Колыбельная мертвецов

      Чтение зоологической энциклопедии с яркими иллюстрациями не приносило Берту былого удовольствия. Целый день он просидел в одиночестве на своей кровати. Навязчивые помыслы о мести колдуну роились в голове, жужжали стаей беспокойных мух. Напряжение в ожидании старта плана ощущалось мучительнее с каждой пройденной минутой. В конце концов, уставши, Берт прилег на подушки с морскими раковинами. Комплект постельного белья в морском стиле был любимым из подарков от живущего в Марли дяди Армина. Хоть Берт и находился на грани сна, все еще пытался читать расплывавшиеся перед глазами строчки энциклопедии. Услышав бойкую трель звонка, он рывком поднялся с кровати — сон как рукой сняло. Книга осталась раскрытой на изображении многоножки «скутигера». — Отец! — входная дверь распахнулась настежь с громким буханьем. — Берт, ты чего на взводе? — строгий на вид мужчина поправил сползшие на нос очки-половинки. — У меня есть деловое предложение! — Я выслушаю тебя, только за порог пусти. — Да, конечно, — сын торопливо освободил дорогу в прихожую. Пока отец переодевался в домашнее, Берт успел заварить чай на двоих, вытащил из холодильника заготовленное с утра овощное рагу. После легкого ужина они расположились на диване за кофейным столиком. Глава семейства размешивал сахар в чае и поглядывал на сына с намеком. Время пришло. Отец Берта Вертер Штайнер детей выслушивал до конца, не высмеивал, уважал интересы. Говорить с ним было чистым удовольствием. — Мама снова ушла к своему мертвяку на холме, — начал потерянным тоном. — Давно ее нет? — участливый тон отца в совокупности с мягким баритоном приносил временное спокойствие. — Весь день. Утром я сплел для нее венок. Ей не понравились цветы, — шмыгнул носом. — Берт, я уже говорил, будь снисходительнее, — достал из кармана штанов пеструю конфету и вручил расстроенному сыну. Тот уложил ее рядом с чашкой. — Да-да, у нее много дел. Она очень чувствительная, ранимая. Но, отец, идут года. Мы до сих пор топчемся на месте! — В этот раз Берт решил повременить со сладостями — тема была уж очень серьезной. — Ей нужно время и наша любовь. Рано или поздно сердце оттает. Может быть, придется ждать гораздо дольше, но мы не сдадимся. — Не сдадимся! — мальчишка поднял кулак в воздух — Мама любит тебя. Не забывай об этом. Даже если она кажется чересчур холодной, бояться нечего: всего-то сказываются издержки бывшей профессии. — Да-да, она раньше часто воевала, ты говорил. Тогда почему дядя Армин не такой? Берт не первый раз задавал этот вопрос, как будто не мог смириться. Отец всегда терпеливо отвечал: — У людей разные характеры, способы мыслить, ощущать этот мир. Дяде повезло родиться и вырасти позитивным человеком. В глубине души Берт желал, чтобы характеры мамы и Армина поменялись местами. Он никогда не расскажет об этом вслух. Так он думал, кивая отцу. До дна выпили чай. Отец поднялся, чтобы уйти в кабинет продолжить работу. Ждать больше нельзя. Берт прокашлялся из-за накатившего волнения и, поднявшись во весь небольшой рост, заявил: — Если мы вскроем могилу и сожжем кости человека под деревом, мама выздоровеет быстрее? — голос дрожал от нетерпения. Хоть сейчас готов был бежать на проклятый холм. Повисла немая тишина. Одной секунды хватило, дабы понять: затею не одобрят. Ни что в поведении отца не указывало на осуждение, однако, затянувшееся молчание было громче любых слов. — Почему нет? — обида давила на грудь. — Разве не ты говорил, как хочешь скорее спасти ее? — Маме станет хуже, если мы сожжем его, — вот так просто отказал, как ножом отрезал. — Как это? — возмущение в голосе скрыть уже не представлялось возможным. — Даже если человек, зарытый там, нанес маме глубочайшую сердечную рану, он все еще дорог ей. Если мы поступим, как ты хочешь, то ее выздоровление может усложниться. — Я не подумал, извини. Сын опустил голову в знак признания вины и поражения. Нагретая теплом горячей чашки рука отца ласково растрепала его волосы, безмолвно утешая. Так закончился их разговор.       