«Здравствуйте, Дмитрий Прокофьевич. Как ваше здоровье? От вас давно не было никаких новостей. Наши дела идут как нельзя лучше, маменька вместе с Родей передают вам самые тёплые пожелания. Теперь я эти два дня гощу у них. По дороге мы попали под страшный ливень. Как там в городе? Не вышла ли Нева? Впрочем, об этом можно и после. Расскажите лучше, как идут ваши дела? Много ли работы в последнее время вы получили? Есть ли что-нибудь интересное? Я хотела бы знать всё-всё. Родя спрашивал меня о каком-то то ли убийстве, то ли грабеже, он думал, что я слышала об этом что-нибудь, если приехала из города. Представьте, какой вышел конфуз, я совершенно ничего не знала! Так что, прошу вас, расскажите всё, что сочтёте нужным, я вам буду очень благодарна. Дмитрий Прокофьевич, кроме того, вы знаете, что я горячо люблю вас, как дорогого сердцу друга, и очень по вас скучаю, потому хочу просить встречи с вами по приезде. Назначьте время и место, я буду там. Ваш друг, А.Р.»
Дунечка наконец выдохнула. Мысли постепенно начали её отпускать. Она посидела над листом ещё с минуту, дожидаясь, пока высохнут чернила, а после сложила его вчетверо и оставила за стопкой, чтобы он слишком не бросался в глаза. Дуня вернулась в постель, прохладную после того, как она с неё встала, и, потеревшись немного щекой о мягкую подушку, уснула добрым сном до самого утра.V
3 декабря 2021 г. в 00:33
Ночь прошла в беспокойстве, впопыхах: Пульхерия Александровна всё суетилась, бегала туда-сюда, чтобы собрать постели, упросила Родю позаботиться о чае и даже велела натопить камин, хотя была уже весна и имелись тёплые одеяла. Дуня помогала маменьке, а Пётр Петрович мешался всем, стоя в проходах комнат и неуклюже поворачиваясь, чтобы пропустить кого-нибудь. Через несколько часов всё утихло. Дунечке постелили в комнате брата. Когда-то в детстве они спали в одной этой комнате вместе и перед сном рассказывали друг другу истории, стараясь выдумать пострашнее и позаковыристее. Пульхерия Александровна спала у себя, а Пётр Петрович в гостевой комнате, фыркая и причитая самому себе за то, что попал в какое-то дрянное местечко у чёрта на куличиках, туда, где даже достать свечу стоит немалых усилий.
Только тогда, когда Дуня и Родион остались наедине, они обняли друг друга и долго стояли так, тихонько дыша, как будто боясь испугать.
— Дуня, Дунечка… — шептал Родион и гладил её по волосам, — матушка с ума сходить начала после твоего последнего письма об твоём женихе, — он отпустил сестру и отошёл к окну.
— Родя, он хороший человек… Он… Вежливый, тактичный… — Дуня вздохнула.
— При деньгах, — вынес вердикт Родион, с упрёком поглядев на неё.
— А разве плохо, что при деньгах? У твоей сестры лишнего платья нет… Да и вы с маменькой…
— Мы с маменькой!.. Вот, в чём дело…
Оба замолчали. Родион отвернулся к чёрному саду в окне.
— Послушай, ну, Родя… Если я скажу, что действительно люблю его? — через несколько времени сказала Дуня, сжимая в руке складку ночного платья.
— Если? — вновь подловил Родион, обернувшись от окна к сестре.
Дунечка сдержанно поджала губки и опустила глаза.
— Не мучай меня, Родя, не мучай, за что ты так? — тихо заговорила Дуня, не поднимая опущенной головы.
Родион сжал пальцы и прикусил губу. Если видел, так зачем полез. Видел ведь, что она и без того несчастна, а только перед маменькой улыбку рисует, чтобы та не переживала и не думала. Дуня любит их, больше себя самой во сто крат любит. Но ведь и Родион с Пульхерией Александровной любят её не меньше, неужели они не могут обеспечить её счастьем? Её, хотя бы одну её, пожертвовав своим. Но как это сделать? Этого в самом деле совершить невозможно, если только они не заберут Дунечку к себе.
— Надолго вы? — спустя несколько времени, спросил Родион так, будто не было их предыдущего с сестрой разговора.
