Приходи на чай

      — Эх… Почему солдат заставляют дежурить? — устало промычала я.       Помимо всех забот, которые легли на мои хрупкие плечи, вступив на службу в разведку, солдаты должны были сами убирать штаб. Дежурство на кухне, уборка душевых и казарм, чистка конюшни, подметание внутреннего двора. Все это приходилось делать нам самим. Да и не просто убираться, а вылизывать каждый уголок. Не приведи титан, капитана Леви не устроит проделанная работа. Придется перемывать все снова. И это еще если повезет. А если нет, то назначит два дежурства подряд. Вне очереди. Такой уж он дотошный чистюля.       Убираться я не особо любила, мягко говоря. А если на чистоту — на дух не переносила. Ладно еще прибрать свое спальное место, но драить унитазы за сотнями здоровенных солдат в мои планы не входило. Хотя выбора я не имела. Помню свое первое дежурство в кадетском корпусе. Я стояла в полнейшем недоумении, когда в руки мне вручили старую деревянную швабру. От нее, в моих ладонях, приспособленных к таким занятиям, застряло несколько колючих скалок. Также мне досталось алюминиевое ведро, что было старше меня по возрасту, и, как мне показалось служит здесь со дня основания Разведкорпуса. Изначально, я не понимала, каким образом, возможно мыть те дряхлые полы, дабы на них не оставалось разводов и следов мыла. Ребята издевались и называли белоручкой. И спустя полгода я, наконец-то, наловчилась искусству мытья полов.       — Не жалуйся, Лизи, нам еще повезло, что сегодня не наша очередь чистить конюшни, — Саша протерла свой лоб рукавом.       — Эй, девчонки, уже устали? — весело влез в наш разговор Конни, одновременно выжав тряпку в такое же древнее потрепанное ведро, как и в кадетском корпусе, — и как вы замуж собираетесь выходить? Кто вас таких никудышных хозяек возьмет?       Конни рассмеялся, опершись на стол, а Саша дала ему подзатыльник:       — Конни перестань! — ребята переглянулись и залились смехом вместе, их хохот слился воедино.       — Хватит смеяться, давайте быстрее закончим уборку! — возразила я, — как вы с таким оптимизмом относитесь ко всему? Научите, а?       — Ну и ну! Лизи снова дует свои губки, — Саша подмигнула мне, — вот увидишь, Конни, мы найдем таких мужей, что будут убираться вместо нас. Ха-ха-ха! Надеюсь, мой муж будет уметь еще готовить разные вкусности. Ах! Мечты-мечты… Я ему бы поймала большущего кабана, а он…       — Саша, подотри-ка свои слюни, а то они стекают по полу. Придется снова полы мыть. Во второй раз.       — Ничего, Конни, не перетрудишься.       Я тихо захихикала, а в этот момент на кухню вошла главный повар Разведкорпуса — миссис Инга. Женщина лет 50-ти, высокая и крупная, о таких говорят: «И коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет!». Скорее всего, она давно работает поваром в этом месте, ведь когда миссис Инга готовит, даже главнокомандующий и капитан Леви спускаются ко всем на ужин. Не знаю, каким образом возможно из такого мизерного количества продуктов столь низкого качества приготовить что-либо стоящее. Но кулинария — призвание этой женщины. Ее блюда всегда сытные и вкусные.       — Чего вы тут смеетесь и от работы отлыниваете, молодежь? — обратилась к нам миссис Инга, — давайте, пора накрывать на стол. А то через двадцать минут сюда спуститься столько голодных ртов. Солдатам нужно питаться и набираться сил.       — Простите, а вы давно здесь работаете? — поинтересовалась я.       — Давно, дитя, очень давно, — ее лицо внезапно изменилось, стало печальным, уголки губ опустились, — мой сынок еще с раннего детства бредил разведкой. Каждый день нес какую-то чушь о крыльях свободы, мечтал выбраться за стены. В возрасте 16-ти лет вступил в кадетский корпус и заявил, что посвятит свое сердце загадкам, скрытым в стенах. Больно самоотверженным был мой мальчик. Это его и сгубило.       — Ох, простите, что открыла ваши старые раны, — я сожалела, что задала тот вопрос.       Люди не любят, когда им приходиться вспоминать тяжелые моменты из жизни. Не представляю, какую боль пришлось ей испытать. Как тяжело похоронить сына. Родители не должны переживать своих детей.       — Все в порядке. Эти раны никогда не закрывались. Не было и дня, когда я не вспоминала о нем, своем смелом сынишке, — женщина всплакнула, — я поэтому и устроилась поваром к разведчикам. Хотела увидеть, что такого происходит внутри штаба солдат, что они все жертвуют собой, защищая нас, простой народ. Решила, буду горевать здесь, чтоб радовать таких же смельчаков вкусным обедом. Ведь каждый прием пищи для солдата может стать последним. Я это делаю в память о нем, моем мальчике. Для меня — все вы здесь дети, какими сильными бы вы не были, сколько титанов не перебили ваши клинки.       — Миссис Инга, — я присела на корточки рядом с ней, — как его звали? Вашего сына?       Женщина подняла голову, достала из кармана фартука лиловый платок и выдула нос:       — Август. Моего малыша звали Август.       Я замерла от того, что в моей памяти дивным образом забил поток мыслей со стремительной скоростью. Я уловила некоторые из них. Вспомнила, как матушка учила, как можно утешить скорбящего человека. Крепко сжать его дрожащие руки, обнять, похлопать по плечу. Пусть это и не заберет горе, не поможет забыть минувшее. Но такой жест дает возможность понять человеку, что он не один. Рядом есть люди, которые понимают его, те, кто переживал подобное или просто могут утешить обычным разговором.       Я взяла миссис Ингу за руки и тихо произнесла:       — Он с нами. Август до сих пор с нами. В вашем сердце.       — Спасибо тебе.       Мы молчали еще несколько минут. Я, Саша, Конни, миссис Инга. И тут женщина резко ожила и уже с былым пылом крикнула:       — А теперь, ребята, за работу!       В столовой стоял гул. Бряньканье ложек и стук кружек не позволял глубоко погрузиться в собственные мысли, а Эрен, что сидел за соседним столом, с прежним запалом клялся перебить всех титанов до единого. Было бы здорово, Эрен, было бы здорово. Микаса в это время держала парня за руку и повторяла:       — Спокойно, Эрен, ты же устал сегодня. Будь потише.       — Я не устал, Микаса, — отмахивался тот от нее.       Тяжело, наверное, любить солдата. Но Микаса самая сильная девушка из тех, которых я встречала. И физически, и морально. Она возложила себе на плечи тяжелую ношу следовать за Эреном, вне зависимости от того куда он пойдет и какое решение примет. Она верит в него и продолжает заботиться о его состоянии.       — Я так наелась, — Саша развалилась за столом, — а еще надо убраться за всеми…       — Дааа, ты права, у нас еще полно работы. Давайте так! Посуда — на мне, а на вас — уборка столов и мытье полов, — предложила я.       — По рукам, — Конни поднялся и отправился в подсобку.       Солдаты разошлись по казармам, в столовой стало пусто и тихо. Саша стала вытирать подоконники.       — Что-то мне нехорошо, — вздохнула Саша, — Конни ты уже помыл полы?       — Да, сейчас помогу Лизи с посудой, — он развернулся к нам лицом, — Эй, что с тобой?       Саша побледнела и стала тяжело дышать. Ее тело скрутило, девушка стала держаться за живот руками:       — Живот болит!       — Ну конечно, столько сожрать, — раздраженно вскрикнул Конни, — давай отведу тебя в медпункт.       — Да, ребята, идите, — я стала переживать за подругу, — сама закончу, тут немного посуды осталось, да и все.       — Нет, вы чего? Мы не можем тебя бросить. Так друзья не поступают! — возмущалась Саша.       — Можем, ведь Лизи сама это предложила. Будем тебе должны. — Конни подхватил Сашу под плечи и дал опереться на себя.       — Идите быстрее, вдруг ты отравилась, — сказала я.       — Объелась скорее, а не отравилась. Я не удивлен. Идем, медсестра даст тебе какую-то таблетку. И тебе станет легче, утром ведь на тренировку. Если не явишься — будет хуже, — ребята прошли к выходу.       — Спасибо тебе, Лизи, — простонала Саша на прощание.       — Есть… — я отправила на полку последнюю тарелку, — можно идти в душ.       В корпусе царила ночная тишина, все верно уже видят десятый сон, сладко посапывая в своих кроватках. Ну ничего. Скоро я присоединюсь к вам.       Из крана в душевой лилась еле теплая вода.       — Даа, понежиться в душе не получиться, — сама с собой заговорила я, — ну спасибо хоть на том.       В душевых постоянно присутствовали какие-то неполадки с водой. Утром — горячая, как кипяток, а по вечерам — словно летний душ. Тут пахло хлоркой. Было пусто. Все давно закончили принимать водные процедуры. Внезапно я услышала звук открытия двери. Кого это принесло в такое время? Все должны спать давным-давно.       — Кто здесь? Тут кто-нибудь есть? — спросила я, но в ответ услышала ровным счетом ничего.       Значит показалось. Ладно. Я вышла из кабинки, взяла махровое полотенце, которым сначала протерла лицо, затем выжала волосы, следом вытерла все тело. На одного солдата выдавали ровно два полотенца, которые мы сменяли раз в неделю. Об удобствах на службе думать было бессмысленно. Что говорить уже об отдельном полотенце для лица, ног, волос и тела. Но к такому быстро привыкаешь. Ничего смертельного в этом нет. Я стала переодеваться в ночную рубашку, которую также выдали при поступлении. У всех одинаковая, даже, кажется, одного размера. Никакого разнообразия. Я мечтала, как сейчас залезу в свою холодную кроватку, как быстро нагрею ее телом, укроюсь одеялом прямо с головой и сладко усну. Мысли о сонном царстве прервала неожиданная для меня вещь:       — Где мой кулон? — подскочила на плитке. Не смогла удержать равновесие и упала прямиком на пятую точку, — ну вот! Поскользнулась. Завтра еще и синяк будет.       