Однажды в один из этих прекрасных солнечных дней!

В середине следующей недели им раздают небольшие бланки, на которых родители учеников должны написать, согласны ли они на медосмотр своих детей, который будет включать не только первичное прохождение основной массы врачей, но и затронет поход к специалистам, которые занимаются профильной медициной. А это значит, что все они будут разделены на шесть отдельных групп. Мальчики: альфы, омеги, беты. И девочки по такому же принципу. Хуа Чэн кидает этот листок себе в сумку, а потом задумывается и поворачивает голову к окну. Сейчас на улице относительно хорошая погода. На небе присутствует несколько больших серых тучек, но ветер поднимается сильный, судя по тому, как под его порывами сгибаются кроны деревьев. Значит, скорее всего, после обеда все точно будет сухо и ничего не прольет.  Парень закусывает зубами кончик ручки. Идя домой на той неделе во вторник вечером, тринадцатого числа, они вместе с Се Лянем и Лань Сичэнем проходили мимо парка, и там какой-то незнакомый им доселе парень вытащил из большого букета коробочку с кольцом, а другой парень, который стоял рядом с ним и очевидно не понимал, что происходит, должен был выслушать, что ему делают предложение руки и сердца. Вся троица умилилась и заулыбалась с такой картины. Что и говорить, но такие сценки выглядели достаточно мило. Приятно смотреть за тем, как кто-то из людей решается на такой шаг, и еще забавнее и веселее наблюдать за вторым человеком в паре, который об этом не подозревает. Эти зашкаливающие эмоции, адреналин в крови, который подскакивает до предела, слезы радости, скапливающиеся в уголках глаз, и их соленые дорожки, которые после начинают течь по щекам. Эти искренние эмоции невозможно подделать, поэтому видеть это очень любопытно. Сань Лан после этого немного призадумался. Он дошел с омегой до его дома, а потом повернул к себе.  А как бы он сделал предложение, если бы в будущем представился случай? Вставать на колено, как-то слишком. Так уже мало кто делает, да и выглядит это немного вульгарно, как будто человек больше пытается добиться показухи, нежели демонстрирует свои чувства перед другим. Может быть, просто отдать коробку с кольцом и спросить? Но чем это будет отличаться от того же подарка на день рождения? Он отдал Се Ляню браслет примерно так же. Просто вытащил его из подарочной упаковки и улыбнулся, презентуя вещицу и самолично вешая его и скрепляя замочек вокруг запястья. Смотрелось очень красиво. Кольцо на руке, наверное, будет смотреться так же. Да кольца в принципе смотрятся абсолютно на всех.  С такими мыслями и рассуждениями он пришел к выводу, что лучше было бы спросить об этом у других. У кого уже есть опыт, кто намного старше его самого, и кто сможет ответить на любой его вопрос, который он задаст по этой теме. Таким образом, первым под раздачу попали его родители. Хуа Чэн сидел за столом, пережевывая хлопья, которые он подцеплял ложкой из тарелки, Му Цин пытался разрезать мясо, чтобы отложить себе немного на завтра и взять его с собой в контейнере на работу, а Фэн Синь просто сидел рядом с сыном за столом и перелистывал страницу журнала. Это было связано с работой. Хуа Чэн это знает, потому что слышал отголоски их разговора, когда только-только заходил на кухню.  Он доедает последние остатки еды и допивает молоко, поднимая тарелку. Он был не сильно голодным, поэтому решил поужинать этим. Му Цин, когда увидел, что он себе накладывает лишний раз фыркнул и пожурил сына, что он питается каким-то говном, вместо нормальной еды. Сань Лан отложил от себя ложку и отодвинул посуду ближе к центру стола. Он закинул ногу на ногу и облокотился руками на спинку стула, садясь на него боком.  – Слушайте, а как папа сделал предложение?  Нож из руки Му Цина соскользнул и чуть не полоснул альфу лезвием прямо по пальцу. Благо в последний момент он дернул руку на себя. Альфа шумно выдохнул и повернулся к сыну. Хуа Чэн засмеялся.  – Больной?  – Сам виноват.  – Да кто ж об этом спрашивает так неожиданно?! Фэн Синь оторвался от журнала и посмотрел на этих двоих, которые уже успели поругаться. Он все прослушал, потому что был занят тем, что думал, какую лучше ткань подобрать для следующего заказа. Мужчина выгнул одну бровь и посмотрел на Сань Лана.  – Что ты сказал?  – Пап, ты, как всегда, все проспал.  – Он спросил, как ты сделал мне предложение, – повторил вопрос Му Цин и вновь вернулся к кухонной стойке, продолжая собирать себе еду. – С чего это тебе вдруг стало любопытно?  – Видел, как на улице какой-то парень с букетом роз делал предложение другому. У вас было так же?  – Нет, – сказал Фэн Синь. – Все было намного проще.  – Ресторан?  – Тебе же сказали, что проще.  – Куда проще? Кафе?  – Я ему сейчас в голову половник запущу.  – Что?! За что?!  – За то, что считаешь, что мне предложили руку и сердце настолько несерьезно, что ты даже не принимаешь такой вариант в расчет.  Хуа Чэн фыркнул и ссутулил плечи.  – Ладно, ладно, – пробурчал он. – Так как?  Фэн Синь усмехнулся и прикрыл глаза. Он наткнул на вилку огурец из соседней тарелки с салатом, которая стояла недалеко от него, и укусил его зубами, начиная жевать.  – Да просто спросил в один день. Мы по-моему тогда на отдыхе у его матери были как раз. Ходили мимо пляжа целый день, на меня настроение нужное накатило, и когда пошли в магазин за пивом, спросил его по дороге домой. Он так испугался, что подавился и бутылку выронил и разбил. Пришлось стоять и еще минут пять хлопать его спине.  Му Цин принялся кромсать кусок усиленнее, а Фэн Синь продолжал говорить: – У него слезы пошли, ну, я подумал, еще бы, – улыбнулся альфа. – А у кого они не пойдут, если подавишься? У всех. А потом, когда с ним, вроде, уже все нормально стало, он так и продолжал реветь. Вот тогда я и понял, что слезы совсем не из-за пива были. Кое-кто намного более сентиментальный и ранимый, чем кажется.  Му Цин с грохотом выкинул ножик в раковину.  – Все сказал?  – Ага.  – Доволен?  – Очень.  – Вот сиди и жуй свой огурец.  – А я и сижу, – посмеялся Фэн Синь. – Меньше негатива, дорогой. Как я тебе говорил? Дыши. Плавный и глубокий вдох, а потом выдох на счет три. И повторить это несколько раз.  Хуа Чэн прыснул. Му Цин цокнул и закатил глаза. Он отмахнулся от мужа, который ясно и очевидно над ним просто сидит и издевается, и закончил с едой, убирая все в холодильник. Он положил немного на тарелку, а потом сел за стол к остальным. Сань Лан наблюдал великолепную картину. Его отец, который все еще старался выглядеть рассерженным, с абсолютно нормальным голосом попросил передать соли у второго. Фэн Синь спокойно ему помог и вернулся к журналу. Это что-то с чем-то. Они же вроде поругались? Нет? Сань Лан задумывался над этим раньше, но сейчас этот вопрос слетел у него с губ сам по себе:  – Па-аап, – протянул он.  Оба подняли на него глаза одновременно.  – А как вы поняли, что вообще нравитесь друг другу? Ну или… Пап, как ты понял, что тебе нравится отец? И наоборот.  Сань Лану действительно было интересно. Он взял в расчет самого себя и на самом деле. Он не знает, в какой точно момент это произошло. Просто когда-то Се Лянь для него стал значить немного больше, чем другие. В определенном смысле. Он осознал это только сейчас, но вот когда к нему пришли первые чувства – этого он рассказать не мог. Это просто было. И все.  Му Цин на такой вопрос немного задумался.  – Ну, ты спросил… Это так давно было, я уж и не помню.  – Да врешь поди, – усмехнулся Фэн Синь.  – Вру? А ты сам помнишь, что ли?  – Не то, чтобы очень сильно, но помню, – кивнул альфа. – Помнишь тот момент, когда ты внезапно напился и пришел в кафе, отбивать у меня очередную девушку?  – А-ааа, ну так. Расплывчато.  – Скотина. Это вообще-то был наш первый поцелуй. И ты забыл эту дату?  – Пф-фф, ну, давай. Скажи, какого числа она была.  – Пятого апреля.  – Ага, и ничего, что на улице снег валил?  – Не было там никакого снега. – Пап… – Я тебе лично сейчас залезу в интернет и отмотаю дату в календаре с тем годом. А еще позвоню Минцзюэ и скажу ему, чтобы он все подтвердил.  – Пап… – Давай, давай, – засмеялся Фэн Синь. – А я посмеюсь над вами двумя. Вы же два идиота, как были со времен универа, так ими и остались. Разве что выросли и мышцы накачали.  – Пап! – Два идиота? Ну, тогда ты женился на идиоте. И ребенок у тебя от идиота. Доволен?  – Ага. Семейка дебилов.  – ПАП!  – Чего?  – Отвлеклись от темы, – фыркнул Хуа Чэн.  – А, точно… Прошу прощения, – сказал Фэн Синь. – Я тогда… Так, стоп, ты что реально ему звонить собрался?  – Спрашиваешь.  – Положи телефон, я пошутил, не в апреле это было. Понятия не имею, что был за день.  – Врет и не краснеет. Хуа Чэн, внимательно сейчас запомни этот момент и больше никогда не пытайся меня обмануть. Не выйдет. Я все равно рано или поздно выведу вас на чистую воду.  Сань Лан немым взглядом уставился в стенку.  – Да уж куда мне… Так что там было?  – Да, да, – кивнул Фэн Синь, откладывая телефон супруга со своей стороны, чтобы он уж точно не пробовал им воспользоваться в ближайшее время. – Ну-у… Вообще-то, когда он меня тогда поцеловал, он уже мне нравился. Я ему просто об этом не говорил.  – Да ладно? – Да ладно?  Фэн Синь закатил глаза.  – Ладно этот удивляется, но с тобой-то что?  – Так я не знал.  – Я же тебе в тот момент даже не вмазал. Поверь, будь это любой другой альфа, и он бы уже валялся с сотрясением мозга. А тебе все сошло с рук, догадаться никак? – Не-а, я же идиот. Забыл?  – А, ну да. Так вот… Он мне нравился, а вот с какого момента это началось… Хм-м… Такое сложно сказать наверняка.  – Значит, если мне начнет кто-то нравиться, и я просто пропущу момент, когда это началось, это считается нормальным?  – Да, вполне, – соглашается Му Цин. – Одно дело, когда тебе человек начинает нравиться чисто за внешность. Это совсем не то. Ты видишь его только с визуальной стороны и то, как ты думаешь, что он тебе нравится, это нельзя назвать никак иначе, кроме обычным мимолетным моментом. Это не любовь и далеко не влюбленность. Обычно, если ты спросишь у кого-то, за что именно ему нравится его пара, он никогда не приведет тебе в ответ параметры ее внешности. Это всегда будет какое-то внутреннее качество. Возможно, привычка или черта характера. Потому что, если тебе нравится просто оболочка, то твои отношения, чаще всего, никогда не зайдут дальше постели. Это проверенный факт.  – Да ты философ, дорогой.  – Разве я не прав?  – Прав, – говорит Фэн Синь. – Чувство влюбленности, которое испытывает человек, приходит не сразу. Ты приходишь к нему поэтапно. И просто в один прекрасный момент осознаешь, что именно этот человек нравится тебе больше, чем другие. Что именно с ним ты хочешь проводить время, и тебе даже не важно, как именно. Даже если вы просто будете сидеть в одной комнате. Тебе… Должно быть максимально комфортно с ним. Ты сможешь поговорить на любые темы, можешь поделиться чем-то, можешь сам дать какой-то совет. И это… Это похоже на дружбу, но… Есть небольшая тонкая грань, которая разделяет вас от становления парой.  – А? Какая?  Фэн Синь немного поудобней устраивается на стуле, а потом скашивает глаза в сторону мужа. Му Цин сидит и чавкает, наслаждаясь куском мяса. Альфа закатывает глаза и подает ему салфетку.  – Как бы тебе объяснить…  – Не знаю.  – Вот и я не знаю, – усмехается родитель. – Дружба – это все-таки то понятие, когда ты внутренне четко можешь провести между вами границу. Тебе нравится этот человек, но ты… не проявляешь к нему никаких романтических порывов. Проще говоря… Если у тебя есть друг. Настоящий друг. Лучший друг. Ты не захочешь его поцеловать. У тебя и мысли такой не возникнет. Ну, только если поприкалываться, в шутку там. Когда дойдет до дела, никто из вас двоих не полезет друг к другу, и это нормально. Но если ты влюблен в кого-то, ты хочешь быть с ним ближе. Ты пытаешься любыми возможными способами преодолеть эту дистанцию и тянешься к нему. И ты понимаешь это внутри, на уровне инстинктов. Каждый человек понимает.  – О-ооо… – протягивает Сань Лан, а потом, задумываясь на время, представляет с одной стороны Сюэ Яна, а с другой омегу. – Да. Я понимаю.  – Вот. То-то и оно… Поэтому… Я не знаю, в какой точно момент этот придурок начал мне нравится, но… Хах, думаю, он был довольно смешным. Его подкаты и то, как он заставлял обратить на себя внимания – умора да и только. Му Цин резко все прожевал и напрягся в спине, как по струнке.  – Когда это я был смешным?  – Я в хорошем смысле.  – А-аа. Тогда ладно.  – А ты, пап?  – Я? – задумался Му Цин и облокотился щекой на руку. – Не знаю… Но боюсь тебя разочаровать, я очень сильно сопротивлялся тому, чтобы признать, что ты мне все-таки нравишься. Минцзюэ стебал меня все время, и я злился из-за этого.  – Ага. Знаю.  – Откуда?  – Да он, когда пьяный был, все рассказал.  – Вот трепло, – цокает Му Цин. – Да и хер с ним. По-моему, после того, как мы поцеловались, я уже и начал постепенно идти к принятию того, что мне нравится такой же альфа, как и я сам. Но… наверное, это правда, и начал ты мне нравиться тоже задолго до того, как я тебя поцеловал.  – Спасибо, что честно сознался.  – Да не за что.  – Вы вот вообще не помогаете.  – Да-а? – передразнил его Му Цин тем же голосом. – Умный, вы наш. Откуда такой интерес к этой теме? Ну, признайся уже, что нет никакого долбанного спектакля.  Хуа Чэн резко встал со стула.  – А вот и есть!  – Что за спектакль?  – Давай, сын, расскажи ему.  – У нас в школе будет спектакль. Постановка красной шапочки.  – О-оо? Так вот почему ты резко стал следить за своей внешностью?  – Да.  – Два. Врет он все. Не верю. Я еще тогда не поверил, но решил, что он долго с этим не протянет. Но ты глянь на него. Настаивает и настаивает. Слушай, может, мне Се Ляню позвонить?  – НЕТ!  Му Цин засмеялся.  – Аха-ха-ха-ха-а-ха! А чего это мы покраснели? От злости, да?  – Да! Не звони ему!  Фэн Синь покачал головой. – Да ладно тебе, чего ты издеваешься над ним?  – Спасибо, пап.  – Но на заметку, я тоже не верю, что у тебя там будет какой-то спектакль.  – ЧТО?! – возмутился альфа. – Почему?!  Фэн Синь улыбнулся и спокойно пожал плечами.  – Потому что ты бы не стал прихорашиваться, даже если бы тебе сказали, что ты завтра выступаешь перед президентом. Мы тебя не знаем, что ли?  – Но я- – Втюрился.  – Точно.  – Неправда! В кого я по вашему влюбляться резко должен?!  – Он еще спрашивает, – смеется Му Цин и встает из-за стола, чтобы помыть посуду. – А кто у нас единственная омега в доме, которую ты уважаешь?  – Гэгэ тут не при чем!  – Естественно, – протягивает Му Цин. – Совершенно не причем. Вот вообще. Ни единым местом эта тема его не касается.  – Вот именно.  – Как же ты палишься. Я удивлен, что он еще этого не заметил.  – Да хватит!  Му Цин заходится громким смехом на всю кухню. Ему даже рот приходится рукой прикрыть, чтобы заглушить этот звук. Фэн Синь тоже от него далеко не уходит. Мужчина встает из-за стола и, растягиваясь в улыбке до ушей, подходит ближе к сыну и хлопает его по плечу несколько раз.  – Хуа Чэн, ты такой смешной. Но прости. Тебя уже давным-давно сдали.  – Чего?  Му Цин вытирает слезинки из уголков глаз, которые в них скапливаются, и произносит: – Нам Сюэ Ян звонил.  – … – Аха… Ой… Аха-ха-ха. Просил тебя не стебать слишком сильно, но я больше не могу. Аха-ха-ха-ха-ха.  Хуа Чэн чувствует, как у него резко уходит земля из под, а потом парень сжимает кулаки и скрипит зубами: – Сюэ Ян…