Мама вернулась поздно, обняла Берта на ночь, просила простить ее с мольбой в усталом голосе, коснулась холодными губами детского лба, затем ушла к себе в спальню, бросив на сына взгляд полный тревоги и меланхоличного сожаления. Берт этой ночью не сомкнул глаз.       Щелкнул тумблер, и загорелся свет. Берт прикусил губу, опасаясь чихнуть из-за обилия вездесущей серой пыли. Оба родителя раньше были военными, а потому спали очень чутко. Он не знал, как много они услышат. Будить их — последнее, что нужно ему этой ночью, забредшему в кривенький сарайчик на заднем дворе. Долго среди хлама искать не пришлось: взял лопату и подвесной фонарь. А потом цыкнул, недовольно щелкнув пальцами, повторяя манеру отца в тревожной ситуации. Вспомнил, что забыл стащить зажигалку. Как глупо получилось! Идти в дом теперь было рискованно. Раз не получится сжечь, то утопит кости врага в реке! «Мама поплачет и забудет. Если не к кому будет идти на могилу, то страшные воспоминания исчезнут вовсе. Я же забыл спаниеля Арнольда через год после его смерти и даже не знаю, где он похоронен. Так это работает. С отцом спорить не хочу. Сделаю все сам! Я иду, колдун. Пощады не будет!», — думал Берт, шагая в безлунную ночь. Путь отчаянного ребенка лежал через поля и холмы к злополучному дереву, под которым обитал его худший враг. Сумерки за городом утонули в безмолвии, лишь иногда нарушаемом снующими грызунами или стрекотом насекомых. Берт двигался вперед, рассекая тьму рыжим светом фонаря. Он думал, что оставил страх далеко позади, и все же возникло мерзкое чувство, будто сотни глаз провожали его крохотную фигурку липкими взглядами, куда бы ни шел. Казалось, жители Шиганшины притаились в высокой траве, шуршащей под ногами, наблюдали из-за редких деревьев в поле, просверлили бы в нем сквозные дыры, если бы могли. Даже с неба сверкали их взгляды мириадами укрытых тучами звезд. Хотя…откуда людям взяться в небе без самолетов? Прятаться негде — только под землю. Нет, там укрываться бесполезно. Колдун везде отыщет! Где-то в траве завизжала мышь-полевка. В темноте шумно пикировал сыч и унесся с добычей в мрачную вышину. Может, зря пошел ночью? Может, отец был прав? Пальцы до боли сжали древко лопаты и ручку фонаря. «Если не я, то кто спасет маму?» Переполненный злобной решимостью, Берт не думал отступать или спрашивать у темноты, кто в ней скрывался. Он продолжал идти навстречу кошмару. «Ты не заберешь ее у меня! Не позволю!» Легкий ветерок неслышно касался оголенных частей тела ледяным дыханием, будто мертвец осматривал идущего к нему гостя со всех сторон. Детскую кожу атаковали зверские студеные мурашки: они извивались будто стаи юрких муравьев. Того гляди, заползут в уши, в нос, да муравейник устроят в легких! Иногда буйну голову посещали мысли, от которых стучали зубы: «Что, если колдун идет по пятам невидимый, обнюхивает со всех сторон? Вдруг он людей ест как титаны? Надеюсь, я не вкусный! А если под одежду заберутся его мелкие прихвостни, чтоб извести с концами?!» Раздался крик ночной птицы, тоскливый и пронзительный. Берт чуть не упал в траву. Выронил лопату, сдавил одежду в месте, где гулко колотилось наивное сердце. «Не запугаешь!» — кричал мысленно, а сам дышал через раз. Нащупав на земле оставленный в панике инструмент, упорно зашагал вперед. Сквозь тучи просочились капли лунного света. Их было достаточно, чтобы в отдалении увиделся мрачный силуэт холма — погоста для надгробия безымянного грешника. Осталось совсем немного. Именно сейчас вдруг захотелось остановиться, развернуться, бежать