Не ожидала?

      Я шла из душа в нашу с Итачи комнату. Плечо уже почти не болело, что удивительно. Обито третий день подряд мажет рану какой-то сделанной им мазью.       В коридоре было прохладно, поэтому я не постеснялась взять у своего учителя его худи — мягкое, тёплое, пахнущее им…       Как только я вышла в коридор, то у комнаты Конан увидела стоящих Какузу и Кисаме — накачанных, высоченных, под два метра, мужчин лет тридцати пяти-сорока пяти. Оба не особо любили носить одежду, прикрывающую их торс; они лишь накидывали на себя чёрные мантии с красными облаками, поэтому меня вечно смущал их внешний вид. «Это просто непозволительно! Нельзя перед маленькими девочками так расхаживать! Маньяки! Педофилы! Извращенцы!» — я, сильнее укутавшись в толстовку с гербом Учиха, хотела пройти мимо незамеченной, но не тут-то было. — Юми-чан, — промурлыкал Кисаме, улыбаясь своими острыми, как бритва, зубами. — Чего это ты не здороваешься с нами? Между прочим, мы сейчас исключительно тобой занимаемся. Прояви хоть каплю уважения… за то, что мы твою одноклассницу на цепь посадили. Хочешь глянуть? — П-п-п-простите, — начала заикаться я, в страхе смотря на мужчин, словно маленький котёнок на двух пантер. — Я, просто… я… — Да забей, ребёнок, — усмехнулся Какузу, поправляя свои длинные волосы. — Просто знай, что тебе нечего бояться. Мы хоть и преступники, но не трогаем маленьких девочек, особенно таких, как ты. — Но Кисаме-сама сказал, что… моя одноклассница… — в ужасе лепетала я, смотря на залитые чёрной краской белки мужчины. — А, это да, — он постучался в дверь и оттуда вышла Конан, одетая лишь в кружевное нижнее бельё и ту же чёрную мантию. Она вопросительно на меня посмотрела, а затем перевела взгляд на синего, что был выше неё на две головы. «Он даже выше Мадары?» — Конан, малышка Юми желает взглянуть на зверушку. Сейчас, — прошептал Кисаме, подходя к девушке вплотную. Синеволосая, улыбнувшись, не отводя взгляда от Хошигаки, двинулась по направлению к металлической двери.       Выйдя за неё, она надела какие-то ботинки и направилась в сторону лифта. Конан нажала на кнопку, и мы почему-то поехали ещё ниже. Я, испугавшись ещё больше, сглотнула, вжимаясь спиной в стеклянно-металлическую стенку. Когда дверь открылась, перед нами оказался серый коридор, с обеих сторон которого были будто тюремные камеры. Мы свернули налево, потом направо и потом снова налево — все камеры были пусты. Все, кроме двух: одной — в дальнем конце коридора справа и в другой — слева. Их занимали мать и дочь Сорамуни. — С кем ты хочешь поговорить? — спросил меня Какузу, поглядывая на мать и жадно облизываясь. «Ну конечно, даже Мадара на такую фигуру повёлся…» — Одноклассница, — лаконично ответила я, направляясь налево.       Сероволосая сидела в стеклянной камере с четырьмя отверстиями для воздуха, стены которой были выкрашены в белый цвет, а откуда-то сверху играла тихая мелодия, от долгого прослушивания которой, казалось, можно было сойти с ума. Девушка сидела посреди камеры, одетая в ту же одежду, что и сегодня днём. На её ноге красовался массивный браслет. «Явно не для слежения…».       