Итачи-сенсей.

Первое, что Какаши усвоил о своём отце — тот является одним из лучших шиноби своего поколения. А возможно, и не только своего. Как и у всех клановых детей — и неважно, что после Третьей Мировой Войны Шиноби от клана Хатаке остались лишь отец и сын — тренировки у Какаши начались с трёхлетнего возраста. Его отец сам тренировал сына, проводя с ним практически всё свободное время. Изредка его товарищи по команде заглядывали в дом Хатаке и полушутя-полусерьёзно выговаривали Сакумо, что он совсем не даёт ребёнку «нормального детства». Какаши это злило. Ему нравилось чувствовать себя взрослым, нравилось тренироваться, узнавая новое и готовясь к Академии. И совсем не хотелось бесцельно шататься по деревне или парку, уплетая сладости — напарники отца называли это прогулкой и отдыхом. Но приходилось — допустить, чтобы команда отца сочла, будто тот не может научить сына уважать старших, Какаши, разумеется, не мог. Тем более, что отец высоко ценил сокомандников и всегда говорил, что для шиноби не должно быть ничего ценнее жизней своих товарищей и благополучия своей деревни. Впрочем, «прогулки» случались не так уж часто — пару раз в месяц. Тогда это казалось Какаши счастьем. Только оставшись один, он понял, что на самом деле счастьем была не редкость прогулок, а то, что эти самые прогулки просто были… Закончилось всё неожиданно — отец ушёл с командой на очередную миссию, а вернулся один. Спустя некоторое время Какаши стал улавливать обрывки разговоров о том, что именно отец виноват в гибели своей команды. Узнать больше не получалось — спрашивать отца напрямую он не смел, а заметившие его перешёптывающиеся шиноби мгновенно замолкали, либо удалялись. Теперь уединение отца и сына никто не нарушал, однако прежней радости от тренировок уже не было. Отец изменился. Теперь он почти не разговаривал с сыном, ограничиваясь лишь необходимыми пояснениями. И Какаши неожиданно поймал себя на том, что ему хочется пройтись по парку со сладостями в руках и вспомнить глупые вопросы товарищей отца и свои вежливо-раздражённые ответы, вызывавшие у них смех. А ещё хотелось поговорить с отцом — не только о метании кунаев и приёмах тайдзюцу, но и о важности командной работы, и о всяких забавных случаях времён, когда отец ещё сам учился в Академии и был генином. Сакумо не рассказывал Какаши о миссиях, которые выполняет сейчас — они были секретными и, как подозревал мальчик, в них было не так уж много забавного, а скорее, вообще не было, однако детьми, как выяснилось, отец с товарищами по команде умели находить себе приключения даже в пределах деревни. На столе у отца была фотография с товарищами, когда они только выпустились из Академии — такие есть у всех шиноби — так что Какаши прекрасно мог представить их детьми. Пару раз он даже осторожно переносил фотографию к себе в комнату (разумеется, когда отца не было дома) и ставил на стол, представляя, что на месте отца — он сам, а рядом — его товарищи по команде. Потом уносил обратно. Всему своё время, будет и у него такое же. А пока… А пока на его столе стояло другое фото, на котором его уже более взрослый отец запечатлён с девушкой, держащей на руках ребёнка. Какаши знал, что это — его мать, а ребёнок — он сам, но, не помня её, умершую, когда ему не было ещё и года, испытывал лишь уважение. Дети обязаны любить и почитать родителей и, судя по редким — как правило, только на день рождения Какаши и ещё где-то в конце весны, видимо, в годовщину её смерти — рассказам отца, умершая заслужила и любовь, и почтение сына… Но это была любовь к составленному по рассказам и этой самой фотографии образу. Какаши никогда не завидовал детям, идущим куда-то по улицам с матерями, ему хватало отца. Кроме того, после войны и нападения Лиса годом позже у многих не было отцов или матерей, а иногда — вообще никого. …Теперь Какаши двенадцать. И вот уже семь лет, как отец остался только на том самом фото, рядом с которым стоит две новых новая