прочь, как будто, сделай Берт лишние шаги, что-то натянется до предела, чтобы оборваться, брызгая во все стороны. И это что-то важнее низко повешенной веревки с мокрым бельем, случайно порванной шесть дней назад, когда не успел затормозить, играя в догонялки с Мари. Почему-то сейчас пятна от воды на рубашке память сделала красными. Он остановился. До цели было рукой подать, а ноги уже не шли. Мышцы и кости отказывались повиноваться сигналам мозга, требовавшим прийти в движение и следовать за судьбой. Вглядываясь в силуэт одинокого дуба, Берт ощутил нестерпимый холод на своих щеках. Еще один шаг случится непоправимое. Тогда…он понял. Понял, кто смотрел на него все это время! Там на холме… в могильном свете луны…у дерева… кто-то был! В глухую ночь. Совсем один. Прямо как юный мститель, замысливший осквернение могилы. Нет. Вовсе он не похож на Берта. У Берта не получится наблюдать отовсюду сразу! А тот человек — мог. Даже если это невозможно, Юный осквернитель могил в это верил всем трепещущим от ужаса сердцем. Его встречали. И это не проходимец. Кто в здравом уме будет шататься ночью у могилы без имени? Колдун ждал его. Неужели восстал из мертвых?! Тогда он выпьет кровь Берта, съест на ужин, превратит в живой труп, зароет у себя под бочком, да хоть в реке утопит — что угодно! В одиночку не справиться. Надо бежать! И он побежал. Домой. В безопасность. В спину выл ветер, прогоняя к родному убежищу. Вездесущий взгляд не отпускал до порога. Сил отнести лопату и фонарь в сарай не осталось. Инвентарь отправился под кровать, а сам горе-приключенец нашел успокоение, накрывшись одеялом с головой. Чужое присутствие исчезло. Берт настолько вымотался, что не заметил как провалился в серый, как пепел, сон. ***       Город, по которому он бродил, укрывал чрезвычайно густой туман, похожий на сладкую вату: дальше трех метров рассмотреть дорогу не получалось. Берт понятия не имел, куда его занесло и для чего. Попытки определить местонахождения оставались бесполезными. Во всяком случае, пока. Воздух до трясучки сырой. Лучи солнца не пробивались через туманную завесу очень давно. Кто знает, выйдет ли оно нынче? Как часто дневное светило гостило в краю белесого уныния? Ноги привели к треснутому бортику старинного нерабочего фонтана. Вода здесь мутная, на ее поверхности лежала пыльная ряска. Камень, из которого сделано сооружение, украшен волнистой лепниной в марлийском стиле. Похожие были на фоторамке из спальни мамы. Неужели он каким-то образом попал в другую страну? Берт рассматривал фонтан, состоявший из четырех круглых ярусов, при этом лихорадочно искал толковое объяснение происходящего. Был так погружен в себя, что не заметил, как… — Здравствуй. А ты храбрый парень. Не каждый в твоем возрасте и положении станет восхищаться местными достопримечательностями. — Вы чего подкрадываетесь! — Вспыхнул Берт, резко оборачиваясь. — У меня чуть сердце не выпрыгнуло через рот! — Надо же, — раздался тихий смешок. — У тебя богатая фантазия. Незнакомец поравнялся с ним. Его шаг был тяжелым, несмотря на то, что фигура не отличалось грузностью. И в тишине был отчетливо слышен. Почему Берт не заметил его движений минуту назад? «Наверное, я слишком увлекся фонтаном». — Скажите, мы в Марли? — И цепкий ум, — заключил мужчина. — Значит, я прав. — Как видишь. Голос этого человека был негромким, но глубоким и выразительным. Берт не думал, что спутал бы его с кем-то еще. — Как называется этот город? Незнакомец пожал плечами: — Если говорить про конкретное место, то у него нет названия. Оно часть Тихого Холма. — Значит, оно часть городского района Тихий Холм? — Вроде того, — незнакомец сел на бортик фонтана и, слегка разведя острые колени, сцепил пальцы рук в замок. Берт обратил внимание на потрепанный