этот же день, чуть ранее~
В трубке на другом конце продолжал слышаться строгий женский голос, и, на самом деле, альфе это надоело. В который по счету раз его вызывают в школу? И что такого на этот раз натворил его ребенок? Эта женщина не говорит. Прикрывается, что девочка молчит и не отвечает ей. Поэтому ее отцу срочно стоит приехать. Что еще сильнее бесит во всей этой ситуации, что вызывают именно его, а не Се Ляня. Ну, потому что вы, как никак, альфа, а не омега, вы сможете сильнее повлиять на ребенка. Уже от этой формулировки Хуа Чэна тошнит. Каким, мать его, образом педсостав этого учебного заведения смог узнать, что в каждой семье на ребенка больший авторитет имеет родитель-альфа? А что они делают в случае, если альфы оба? Или оба омеги? А если это вообще беты? И что они делают в таких ситуациях? Вызывают сразу обоих? Се Лянь высказывался несколько раз по этому поводу, но дело в том, что у него и работа слишком занятая, которая не может позволить ему уйти посреди рабочего дня, так еще и сам Хуа Чэн после нескольких походов сказал ему, чтобы он сидел дома и даже носа там своего показывать не смел. Нервы целее будут. Видите ли, это одна из лучших школ, куда попасть очень сложно. И они, на самом деле, очень долго пытались выбить там место и узнавали и через Сюэ Яна, и через Синчэня, какие именно документы нужно готовить, чтобы меньше было беготни, и как стоит подготовить ребенка к вступительным тестам. И вот, пожалуйста. Пройти-то они прошли, труда не возникло. Были в середине списка, что их зачислили без вопросов, а спустя пару лет учебы выясняется, что хоть школа действительно имеет очень хорошее образование и прекрасно подготавливает детей по многим предметам… Преподавательский состав, да и сами ученики такой себе средний контингент. Хуа Чэна достало постоянно присутствовать в кресле перед заведующим учебной частью и выслушивать от других родителей, что его дочь какая-то неуравновешенная и проявляет слишком сильную физическую активность. Жолин – взбалмошный и неуправляемый ребенок? Ха. Да как бы не так. Просто Жолин имеет при себе чувство справедливости, и когда Цинрина обижают, а он не дает сдачи в ответ, дает сдачу она. И дает хорошо. Альфа все-таки, да еще и Хуа Чэн ей показал несколько приемов самообороны. А еще Жолин частенько ездит погостить к дедушкам, поэтому, в целом, примеров, как стоит вести себя с обидчиками ей хватает. Хуа Чэн знает, что, по большей части, Жолин не виновата в том, в чем ей предъявляют обвинения. Просто кое-кто не умеет воспитывать своих детей. Это ведь не они с Цинрином лезут в драку. Просто Цинрин слишком мягкий ребенок для того, чтобы давать сдачу. И как бы Сюэ Ян на него не рычал, что он мальчик, и что он его сын – омежка просто хлопает глазами и смотрит на Синчэня, говоря второму папе, что он не хочет никого обижать. Сюэ Синчэнь понимающе кивает головой, а вот у Сюэ Яна с такой политики глаз дергается. Кто бы знал, что Сюэ Рин будет таким мягким ребенком. У него складывается иногда полное ощущение, что Жолин и Рина поменяли местами, и что эта альфа должна быть его дочерью, а Рин, наоборот, сыном Хуа Чэна и Се Ляня. И плевать, что Рин его точная маленькая копия. Он никогда не позволял другим детям обижать себя. Хуа Чэн закусывает губу, понимающе мыча в трубку и говоря заключительную фразу: – Да, да. Приеду через двадцать минут. Так вас устроит? – Жду. До свидания. – Ага, – мычит мужчина, отводя телефон от уха и закатывая глаза. – И вам всего хорошего. Он быстро смахивает пальцем по сенсору, и вызов завершается. На телефоне появляется меню экрана и домашняя заставка, на которой видны Се Лянь и Жолин, они оба улыбаются, смотря в объектив с большим облаком сладкой ваты в руках. Хуа Чэн расплывается в улыбке. В этот день они ходили все вместе в парк-аттракционов, и Жолин более чем все понравилось. Она так полюбила комнату-страха, что на десятый поход в нее Се Лянь побледнел и сказал, что подождет их на лавочке рядом со входом. Альфа прикрыл глаза и потянулся. Он заблокировал сотовый, убирая технику