— Не забуду, Тось.
Забыл, вычеркнул из своей жизни, оставив меня за бортом и даже не кинув сдувшегося спасательного круга. Только сделал это в штормовую погоду, чтобы волны погребли меня на то самое дно, которое я когда-то видел в твоих глазах. Только ошибался сильно, потому что там правда лёд, а не океан. Этот лёд сравнится по толщине с байкальским, а то и с залежами самой Антарктиды. А ещё говорил, что я холодный, на своё сердце посмотри.— Можно продать душу за этого парня?
— Для тебя этот парень будет бесплатно.
А душу то забрал в итоге. Ты ничем не отличался от остальных, Попов. И за океаном на самом деле прятался мой персональный ад. Моя вредная привычка. Как сигареты, с каждой затяжкой убивал только сильней. Словно дым проникал в лёгкие, не давая кислороду проникнуть внутрь, отравляя кровь, заполняя все внутри углекислым газом, убивая. Убиваешь меня. Мой персональный палач, уже опустивший топор вниз. Только про последнее желание так и не спросил. Я ведь спать не могу, потому что твой образ во всех снах. Просыпаюсь в холодном поту, сжимая подушку в побелевших пальцах, на щеках опять эти чёртовы слезы, потому что опять видел тебя. Чёртовы руки, увитые венками, чёртовы глаза, в которых я утонул, чёртовы скулы, которые я целовал, чёртовы волосы, которые я перебирал ночами... Ты не выветриваешься блять из организма никакими методами. В крови уже, диффузией слился с моими молекулами и питаешься моими страданиями. Уйди из памяти, сердца, жизни, пожалуйста. Я не хочу чувствовать это всю жизнь.— Плохо быть зависимым от человека, потом слишком много вещей может ранить.
Ты мой наркотик, Арсений. Я говорил, что с уменьшением дозы в виде тебя жить станет легче. Не стало. Я не могу без истерики чувствовать запах орехов, пить кофе, слушать наши песни, видеть книги, которые мы читали вдвоем на твоём темно-синем диване, не могу слышать про Питер или Испанию, не могу воспринимать набережную или именно тот кинозал, где проходило наше первое свидание, не могу смотреть свой любимый мультфильм и проходить рядом со школой. Потому что в этом всем ты. Оставил свой след, миллионы воспоминаний, от которых сердце колет, а мозг на полном серьёзе говорит организму отключить работу, впадая в бессознательное состояние. Больно, знаешь ли.— Солнце или Луна?
Я до сих пор не снял тот браслет, связывающий нас с тобой тонкой мысленной нитью. Почему-то только он не вызывает стрессового состояния. Он так и висит на исхудавшем запястье, напоминая, что я никогда не смогу выйти на передний план, являясь просто спутником. Иногда взгляд цеплялся за эту до сих пор важную вещь, и мозг хочет уже наконец избавиться и от этого упоминания об учителе. Но руки так и не доходят, оставляя браслет на месте.Чтобы не забыть, какая ж сука любовь.
— А ты сколько раз умирал?
— Шесть.
Это седьмой. Помню, в тот день он сказал, что не допустит ещё один по причине, связанной с ним. Допустил. Отпустил. Забыл. Не сделал. Не стал. Не уберёг. Не позаботился о том, сколько пачек сигарет я выкуриваю в день. Не любил. Столько его обещаний, сказанных с такой искренностью во взгляде, в голосе, в эмоциях, перекрыла одна фраза, убившая меня, наши отношения и моих последних бабочек в животе. Да меня даже от имени Арсений мутит уже! Он значил слишком много, отдавался уже тогда где-то под ребрами, в самом сердце. Но тогда это было приятное щекотание чего-то внутри, согревающее получше любого пледа, камина или чая. А теперь отдаётся только острыми спазмами похуже любой пытки. Словно где-то там, в районе солнечного сплетения, вырастили сад с нежными, весенними и яркими цветами, предназначенными только одному, но сейчас сад засох, и остался только завядший кактус, режущий внутренности своими иголками.— Вот тебе и 18, Тось.
Первый раз был с ним. Первый поцелуй был с ним. Первая настоящая любовь была с ним. Не слишком ли много чести одному человеку, который оказывается просто друг и не больше. Столько нежности, заботы, открытости и, как мне казалось, любви было в каждом его жесте с самого начала, с первого знакомства. Кофе, завтраки, походы ко врачу, подготовка к экзаменам, объятья во время просмотра какого-то сериала, тихое мурчание на ухо, совместная готовка ужинов, мягкие поцелуи словно в первый раз, мимолётные касания пальцев, вызывающие ток по всему телу. Как оказалось, только моему. Арсений, перед тем как все-таки начинать близкое знакомство стоило проанализировать свои чувства полностью, испытать их, а не разрешать мне в слезах бросаться тебе на шею.— В тот день Арсений приехал первый.
Лучше бы не приезжал, а позволил умереть ещё до всей той боли, которую я испытываю сейчас из-за него. Просто дал бы мне спокойно умереть, уйти до того, как наступит ад для моих мыслей и тела. Но нет, у него же "отцовские и братские чувства", приехал помочь, откачать, выхватить лезвие из рук. Только для того, чтобы через пару месяцев воткнуть его до конца в самое сердце. И прокрутить ещё пару раз, добивая оставшихся бабочек, цветы, надежды. Когда-нибудь я отключу эмоции, обещаю. И перестану сравнивать все происходящее с ним. А ещё лучше, если заведу котенка и начну упрямо двигаться к своей цели. Только для этого надо отпустить.— Береги себя, Тось.