***

Этим же вечером Хуа Чэн оказывается рядом с той квартирой, где живет Сюэ Ян. Тот сам дал ему этот адрес, и альфа долбится в дверь без всякого предупреждения, потому что он очень зол и просто хочет лично сказать в лицо этому парню, что он самый настоящий предатель. Какого же его удивление, когда дверь ему открывает Сюэ Ян, но при этом за спиной на заднем плане маячит Сяо Синчэнь, который выглядит так, как будто его только что разбудили.  Хуа Чэн вытягивается в лице, а Сюэ Ян спокойным тоном спрашивает:  – Ты поехавший? Время вообще видел?  – Э-эээ… З-здравствуйте.  Сяо Синчэнь зевает и, когда видит, кто именно к ним пришел, успокаивается. Такой громкий стук заставил его перепугаться. Мужчина решил, что к ним какие-то коллекторы нагрянули. Сюэ Ян ему сказал, что это бред, и что они никому ничего не должны, а потом вспомнил, что как-то раз, когда он проспал на одну важную встречу, охранник Ло Ханьсинь выломал дверь в его номер примерно с таким же громким звуком. Разумеется тот же самый мужик не мог быть здесь, но все-таки открывать пошел именно он. Да и если бы это был не охранник, Сюэ Ян пошел бы разбираться сам в любом случае. Он уже приготовил биту, которую поставил за дверь, чтобы как следует врезать, если это окажется какой-нибудь пьяница. Убить – не убьет, но вырубит и это даст им поспать.  – Только долго не сидите, – говорит омега и разворачивается, чтобы уйти обратно в спальню. – Доброго вечера, Хуа Чэн.  – А-ага… – заикается подросток. – И в-вам, у-учитель.  Сюэ Ян смеется с такой резкой смены настроения, а потом затаскивает этого придурка в дом, захлопывая за ним дверь и волоча на кухню. Он предусмотрительно закрывается в этой комнате, чтобы омеге не было слышно, как они тут разговаривают, а потом идет к кухонной стойке, чтобы поставить чайник. Сидеть просто так – совсем невежливый тон. Хотя… Хуа Чэн только что заявился, чуть ли не с ноги вышибая им дверь, о каком вежливом тоне вообще может идти речь? И все-таки Сюэ Ян его угощает.  Сань Лан дергано кивает головой, а потом медленно пододвигает кружку к себе. Ему бы сейчас не чай, а чего покрепче. Он нет-нет, да косится глазами в сторону двери, потому что знает, что за ней есть еще комната, и там спит их учитель по английскому, и это, мягко говоря, все еще его шокирует. После еще нескольких раз таких гляделок, Сюэ Ян не выдерживает. – Не сожрет он тебя.  – Что он тут вообще делает?  – Как это что? Живет. Это его квартира.  – Его? Но тогда… Почему тут живешь еще и ты?  Сюэ Ян внимательно смотрит на парня, а потом прищуривает глаза.  – А твой тебе ничего не говорил?  – Чего не говорил?  – Ясно… – вздыхает альфа. – Синчэнь моя омега. Мы с ним встречаемся.  Хуа Чэн ожидаемо давится чаем и выплевывает большую его часть на пол. Сюэ Ян вздыхает и хлопает себя ладонью по лбу, вымученно простанывая.  – ЧЕГО? – пищит Сань Лан. – Ты с ним встречаешься?! То есть вы еще в школе того?! Этого?!  – Того, этого… – бормочет Сюэ Ян. – Тряпку в зубы и все за собой убрал! Быстро! Считаю до трех. На три ты вылетаешь в окно! Он только в эти выходные все полы в квартире вымыл!  Сань Лан недовольно встает со стула, а потом тащится к раковине, беря губку и начиная за собой все вытирать.  – Считаю до трех, считаю до трех… – Побубни мне еще.  – Подкаблучник.  – Аха-ха-ха-ха-ха, вот вообще не вариант тебе мне об этом говорить.  – А что я?  – А кто в платье щеголял только из-за того, что заботливая мама-омега всея живого уголка тебя об этом попросила? Не напомнишь?  – Да это было всего один раз… Ты теперь мне всю жизнь это припоминать будешь!?  – Да.  – Да ты… Ты предатель! Вот ты кто!  – Гляди, как мы заговорили. То- – Ты предатель, потому что ты все им рассказал! Я же просил тебя молчать!  – А? Чего рассказал?  – Что он мне нравится, вот что! – злится Хуа Чэн, вытирая второй тряпкой лужу насухо, а потом кладет все на место и, пыхтя, опускается попой обратно на стул. – Ты рассказал все моим родителям! Зачем?!  – А-ааа… Пха-ха, а что такого? Фэн Синь спросил, что нового, ну… Эта была свежая информация.  Хуа Чэн рычит.  – И часто ты с моим отцом созваниваешься? А?  – По графику.  – Издеваешься?  – Естественно, блин, – фыркает альфа. – А кто еще задает такие тупые вопросы? Как часто я с ним созваниваюсь, да как будто я слежу за этим. То он позвонит, то я, то второй бешеный на линии появится.  – Не такой уж он и бешенный. Хотя… ну ладно, есть немного. Но все равно! Зачем ты им сказал!? – Да они и так это знали. Ты вообще в курсе, что они на тебя ставки делали?  – Чего?  – Того. Во сколько лет до тебя допрет. Были варианты восемнадцать и двадцать один. Так что злиться не на меня надо. Твои родители те еще фрукты. Да и… Надо заметить, что по тебе все и без моего палева видно. Так что долго это скрывать от них ты бы не смог. И почему ты вообще злишься, что они узнали? Я думал им ты расскажешь в первую очередь.  – Ага… Ты же знаешь отца. Если папа просто промолчит и посмеется хотя бы тайно, то этот будет ржать в открытую. И вместо твоего совета о книге по ухаживанию для чайников, он сам подойдет к Се Ляню и скажет ему обо всем.  – Да брось. У него, конечно, кукуха поехавшая, но не до такой степени. Нормальный он мужик. Поржет – это да. Но он не полезет к вам со своими советами.  – Ты откуда знаешь?  – Потому что, если бы он был таким, то уже бы полез. Но разве он что-то сделал?  – Ну… нет.  – Вот видишь? Поэтому выдохни и… Если еще раз так припрешься на ночь глядя, – улыбнулся Сюэ Ян. – Я тебя катком в асфальт закатаю.  Хуа Чэн фыркнул и недовольно вытянул губы трубочкой. Они посидели еще какое-то время и поболтали, а когда от чая уже ничего не осталось, Сюэ Ян сказал, что им пора закругляться, к тому же Сяо сегодня говорил, что ему надо встать завтра пораньше, потому что он хотел заехать за Не Хуайсаном и помочь тому с перевозкой его кошки из ветклиники обратно домой.  – У учителя Не есть кошка?  – Ага, я сам недавно узнал. Сяо сказал, что есть.  – М-мм… Слушай, а как… Почему… – промямлил Хуа Чэн.  Сюэ Ян усмехнулся.  – Почему я с ним вместе?  – Да.  – А почему твои родители вместе? Или твои дяди вместе? Ответ довольно очевиден.  – Но он же был твоим учителем.  – Да нет, он у меня особо ничего не вел. Просто курировал в школе.  – Все равно… А кто-нибудь вообще про вас знает?  – Так, пара человек. А что?  – А вдруг если узнают, то что-то сделают? Уволят его, или вообще в суд заявление накатают, что он тебя совратил или типа того?  – О чем ты? Я уже давно не учусь в школе, и вообще многие до сих пор считают, что я как свалил тогда, так и не появлялся ни разу. Даже тем слухам, что я заявлялся на первое сентября, учителя не поверили. Да и я уже довольно большой. Никто ничего не скажет. А если скажут, я их поколочу.  – Верно… Это ты можешь… – прошептал Сань Лан, сжимая в руках пустую кружку. – Слушай, а почему он тебе нравится?  Сюэ Ян замер на месте рядом с раковиной, а потом повернулся назад и посмотрел на парня. – Почему он мне нравится?  – Ну, да. Ты же в него за что-то влюбился. Ты знаешь, когда это было?  – Когда было? Хах… Нет, конечно, – спокойно отвечает Сюэ Ян. – Такое особо и не отследить. А почему нравится… Он первый, кто посмотрел на меня и увидел во мне человека.  – Я тоже его в тебе вижу.  – Н-да. С тобой тоже что-то в этом роде. Даже несмотря на то, что вы прекрасно знаете, какой я на самом деле, и какая вокруг меня ходит репутация – ни ты, ни он не отвернулись. Таких людей очень мало. И ими стоит дорожить.  – А ты ему почему нравишься?  – Аха-ха, почему? Не знаю, – пожал плечами парень. – Противоположности немного притягиваются? Хотя он и говорит мне, что я хороший человек.  – Ты хороший. Ты же всегда рассуждаешь здраво.  – Ага, безусловно. Может и поэтому. Не знаю, в любом случае, в его лепет на пьяную голову, что я такой чудесный и ответственный, и смышленый, и добрый, и заботливый, и еще куча всего – я не верю.  – Хах. Хуа Чэн встал из-за стола и подошел к раковине, ставя туда кружку. Он посмотрел Сюэ Яну в глаза и улыбнулся, искренне произнося:  – Ну, и зря. Вообще-то он прав. 