обратно в карман, а потом смахнул со своей рабочей формы несколько пылинок, которые успели упасть на него, пока он стоял рядом с задним входом в здание, прислонившись к стене. Ему придется уговорить Пэй Мина прикрыть его, потому что звонить в очередной раз начальству и говорить, что ему надо уйти в школу... Извольте, его точно оштрафуют. И угораздило Жолин опять ввязаться в драку. Он качает головой и проводит рукой по лицу. Хуа Чэн уверен, что когда приедет в школу, то там окажется какая-нибудь ерунда. Ему приходится развернуться и открыть дверь. Она довольно тяжелая и поддается не с первого раза. Когда же альфа оказывается внутри помещения, становится темно, как в гробу, и он на ощупь пытается отыскать вторую дверь, которая ведет в главный зал. Сперва ему предстоит пройти через комнату для персонала, а потом уже оказаться на ресепшене у стойки, но все все равно называются эту дверь входом в головную. Так проще. Хуа Чэн идет вперед, цокая каблучками своих сапог, а потом прищуривает глаза, когда свет от ламп падает ему на лицо. Сегодня пятница, и у них не так людно. Вэй Ин сам отпросился с обеда, поэтому, судя по тому, что Хуа Чэн не увидел его одежды рядом со шкафчиками, тот уже успел уехать. Пэй Мин стоит за стойкой и, как обычно, улыбается очередной клиентке. Хуа Чэн смахивает с плеча красные пряди своих покрашенных волос и двигается к нему. – Послушайте, давайте вы не будете так горячиться. Хорошо? Мы запишем вас, но только на понедельник. Мастер, который вам нужен, уже уехал, и сегодня к нему нельзя будет попасть. – Почему мне не может сделать тату кто-нибудь другой? – возмущается девушка. Хуа Чэн начинает слышать их разговор и, когда подходит к стойке и облокачивается на нее руками, поворачивает голову к омеге. – А что бы вы хотели? – А вы здесь работаете? Хуа Чэн улыбается и кивает. Он поднимает руку и указывает пальцем на противоположную стенку. Туда, где стоит Пэй Мин. Кроме шкафчика с многочисленными благодарностями салону и всякими достижениями в карьере, в том числе и повышением квалификаций, есть полки с фотографиями. На самой верхней, как раз изображен он сам. Конечно, его прическа отличается от той, которая у него сейчас. Он покрасил кончики и несколько прядей в ярко-красный совсем недавно, но вот по ушным проколам и по забитому рукаву можно понять, что перед девушкой стоит тот самый человек, что и на фотографии умело держит тату-машинку в руках. Омега внимательно сравнивает копию на снимке и оригинал перед собой, а Пэй Мин лишь вздыхает. – Сань Лан, не получится. Она хочет набить себе надпись. Вэй Усянь уже ушел, никто другой у нас их не будет делать. Ей придется записаться на понедельник, и то, если мне удастся уговорить его остаться подольше на вечер. – А-аа, вот в чем дело, – протягивает Хуа Чэн. – Да, тогда вам придется ждать до понедельника. – Что? И вы туда же? Почему меня не может принять кто-то другой? Вы же мастер! Сами же спросили, что я хочу! – Я спросил, это верно, – кивает альфа и отходит от стойки только для того, чтобы ее обойти и встать рядом с Пэй Мином, забирая у того журнал посещений и заказов. – Но дело в том… Что я не знал, что именно вы хотите. Я сейчас свободен, но я не могу набить вам тату. – Почему нет? – Я не бью текст. – Но это ведь такая же татуировка, как обычный рисунок! В чем разница? – продолжает пыхтеть девушка. – Разница есть, – настаивает Пэй Мин. Хуа Чэн с ним согласен. Он быстро расписывается под своим именем и ставит галочку, что клиента он обслужил, а тот уже ушел и расплатился. Это был их третий сеанс, и они делали большой рукав в цвете с лотосами. Альфа поднимает голову и сталкивается взглядами с недовольной клиенткой. – Вам кажется, что это одно и то же, но это не так. Вы же не придете к окулисту с жалобой на сердце? – Ну, вы сравнили, конечно. – Для меня это одинаково. Я не учился бить красивые надписи, и я не смогу сделать все идеально. Поэтому я не смогу вас принять. У нас есть мастер, который обучался данному направлению в тату-рисунке, но, к сожалению, его сегодня уже