вид мужчины: одежда висела на нем, растянутая, мятая, выцветшая, усеянная пылью; только Имир знает когда мытые, волосы паклями болтались вдоль серого, осунувшегося лица; небритая щетина и ботинки в засохшей грязи завершали удручающий образ. — Дяденька, вы бомж? — обычно он не называл мужчин дяденьками. Тут сработала жалость, которая невольно подчеркнулась в речи. — Понял, тактичность — не твое. Впрочем, можно сказать, ты прав. Дома у меня нет. — И…как давно? — Берт сглотнул. Страшно представить, чтобы почувствовал, лишись он всего, что имел. — Примерно десять лет, — меланхолично поделился незнакомец. — Сочувствую…- Берт понурил голову и сел рядом с мужчиной. После затянувшегося неловкого молчания последовал тихий ответ: — Спасибо. Я так давно не слышал теплых слов, не говорил с кем-то вот так. Берт повернул лицо к незнакомцу. Тот смотрел куда-то в неиссякаемый туман. Через оторванный от мира взгляд сочилась такая боль, что ребенок невольно вздрогнул и отшатнулся. — Прости, я напугал тебя? Пахнуло горелым мясом. — Н-нет. Я …- Берт сглотнул и закрыл нос рукавом. — Неважно пахну? Тогда я отсяду. Мужчина отодвинулся. Дышать сразу стало легче. — Кажется, у кого-то на кухне подгорает! — взволнованно предположил Берт. — Может быть. Здесь неподалеку жилой дом. — Вы…сами где жили? — Это было райское место. В те времена я не очень хорошо понимал насколько оно прекрасно, — сцепленные пальцы начали трястись. Берт заметил, как напряглись челюсти собеседника. Раздался скрежет зубов. Отчего-то Берту захотелось вжать голову в плечи. — Вам плохо, дяденька? — На самом деле мне уже пора. Увидимся…позже, — попрощался тот сдавленным голосом, встал рывком и, шатаясь, двинулся в туман. Последние слова звучали как обещание. Но с чего бы им еще видеться? Если Берт приехал с родителями, то скоро уедет. И больше не встретит этого человека. — Подождите, вам не хорошо, давайте провожу до больницы! — Берт сам не понял, из-за чего сказал это, почему отправился следом в туман… Стоило ему подойти к краю густой дымки, сквозь которую ничего не разглядеть, даже если очень постараться (странно, что у нее был край, так как видимость в тумане возвращается по мере сближения с объектами), как внезапно ставший грозным голос незнакомца остановил его: — Не ходи в туман. Войдешь — пропадешь и никогда не вернешься домой! — Что за бред? Это же просто туман! — а внутри все похолодело. Туман-то вблизи…источал непереносимый жар, будто Берт в печь полез! — Нет, не просто туман. Зажмурься, сосчитай до десяти. Потом открывай глаза, — голос за белой стеной начал искажаться, будто на радио случились помехи. Берт начал отступать к фонтану. — Что происходит?! — Молю, сделай… КАК Я СКАЗАЛ! Дикий животный вопль врезался в несчастные барабанные перепонки жертвы. Берт мгновенно зажмурился и упал на пятую точку. А потом открыл глаза в своей комнате с синими занавесками. Позже, как ни старался, а вспомнить лицо и голос незнакомца не смог. ***       Утро явилось с новыми проблемами на хвосте. Не успел Берт толком перевести дух после изнурившего эмоционально сна, как обнаружил, что лег в верхней одежде. Какой позор — испугался и забыл о сокрытии улик ночного рейда на холм! Поднялся, расправил одежду, как мог, глянул в окно, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей, с опозданием вспомнил о возможности посмотреть на часы. Шесть утра. Хорошо. Очень хорошо. Есть шанс, что мама и отец еще не проснулись! Забрал лопату и фонарь из-под кровати, открыл оконную раму. Пара движений — и вот он на улице! Осталось вернуть инвентарь на место. — Доброе утро, Берт! — дядя Армин выглянул из-за забора. — З-здравствуйте! — Берт спешно толкнул фонарь в кусты и приветственно замахал лопатой. — Работаешь с утра, трудяга? — лучезарная улыбка дяди стала