Направление взгляда

Сложно привыкнуть к тому, что твой отец спит с твоей бывшей однокурсницей. Вернее, сложно не просто привыкнуть к такому, а принять эту новость. И, думая об этом, не выкрикивать ругательства вперемешку с фамилией Грейнджер. Кто-то другой, может, и сумел бы смириться с таким положением дел, но у меня не получалось. Хотя, откровенно говоря, не больно я и старался. Кстати, до этой новости (об отце и Грейнджер) я и не предполагал, насколько хорошо ругательства звучат вкупе с её фамилией. Сочетаются, гармонируют, радуют слух. Драклова Грейнджер, чёртова Грейнджер, грёбаная, мать её, всезнайка Грейнджер! И если вы думаете, что при желании я мог поизносить её имя без оскорбительной приставки, то вы ошибаетесь. В лучшем случае я проговаривал её про себя. Например, когда говорил о Грейнджер в присутствии сына… или отца. Из-за вдруг обострившейся неразборчивости которого всё и началось… Неделю назад я зашёл в мэнор, планировал оставить там Скорпиуса на все выходные. Мы с Асторией делали так не реже раза в месяц, и отец никогда не возражал, даже наоборот, одобрял и был обеими руками за лишнее время наедине с внуком. Не высказал он недовольства и в тот раз. Да, вы удивитесь, но он действительно не посчитал странным, что мой трёхлетний сын проведёт целых два дня в компании не только деда, но и… Грейнджер. Более того, не счёл нужным предупредить меня об этом. А можете не сомневаться, фраза вроде «Сын, все выходные за мной и Скорпиусом будет увиваться ещё и Гермиона Грейнджер, которую ты на дух не переносишь» резко изменила бы наши с Асторией планы на отдых. Но отец в то утро о Грейнджер ни словом ни обмолвился. И этот его просчёт с лихвой окупил Скорпиус, как только вернулся домой утром понедельника. Если раньше он, не умолкая и едва ли не захлёбываясь эмоциями, во всех деталях описывал их с отцом приключения, то сейчас в этих историях начала фигурировать Грейнджер. И не пытайтесь представить себе, как я был зол! Но ведь нельзя демонстрировать такие эмоции маленькому сыну, правда?.. Естественно, я сразу явился к отцу, выяснить что к чему. Благо Грейнджер в мэноре уже не было, но отцовское спокойное, абсолютно бесстрастное лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. Пожав плечами, он сказал: — Мне показалось, Скорпиус остался вполне доволен выходными. — Да, но зато я недоволен! Это мой сын, и именно я должен решать, с кем ему общаться, а с кем нет… — Драко, пока ты оставляешь его под моим присмотром, Скорпиус будет общаться со всеми, с кем общаюсь я. В том числе это касается и Гермионы. Особенно её. — Какого дьявола? — не выдержал я. − Что у тебя с ней за дела? — Сугубо личные и не касающиеся тебя. — В таком случае − не касающиеся и моего сына! — Они со Скорпиусом отлично поладили. Неужели тебя это так злит? — отец в лёгком недоумении поднял брови. — Не злит! — разумеется, я солгал. — Но мне это определённо не нравится. Она мне не нравится, ясно? — То есть твоему сыну не позволено самому решать, с кем общаться?.. И так могло продолжаться до бесконечности, поэтому я развернулся и ушёл, коротко простившись. Как будто лет десять назад отец не указывал мне, кого выбирать в друзья! То есть советовал, хотя в данном случае разницы никакой. Скорпиусу всего три — что он может смыслить в людях в таком возрасте? Я рассуждал так, терзался и переживал, хотя уже понял, что спорить с отцом — бесполезная затея. Ещё до начала нашего с ним разговора было понятно, что всё будет так, как нужно ему. Как и всегда. Но самое обидное для меня, самое дикое в этой истории раскрылось позже: Скорпиус каждый раз искренне радовался, услышав хоть слово о ней. О мисс Грейнджер, как он её называл, будто она была какой-то особо важной персоной. Настолько важной, что была достойна частого упоминания, по поводу и без. И всегда в положительном ключе. Несмотря на это, я всё равно обожал проводить время с сыном. Не скрою, теперь наши беседы порой меня раздражали, но это не убавляло у Скорпиуса обаяния. Мерлин, иногда думаю: неужели и я в детстве был таким же? А если нет, то почему? Хотелось думать, что мы с Асторией воспитываем сына, как полагается. Вы можете сказать, что нет родителей, которые считали бы иначе, но Скорпиус и правда рос настоящим чудом — если не брать в расчёт его излишне тёплые взаимоотношения с Грейнджер. Да я бы не