Скрытая истина

      – Эй! Дурище! – Раздалось за спиной. Оборачиваюсь: школьный коридор, тянущийся вдаль, школьники, стоящие друг возле друга. Вроде бы никого, кто смотрел бы в мою сторону. Крикнули и попрятались.       "Трусы!" – печально подумала я.       Объектом всеобщего здесь внимания я стала после того, как связалась с одним ну очень важным товарищем, причём слово «товарищ» в негативной форме, и обидела его, бедняжку, грубым словом.       У нас с ним с первого взгляда разгорелась друг к другу пламенная нелюбовь. И всего-то из-за одного глупо высказанного словца, разумеется, опять же с моей стороны. Я всегда говорила то, что думала, и никогда не думала, что говорила. Может, это какая-то опасная болезнь. Шучу...       Мне было четырнадцать, училась я в девятом классе средней школы. Училась плохо, на "двойки" и "тройки", потому что учёба была мне абсолютно не интересна. Да и сил на неё не было. Дома было неспокойно... режим жизни "без отдыха", что ещё сказать.       "Дурёху" присвоили мне многочисленные приятели паренька, с которым у нас была перепалка. Он мне начал мстить за мои слова, но, понимая, что мстить за слова – тупо, особенно в его возрасте, он стал прикрывать свою месть поводом, что месть его ко мне за то, что я немного отличалась от других девушек в классе. У меня была крайне бледная кожа и крайне бедная одежда, преимущественно чёрная. Из-за чего меня порой обзывали и "монашкой".       Собственно, я не выбирала, что надевать. Носила то, что было в наличии. Работал в нашей семье только отец. На каком-то исследовательском предприятии. Зарабатывал он очень хорошо, но домой носил мало. Мама подозревала его в изменах и двойной жизни. Скорее всего так оно и было, но я старалась не лезть в это и не думать... Правда, сложно было не лезть, ведь дома были постоянные скандалы. Я не знаю, зачем мои родители мучились друг с другом, если ничего уже не осталось между ними общего, если совместный быт приносил лишь склоки и разлад, если спали они уже давно в разных комнатах...       – Эй, убогая! – Послышалось вновь из-за спины.       Я вновь обернулась, с сожалением и уже устало, потому что мои анонимные враги повторялись действиями. На этот раз мне удалось зацепить взглядом движение одной из девиц, которая крутилась с тупо улыбающимися подружками у дальней стены коридора. Подойти бы к ним, и спросить в чём дело. Но ведь сейчас скажу им что-нибудь, вся эта компания, – я оглядела весь коридор, – обернётся, и в ней окажется по трое с каждого угла "телохранителей" этой крикуньи. А я одна. Не то, чтобы я боялась. Нет, мне было всё равно... но просто родителей вызовут в школу. Это будет позором... для четырнадцатилетней девушки. Причём вызовут именно моих родителей, а родаков моей оппонентки по разбору не тронут. Такое уже было... только классом ранее.       Всё это очень огорчало. Надо же, делать выводы о людях по их нечаянно оброненным словам. Это я про того парня, который мне мстил (и вслед за ним, подобно стаду, велись другие желающие надо мной подтрунить и получить моральное удовлетворение). Ну, пусть даже и специально я его тогда обозвала, что с того? Все в нашей школе друг друга кличут словами похлеще, отписывают подзатыльники и порою подпопники, тем не менее, никто никому не мстил и с гурьбой пацанов не поджидал у подъезда, чтобы выбить зубы или чего похлеще сотворить.       И вообще, если все будут ненавидеть друг друга за простые слова, то наш мир превратится в адское побоище. Нет никого хуже гордых, озлобленных дебилов.       Я вышла со школы. Сейчас была зима. Снег скрипел под ногами. Да, здорово. Обожаю снег, особенно не протоптанный, чистый белый мягкий снег. Упасть бы в него и поваляться, как в детстве. По мере моего шествия школа отдалялась, оставаясь позади меня. Было бы здорово, если бы она осталась не только позади, но и в прошлом. И вообще провалилась бы под землю прямо сейчас. Весь вид портила! На самом деле, сейчас должен был быть урок, но я решила не ходить. Мне было больно в душе… Я знаю, что обижаться на больных людей – просто глупо, но и терпеть все эти унижения тоже дело неправильное и неполезное. Трепать себе нервы ради каких-то там знаний! Да, я так считала в данный момент. К тому же знаний в нашей школе давали минимум, в основном учителя рассказывали небылицы про своих дальних родственников, которые якобы живут в Америке или ещё в какой-нибудь стране. Всегда возникал вопрос: если у вас такая крутая семья, что же вы позабыли в этой "глухой деревне"?       