нет, да и график у него довольно плотный. Если вам так нужно сделать татуировку сегодня, вы можете либо выбрать обычный рисунок, который сможет сделать кто-то другой, либо просто зайдите в еще один тату-салон. Мы в этом районе не одни. Омега понимает, что эти слова звучат логично, вот только есть одно «но». – Но ваш салон лучший в городе… – расстроено бубнит она. Пэй Мин и Хуа Чэн по-прежнему не могут ей ничем помочь, и еще спустя пять минут попыток и уговоров она уходит ни с чем. Колокольчик звенит за ее спиной, когда закрывается дверь, и омега рядом с мужчиной вздыхает. – Хорошо, что ты пришел, – протягивает Пэй Мин. – Она уже хотела жаловаться и просила книгу, чтобы оставить гневный отзыв. – Дал бы, все равно написала бы хрень, и мы бы это вырвали. – Так-то да, но все равно… Мне было супер лень это делать. Хуа Чэн посмеивается. – Я, когда зашел, подумал, что ты опять флиртуешь с очередной клиенткой. – С такой разговор не заведешь. – И не надоело тебе? – Я ищу свой идеал, дружочек.~ – Ага, вот только чтобы его найти, научись говорить им на первом свидании, что ты омега, а не альфа. Тогда, может, у тебя что и выгорит. Пэй Мин фыркает. – Вот еще. Как только они об этом узнают, так сразу же уходят. – Ага, но, если не скажешь сразу, они все равно уйдут потом, так в чем разница? – Если очаровать их как следует, глядишь, прокатит, и они, уже будучи зная меня, закроют на эту детальку свои чудные глазки. Хуа Чэн все еще уверен, что это плохой план, но этого парня не переубедишь. На него толпами вешаются все подряд, но если парням он категорически отказывает сам, то вот девушкам он становится не интересен после того, как они узнают о его вторичном поле. Всем сейчас одних альф подавай. Столичные нравы. Хуа Чэн качает головой из стороны в сторону, а потом смотрит на часы. – Слушай. Сможешь прикрыть меня сегодня? У меня, вроде, по записи больше никого нет, а если придет просто клиент, перекинь его на других. – А? Чего это? Большинство, кто приходят заранее, уже хотят только к тебе, потому что в интернете на форумах слышат одни положительные отзывы. – Знаю, знаю, – говорит альфа. – Меня в школу вызывают. Запиши их на понедельник, если придут. Возьму даже вечернюю смену. – Опять в школу? – И не говори, достало. Пэй Мин понимающе мычит и ставит себе в блокнотике прочерк. Точно такой же стоит рядом с именем Вэй Усяня, который ушел сегодня пораньше. – Но, если школа такая плохая, переведитесь из нее? Зачем так мучиться? – Обучение хорошее, к тому же не факт, что в других дети дружнее. Да и образование там влетит в копеечку, здесь мы сидим на бюджете. – А-аа. Дети сейчас, да. Злобные немного. Что Жолин в этот раз натворила? – Уверен, что ничего криминального. Опять придется выслушивать, что мне стоит провести ей часовую лекцию на тему «бить людей плохо». Я на них удивляюсь, вызывать – меня вызывают, поведением ее они недовольны, но хоть бы раз стоял вопрос о ее исключении. – А почему не стоит? – Учится хорошо. Им для статистики это хорошая галочка. – Умненькая. Это круто. – Ага, в кого только. Пэй Мин прыскает со смеху. – Ха-ааа, ну, да. Действительно. Кто у нас может в уме воспроизвести всю таблицу химических элементов и красок даже будучи пьяным в стельку? – Это ты на меня намекаешь? – Даже и не знаю. – Брось, я ведь и универ не закончил. Пэй Мин снова посмеивается, наблюдая за тем, как альфа начинает потихоньку собираться. – Ты бы в него поступил для начала. Хуа Чэн не отвечает. Он пытается стянуть с себя рабочую рубашку и, когда переодевается в свою обычную одежду, хлопает дверью шкафчика в их небольшой гардеробной рядом с ресепшеном. Он смотрит на себя в зеркало и немного взлохмачивает волосы на макушке. Он не считает себя слишком умным. Просто немного сообразительней, чем другие. Школу-то он закончил действительно хорошо, а вот когда зашла речь о выборе вуза, они на пару с Вэй Усянем огорошили своих родителей тем, что выберут курсы и проучатся на них, чтобы стать тату-мастерами. Как только Му Цин об этом услышал, он выпил целый тюбик настойки