***

– Почему он мне нравится? – переспрашивает Яо, пытаясь накормить Цянжаня, пока тот вертится и претендует занять место не на стульчике, а у Хуа Чэна на коленках. – Это… Довольно сложно вот так ответить сразу.  – Он очень любит свою работу, – говорит Минцзюэ, заходя в комнату и кладя газету на кухонный столик. – Вот держи, нашел только такую.  – Ага, спасибо, – кивает Яо. – В смысле я люблю работу?  – Мне всегда нравилось видеть, как ты полностью отдаешься любимому делу и стараешься следить за тем, чтобы никто не отлынивал от своих обязанностей. Это говорит о тебе, как о человеке, который может решать проблемы и не уходит от ответственности. Мне нравится это в тебе. Именно за эту черту характера, я в свое время обратил на тебя внимание. Ты первый омега, который стоял наравне с альфами и был ничуть не хуже, чем они.  – О-ооо… – Яо прикрывает глаза и мягко улыбается. – Спасибо. Это звучало довольно сильно.  – Что насчет меня?  Мужчина немного помедлил с ответом и задумался. Хуа Чэн за это время все-таки сжалился над взрослым и, ослабляя его ношу, перетащил ребенка к себе, и сам стал его кормить. Цянжань был доволен, поэтому и капризничать сразу прекратил.  – Ты меня любишь.  – А?  – Ты меня любишь… Действительно любишь. И с тобой мне абсолютно не страшно, что бы ни произошло. Я могу быть уверенным за свое будущее, и что ты никогда меня не бросишь и никуда не уйдешь. Преданность любимого человека дорогого стоит. Наверное… Этим ты меня и покорил, и мне пришлось сдаться. Ты был потрясающим в своей настойчивости. Я очень благодарен тебе за то, что ты не отступился и дошел до конца.  Ложка, которую достал Минцзюэ из ящика с посудой, чтобы наложить себе растворимый кофе, выскользнула и упала на пол. Цянжань отвлекся от кормежки, а потом посмотрел на отца, удивленно хлопая глазками.  – Папа, ты плачешь? 

***

– Почему он мне нравится?  – Ага.  – Тебе заняться нечем?  – Дядя Цзюнь, ну, скажи. Ты все равно ничего не делаешь, – настаивает Сань Лан.  – Я глажу кота и вдохновляюсь.  – Это и значит ничего.  – Как ты вообще оказался у меня дома?  – Зашел через заднюю дверь. Тебе не надоело каждый раз об этом спрашивать и каждый раз получать один и тот же ответ? Ты бы хоть замок на нее поставил, если так не хочешь гостей принимать.  Мобэй Цзюнь затянулся сигаретой и выдохнул дым в окно, которое было приоткрыто в его кабинете. Он сидел один. Цинхуа сегодня вызвали на работу. Выходной день, а им приспичило внести срочные правки в предстоящий релиз.  – А ты зачем вообще спрашиваешь? Доклад какой-то пишешь?  – Ага. Так ты скажешь?  – Он меня принимает таким, какой я есть. Такой ответ тебя устроит?  – Хм-м… Вполне, – улыбнулся Хуа Чэн.  – И еще он милый. Готовит хорошо, убирается и довольно работящий, заставляет меня смеяться, или наоборот злит до чертиков, постоянно выдумывает что-то и помогать мне любит. А если у меня что-то не получается, он волнуется и нервничает больше меня. И когда я болею он д- – Дядя Цзюнь, я думал ты уже закончил. – А… Ну, да… Забудь обо всем и не пиши об этом. И ему не рассказывай! Не дай бог, узнает и начнет помыкать мной.  – Я – могила. 

