Мой истинный север

      Впервые это происходит через месяц ее дежурств.       Алина уже вполне освоилась в отделении хирургии. Улыбчивая и яркая, с легким характером она пришлась ко двору.       Доктора всегда знают, что в смены мисс Старковой можно спать спокойно, ни один пациент не будет обделен вниманием, ни одно ухудшение состояния не останется незамеченным. Медсестры охотно учат ее новому, делятся немалым опытом, - ведь Алина самая младшая в коллективе, - подкармливают вечно голодную студентку и с пониманием относятся к тому факту, что она убегает со смен раньше, чтобы успеть на пары. Пациенты души в ней не чают, потому что у мисс Старковой самая легкая рука, самая приветливая улыбка, самое ласковое слово, и только и норовят сунуть ей в карман хирургического костюма конфеты. Алина сладости принимает, мило смущается, краснеет и благодарит.       Она мечтает стать хирургом и лечить сочетанную травму, спасать человеческие жизни, а потому не щадит себя, постоянно читая дополнительную литературу, охотно отпуская напарниц спать, а сама садится на посту с толстыми учебниками по топографической анатомии, общей хирургии, военно-полевой хирургии и хирургическим болезням. Жадно глотает строчку за строчкой, порой засыпая, уткнувшись лбом в белые страницы, но не сдается. Она – на пути к своей цели, остальное неважно.       Алину на отделении любят. Заведующий – Петр Ланцов разрешает ей пользоваться библиотекой в своем кабинете, его сын – Василий таскает девушке статьи из профессиональных журналов, а его младший сын – Николай – еще вчерашний ординатор – даже дает выполнить простейшие манипуляции, комментируя насмешливо и требуя за это поцелуй. Алина целует. В щеку, к вящему разочарованию парня. И даже мрачный и серьезный Александр Морозов, за глаза прозванный Дарклингом, видимо, за любовь к черному, с насмешливым хмыканьем советует ей учебники по хирургии, безжалостно критикуя те, что, по его мнению, читать не стоит. И рекомендует ей литературу на международном керчийском, а не только на равкианском. И в тот же вечер Алина обкладывается не только учебниками, но и словарями.       Ей нравится работать в Центральном клиническом госпитале Ос Альты, который был построен двести лет назад. Отделение сочетанной травмы расположено в старом корпусе, здесь высокие потолки и закругленные наверху огромные окна, широкие коридоры, по которым всегда гуляет сквозняк и не слишком уютные палаты, здесь давно не было полноценного ремонта. И есть здесь что-то жуткое, особенно ощутимое по ночам.       Порой Алине казалось, что она видит неясные тени, скользящие мимо, а в отражении зеркал ей чудятся очертания чужих лиц. Но это глупо! Она будущий врач, она не верит в мистику и глупые легенды, байки, которые шепотом рассказывают ей старшие коллеги. Они говорят о шаркающих шагах, раздающихся по ночам, о грохоте каталок в пустом коридоре, о шепоте, который зовет тебя, когда ты спишь.       И в ту же ночь, Алина сквозь сон слышит чужие шаги, ей мерещится прикосновение холодной ладони, а когда она просыпается, то не видит никого. Девушка щурится от яркого света лампы, которая освещает стол на посту, но за кругом теплого света царит тьма. И на мгновение кажется, что тьма осязаемая, во тьме слышен шорох, шепот десятков голосов. Старкова отчетливо ощущает чужое присутствие. И вздрагивает, осознав, что рядом с постом стоит женщина, опирающаяся на трость. Алина охает, подпрыгивает, роняя на пол учебник, который падает с жутким в ночной тишине грохотом, многократно отражающимся от высоких потолков. - Я могу чем-то помочь? – силится улыбнуться Алина, но женщина молчит, лишь смотрит на нее темными глазами. Девушка нервно сглатывает, - мэм? Вам нехорошо? Быть может, нужно снотворное? Или обезболивающее?       Женщина неподвижна, она глядит на Алину, не моргая. Липкий страх щекочет кожу, сползает капелькой пота по виску, в горле першит, Алина судорожно вздыхает, кашляет. А женщина молча разворачивается и идет прочь, постукивая тростью по полу, оставляя Алину в круге света. Старкова моргает пару раз оторопело, а потом подскакивает и следует за странной пациенткой. В голове зудит что-то, свербит, какая-то важная мысль, но уставшая девушка никак не может за нее ухватиться, лишь морщится и потирает висок, следуя за женщиной. - Мэм? Все в порядке? Мэм?       