валерьяны. Тетя с дядей Вэй Усяня тоже были далеко не в восторге от этой новости, но спустя несколько разъяснительных бесед и упорства детей, взрослым пришлось уступить и дать им попробовать. Уговор был такой. Они должны отучиться полный срок обучения курса, а потом получить работу. Если они не сделают этого в течении года, то на следующую осень должны будут выбрать вузы и зачислиться в них, чтобы получить высшее образование. Судьба сложилась первым путем, и с тех пор и Хуа Чэн, и Вэй Усянь хорошо обустроились в своей профессии. Они несколько раз повышали себе квалификацию, меняли разные студии и, в конце концов, примерно восемь лет назад парням поступило очень выгодное предложение о переводе. На одной из выставок их обоих заметили, и их работы заинтересовали босса главного тату-салона в столице Китая. Он позвал их к себе на работу, а парни, обговорив это со своими семьями и тщательно обмозговав всю ситуацию с переездом, согласились. И вот с тех самых пор рутинная жизнь Хуа Чэна преобразилась. К тому же, всего спустя несколько недель после их переезда его омега забеременел, чего раньше у них сделать не получалось, поэтому определенно его место было здесь. Альфа хлопнул шкафчиком и закрыл дверцу на ключ. У него осталось всего десять минут до того, чтобы успеть заехать в школу. И за это время еще надо дойти до парковки и подумать о том, как сообщить новость о вызове к директору Се Ляню, а потом еще и заехать в магазин за подарком. Мужчина вздохнул. Пятница какая-то не очень удачная вышла. А ведь у них с мужем сегодня была годовщина.***
Когда Хуа Чэн паркуется рядом с воротами учебного заведения, на школьном дворике тихо. Никто из детей не бегает по площадке и не сидит на лавочках, а из окон первого этажа можно услышать несколько строгих голосов. Должно быть, он немного не успел до начала уроков. Хотя все равно Жолин после этого обычно разрешают пойти домой. Мужчина вышел из машины и хлопнул дверью водительского сидения, включая сигнализацию. Он поправил футболку, которая выделялась ярким принтом, и закрепил посильнее болтающийся шарф с дырками, который был повязан поверх его бедер. Обычно он его не снимал во время работы, а когда снимал, то по пути до дома повязывал вокруг шеи. Поскольку сегодня было тепло, шарф висел и легко развивался на ветру. Его высокие сапоги на небольшом каблуке доходили примерно до колен, делая рост альфы и без того выше на парочку сантиметров. Со стороны и по сравнению в той же заведующей в этой школе Хуа Чэн был двухметровым великаном. Альфа взглянул на часы и убедился, что опоздал на пару минут. Не так уж и критично, если учесть, что он с работы сбежал. Хуа Чэн прошел вперед и неспешным шагом обогнул калитку, приближаясь ко входу. Как только он показался на посту охраны, то поздоровался со здешним сторожем и пожал ему руку. Сегодняшний сменщик альфе нравился больше предыдущего. Они с ним как-то раз разговорились, и мужчина ему выдал, что любит эту школу и свои смены за то, что в столовой по нечетным дням всегда продают вкусные булочки на пару. Кстати, о булочках на пару. Хуа Чэн проходит дальше и поднимается по лестнице на четвертый этаж, попутно вбивая себе в телефон напоминание – заскочить в магазин и купить этих самых булочек, потому что Се Лянь любит перекусывать ими на завтрак. Да и на обед. И на ужин иногда. В общем, всегда, когда они есть в наличии в доме Се Лянь любит засунуть их себе в рот. При том даже не важно выскочит эта булочка из его рук и упадет ли на пол. Омега совершенно спокойно поднимал еду с пола, отряхивал и откусывал кусок побольше. Хуа Чэн его ругал за это. Сильно ругал. Долго ругал. Много ругал. Итог: Се Лянь научился скрывать от него то, что он продолжает это делать, но делать только тогда, когда альфа этого не видит. У мужчины совсем чуть-чуть дергается правый глаз. Тот, что посветлее. Когда Хуа Чэн ступает в коридор и огибает его по дуге, он натыкается на знакомую дверь, а еще на мальчика, который сидит перед ней. Стоит ребенку перевести взгляд на приближающегося взрослого, как