***

Шан Цинхуа радостно смеется, прикрывая лицо рукой.  – Аха-ха-хаха-а-ха, он правда тебе все это сказал? Какой он милаха, ужас… И как он умудряется постоянно говорить, что не понимает, что такое романтика, а сам за моей спиной рассказывает настолько милые вещи? Хуа, я щас растаю.  – Не надо, – спохватывается Хуа Чэн. – Я хотел у тебя спросить, а ты знаешь, за что он тебе так нравится?  Цинхуа мягко улыбается и кивает.  – Конечно, знаю.  – За что?  – За мелочи.  – А?  – Цзюнь никогда особо ни о ком не заботится и ничего о других не запоминает, но если я что-то когда-то говорю, у него это в подкорку врезается, и он внезапно в нужный момент неосознанно делает именно то, что я так люблю. Он запоминает абсолютно все. Он знает какой кофе я люблю пить, может купить мне в другой стране, когда уезжает, что-то, о чем я когда-то рассказывал, что хочу получить и приобрести именно там. Он знает, какой запах духов мне нравится, какие цветы я люблю… Он знает обо мне абсолютно все. И это на самом деле удивительно. Мне еще никогда не попадался человек, который настолько внимательный и заботится о мелочах. Это очень приятно, что я ему не безразличен, и он улавливает такие незначительные детали, на которые бы другие даже не обратили внимания.  – Ого… А я не знал, что дядя Цзюнь такой заботливый.  – Он очень заботливый. Просто эту заботу он проявляет не ко всем, но если ты ему нравишься, он будет делать для тебя абсолютно все. Он само очарование. Хах, только ему не говори. Обидится еще.  – О, не волнуйся, не скажу. Кстати, посмотри мой рисунок. Похоже получилось?  – Ну-ка.  Сань Лан вытаскивает из сумки одну из своих работ, которую он делал на уроке рисования в школе, и демонстрирует ее Цинхуа. – Учитель сказал, что мне надо было придумать что-то другое, и что я не понял задания.  – А что надо было нарисовать?  – Там яблоко стояло, но я подумал, что просто яблоко это слишком скучно, и решил окружить его чем-нибудь.  – Да у тебя же тут целая яблоня получилась, воу! – удивляется бета. – А это лошадь?  – Ага. Недавно кино смотрел с ними. Они милые.  – Да-аа, что есть, то есть… Мне нравится, но только вот тут. У нее задняя нога немного странновато выглядит. Видишь?  – Вот эта?  – Ага, – кивает Цинхуа, а потом быстро достает блокнотик и делает набросок. – Вот так выглядит скелет. Если ты хочешь научиться рисовать животных или людей, всегда лучше всего начинать с основ анатомии. Тогда твой рисунок будет сбалансирован. Уже опытные художники прекрасно справляются без каркаса, а некоторые, у которых врожденное чутье, и вовсе видят все на глаз так, как и выглядит идеал, но если таланта нет, но есть упорство, лучше пользоваться шаблонами. Тебе не обязательно быть сразу лучшим, ты можешь всего добиться одним терпением, если тебе правда что-то нравится.  – Из тебя бы вышел хороший учитель. Почему ты стал маньхуацза?  – Ха-ха, потому что я люблю рисовать. У тебя, кстати, хорошо получается. Я не помню, чтобы давал тебе слишком много подсказок, но голова получилась очень круто. Ты тренировался?  – А? Да нет, – сказал Сань Лан. – Просто иногда рисую закорючки от скуки на уроках.  – Хах, все с чего-то начинают. Ты уже думал, куда хочешь пойти? Может, тоже выберешь живопись?  – Не знаю, нравится ли мне это.  – Вот как? Ну, ничего. У тебя еще пара лет впереди есть. Если вдруг захочешь связать свою жизнь с рисунком, приходи ко мне. Я и моя команда подсобим тебе.  – Правда?  – Конечно. Лишние руки никогда не помешают, – улыбается Цинхуа.  – Хорошо, тогда, если что, я приду.  – Отлично! Вот и договорились. 

***

Сань Лан моргает несколько раз. Его голова медленно поворачивается к доске, а потом он еще раз лезет в сумку, альфа отодвигает рукой листок для подписи на медосмотр, и тянется к небольшому блокнотику. Этот урок слишком скучный, и у него начинают постепенно слипаться глаза. Он еще раз прокручивает у себя в голове, все, что умудрился собрать со слов взрослых, и думает о том, что… Он и правда не ошибся в том, что он влюблен. Это не дружба, да и всегда было чем-то большим, чем ей. Не зря он тогда в десять лет решился поцеловать омегу. Еще будучи ни черта не смыслящим ребенком, он потянулся за этим именно к Се Ляню. И не важно, если бы рядом были другие его друзья. Сань Лан знает, что он бы выбрал именно его. При любых раскладах.