Женщина скрывается за поворотом, Алина сворачивает за ней, беспокоясь, ведь дальше находится выход из отделения. Неужели пациентка решила уйти, нарушив режим? А если она не в порядке? А если она не отдает себе отчет в происходящем? Такое случалось с пожилыми пациентами после операций. Но в коридоре никого нет. Старкова охает, делает шаг назад, озирается растерянно. Но как же так? Как же…? Что-то недоброе и злое касается сердца, словно когтистая лапа сжимает. Алина застывает, подобно статуе, чувствуя, что не страх, но ужас сковал все тело. И вздрагивает, когда дверь в отделение распахивается, и в коридор решительно шагает высокая мужская фигура. Алина вскрикивает, шарахаясь назад.       - Алина? – фигура говорит голосом Морозова, пахнет холодом поздней осени и сигаретным дымом. - Простите, - лепечет девушка, радуясь, что в темноте не видно, как покраснело ее лицо. Ведь она, как и все девчонки в отделении, немного влюблена в красивого и талантливого хирурга. Пусть он требователен, взыскателен и порой резок, но заслужить его уважение дорогого стоит. И Алина из кожи вон лезла, чтобы заслужить, чтобы увидеть одобрение в темных глазах. - Вы опять нарушали режим, - пытается улыбнуться Алина, стараясь сгладить неловкость, - курить на территории больницы запрещено. В ответ Морозов только насмешливо фыркает и закатывает глаза. - Режим здесь нарушаешь ты, позволяя остальным спать большую часть ночи в ущерб себе. - Это не в ущерб, - протестует Алина, - это же мое будущее! – и переводит тему, спохватывается, - вы не видели выходящую отсюда пациентку? Морозов вздрагивает, и даже в темноте видно, как бледнеет. - Пациентку? – переспрашивает. Непринужденность его тона резко контрастирует с напряженной позой. - Ну да, - кивает Алина, не замечая, как напрягся мужчина, - пожилая леди с тростью. Мне кажется, она решила покинуть отделение. Александр застывает, лицо его приобретает непроницаемое выражение. - Алина, - говорит он ласково, - тебе явно пора отдохнуть, не было никакой пациентки. - Но, - шепчет Алина, осекается, напарываясь на взгляд, полный сочувствия, - да, простите, - она опускает глаза. - Ничего страшного, - нейтрально отвечает ей мужчина. ***       Во второй раз это происходит через два дня в очередное ее ночное дежурство.       Она спит беспокойно, ей не нравится спать у двери в комнате отдыха медсестер. Здесь всегда слышны все звуки отделения, мешая полноценному сну, пробивается из-под двери тусклый свет, и сильнее ощущаются сквозняки старого здания.       Алина ворочается на неудобном диване так сильно, что одеяло падает с плеч. Ей не по себе, что-то сковывает тело, и причина не только в холоде, который девушка ненавидит. Кажется, что в сестринской кто-то есть. Но она совершенно точно одна! Ее напарница – Нина на посту, дежурит. Зеник буквально выгнала Алину спать, заявив, что еще немного, и Старкова сама ляжет на койку в одну из палат. - А они очень неудобные, - заявила Нина, - иди отсюда! И что бы до четырех утра я тебя не видела!       Алина ушла, даже выпила чаю. Думала, что не уснет, но едва голова коснулась подушки, как девушка провалилась в тяжелый поверхностный сон, то и дело прерываемый грохотом каталок, чужими голосами и шагами за дверью. А еще стуком трости. Стуком, что стих сейчас.       Алина уверена в чужом присутствии. И это жутко настолько, что девушка замирает под одеялом, подавляя желание набросить его на голову, спрятаться под ним, как в детстве, от монстров. Старкова даже дышать старается тише. Оцепенение сковывает все тело, заставляет кусать губы, чтобы только не заскулить от иррационального ужаса. Алина рывком садится на диване и с резким выдохом шарахается назад, ударяясь спиной о стену, округлив глаза. Перед ней вновь стоит та самая женщина с тростью, смотрит молча на девушку.       - Мэм, - хрипит Алина, - зачем вы вошли? Если вам нужна медсестра, то на посту есть Нина, и она… Женщина молчит, смотрит, не мигая, вгоняя Алину в настоящий ужас, от которого пересыхает горло, пульс грохочет в ушах, по коже бегут мурашки, волоски становятся дыбом. - Мэм, - шепчет девушка.       А женщина медленно разворачивается и выходит из комнаты. Секунду Алина, оцепенев, смотрит ей вслед, а потом подскакивает, путается в одеяле, падает на холодный пол, больно ударяясь коленями, ругается себе под нос, отшвыривает одеяло и вылетает за дверь, с размаху налетая на Морозова так сильно, что едва не сшибает его с ног.       - Алина? – приподнимает он бровь.       Старкова готова под землю провалиться от стыда, она бормочет извинения, а сама оглядывается нервно. Коридор прямой, поворот в нем один, и если женщина была, то она никак не успела бы дойти до поворота. Но коридор пуст, лишь Алина и доктор Морозов, на посту горит лампа, Нина проставляет температуру пациентов в историях.       