нужно всегда уметь принимать свои ошибки и находить пути их исправления, ты молодец, раз признал себя виноватым. Мы все исправим, Тэхен, вместе, как и делали всегда. Тэхен улыбается сквозь слезы, а Мин видит в нем того растерянного мальчишку, которого впервые привели в их дом. Он тогда прятался, ходил как тень, боялся даже сводного брата. Молчал, когда приходил с улицы с синяками, но старший все видел и вступился перед местными драчунами, поставив всех на место. Юнги помнит, с каким восхищением этот ребенок смотрел за тем, как он протягивает ему руку и помогает отряхнуть волосы от пыли. Эта неподдельная искренность и вера в чудо до сих пор осталась в глазах, пусть и прошло много времени. Ким прячется в руках старшего брата, обнимая его как можно крепче, словно они опять остались вдвоем, как тогда, после страшного пожара. — Эта территория пустая, что если нам отстроить здесь небольшой городок, как было давно? — шепчет Юнги, поглаживая влажные волосы брата. — Возвести площадку для детворы, прямо как была у нас. — И поставить памятники всем погибшим, — добавляет Тэхен, поднимая голову. — Спасибо тебе. — Моя главная задача — заботиться о тебе, мелкий, — с улыбкой проговаривает Юнги. — Мы семья, Тэ, не забывай это. А теперь нам пора обратно, люди ждут, мы еще вернемся сюда позже, хорошо? Пора исправлять все то, что уже сделали. Дорога до дворца кажется быстрой, а тишина такой уютной и нужной. Каждому есть о чем подумать прежде, чем ворота откроются, и они войдут в совершенно другую жизнь. Не ту, что текла когда-то в разрушенном городке.