поперек горла. — Я…как бы… убирался. Да. Закапывал помет соседской скотины… Повадились из нашего огорода туалет устраивать, — нервно растянул уголки губ. — Да, та еще неприятность. Микаса и Вертер проснулись? — Ох, не знаю. Под моим окном так воняло! Сосредоточиться на чем-то, кроме желания это убрать, было сложно. — Понимаю. Тогда, ты заканчивай и, может, в город сходим. Я ночью приехал, остановился в отеле, затемно немного побродил в полях… Кстати, надо бы гостинцев твоим купить. Заодно прогуляемся, расскажешь как жизнь, как успехи, — дружелюбная улыбка в синих глазах Армина так и цвела. Берт был рад использовать любую возможность, чтобы отвлечься от недавних событий. Он с радостью согласился По дороге в город Армин много рассказывал о дочери Катрин. — Она самая настоящая булочка с румяными щечками, глазки — влажные маковые зернышки, волосы, словно спагетти из чистого золота! — Дядь Армин, скажите честно, вы хотите ее съесть? — Иногда…- прыснул в кулак — Так и знал! Сказываются повадки титанического прошлого? — Я же шучу, — глаза Армина задорно блестят — Да кто вас знает! Тете Энни нужно сохранять бдительность. — Напомню, она тоже была титаном. — Сочувствую Катрин. Ей будет тяжело дожить до совершеннолетия с родителями экс-людоедами. — Какие слова ты знаешь! С детства книжный червь, прямо как я! — кажется, Армин преисполнился гордостью за него. — Вы частенько в письмах рассказываете о вашей дочери. Подозрительно. Сосватать пытаетесь? — Ха-ха! Ей же всего два месяца! — прыснул Армин, с легкостью раскачивая в руке чемодан, в котором, судя по всему, не так много вещей. — Как я мог забыть! — оскалился Берт. — Может быть, когда-нибудь… — Хватит-хватит, ваша взяла! — краска смущения расплылась по мальчишеским щекам. Постепенно от шуток разговор перешел к бытовым вещам. Берт рассказал о успешном окончание первого класса; о единственной подруге Мари, с которой хорошо общаться, так как она никогда ничего не требует… Армин взамен поведал, о счастье быть отцом и потому, что Энни, опробовавшись в новой роли, начала смягчаться к окружающим. Берт узнал, какие шумные в Марли судоходные воды и порты.       С Армином они виделись всего три раза в жизни. Первый случился, когда Берт был слишком мал, чтобы сохранять в памяти лица и события. Вторая встреча состоялась два года назад. Берт тогда был увлечен чем-то своим, а не разговорами взрослых. Если дядя и рассказывал про море, то для ребенка информация прошла мимо. Сейчас слушать Армина было даже увлекательно. Берт не знал вод родного Парадиза, кроме шиганшинской речки — родители не любили море и не стремились к нему.       Они купили продуктов в местных магазинах, прошлись по улочкам. Армин с ностальгической тоской осматривал город. Иногда замолкал на минуты и подолгу смотрел куда-то: на ступеньки, идущие к реке, блики которых отражались в глазах дяди навеки застывшими слезами; на дорогу к полям, овеянную июльским зноем; узкие улочки старой части города, откуда он буквально бежал, не оглядываясь, будто за ним гнался оживший кошмар. На обратном пути Армин озвучил смутную догадку Берта: — Однажды я тоже жил в Шиганшине. — Да? — Тебе не рассказывали? — Армин не выглядел удивленным. — Нет. Почему вы переехали? Слишком тихо и невзрачно для вас? — Конечно же, нет. Работа вынудила. — А кем вы работаете? — Дипломатом. — Ого! А почему не Парадиз представляете, а Марли? — Даже такие тонкости знаешь? Ого! В общем… Пути карьеры неисповедимы, — на лице Армина зависла грустная улыбка. — Хотели бы вернуться на Родину? — Не очень. Привык к новому дому. — Надо будет выбрать карьера, чьи пути будут исповедимы. Армин тихонько рассмеялся. — Вот тут я тебя поправлю: «пути карьеры», но «выбрать карьеру», «успешная карьера». — Понял-принял! На этом прогулка