И пока я об этом думала, мимо пронёсся чёрный автомобиль, задев мне бок! Меня слегка откинуло в сторону, введя в состояние потрясения! Мысли пулей отлетели от головы, теперь я не думала вообще ни о чём. Сердце билось с невероятной скоростью. Что это было? На дороге остались следы этого автомобиля, сам он скрылся за углом дома, возле которого я шла.       Я встала, отряхнулась. Он ведь мог меня убить! Кто дал право водителю гонять на узких дорогах в спальном районе, а?! На глаза наворачивались слёзы. И вдруг я побежала. Просто со всех ног. Не знаю, что со мной было... почему я решила бежать, но сделала это. И "случайный случай" завёл меня во двор, вокруг которого стояли три двенадцатиэтажных двух-подъездных дома. И возле первого подъезда того дома, что был ближе всего ко мне, я заметила своего отца. И удивилась... Он же должен быть на работе!       Я испугалась столкнуться с ним, потому что он явно не одобрил бы мой прогул, и спряталась за сигаретным киоском, расположенным возле дома, шагах в девяти от подъезда, перед которым стоял отец. Отец меня не увидел, он был озадачен, думал о чём-то и смотрел в сторону подъезда. На нём сегодня был его любимый коричневый плащ с широким поясом, шляпа того же цвета, чёрные ботинки с зауженными носами и трость, с которой он начал ходить года три назад, слегка прихрамывая.       Внезапно из этого подъезда вышел мужчина. Этот человек явно не был папиным товарищем, их неприязнь общения друг с другом была видна за версту.       – Что у вас приключилось? К чему спешка? – Спросил мужик недовольно.       – Нет, это у вас приключилось. У нас всё ровно, – ответил отец.       – Как вы уже достали своими предъявами! – Мужик побагровел. То ли со злости, то ли от артериальной гипертензии, которой, похоже, мучался. Правда, тогда я таких слов ещё не знала.       – Что ты предлагаешь? – Поинтересовался отец.       – Предлагаю тебе свалить отсюда! Прямо сейчас!       – Я-то свалю. Но это не вернёт профуканный вами апокрипт.       "Апо... чего?", подумала я.       – Ты достал меня, слышишь! – Он вдруг распустил руки и ухватил отца за ворот. Стал трясти его, и по большей части трястись сам. А потом просто отпустил ворот и из кармана брюк вытащил складной ножик, выкинул лезвие вперёд и направил его на моего отца.       Меня пронзил страх! Но отец не повёл и бровью. Как будто он прекрасно знал психологию этого человека. Вполне может быть, так и было.       – Сейчас я покончу с тобой, падаль! – Злобно пообещал мужик.       – Ты хорошо подумал? – Спросил отец.       – Очень хорошо...       Трость отца засияла... Я сначала и не поняла, что происходит. В течение нескольких секунд трости не стало и на её месте возник странный пистолет. Отец быстро направил его в сторону мужика.       Бравада мужика куда-то делась. Он встал в страхе, бросая ножик на снег перед собой и поднимая руки вверх.       – Да ты что, братан, с ума сошёл? – Перепугано спросил он.       – Мы больше не нуждаемся в конкретно твоих услугах. – Отец не шутил. – Как впрочем, не сильно нуждались и раньше.       И он хотел было нажать на курок, но внезапно на дорогу, что была между домами, вылетела чёрная машина, кажется, та самая, которая меня чуть не снесла. Окошко в ней опустилось и с него мужика сразило красным лучом, похожим на лазер. Мужик упал на землю. Отец преобразовал оружие в трость (хорошо, что стрелял не он), наблюдая, как окровавленное тело с запёкшейся корочкой крови падает перед ним на белый-белый снег и от тела исходит дымок. Машина затормозила возле отца, открылась дверца, отец сел внутрь, не дожидаясь приглашения, захлопнул дверцу, и машина дала задний ход.       Что тут происходит?! Мне было страшно. Коленки дрожали и сердце колотилось, как бешеное. Как только автомобиль скрылся за углом дома, я вылезла из-за киоска. К сожалению, он был закрыт сегодня, и я стала единственным свидетелем произошедшего. По крайней мере я так считала.       