фотографии — теперь уже команда Какаши, на одной — с влезшим в кадр младшим братом сенсея, на другой — с ещё одним родственником сенсея, помогающим их тренировать… На команду отца они совсем не похожи — хотя его сокомандник принадлежал к тому же клану, что и наставник Какаши. Но сходства между ними было совсем немного — и в характерах, насколько Какаши помнил друзей отца, тоже… «Я знал, что, спасая товарищей, могу провалить миссию, и знал, что это осложнит отношения с другими скрытыми деревнями, — сказал ему в минуту откровенности отец. — Но просто бросить их, развернуться и уйти… Я бы не смог с этим жить». «Спасая? — переспросил Какаши. — Но все говорят»… — он осёкся, но отец понял. Он ведь не хуже, а может, даже и лучше сына знал, что говорят о нём в деревне. Будто он виноват в их гибели. «Иногда спасая можно лишь сделать хуже», — добавил он. И вернулся к разговору лишь четыре дня спустя, рассказав сыну чуть больше, чем изложил в официальном отчёте. А после совершил самоубийство. Видимо, с вечными перешёптываниями за спиной без возможности оправдаться жить тоже было невыносимо. Тогда Какаши почти год ни с кем не разговаривал, ограничиваясь лишь необходимым набором фраз, например, когда ходил за покупками. В приют его почему-то не забрали — видимо, наблюдавшие за порядком в деревне полицейские-Учихи, а может, и АНБУ, посчитали его достаточно самостоятельным, чтобы жить одному: ведь оставался же он дома один, когда отец уходил на миссии — а те порой длились неделями… Вновь заговорил он только поступив в Академию: отвечать на вопросы учителей всё-таки приходилось. Ученики к нему подходили лишь поначалу — тренировки отца, продолженные в одиночестве, позволили ему превзойти большинство задир из бесклановых детишек; клановые и те, что были поумнее из гражданских либо и вовсе не подходили, либо, поняв, что Какаши общаться не намерен, ограничивались приветствием и знакомством. Наруто, с порога Академии заявивший, что станет следующим Хокаге и превзойдёт абсолютно всех, был проигнорирован при попытке более близкого знакомства и, мгновенно записав Какаши в надменные выскочки, отстал, найдя себе других приятелей… Кто бы мог подумать, что они попадут в одну команду?.. А от пристального внимания взрослеющих девчонок Какаши спасала его вечная маска — кто-то (знать бы, кто, чтобы поблагодарить) распустил слух, что он скрывает так страшные увечья или уродство, поэтому к нему не лезли. Сакура, спустя некоторое время после работы в одной команде, призналась, что Ино Яманака даже просила Хинату посмотреть бьякуганом сквозь маску, чтобы знать наверняка, однако наследница Хьюг, уступив уговорам, лишь сильно покраснела и так и не смогла выдавить из себя ни слова. Ино сочла это доказательством, что под маской Какаши просто ужасен. Хинату, наверное, тоже следует поблагодарить за молчание, чем бы оно ни было вызвано. А Сакура, рассказывая это, кажется, надеялась, что Какаши подтвердит или опровергнет сказанное, сняв, наконец, маску. Чего он, конечно же, делать не стал. Какаши вновь посмотрел на фото своей команды, задержав взгляд на сенсее. Когда на той, самой первой тренировке, Сакура поинтересовалась, откуда ему известно о шарингане, он сказал лишь часть правды: Какаши действительно узнал о клановом додзюцу Учих от отца. Вот только не в разговоре о том, кто может и не может стать шиноби… Учихи тоже были уверены, что в смерти их соклановца виноват его отец. В обрывках пары услышанных им разговоров не было особого горя, как понял Какаши, тот не считался в клане одарённым и перспективным, но — родственник есть родственник, а гибель при непонятных обстоятельствах члена полицейской общины неизбежно вызывала вопросы… на которые те получили такой же ответ, как и все остальные, то есть официальный отчёт Сакумо Хатаке о проваленной миссии и гибели двух членов команды. Произошло это в горах, тела погибших не то были завалены в пещере, не то упали в ущелье, Какаши не особо