— Дня на два, — тихо ответила Дуня и отвернулась от Родиона. Она подошла к шкафу и, открыв его, заглянула внутрь. Ничего не изменилось. Даже её старая коробка с детскими туфлями осталась на месте, разве только с неё недавно смахнули пыль и матушка, может быть, доставала поглядеть.
— Отчего не останешься дольше? — спросил Родион, зная, что сестра поймёт его намёк.
— Как это я останусь, я ведь теперь невеста, Родя, — ответила Дуня и повернулась к брату. Она действительно поняла саму суть его вопроса, но не захотела на него отвечать, ответив только на внешность.
— Окончательно? — снова закладывая новый смысл, спросил Родион.
— За благословением, — коротко ответила Дунечка и подошла к углу, на двух полочках в котором стояли образа и неустанно горел огонёк маленькой лампадки.
— Что твой Дмитрий? — вдруг задал вопрос Родион так, будто всё время до этого они только и говорили о нём. Дуня обернулась, сбитая этим вопросом с толку, и удивлённо посмотрела на брата.
— Дмитрий Прокофьевич? — спросила в свою очередь Дунечка, стараясь ухватить мысль Родиона и понять её раньше, чем он даст ответ.
— Он самый. Ну-с, так что с ним? — испытывающе глядя на сестру, снова задал вопрос Родион.
— Я давно у него не была да и он давно не заходил, впрочем… Он передавал тебе и маменьке пожелания здоровья, но… Какая теперь разница? — так и не сумев заранее предугадать мысль Родиона, ответила Дуня.
— А раньше, стало быть, была? — подловил он. Дунечка опустила взгляд и поглядела куда-то в угол.
— А ты напиши. Напиши и узнай, — предложил Родион, видя поведение сестры после своих вопросов. Дунечка вдруг вскинулась и внимательно посмотрела на брата.
— Не стану. Это уже неприлично, чтобы девушка да к тому же невеста…
— Но он ведь друг тебе? — перебил её Родион, внимательно посмотрев на Дуню.
— Друг. Как и тебе. Оттого тебе и писать, — запротестовала она.
— Но, согласись, куда приятнее ему будет получить письмо от тебя. Мы и без того редко видимся, а по тебе он небось истосковался, — настаивал Родион.
— Не стану, не говори даже ничего. Я устала, Родя, — отреклась от идеи Дуня и, отвернувшись от брата, ушла к своей кровати.
— Отдыхай, — коротко пожав плечами в знак согласия, ответил Родион и взял свечу в руки.
— Не туши, оставь на столе, — попросила рассеянно Дунечка, оставаясь сидеть на кровати. Не показав своего торжества, Родион оставил свечу на столе, стоявшем возле окна, и тоже ушёл к своей кровати. Дунечка долго ещё не спала, долго ворочалась, страдая и мучаясь мыслями. Дмитрий Прокофьевич — дознаватель по своей профессии — наверняка знал уже что-нибудь об ограблении старухи. Ужасно хотелось спросить, что же известно об этом деле, но мысли сторонние очень мешали. А если не было ещё ничего в газетах? Тогда странно было бы, если бы Дуня спросила. Но к тому, как придёт её письмецо, в газетах точно должна быть статья. А если вдруг дело захотят провести тайно? Что тогда? В таком случае ведь в газетах колонок так и не появится. Но что же, спросить о городских новостях? Она ведь только день оттуда, а когда придёт письмо, будет всего два дня в отсутствии. К тому моменту, может, уже и вернётся. «Зайти к Дмитрию Прокофьевичу по приезде?» — мелькнула мысль, на которую Дуня покачала головой, сразу отметая её в сторону.
Погружённая в раздумья, Дунечка долго смотрела на свечу на столе. В черноте белыми очертаниями видны были дунечкины ножки, освещённые лунным светом. Она и не заметила, как со свечи перевела взгляд на них, следя за белыми следами лунных лучей. Вдруг сердце её ухнуло, дыхание замельчило, стало пропадать иногда насовсем. Дуня метнула беглый взгляд на брата, давно спавшего в своей кровати, и тихо поднялась. Неслышно она подошла к столу, за которым делала столько всего в детстве. Сколько писем, записочек и добрых шуток было написано здесь, сколько фигурок вырезано и сколько книг прочитано... Теперь на столе лежали только листы и стояла рядом чернильница с очинённым пером. Дуня дрожащей ручкой взяла пёрышко, макнула его в чернильницу и начала выводить строчку за строчкой. Много позже Дунечка показывала мне это письмо, а посему привожу его вам, мой читатель.