он резко подрывается со своего места и бежит к нему. – Дядя Чэн! Дядя Чэн! Не ругайте ее, пожалуйста! Она не виновата! Это я виноват! Я ударил, а Жолин взяла вину на себя! Альфа усмехается и приседает на корточки, оказываясь нос к носу с мальчиком и похлопывая омежку по голове. Цинрин шмыгает носом и по его разбитой губе становится понятно, что, скорее всего, все именно так, как он рассказал. Интересно, почему тогда взрослые ему не поверили и решили вызвать именно Хуа Чэна? Что за предвзятость к его дочери? Хуа Чэн стискивает зубы плотнее. Сюэ Рин перед ним переминается с ноги на ногу, а его карие глаза становятся все больше и больше с каждой секундой. Мужчина улыбается. – Когда это я ее ругал? – О-оо, ну… Просто… Сейчас это я. Я виноват. – Хорошо. – Папа сказал, что, если еще раз не дам сдачи, он меня на улице спать оставит и еще собак за мной спустит. Хуа Чэн фыркает. – Сюэ Ян, блин… – он качает головой. – Я ему позвоню, а при встрече втащу хорошенько. Зачем он тебя запугивает? Рин пожимает плечами и снова шмыгает носом. – Не знаю, – честно отвечает ребенок. – Не люблю ни с кем драться, а папа говорит, что это плохо. – Н-да, твой папа просто не был на моем месте, посмотрел бы я на то, как он носился бы в школу по каждому звонку из-за всякой ерунды. Ладно, сиди здесь. У вас уроки кончились? – А? Нет, я прогуливаю. – Ха-хааа, – прыскает Хуа Чэн, поднимаясь в полный рост. – Как честно. – Я ждал вас, чтобы сказать. И ждал, когда они Жолин отпустят. Она переживала и хотела отвести меня в медпункт. – Благородная душа она, ц-ц-ц, – посмеивается мужчина. Он доходит до двери и следит за тем, чтобы мальчик снова уселся на лавочку. Когда тот послушно залезает на нее и садится по стойке смирно, Хуа Чэн делает вздох поглубже, а затем открывает дверь.***
Что и следовало ожидать. – Папа-а-а-ааа, – протягивает альфочка, перебираясь с заднего сидения вперед и вклиниваясь головой между передними, когда они останавливаются на светофоре. – Ты сердишься? – Сядь на место и пристегнись. – Жолин, надо пристегнуться, – говорит Рин. Девочка хмыкает. Ей семь лет, она уже взрослая, зачем ей пристегиваться? Пристегивают только маленьких. Рину уже девять, а он ездит с этим дурацким ремешком и ее приучает. Когда Жолин не реагирует на выпад обоих, Хуа Чэн поворачивается к ней в полголовы и прожигает нечитаемым и долгим взглядом. Приходится послушно сесть обратно. Альфа приземляется на свое место, как положено, и тут же слышится застегивающийся щелчок ремня безопасности. Загорается зеленый свет светофора, и машина трогается с места. – Ну, пап. – Чего тебе? – Ты злишься? – На тебя? Нет. На школу твою, да. – О, это хорошо, – улыбается Жолин, начиная болтать ножками. Рин рядом с ней хмурится. – Это плохо. Дядя Чэн, вы злитесь на меня? Хуа Чэн смотрит ему в глаза через зеркало заднего вида, которое висит в центре лобового стекла, и усмехается, качая головой. – По факту… Как мне сказали, я должен злиться на вас обоих. Потому что ты затеял, а Жолин делала, но по твоим словам и по словам Жолин – это они первые начали. И кому мне верить? Оба ребенка одновременно фыркают и выдают: – Нам, конечно! – Нам, конечно! Хуа Чэн смеется. – Да, да, конечно, вам. Может, стоит прислушаться к словам Пэй Мина и попробовать вас перевести? – Что? А как же мои подруги в классе? – А мои друзья из клуба манги? – расстроено протягивает мальчик. – Вот уж так себе упущение, – протягивает Жолин. – Что?! Еще чего. Мы с ними уже давно друг друга знаем и хорошо общаемся. Мы лучшие друзья. – Мы с тобой лучшие друзья. – И с ними тоже. Может же быть много лучших друзей. – Лучший друг один и на всю жизнь. Да, пап? – Нет. – Что?! – Спасибо, дядя Чэн, – улыбается Рин, а потом ехидно посмеивается, смотря на подругу и показывая ей язык со своего места. – Съела? Жолин не остается в долгу и показывает свой в ответ. Рин высовывает его сильнее. Жолин не отстает. Хуа Чэн смотрит на них в тот момент, когда между детьми остается пара сантиметров до того, как они столкнутся лбами. – Целоваться