понял, но Учих это объяснение не устроило. Именно тогда Какаши и узнал о ценности глаз клана Учиха для вражеских (или просто чужих, на тот момент это были практически синонимы) шиноби. И о том, что даже мёртвые глаза возможно пересадить другому человеку, были бы они активны на момент смерти, а потому тело погибшего товарища отца следовало доставить в Коноху. Или хотя бы глаза… То же самое касалось и клана Хьюга — за пару лет до гибели команды отца была какая-то история всё с той же Хинатой. Но додзюцу Хьюг после смерти обладателя самоуничтожалось, кажется — во время той истории Какаши впервые остался дома один. Всего на пару дней и, как он теперь подозревал, всё-таки под незаметным присмотром кого-то из знакомых отца, но для трёхлетки это было настоящим испытанием. Так что из дома он старался лишний раз не выходить, а потому о попытке похищения узнал лишь от вернувшегося отца, да и то через пару недель и в мельком оброненной фразе, которую благополучно забыл — какое ему дело до незнакомой девчонки? …Искали члены полицейского клана тело погибшего или нет, осталось для Какаши тайной. Как и результаты поиска, если таковые были. Но теперь… Какаши вновь посмотрел на фото своей команды. Почему их наставником стал Учиха, да ещё и практически ровесник собственных учеников? И на тренировках довольно часто (для Какаши часто, Наруто и Сакура, наоборот, считают, что редко) присутствует ещё пара Учих. Они учат доставшуюся Итачи команду, и результаты уже видны — Наруто наверстал прогулянное в Академии и всерьёз взялся за довольно сложную технику; Сакура в распознавании гендзюцу оставила позади обоих сокомандников, правда, отставая во всём остальном; сам Какаши значительно улучшил все навыки и наставник уже пообещал, что на следующей тренировке они определят его предрасположенность к стихии — вот только, будь их сенсей постарше и поопытнее в плане обучения генинов, помощники ему были бы не нужны. Может быть, Учихи выяснили что-то о той миссии отца, и Итачи назначили наставником их команды, подозревая, что сыну известно об этом куда больше? На тренировке с «похищением» Саске он сказал, что знание Какаши об их клановом додзюцу вполне ожидаемо. Учитывая, сколько лет прошло с момента гибели команды Сакумо — почему он был уверен, что Какаши вообще помнит о наличии в команде отца Учихи? Поэтому к желанию Итачи посмотреть, как он живёт, Какаши отнёсся настороженно, почти ожидая, что осмотр превратится в обыск, а разговор — в допрос. Итачи пришёл один. Бегло осмотрел спальню Какаши и кухню, ненадолго задержавшись у запертой комнаты, принадлежавшей Сакумо, но просить её открыть не стал. Впрочем, если бы и попросил — там всё оставалось, как и семь лет назад. Разговор шёл, казалось бы, о пустяках — трудно ли Какаши поддерживать порядок в довольно большом доме (нет, не трудно, если составить план уборки и придерживаться его); какие у него были отношения с сокомандниками во время учёбы (никаких); доволен ли он, что попал в команду с Узумаки и Харуно (тем, кто распределял, виднее, в каком составе команда будет наиболее эффективна); не надоели ли ему низкоранговые миссии (он надеется, что скоро начнутся более сложные). Вопрос-ответ, словно обмен тренировочными ударами или самое начало боя, когда противникам неизвестно мастерство друг друга и они присматриваются, ища бреши в обороне или слабости в тайдзюцу… Итачи задержался в комнате Какаши у стола с фотографиями.  — Ты ведь не помнишь мать? — это прозвучало скорее утверждением, хотя и являлось по сути вопросом.  — Нет. Она умерла, когда мне не было ещё и года.  — Отец рассказывал тебе о ней?  — Немного. Он говорил, что она погибла на миссии. Что была очень смелой и талантливой. И любила меня и его.  — Мне рассказывали, что в ночь нападения Лиса она помогала уносить раненых из-под обломков домов. Немногим из тех, кто оказался настолько близко к биджуу, повезло выжить. Сражаться её не пустили, но помогать пострадавшим запретить, конечно, не могли… Этого Какаши не знал. Про ночь нападения Лиса и действия его родителей тогда они с отцом никогда не разговаривали.  — Про шаринган ты узнал от отца? — наконец задал Итачи вопрос на тему, ради которой, по мнению Какаши, и пришёл.  — Да. Мы обсуждали моё поступление в Академию, я заинтересовался, по каким критериям отбирают учеников, кроме объёма чакры и владения техниками. Отец пояснял на примере своей команды, — Какаши твёрдо решил придерживаться выданной Сакуре части информации.  — Отчёт твоего отца о той миссии я тоже читал, как и его личное дело. Исходя из его характеристики, было ожидаемо, что он отправится спасать товарищей в ущерб выполнению миссии. Либо понадеявшись после их спасения вместе закончить задание. То, что у него не получилось… — очевидно, на лице Какаши отразилось что-то, поскольку Итачи осёкся и, внимательно посмотрев на ученика, спросил: — Ты считаешь, он поступил неправильно? Какаши много думал над этим. У него было достаточно времени на размышления — в отличие от информации. Отчёт отца он не видел, так что опираться мог лишь на подслушанные обрывки разговоров, предсмертный рассказ отца и… свои собственные мысли.  — Выполнение миссии превыше всего, даже если придётся пожертвовать товарищами, — озвучил он давно выведенное для себя правило.  — Значит, если на миссии перед тобой встанет тот же выбор, ты пожертвуешь Наруто и Сакурой ради выполнения миссии?  — Шиноби должен ставить миссию на первое место, — процитировал Какаши правило шиноби, с которого начиналось обучение в Академии. — И никогда не должен проявлять слабости.  — Цитировать правила гораздо легче, чем соблюдать их, — заметил Итачи. — И это не является ответом на мой вопрос. Какаши вновь посмотрел на фото седьмой команды — разговор происходил в его комнате. Наруто, с недовольным видом косящийся на влезшего в кадр Саске, улыбающаяся Сакура… Тренировка против Шисуи и Сакура, привязанная к дереву вместо Саске… «Будь это не тренировочный бой, ты бы оказалась в руках врага», — сказал ей тогда Итачи. Будь это не тренировочный бой — смог бы Какаши просто оставить её там, зная, что ей не выбраться самостоятельно, и помощи, кроме как от них с Наруто, ждать неоткуда? А ведь Наруто точно бы бросился ей на выручку, и тогда Какаши пришлось бы оставить их обоих — при условии, что миссия не заключалась бы в том, чтобы задержать или уничтожить врага.  — А вы? — повернулся он к Итачи. — Если, когда у нас начнутся опасные миссии, придётся ради выполнения задания бросить всех? — он ткнул пальцем в фото.  — Если бы я не ставил миссию выше жизней своих подчинённых и собственной, меня бы никогда не приняли в АНБУ, — спокойно ответил Итачи. — Однако, надеюсь, я смогу подготовить вас должным образом, чтобы не стоять перед подобным выбором.  — Подчинённых? Значит, вы командовали отрядом АНБУ?  — Пару месяцев, прежде чем мне поручили наставничество вашей команды. Для того, кто — пусть и недолго — командовал группой АНБУ, наставничество над генинами было довольно серьёзным понижением если не в должности, то в престижности работы — точно. По крайней мере, так думал Какаши. Следовательно, в этом назначении действительно есть какой-то скрытый смысл…  — И, кстати, — добавил Итачи, — то, что ты перевёл тему, так и не ответив на вопрос, приравнивается к ответу «нет, я бы не смог»… Что ещё он рассказывал о нашем додзюцу? Что может шаринган, кроме как погрузить человека в иллюзию?  — С его помощью можно уловить самые незаметные движения противника и благодаря этому предугадать следующие, — похоже, тот самый допрос, которого Какаши ожидал с момента появления в его доме Итачи, всё-таки начался. — И, кажется, есть несколько уровней контроля и силы…  — Он не рассказывал, каким образом можно развить шаринган до следующего уровня?  — Нет. Зачем бы он стал рассказывать мне об этом? — нахмурился Какаши. Знать способности других шиноби, пусть и принадлежащих к твоей собственной деревне, всегда полезно в мире постоянных конфликтов и войн. Однако информация, которой ты не можешь воспользоваться, является абсолютно ненужной. А как-то повлиять на развитие додзюцу Учих Какаши едва ли смог бы.  — Ты много общался с командой своего отца?  — Когда они были живы — да, — это не было тайной. Даже если сам Итачи не знал об этом, кто-то из более старших соклановцев наверняка просветил его насчёт команды Сакумо Хатаке. Раз уж ему рассказали даже о матери Какаши.  — Ты когда-нибудь видел активированный шаринган?  — Нет. В то же мгновение глаза Итачи стали красными, с узором из трёх запятых. Какаши запоздало вспомнил, как отец говорил — чтобы поймать противника в гендзюцу, Учихам достаточно мимолётного контакта взглядов, по крайней мере, тем, кто достаточно хорошо владеет клановым додзюцу. В том, что Итачи владеет им превосходно, сомневаться не приходилось — однако Какаши не ощутил никакого воздействия. Очевидно, это и правда была всего лишь демонстрация кеккей-генкай. О которой он, вообще-то, не просил… Хотя увидеть действительно было любопытно.  — Шаринган могут пробудить не все, — глаза Итачи снова стали обычными. — Для этого требуется пережить нечто, сильно воздействующее на психику. Эмоциональное потрясение, равного которому не бывает в обычном течении жизни. Гибель близкого человека, например, — он замолчал, словно давая Какаши возможность заговорить, но тот совершенно не желал знать, что такого пережил его наставник для пробуждения клановой особенности. — Как ты правильно заметил на тренировке, шаринган стремятся заполучить очень многие. Поэтому Учихи тщательно сохраняют его внутри клана. Браки с представителями других кланов или бесклановыми шиноби для нас большая редкость. За детьми из подобных союзов пристально следят. Если ребёнок пробуждает шаринган, его забирают в клан Учиха. Но чаще всего у полукровок это не проявляется. Сейчас в Конохе есть трое полукровок-Учих. Шаринган из них пробудила только Изуми.  — А двое других? — Какаши решил не обманывать ожидания сенсея. В конце концов, тот ждёт от него именно этого вопроса.  — Юхи Куренай, наставница восьмой команды. Она даже меньше, чем полукровка, Учихой была её прабабушка… Сама Куренай, насколько я понял, об этом не знает. Ты с ней знаком? — Какаши отрицательно покачал головой. — Если у нас будет совместная миссия с её командой, обрати внимание на глаза. Они похожи на шаринганы. Не только цветом, у неё даже есть круг, на котором должны появляться томое… Но самих томое нет, и теперь уже вряд ли появятся в каком-либо поколении… Если только она не выйдет замуж за Учиху. Тем не менее, гендзюцу она использовать может.  — На гендзюцу специализируется не только ваш клан, — заметил Какаши. — Даже у Сакуры есть какие-то навыки. Или третьей полукровкой как раз является она?  — Разумеется, гендзюцу умеют использовать не только Учихи, — Итачи проигнорировал почти откровенно насмешливый тон Какаши. — А третьим полукровкой являешься ты. Какаши перевёл взгляд с позволившего себе едва заметную улыбку Итачи на фото своей семьи. Хатаке Макото была темноволосой и темноглазой, но мало ли на свете людей с такой внешностью?  — Отец никогда не упоминал об этом. И его напарник — тоже.  — И у тебя нет способностей Учих, — продолжил Итачи. — Самоубийства отца вполне хватило бы для пробуждения шарингана.  — Тогда зачем мне знать о родстве с вашим кланом?  — Незадолго до моего поступления в Академию, отец в гендзюцу показал мне одно из своих сражений на Третьей Войне Шиноби. Моих впечатлений почти хватил для того, чтобы пробудить шаринган тогда… Но я смог взять эмоции под контроль и ещё несколько лет додзюцу оставалось неактивным. Я не исключаю, что ты тоже мог совладать с эмоциями после гибели Сакумо.  — Будь у меня ваши способности, даже неактивные, я бы освоил гендзюцу намного лучше Сакуры, — возразил Какаши. — Но я буду рад узнать больше о вашем… и, возможно, своём, додзюцу. На всякий случай…