Алина начинает дрожать. Святые! Неужели ей просто приснилось? Но до чего же реалистичный, жуткий сон!       - Алина, все в порядке? – Морозов, о присутствии которого Старкова на несколько минут вообще забыла, смотрит с участливым беспокойством. Девушка кусает губы. - Сон дурной приснился, - признается, уверяя себя, что это действительно был сон, только лишь сон и ничего более. - Бывает, - понимающе вздыхает мужчина, смотрит пару мгновений внимательно, - пойдешь со мной в приемный покой? Там привезли какое-то ножевое ранение.       Алина с радостью соглашается. ***       Так продолжается несколько ночей.       То Алине видится силуэт с тростью, то слышится характерный стук о пол, то чудится чужое присутствие, то мелькают на периферии зрения неясные тени, а из зеркала смотрят темные глаза, смутно знакомые, но девушка никак не может вспомнить, где еще их видела. Алине кажется, что она сходит с ума.       Она начинает читать литературу по истории больницы и отделения, а еще статьи о привидениях. Это не добавляет ей ни спокойствия, ни здравомыслия.       Ситуация усугубляется тем, что теперь Морозов преподает у их группы хирургические болезни, явно выделяя Алину, доверяя ей самых сложных пациентов, вызывая ревность у Зои Назяленской, которая не упускает случая поддеть Алину. А Старкова теперь не может ударить в грязь лицом, учится еще больше, хотя куда уже больше, и от недосыпа ей мерещится то, чего вообще не существует.       Она становится рассеянна, улыбка все реже появляется на лице, девушка шарахается от каждой тени, вызывая недоумение на лицах коллег.       В статьях говорилось, что призраки остаются на земле, когда у них есть неоконченные дела. Но что хочет от нее этот призрак? Ведь женщина не говорит ничего, не указывает ни на что. Если только, конечно, она существует, если только это не галлюцинации как проявление психического заболевания самой Алины.       Вот только Алина замечает странную закономерность: призрак является к ней в ночи дежурств с Морозовым. Нелепо? Быть может. Но это действительно так.       Алина могла бы попросить не ставить ее с доктором в смены, но не может так обидеть Дарклинга, который охотно делится с ней знаниями и умениями, да и не хочет, понимая, что не только уважает его как специалиста и своего преподавателя, но еще и влюблена в него, и ей приятно его видеть. Но каждое дежурство с доктором Морозовым и радость, и пытка. Алина не знает, что делать и как быть.       Одним зимним днем она решается. Ей нужно поговорить хоть с кем-то, поделиться. - Женя, - спрашивает она подругу, - ты веришь в привидений? Сафина смотрит пристально, облизывает ложечку, которой размешивала сахар в кофе. За окном – декабрьский полдень, выходной и яркое солнце. Они сидят в кафе, Алина так и не притронулась к своему пирожному, лишь отпила немного кофе. Девушка бледна, под глазами залегли тени, а черты лица заострились. Ей на дежурство с Морозовым вечером, и от этого невольная дрожь пробегает по телу. - Знаешь, - начинает Сафина, - мы медики – очень суеверные существа. Сталкиваемся каждый день с болью и смертью, вот и видится волькра знает что от усталости. - То есть нет? – Алина пытается улыбнуться, пытаясь показать, что этот разговор – пустой треп. - То есть да, - пожимает плечами Женя, - я каких только историй у себя в реанимации ни наслушалась. А по ночам, - веришь? – порой слышится плач детей, хотя все спят. Сафина работает медсестрой в блоке интенсивной терапии для новорожденных, она тоже уже успела всякого навидаться. И смотрит сейчас серьезно, без тени насмешки. - Верю, - шепчет Алина почти в отчаянии, - верю.       Быть может, кто-то слышит плач, а кто-то видит тени, где-то чудятся шорохи и стук каталок, которых нет, но видит ли кто-то одного и того же призрака из ночи в ночь? Алина не знает ответа на этот вопрос, Алине жутко и тоскливо. Она уже задумывается об увольнении, настолько страшным становится каждое ее дежурство. Просто сцена из фильма ужасов.       - А что, в твоем госпитале видели призраков? – вырывает ее из тоскливых размышлений Женя. - Ты даже не представляешь скольких, - вздыхает Алина.       Сафина понимающе кивает. Их разговор выглядел бы дико еще несколько месяцев назад, но сейчас Алине не до трезвого анализа ситуации, девушкой владеет липкий ужас, определяя поступки и слова.       