После его отъезда я ни разу не попытался причинить себе подобный вред. Потому что понимаю о бесполезности этого способа, который добавляет только шрамов на запястьях, ключицах или рёбрах, но никак не освобождает от проблем и переживаний. Даже в самые сложные моменты истерик я не посмотрел в сторону таблеток или ножа. Теперь привык вывозить сам свою боль. Ладно, не привык, но в активных попытках. Пока что выходит, уже месяц, как я не оставлял на себе ни одного шрама.Нельзя изменить прошлое, тогда зачем оглядываться на него.
Да потому что оно само о себе напоминает, без моей помощи прекрасно справляется, знаете ли. Оно вообще послушное, всего лишь пару раз в день до истерик из-за каждой мелочи доводит, но потом не мешает, давая сил приготовиться к новым жертвам моей забранной души. Самый большой кусок её ты забрал, Арс. Мог бы хоть мне две крупинки оставить, чтобы я смог кое-как возродить её обратно. Жить то хочется, а не выживать.— Если остынешь, извести меня.
Известил. Позвонил при первой же возможности. Интересно, как долго он думал об этом. Или с самого начала это знал? Так же как и знал о том, что уедет. Так же как и знал о том, что я не смогу отпустить. Так же как и знал о том, что я люблю. Безнадежно влюбился. Вылечить он хотел, позаботиться. А в итоге только хуже сделал, потому что очутиться на дне, когда попробовал запах небес, мучительно. И запах льда тоже узнал благодаря ему. А хотелось бы океан почувствовать. Теперь вытащить себя смогу только я. Хочу ли я этого?...— Ты делаешь меня счастливым.
— Ты наполняешь мою жизнь смыслом.
Какая же явная ложь.... Ладно, возможно, я был слишком эмоционален, когда Арсений известил меня о своём решении остаться. Могли же остаться друзьями, а я резко оборвал связь, не желая больше ничего слушать, потому что с каждой секундой жгло на щеках только сильней. Я любил. Просто не смог бы общаться с ним в дружеской атмосфере, мозг точно подбросил бы интересный факт о времени, когда мы были вместе. А я этого не хочу. Мы больше не общаемся... Раздаётся звонок в дверь, заставляя напрячься. Я никого не ждал, тем более в полночь. Но по ту сторону стоит снова солнечная Оксана с бутылкой белого полусладкого наперевес и яркой улыбкой с крепкими объятьями в подарок. Спокойней становится от её присутствия, потому что теперь я не один. Уже много лет рядом есть друзья, находящиеся рядом во время любого пиздеца. Все-таки, я сделал неправильный выбор. Потому что дружба опять из раза в раз доказала свою незаменимость. Только они, друзья, в переломный момент будут рядом. Да, мы не всегда понимаем друг друга с полуслова, но, блять, есть что-то гораздо важнее. Это что-то выше просто общения, оно на уровне не то что поддержки, а.... чувств. Мы просто вытащим друг друга из всего, потому что не безразличен человек, даже если в ссоре сильной приедем первыми. Потому что дружба выше чем любовь. А зависимость сильней. — Я почувствовала, что тебе плохо, поэтому тут же решила, что поможет только сурковская поддержка, — она хитро подмигивает, стягивая кроссовки с ног. — Рассказывай. — Как его забыть? — смысла врать и скрываться уже нет. Особенно когда рядом стоит Оксана. Девочка, с которой мы знакомы с самого первого класса, где я дёргал её за косички, развязывая банты. Потом извинялся ещё долго, кстати. — Напиши ему, выскажи все свои эмоции. От понимания, что ты всё это вылил на причину проблем, нервная система расслабится, отпуская. Если тебе нужно одиночество, я тихо на кухне побуду, сыр пока что нарежу, ещё что-нибудь. Она как всегда понимает без слов, позволяя мне уйти в тишину своей комнаты, смотря на выключенный экран телефона. А вдруг сработает? Только надо печатать быстро, не задумываясь, иначе опять закинет в леса воспоминаний.Вы
Ты ранил сразу наповал,
Не предупредив, не дав надеть броню.
И я ночами тосковал,
Храня в кармане фотографию твою,
Ты успел ранить за столь короткий срок
А я теперь умираю,
Вот черт, ты подал слишком жизненный урок.
И ты не видишь, но с каждым днём я умираю,
Забыть тебя все обещаю.
Но ты тут, где-то въелся под кожей
Пока я по кусочкам себя собираю,
Лучше бы в тот вечер я был с крыши сброшен,
Чем теперь страдать от тебя.
Я ненавижу эти едкие слезы,
Что буквально сжигают мою щеку.
Слишком долго я верил в грезы,
Но от жизни я больше не сбегу.
Ты стал явным примером,
Что любви нет, и доверился я зря.
И в мире своём сером
Я молчу тайны наши храня.
Хотя нет уже нас, и не было тоже.
Я не буду тебя обвинять, но скажу,
До тебя не было в жизни ничего дороже.
Ты раскрасил мой мир, сделал счастливым,
Но в итоге ушёл..
Я назвал все, что было, фальшивым,
Когда записки наши друг другу перечел.
Ты не любил, просто забота.
Пусть будет так. Молодец,
Нашел себе идиота.
И я забуду тебя, обещаю.
Воспоминания больше не открываю.
Ты теперь никто, и не отвечу тебе на звонок,
Но буду знать, что мной самый близкий пренебрег.
Игра удалась, ты хороший актёр,
Выиграл приз,
Но вот кто режиссёр?
В самое сердце, пулей навылет
Ударил, атаковал, забрал.
Твои слова меня убили,
Но больше я не отдавал.
Это все просто жизненное испытание, которое надо пережить.
Не пережили.***
— Но он же осознал потом свою ошибку, пап? — детские глаза смотрят так преданно и заинтересовано, что Антон сглатывает. — Что?...