Я осмотрела пол возле себя, моего кулона нигде не было. Он исчез. Я заглянула в слив кабинки, где мылась несколько минут назад. Там, кроме собравшихся волос и мыльной пены ничего не было. Я взяла в руки свою форму и побежала на кухню.       — Мой кулон! Он должен найтись! — приговаривала я.       Но его нигде не было. Магическим образом самая ценная вещь, что имелась при мне, пропала. Я приземлилась на колени. Это единственная память, которая осталась о матушке. Больше ничего. Лишь мои воспоминания и он. Золотой кулончик. Все, что я смогла забрать с собой. Все, что наделяло хоть каким-то малейшим смыслом мое никчемное существование. И я потеряла его.       — Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! — я ударила себя по лицу, — Дура! И это профукала!       Я сидела на полу в полной растерянности и не знала, что делать дальше. Как такое вообще могло произойти? Кому он мог понадобиться? Верно, никому. Возможно, он упал в раковину, когда я намыливала тарелки. И его смыло струей. Нет. Быть не может. Я должна была это заметить. Может просто сгубила где-то по дороге в душ. Подумала, что надо завтра пойти к командующему Смиту и попросить разрешения расклеить объявления о пропаже. Мало ли кто найдет. Я взяла себя в руки:       — С самого утра направлюсь к Эрвину Смиту, а сейчас — спать.       В казарме было темно. Все спали. Кто-то разговаривал во сне. Наверное, это Саша. Она иногда так делает. Кто-то похрапывал и невнятно бормотал себе под нос ей в унисон.       Я забралась под одеяло и закрыла глаза. Мне снился яркий сон.       «— Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! — я отвернулась от дерева и побежала вперед.       В саду пели птицы, солнце пряталось за тучами. На улице было тепло.       — Элиза, доченька, — услышала я голос матушки, — чего ты босая бегаешь? Простудишься же!       — Матушка, не простужусь. Уже май-месяц заканчивается. Смотри, как твои любимые розы зацвели, — побежала внутрь сада.       И вправду. В воздухе витали ароматы цветов.       — Нашла, Леон, я тебя нашла. Снова, — я подбежала к мальчишке в соломенной шляпе, сидевшем среди роз.       — Действительно. Ты снова выиграла, Элиза, — мальчишка мне улыбнулся.       Я присела рядом. С Леоном было весело играть. Мы знакомы с самого детства, с того времени, как его мама стала служить в нашем особняке. Мы вместе учились верховой езде, потом вместе катались на конях.       — Элиза, слушай, ты очень красивая девушка, — на меня смотрели зеленые мальчишечьи глаза.       — Спасибо, Леон, мне очень приятно, — я смутилась. Он придвинулся ко мне и поцеловал меня в щеку.       — Леон, перестань! Что ты делаешь? — мои щеки покраснели.       — Просто захотелось тебя поцеловать… — мальчик почесал голову.       Я засмеялась, Леон быстро заморгал и поддержал меня. Мы часто проводили время вместе, он даже обучался вместе со мной грамоте. По вечерам мы заседали в библиотеке, и мальчик читал мне стихи.       — Элиза? Где ты? — нам помешал голос отца. А наше укрытие заслонила тень. Крупная мужская фигура подошла к нам и схватила меня за руку, — чем вы тут занимаетесь?       — Мистер Нейл, — вскочил на ноги Леон, — мы это… Просто разговариваем с мисс Элизой.       — Я вижу. Элиза, ты почему еще не собрана? Ты уже должна была выехать к Роберту. Тетушка пригласила тебя погостить.       — Опять, — вздохнула я, — но я не хочу к ним ехать. Я ведь только вернулась домой недавно. И опять назад…       — Без возражений, — отец сжал мою руку, — я сказал. Вставай и пошли. Леон, лошади сегодня пили? Они запряжены?       — Сию минуту, сэр! — Леон побежал в сторону конюшни.       — Ричард, дорогой, — подошла матушка, — дети просто играли, дай им немного побыть вместе. Они давно не видели друг друга.       — Они уже давно не дети. Через несколько лет Элизе выходить замуж и надо перенимать управление усадьбой. У брата наиграется. Роберт ждет. Пошли, — отец поднял меня и пихнул рукой в спину. Иди, жди возле ворот.       Я постаралась сдержать слезы и успокоить свое возмущение. Возражать отцу и лишний раз нарываться на неприятности было ни к чему. Покорно направилась вперед».