собрались? – Чего?! – Фу! – возмущается Жолин, садясь по-нормальному. – Я видела, как вы с папой это делаете! Это мерзко! И дедушки так делают! Фу! Фу-у-у-у-у, никогда так делать не буду. – Мои родители тоже целуются, – задумывается Цинрин, начиная постукивать себя пальчиком по подбородку и смотреть в потолок машины. – Разве это так уж плохо? – Неплохо, – говорит Хуа Чэн, поворачивая на развилке. – Папа, ты противный. – Сама такая, – фыркает мужчина и оборачивается на нее, усмехаясь и фыркая. – Вырастешь, поверь, мне придется удерживать тебя силой, чтобы ты не делала того, чего тебе не положено. – Что? Почему? – Потому что твой папа говорит, что в тебе моя кровь, а это очень и очень опасно. Ты уже как-то заявила, что, если мы отправим Эмина на неделю к дедушкам погостить, ты уйдешь из дома. – Конечно, уйду. Я все еще продумываю план, как незаметно сбежать с восьмого этажа. – Выпрыгнуть не пробовала? – спрашивает омега. – Так я же разобьюсь. – Может, мозги на место встанут, – посмеивается мальчик. – Что-ооо!? – шипит альфа. – Папа! Ты слышал его?! – Слышал. – Скажи ему! – Рин, – протягивает Хуа Чэн. – М-мм? – Цинрин наклоняет голову на бочок и смотрит на дядю. – Давай ты будешь нашим сыном. Ты мне больше нравишься. И собачка у тебя будет дома. И черепашка. – Да-аа, – соглашается Жолин. – А дядя Ян меня как раз научит танцевать мою любимую связку из клипа. – Какого еще клипа? – спрашивает Хуа Чэн. – Где они с шестом танцуют. – Я отберу у тебя интернет. – Ну, пап… – хнычет девочка. Когда они проезжают еще немного вперед, и Жолин начинает всматриваться в удаляющиеся очертания города, она удивленно двигается ближе к окну и прижимается носом поверх стекла. – А куда мы едем? Наш дом в другой стороне. – Едешь к дедушкам, ты же хотела Эмина обратно. Вот и побудешь с ним до воскресенья. – А?! Правда?! – радостно вопит альфа. – А потом? – А потом мы с папой приедем и заберем и тебя, и его. Отец мне звонил, говорит, неделю с ним прожить можно, а потом он их изводит. – Эмин хороший, – тихо говорит Цинрин. – Конечно, хороший, – улыбается Жолин. – Эмин – самая лучшая собака в мире. Ой, а он меня не забыл? Мы неделю не виделись. Пап, а если он меня уже не помнит? – Да тебя ж хрен забудешь. – Папа ругается! Хуа Чэн смеется и смотрит на телефон, который подвешен на специальном штативе. Омежка в этот момент немного ближе подлазит к нему со своего сидения, которое находится аккурат позади водительского кресла, и спрашивает: – А можно мне тоже к дедушкам? – А? А ты хочешь? Рин усиленно кивает несколько раз, в то время как его глаза загораются изнутри. Жолин начинает вопить со своего сидения, что это отличная идея, и уже собирается снова отстегнуть ремень, когда Хуа Чэн громко рычит в ее сторону, и девочка послушно замолкает на пару минут. Это ее максимум, дальше запреты не действуют. Две минуты молчания – достаточно хорошее время для родителя. Хуа Чэн иногда хочет засунуть ее в коробку и пустить ту в открытое плавание, но, когда он говорит об этом Се Ляню с намеком на шутку, тот не разговаривает с ним до конца вечера. Альфа тихо плачет в душе и больше никогда не шутит на подобную тему. Хуа Чэн поглядывает на то, как Рин с его дочерью начинают что-то обсуждать насчет школы, и думает, что, в принципе, их одежда у Му Цина и Фэн Синя все равно есть. Еще там собака на выходных, и она сможет отвлечь внимание малышни на себя. Плюс учебники и уроки у них с собой, как раз поделают вдвоем, и, если что, Рин поможет Жолин с чем-то, если у той будут проблемы. Все равно ведь по одной программе учатся, просто мальчик старше ее на два года. А еще Сюэ Ян наверняка будет рад отдохнуть немного на выходных и выбраться с Синчэнем куда-нибудь. В последнее время у них обоих плотный график. Он знает это от своей же дочери, которая любит трепаться абсолютно обо всей информации, что она получает, налево и направо. Поэтому, почему нет? – Я позвоню твоему отцу и предупрежу, что ты не придешь. – Правда? – радуется омега. – Спасибо, дядя Чэн! Хуа Чэн улыбается. Детям так мало нужно для счастья.