закончилась. Показался дом на окраине со знакомой красной черепичной крышей и выбеленными стенами. За дощатым забором, огорождавшим лишь сад грядки, да переднюю часть дома, их встречала вечно серьезная мать Берта. — Микаса! — Армин обнял подругу без лишних прелюдий. Та крепко сжала его в ответных объятьях. Уголки губ мамы едва приподнялись, а в глазах мелькнули искры чего-то похожего на тепло. Бертольд ловил ее скупые эмоции, собирал по чайной ложке, хранил в памяти в драгоценном воображаемом альбоме, страницы которого все до одной пропитались застарелыми оттенками детской обиды.       После того как они втроем перекусили и выпили чая (отец ушел на работу раньше, чем прибыл дядя Армин), мама и ее старый друг отошли на улицу, вероятно решив, что мальчик отвлекся на любимую энциклопедию. Но нет. Берт был начеку. В семилетнем возрасте его любопытство разрослось до неприличных масштабов. Он выбрался на огород и спрятался за яблоней, ничуть не стесняясь отнюдь не благородного поступка. Микаса и Армин говорили, сидя на лавочки. Оба серьезные и какие-то…напуганные? — Микаса, такого номера не существует, я проверял! — от недавнего позитива Армина не осталось следа: дядя сгорбился, комкая челку в искривившихся пальцах. — Проверь еще раз. — О, я проверял! Всю неделю, пока шли звонки. На той стороне кто-то тяжело дышал и даже плакал, но молчал, не произносил ни слова, как бы я не умолял его. Номер, Микаса, чертов номер! Это дата его смерти. Заканчивается на 854! Мама закрыла уши и замотала головой. — Не смей разыгрывать меня! Чего ты добиваешься? Не ты, Армин, только не ты! — голос сорвался и обратился в надрывный плач. Дядя притянул маму к себе столь трепетным движением, будто ничего дороже ее на свете у него не осталось. Положил крепкую ладонь на спину и начал поглаживать от шеи до пояса. Было похоже на то, как отец утешал Берта в самые печальные мгновения юной жизни. Мама не позволяла так к себе прикасаться даже отцу. По-крайней мере в те годы, которые помнит Берт. «ПОЧЕМУ С НИМ ОНА БОЛЕЕ ОТКРЫТА, ЧЕМ С НАМИ?» Прежняя любовь к веселому дяде растворилась, словно дым догорающего костра на ветру. — Микаса, прости. Я не хотел… Я беспокоюсь за вас обоих. Если ему плохо, ты могла что-то знать. Просто хочу помочь! — выдохнул Армин тоном дробящим сердце на осколки. Она прижалась к его крепкой груди, негромко запричитала, прерываясь на всхлипы: — Он ничего мне не говорил… не давал знаков. Почему тебе? Почему я ничего не знаю о его боли? — Наверняка заботится о тебе, как прежде, а неприятные вещи вываливает на меня. — Это несправедливо. Вы не должны страдать одни! Слезы Микасы намочили рубашку Армина. Тот прижался губами к черной с проседью макушке. Дальнейшие тихие переговоры взрослых остались неразборчивыми из укрытия Берта. Мать не раз уклонялась от объятий отца, запиралась в комнате и спала одна… А тут… Больше он наблюдать это зрелище не мог и помчался со всех ног в поля.       В тот день он решил держаться от дома подальше. Нашел Мари, играл с ней целый день, а когда пошли смотреть на закат с того самого холма, Берт едва сдерживал желание вырвать руку из хватки девчонки. Ноги заплетались при воспоминании о ночных похождениях с лопатой и фонарем. И все же разговор Армина с матерью не шел из головы. Когда они говорили о звонках мертвеца, то избегали имени. Будто ждали, что их собираются подслушать. Берт снова и снова прокручивал в мыслях услышанное. «Дата смерти 854. Как у могилы на том холме!» Грудь намертво заледенела. Он оправдал трясущееся тело вечерней прохладой. А перед уходом домой воспользовался моментом, пока Мари зашнуровывала ботинки, и смачно плюнул на могилу неизвестного ублюдка, день за днем выбивавшего по кирпичику из шаткого фундамента его многострадальной семьи. «Я еще не проиграл».