Женя провожает Старкову до работы, они долго курят перед воротами больницы, Алине не хочется идти внутрь, но выбора нет. Она ступает на территорию, крики ворон сопровождают ее, добавляя жути, пока девушка бредет до корпуса, сжимая руки в кулаки, уговаривая себя, убеждая, говоря себе, что уж сегодня-то все будет хорошо. Но, по правде сказать, она говорит себе это перед каждым своим дежурством, дрожа от страха и печали, - ведь ей искренне нравится ее место работы.       В отделении царит привычная суета. Ее встречает тысяча и одно поручение, просьбы пациентов, жалобы ее напарницы и улыбчивый Ланцов в качестве дежурного хирурга.       - Разве вы сегодня должны быть на смене? – невольно вырывается у Алины, она чувствует досаду и облегчение. - Так и знал, золотко, что мне ты предпочитаешь мрачного Морозова, - закатывает глаза Николай, - а вот я рад тебя видеть. Зайди в ординаторскую, как закончишь с делами. Алина краснеет до корней волос, мысленно ругая себя на все корки за опрометчивые слова. В конце концов, ее реплика просто ужасно невежлива по отношению к Николаю, который всегда был добр и внимателен к ней. Алина быстро переодевается и мчится ставить капельницы, а потом бегает с уколами, сидит за медицинской документацией, а затем, вместо ужина, заходит к Николаю.       - Проходи, - машет ей рукой Ланцов, - мне нужна твоя помощь. Алина делает пару робких шагов внутрь, не понимая, чем может помочь доктору. - Иди сюда, не стой на пороге, - зовет парень, - будешь кофе? Старкова нерешительно кивает. - У отца скоро юбилей, - тем временем говорит Николай, - кроме всего прочего, я хочу сделать большой коллаж, повесить в отделении. Мне нужно подобрать лучшие фотографии. Поможешь?       От удивления и облегчения у Алины срывается рука, она едва не роняет чашку, удерживает в последний момент. Она не знала, чего ждала, но так измучена в последние месяцы, что везде видит двойное дно. - Конечно, - говорит, проходит к столу, садится рядом с Ланцовым, который косится на нее. - Алина, тебе нужно больше отдыхать, - выдает, наконец, доктор. - Конечно, - кивает девушка, отпивая кофе, - но вспомните свои студенческие годы. - В ординатуре будет еще больше нагрузки и ответственности, - грозит Николай, - хотя бы сейчас пожалей себя. - Не могу, - пожимает плечами Старкова, - если хочу хоть чего-то добиться. Ланцов только головой качает неодобрительно, а потом открывает на компьютере папку с фотографиями.       Они смотрят фото разных лет, Алина безжалостно выбраковывает одни и одобряет другие, они отчаянно спорят с Николаем, и девушка наливает себе еще кофе. И едва не давится им, когда очередь доходит до групповой фотографии с однокурсниками Петра Ланцова.       Алина кашляет надсадно, Николай хлопает ее по спине, а девушка не может оторвать взгляд от экрана компьютера. Мир сужается до старого фото, в ушах звенит, вздохнуть невозможно, так давит в груди. - Кто это? – едва слышно шепчет Алина, лицо ее бледно, а зрачки расширены настолько, что карие глаза кажутся черными. - Кто именно? – уточняет Ланцов, кажется, даже не замечая ее состояния или вежливо делая вид. Ведь наверняка она выглядит нездоровой, сумасшедшей, ненормальной истеричкой, у которой сдали нервы от чрезмерной нагрузки. Но Алина больше не может держать себя в руках, когда видит на фото ту саму женщину с тростью. Здесь она моложе, трости и в помине нет, но эти темные глаза, этот взгляд, проникающий под кожу, Алина видит в кошмарах по ночам. - Это, - девушка тыкает пальцем в экран. - А! – кивает Николай, - это Багра Морозова. - М-м-морозова? – Алина даже заикаться начинает, голова идет кругом. - Жуткая история, - кивает Ланцов, - мать доктора Морозова. Была невероятно талантливым хирургом. Попала в жуткую аварию лет десять назад, привезли ее сюда. А дежурил тогда как раз Александр. Ну и, - Николай неловко ерошит волосы, - она умерла у него на операционном столе. Многие шептались, что из-за его врачебной ошибки. Не знаю, не берусь судить. У Морозова золотые руки, но он тогда только начал работать в экстренной хирургии, мог и ошибиться где-то. Никто его не винил, но шептались по отделению долго. Даже, - Николай неловко хохотнул, - говорили, что специально убил мать, они были не в ладах. Но это уж совсем чушь! Он на такое не способен.       Алина не знает, способен или нет. Алина изо всех сил сжимает в руках чашку с кофе, оцепенев, не в силах перестать смотреть в такие знакомые темные глаза. Ей кажется, что Багра Морозова на фотографии усмехается ей зло и жестоко.