так злился, если бы о ней говорил только Скорпиус, так нет же! Например, на днях я болтал с коллегой по отделу, Майком, и тот упомянул кого бы вы думали? Верно, Грейнджер. Что-то ляпнул про то, что с тех пор, как та ушла из Отдела магического правопорядка, там все зашиваются. Я и прежде слышал разговоры о её уходе из Министерства, но глубоко не копал. Мне не было до её проблем никакого дела. В отличие от, как мне порой казалось, всех остальных. Майка, к примеру. — Ходят слухи, что Бруствер хочет предложить ей повышение, — продолжил он развивать тему. — Что? — я не поверил своим ушам. — Она же ушла с должности! — Ну, поэтому её и повышают. Чтобы вернулась. Зуб даю, если бы я уволился, из руководства никто бы и не пошевелился. — Ты же не Грейнджер… — я с большим трудом сдержался, чтобы не ругнуться. В который раз. — Наверное, она того стоит, — Майк пожал плечами. Мне сложно было согласиться с ним. Вернее, невозможно. Ну что в ней может быть такого, из-за чего её ценят на работе? Помимо старых школьных заслуг и тесной дружбы с Поттером? Я представления не имею. И давно наплевал бы на это, если бы мог. И я знать не хочу, пусть даже в общих чертах, чем там могут заниматься отец с Грейнджер. Что, дракл меня дери, у них может быть общего?.. * * * Я уже почти забыл это чувство: когда просыпаешься в кровати с женщиной, а в голове нет ни одной дельной мысли, что бы такое сказать ей, кроме традиционного «доброе утро». А в случае с Гермионой Грейнджер, которая лежала в моей кровати уже не первый раз, стандартные реплики не подходили. Эта девушка требовала особого подхода. Она проснулась, сладко потянулась, перевернулась на бок и очень доверительно уткнулась лицом в мою грудь. По всей видимости, решила ещё немного подремать. Мне не оставалось ничего другого, кроме как провести ладонью по её спине (по неправдоподобно гладкой коже) и приобнять её. То есть, я мог бы этого и не делать, теоретически, но вы сами попробовали бы удержаться… Грейнджер пробурчала себе под нос что-то невнятное, но почему-то мне это показалось милым. В это утро она напоминала ребёнка, глядя на которого, нельзя не улыбнуться. И выглядела такой же беспомощной. — Ты меня совсем не боишься, — сказал я, вновь поглаживая её по расслабленной спине. — Разве есть повод для страха? — пробормотала она, прогоняя сон. — Ты не сможешь применить не только непростительные, но и элементарный Stupefy. — С помощью заклятий левитации и щекотки можно устроить куда более изощрённые пытки. — Нисколько не страшно, — заявила она. — Можно я ещё посплю? — Уже почти одиннадцать. Или ты никуда не спешишь? — Я работаю дома. — Если я позволю тебе поспать, придёшь сегодня вечером? Мы ужинали в мэноре уже пять дней кряду. И я не видел причин прерывать эту цепочку приятных ночей. — Зачем ты постоянно приглашаешь? Знаешь, мы можем спать вместе. Периодически. Полагаю, это было бы удобно и приятно для нас обоих. — А взамен? — я прокручивал в голове, что бы ей могло потребоваться от меня. Видимо, что-то связанное с её работой, не иначе. Вряд ли деньги. — А что ты хочешь взамен? — она слегка нахмурилась. — Я? Я получу молодую сексуальную ведьму в своей постели. А вот что ты хочешь за эту услугу? — Парочку оргазмов, допустим. — Всего-то? — я не сдержал усмешки. — На постоянной основе. — Думаю, меня устроит такой расклад. — Вот и договорились. Никогда бы не подумал, что после того, как мне стукнет сорок, я смогу рассчитывать на внимание со стороны женщин. Вернее, тех женщин, которые не интересуются моими деньгами и при этом моложе тридцати и хороши собой. Но вот мне сорок восемь, а Гермиона Грейнджер, ровесница моего сына, видит седьмой сон в моей спальне. * * * Месяц спустя мне по-прежнему было сорок восемь. И столь же юная Гермиона Грейнджер стала в моём доме самой частой гостьей. Да что там, она почти жила здесь, в мэноре, хотя знал об этом только мой сын и, вероятно, невестка — всё благодаря болтливости Скорпиуса. Ах да, внук тоже был в курсе. От этого сорванца редко удавалось скрыть интересную ему информацию. — Ты рассказала обо мне своему мозгоправу? — спросил я Гермиону за ужином. Было сложно подобрать достойную тему для беседы, ведь общий язык мы обычно находили без слов. Но не сидеть же молча. — Доктору Коффи? Нет, конечно. Зачем бы мне это делать? — А зачем ты к нему ходишь каждую