Как ни странно, тот человек был ещё жив. Он тяжко дышал. Рывками. Глядел в одну точку. Был ли шанс спасти его – не знаю. У меня даже мобильного телефона не было, чтобы вызвать скорую помощь. Зачем-то я склонилась над ним. От него исходил очень неприятный запах.       – Всё будет нормально, – наивно сказала я ему. – Вы поправитесь, вот увидите.       Надо ли говорить, что он никогда не поправится и не оправится, а просто умрёт в течение трёх минут. Ранение было смертельным. Но я верила, что шанс есть. Я покинула этот двор в сильнейшем эмоциональном потрясении.       Ужинали втроём: я, сестра и мама. Сестра была меня старше на четыре с половиной года, то есть ей было восемнадцать, но она уже вовсю зажигала и редко бывала дома. Особенно после того, как познакомилась со своим дружком. Этот быстро научил её "оттягиваться" в клубах, стал брать с собой на непонятные маме "тусовки". Да и мне тоже это было непонятно. "Ты просто завидуешь, мелочь пузатая!", как-то раз заявила мне сестрица. Ей нравилось пропадать с парнем и их компанией ночами и редко заявляться домой. Что она и где делала ночами – неизвестно: возможно, пила, но мне всегда становилось не по себе, когда, проходя мимо бабок с нашего подъезда, вечно сплетничающих на лавке, я ощущала на себе их сверлящие спину взгляды и иногда даже дыхание. Они терпеть не могли мою сестру, считали её проституткой, а всю нашу семью наркоманами и дураками.       – Как история? – Спросила мама внезапно, строго глядя на меня.       Похоже, она всё знала про мой прогул.       – Нормально, – сухо сказала я.       – Нормально?! Ты так считаешь?! – Мама была в негодовании. – Долго ещё я буду тебя прикрывать? Третий прогул на этой неделе!       – Так вышло.       – Ты глупая, я не пойму? Если тебя выгонят, то виновата будешь лишь ты сама! – Устало сказала мама. Этот ответ был стандартным. В том году она то же самое мне говорила, но, тем не менее, я до сих пор была в школе, никто не собирался меня выгонять.       Сестра молча кушала, её не интересовали мои школьные проблемы.       На часах было десять вечера. Звякнул ключ в замке и дверь отворилась. С работы вернулся отец. Он был мрачен и суров. Мы втроём вышли к нему, но он особо не был рад, глядя на нас.       – Чего так долго сегодня? – Спросила мать у него. – Совещание опять?       – Да, – без интонации ответил отец, кидая рабочую папку на тумбу в прихожей и снимая с себя плащ. Трость он поставил в уголок.       Мать сразу стала напряжённая, она всегда нервничала, когда отец был в таком состоянии. Когда он был таким, могло произойти всё, что угодно, в том числе и скандальная разборка. Он всегда выливал на неё свои проблемы, делал её виноватой во всём, и как-то раз грозился убить. Тогда эта угроза казалась мне несерьёзной, а всего лишь "словами на эмоциях", но теперь я могла утвердить, что эти слова не были простыми словами. В них был заложен особенный смысл, так как сказаны они были человеком, способным на убийство.       – Ты кушать будешь? – Спросила мать. Она старалась всё же угодить ему.       – Нет. Не буду, – сказал он, сняв ботинки.       – Всё нормально? – Мать очень хотела его растормошить, чтобы он выговорился. Но он предпочитал ни с кем не делиться.       – Нормально! – Рявкнул отец, "объясняя", что нам всем лучше убраться и не лезть к нему с вопросами. Он был очень зол, и прошёл в зал, не глядя нам в глаза. У меня что-то сжалось в груди, и я последовала за ним, но мама ухватила меня за руку и сказала:       – Не лезь к нему. Видишь, какой он возбуждённый.       Меня огорчили её слова. Только ему было можно ко всем лезть, диктуя свои условия, и только ей было можно диктовать в свою очередь свои, второстепенные условия, – затыкать рты, чтобы папочке было хорошо и все действовали по его указке. Однако у меня было своё мнение и я не кому не позволяла мной вертеть, даже в такой затруднительной ситуации, как сейчас. Сестра фыркнула на нас на всех, оделась и поспешила пойти прочь из дома, видимо, на очередное мероприятие с парнем.       Я вошла в зал. Отец сидел на диване лицом к двери. Он меня увидел и зафиксировал взгляд на моём взгляде. В его взгляде читалась ненависть, а в моём, скорее всего, наивность и юношеский максимализм. Но тогда я считала, что действую правильно. Я не могла понять, почему сейчас он такой суровый. Ведь сегодня утром он мне улыбался. Неужто за один день он так резко поменял обо мне мнение, и впредь ненавидел меня за то, что я не совершала? "Или совершала? Может, он меня видел, как я прячусь за киоском?".       – Что случилось? – Спросила я, решившись.       Конечно же, я помнила кое-что о сегодняшнем дне, который был у него не самым удачным. Да и у меня – тоже. Я стала свидетелем настоящего преступления, и самое главное, в роли преступника почти выступил мой отец, другими словами, человек, которому я всегда верила и никогда не предполагала, что он мог бы взять и нацелиться в кого бы то ни было из оружия. И откуда оно у него вообще? Однако сейчас он рад не был.       – И она ещё спрашивает, – сказал сам себе отец. – Просто когда взрослые разбираются, дети не должны вмешиваться, а иначе это может причинить этим детям немало вреда...       Меня охватила волна волнения, – о чём это он? Он сейчас про их неконтакт с мамой или про сегодняшнее происшествие?! Да и говорил он каким-то странным тоном, словно пытался меня "загипнотизировать".       – Что ты имеешь в виду? – Спросила я, скрывая свою причастность к тому, что я что-то видела. – Кажется, вы с мамой сейчас не разбираетесь…       – Почему пропустила уроки? – Спросил вдруг он.       Уже и отцу нажаловались. На работу позвонили! Ну надо же...       – Ну... – начала я. – Меня обижали и я ушла.       – Обижали? – Он посмотрел на меня сверху-вниз. – Каким образом?       – У меня неконтакт с одноклассником. И все его дружки, считай, что я вся школа, меня гнобят. Очень обидно называют, а порой и толкают.       – Ты это серьёзно сейчас? – Он так устало посмотрел мне в глаза, словно я какую-то несусветную глупость сморозила. Но всё же спросил... – И как они тебя называют?       – Дурёхой. Монашкой. Убожеством. Юродивой обезьяной.       – Всю нашу семью считают уродами три старые кошёлки, собирающиеся у подъезда в тёплое время года, – напомнил вдруг отец, – всевая эту информацию в головы остальных жильцов. Так что ж нам теперь, следуя твоей логике, из дома не выходить из-за них?       – Ну... – Мне стало стыдновато.       – Куда ты ходила вместо уроков? – Спросил отец.       – Я просто шла, и меня чуть машина не сшибла. Чёрная без номеров. Ну, я толком не рассмотрела. Потом я её снова увидела. Она отъезжала от подъезда, а когда отъехала, то на снегу лежал мужик.       У отца приподнялась бровь.       – А потом что было? – Спросил он.       – Я к нему подошла. От него странно пахло. Ну, я его утешила, что он поправится. Ему, наверное, страшно там было...       Отец закатил глаза.       – Ну, допустим. Когда ты входила в тот двор, ты видела машину?       – Нет. Ну то есть да.       – Я так и думал, – отозвался он и нахмурил брови.       – Я никому не скажу... – Промямлила я.       – И впрямь дурёха, – вымолвил он с нескрываемой злобой.       От этих слов у меня потемнело в глазах. Папа оскорблял меня. Разве можно было представить себе заботливого отца, который поливал бы грязью своих детей? Я слишком многого требовала от него: он – не такой отец. Он свой собственный, живущий своим миропониманием, злыми предрассудками решающий простые вещи, предрасположенный к насилию и возможно убийству.       – Не тебе решать, кому сколько жить! – Крикнула я и убежала из комнаты.       Одним днём рухнула наша с отцом "дружба", я стала его врагом. Я так считала. Он со мной впредь не разговаривал, то и дело раздумывая над чем-то. Не знаю, возможно, теперь он планировал убрать и меня со своей дороги, как свидетеля, потому что по идее я могла рассказать об увиденном "не там" и повлиять на отцовскую репутацию. Хоть и обещала молчать, у него не было гарантий того, что я смолчу. У меня самой не было этой гарантии. Мне очень хотелось выговориться... хотя бы маме. Прокричать ей, что отец целился в человека, что он садился в машину, в которой сидел убийца... Он заодно с преступниками! Репутация... выходит, что она у него всегда была ложная: все вокруг думали (за исключением сплетниц-бабок), что он обычный человек, готовы были носить его на руках, возможно, и были с ним всегда откровенны. А он на самом деле, по моему мнению, был корыстолюбивым злодеем, полным жестокости, неврастеником. Возможно, он даже вынашивал какие-нибудь планы в адрес каких-нибудь людей. В душе у меня всё бурлило!