неделю? Пустая трата времени. — Мы беседуем. — Можешь беседовать со мной. — Не путай. С тобой мы только спим. — По-моему, сейчас между нами завязался разговор. — Послушай, я уже привыкла встречаться с ним. Он помогает мне справиться со всем этим… Ты понимаешь. — Боюсь, что нет. Не могу взять в толк. — Ладно, неважно. — Позволь мне решать, что важно, а что нет. Каким образом он тебе помогает, Гермиона? — серьёзным тоном спросил я. — Только не надо меня допрашивать. — Я интересуюсь. Мы беседуем, помнишь? Или на разговоры с тобой имеет право только твой личный психотерапевт? После этого вопроса она взглянула на меня так, словно только что после часового сражения проиграла мне партию в шахматы. А на кону стоял полноценный ответ. И теперь она мне его задолжала — никак не отвертеться. — Понимаешь, мне было очень тяжело… где-то около года назад. Я ещё работала в Министерстве, начала жить с одним магглом. И чувствовала себя очень гадко из-за того, что не могу ему ничегошеньки о себе рассказать. То есть, понимаешь, я ведь ему совсем-совсем ничего не рассказывала: сначала думала, что смысла нет, полагала, что долго это всё равно не продлится. А потом, спустя какое-то время, было уже поздно вдруг начинать откровенничать. Мы оба привыкли к моей странности. Вернее, он смирился. Но эта закрытость всё давила и давила на меня… — И ты решила, что ещё один маггл, которому ты опять же ничего не сможешь рассказать, поможет решить проблему? — Главным образом, доктор Коффи помог мне справиться с войной… Она всё сидела у меня в голове. Знаешь, когда идёшь по улице и всё время боишься, что-то кто-то на тебя нападёт. Например, возродившийся Волдеморт, — она усмехнулась, но не весело, а горько. — А тут из-за угла выходит самый обычный маггл в капюшоне, и ты едва не запускаешь в него что-то вроде Петрификуса. Понимаешь? Честно говоря, я не понимал. То есть мог представить в общих чертах, но не испытывал на своей шкуре ничего подобного. Думаю, дело тут в том, что Гермиона попала на войну совсем ещё ребёнком… Ну, положим, подростком. И всё же — с неокрепшей психикой. И эта девчонка боролась с противниками куда сильнее. Да даже со мной. Что уж говорить о хоркруксах, с которыми она и её дружки были знакомы не понаслышке. Оставалось неясным, насколько далеко всё это зашло и есть ли какие-то позитивные сдвиги. Кто знает, может, терапия и правда принесла свои плоды. А может, Гермиона изначально была в силах сама справиться со своими «тараканами». Ведь сейчас она вела себя вполне адекватно… Или нет? Алкоголь, потом секс едва ли не с первым встречным… Возможно, имелся повод опасаться за её душевное равновесие. — Теперь такого уже нет? — спросил я, скрывая тревогу. — Совсем немного, к этому я тоже привыкла. Тут я понял, что виски в Хогсмиде она пила не без причины. И в постель ко мне легла тоже не просто так. Повезло ещё, что в тот вечер ей встретился именно я, а не какой-нибудь ушлый пьянчуга, во время аппарации перепутавший «Три метлы» с «Дырявым котлом». — К такому нельзя привыкать. — Это было несложно. — И всё равно не понимаю, что тебе дают эти сеансы. Я могу подыскать специалиста среди волшебников. Частного, если ты не хочешь обращаться в Мунго. Всё будет анонимно. — А если я расскажу доктору Коффи про тебя, это что-то изменит? Это можно было перевести как «Ты от меня отстанешь?» — Ровным счётом ничего. Но ты всё же расскажи… * * * Я довольно быстро привык просыпаться рядом с ней. До обидного быстро — ведь ночевали мы вместе уже не каждую ночь, как поначалу. Гермиона начала работать над каким-то исследованием, а потому торчала в своей домашней лаборатории денно и нощно. Приходила поздно, обычно без предупреждения. Тем неприятнее было, пробуждаясь и протягивая руки к лежащему рядом податливому телу, слышать что-то вроде: «Мерлин, я сейчас способна на две вещи: могу либо ещё поспать, либо уже позавтракать. Ты в мои планы не входишь». Представьте, каково мне было такое услышать от этой наглой девчонки? — С каких пор ты стала недотрогой по утрам? — спросил так, будто мы «встречались» не пару месяцев, а минимум год. — Я не в настроении сейчас. Но могу вечером прийти пораньше, если тебя это порадует. — А если мне не хочется ждать до вечера? — Для кого-то же придумали бордели… Тут она поднялась с кровати — да, совсем без одежды, точно хотела добить меня — и ушла в душ. Разумеется, я пошёл за ней следом. Гермиона уже стояла под струями воды и, если не брать в расчёт её поведения, была так же притягательна, как и обычно. Поэтому простым любованием её телом было не обойтись. Я шагнул в ванну, приблизился к ней со спины и обнял руками за плечи. — Мне кажется, я знаю, как улучшить твоё настроение, — сказал и развернул её лицом к себе. — Ты меня не понял? Я сказала, что не хочу. Одним шагом и одним движением рук я прижал её к стене. Ничего не подумайте — аккуратно, в меру применяя силу. — Детка… — шепнул я, не сомневаясь, что она сейчас «оттает». — Не надо. Так. Делать. Никогда! Слышишь?! Я отступил назад и не упустил из виду, что Гермиона с облегчением выдохнула. Как будто пару мгновений назад по-настоящему боялась меня. Нет, это даже смешно. Да она и сама говорила, что я не представляю никакой опасности. — Что с тобой происходит? — Всё хорошо. Оставь меня. — И не надейся, что я уйду. Хотя бы потому, что это мой дом и моя ванна. А ещё потому, что вижу: с тобой что-то не так. Объяснись сейчас же! — Чёрт, Люциус! Я не люблю, когда со мной так разговаривают! Не люблю, когда прямо заявляю, что не хочу что-то делать, а меня вынуждают! Я… У меня был один… — она подняла глаза к потолку, как будто пыталась удержать слёзы. — Однажды у меня был не самый приятный опыт… Ну, в этом плане. С тех пор я предпочитаю сама проявлять инициативу, если ты до сих по не заметил. Я замер, осознавая, насколько неуместно себя вёл. Отвратительно. И тут же спросил: — Тебя кто-то обидел? Кто это был? Тот маггл? — Не он. И вообще, не обижал меня никто. Знаешь, сейчас это неважно, — Гермиона помотала головой. — Для тебя точно неважно. — Какого дьявола ты считаешь приемлемым так отвечать мне на прямые вопросы? — Своим неуместным любопытством ты можешь только вынудить меня на обман. Да и вообще… Ты мне даже не друг, Люциус, так что я не желаю выслушивать претензии, − отрезала она, обескуражив меня своей уверенностью. Подумалось, что было бы очень кстати поднапрячься и раздобыть Веритасерум, чтобы добавить пару капель в её бокал с вином во время следующего совместного ужина. Да, не спорю, это тоже можно смело назвать отвратительным поступком, но план уже начал созревать в моей голове. А обычно мои задумки довольно быстро воплощались в жизнь. Гермиона обошла меня и вылезла из ванны, обернувшись полотенцем. Не оборачиваясь, бросила мне: — Пойду к себе домой. Сегодня суббота, не хочу опять столкнуться с твоим сыном. — Что с ним не так? — Ничего. Если не считать той мелочи, что он меня ненавидит. * * * …А ещё сложнее привыкнуть к тому, что, заходя в свой родной дом, всегда можешь наткнуться на Грейнджер. Одно дело знать, что она каким-то немыслимым образом охмурила отца, и совсем другое — необходимость с ней общаться. Здороваться, желать хорошего дня и улыбаться. Не то чтобы я выполнял хоть один из этих пунктов, но всё же осознавал, что правила приличия от меня этого требуют. И ощущал дискомфорт — из-за присутствия Грейнджер, из-за того, что она тоже не спешила выражать дружелюбие, из-за её уверенности в своей уместности в этом доме, из-за её драклового безразличия к моему гневу. — Малфой. Посмотрела на меня так, словно не ожидала увидеть. Словно это она, а не я, наследник рода, имеет полное право здесь находиться в любое время. А не только по ночам… — Грейнджер. — Можешь так не напрягаться, я уже ухожу. — Я мог бы не напрягаться, если бы ты вовсе не приходила. А сейчас у меня просто нет выбора. — Да? Тогда передай Люциусу от меня пожелание доброго утра и хорошего дня. Можешь даже поцеловать. Он ещё спит, кстати. — Проваливай, Грейнджер. Это не твой дом. — Только не делай вид, что ты меня выгоняешь, Малфой. Я ведь могу остаться здесь назло тебе, — она сощурила глаза, и в лице её читалась такая явная неприязнь, что мне даже стало чуть легче. Отец-то отменно делает вид, что всё так и должно быть, а Грейнджер хотя бы иногда отвечает на моё негодование… своим негодованием. Это тоже раздражает, но не так, как если бы она мне дежурно улыбнулась. — Тебе повезло, что у меня куча дел, помимо разговоров с тобой. И она ушла. А я битый час ждал, пока отец спустится вниз, чтобы обсудить с ним кое-что, не терпящее отлагательств. И в голове у меня всё крутились и крутились ругательства, чередующиеся с фамилией Грейнджер.