Конан, идя рядом со мной, сказала, что он бьёт током с силой 20 мА, как только человек, на которого он надет, приближается к стеклу ближе, чем на полметра. «Если исходить из уроков физики… это же очень много!» — Она не умрёт от этого? — настороженно спросила я, косясь на идущих рядом мужчин. — Нет, — усмехнулся Хошигаки, скаля зубы. — Разряд проходит всего за долю секунды, но причиняет очень сильную боль… у этой подруги ноги парализовало на несколько минут, так что теперь она послушная. Не бойся, не тронет. — Спасибо, Кисаме-сама, — улыбнулась я, испепеляя девчонку глазами. — Обращайся к нам без этих суффиксов — мы же преступники, в конце концов, а ты — названная дочь Мадары и Обито, — я от такого заявления Какузу поперхнулась слюной, закашливаясь. — Тихо ты, распугаешь тут всех… — А вы больше так не шутите. — А никто и не шутит. Они оба взялись нести за тебя ответственность, как за последнюю из клана их покойного, хоть и не кровного, брата, — Конан, вытянула руку в сторону, преграждая мне путь. — Дальше нельзя. Говорить будешь при нас. Таковы правила, — я кивнула, шумно сглатывая и облизывая высохшие губы. — Амэ, ты меня слышишь? — тихо спросила я, смотря на девушку, которая медленно поднимала на меня ненавистный взгляд. — То, что вы заперли меня здесь — только на руку сыграло ему. Он теперь знает, что вы — гадкие отбросы — заперли меня и вы поплатитесь за это. Орочимару-сама вытащит нас отсюда, и поверь, Накамура, — прошипела она, брызжа слюной. — Я лично перережу тебе горло. Тебе, твоей мамаше и твоей поганой сестрёнке Сакуре… ой, она же сейчас живёт у Саске? Как жаль… — она встала и медленно направилась в сторону стекла, делая медленные небольшие шажки. — Сегодня же отряд звука убьёт её. А я, как выберусь, станцую на её могиле и напоследок харкну на неё.              «Что ты такое несёшь? Что с тобой? Ты безумна…» — я медленно попятилась назад, в шоке смотря на одноклассницу. Меня трясло, а в горле застрял ком. Мне было её жаль. «Неужели ты так зла на нас из-за Учиха, что готова так поступить… Ты чудовище. Настоящее чудовище.»              Я развернулась и побежала прочь, минуя все повороты. Добежав до лифта, я начала судорожно нажимать кнопку, но лифт не двигался. Он не ехал. Я услышала щелчок открывающейся камеры, а затем душераздирающий крик. Затем — тишина. Я замерла от страха, смотря по сторонам и надеясь, что сумасшедшая не выскочит откуда-нибудь. Как только я заметила идущую троицу Акацуки из-за угла, в меня вселился ещё больший ужас. Я не могла вздохнуть. — Мы уходим отсюда, — прорычал Кисаме, испепеляя меня взглядом. — Сейчас же, — он нажал на кнопку вызова и двери лифта открылись. Мы вошли внутрь и, поднявшись на нужный нам этаж, замерли.              У металлической двери стояли Обито и Итачи с видом, будто были готовы убить каждого, кто перед ними появился. — Юми, иди сюда, — приказал мне «учитель», а я повиновалась, и, перебирая дрожащими ногами, подошла к нему. Он резко дёрнул меня на себя, а затем, кивнув Обито, грубо завёл в коридор, а затем — в комнату.       Не произнося ни слова, он сел на кровать и грубо положил меня к себе на колени и, грубо стянув с меня спортивки и трусики, со всей силы ударил по моим ягодицам, отчего я совсем перестала дышать. — Ещё раз, — он снова ударил меня по попе, но уже менее сильно. — Уйдёшь куда-то с ними без меня или в худшем случае Обито, — он снова меня ударил, но после погладил, аккуратно натягивая на меня ранее спущенную одежду. — Клянусь, я на тебя датчик слежения повешу. — Прости меня, — захлёбывалась слезами я, изнемогая от последствий шока и… наказания. — Ты меня прости, малышка, всё, ч-ч-ч, не плачь, — он поднял меня и крепко обнял, целуя мои глаза, щёки, губы, лоб, макушку — всё, что попадётся. — Итачи, — хлюпала я, немного задыхаясь из-за слёз. — Я… я… н… не должна была у… у… ходить, — уткнулась в его плечо и поняла, что жутко устала. — Я так пере… волновалась. — Давай я сейчас сделаю тебе чай и приду, а ты мне всё расскажешь, хорошо? — он посмотрел мне в глаза и пальцами стёр слёзы с щёк, попутно целуя в кончик носа. Я лишь кивнула, улыбнувшись.       Как только он открыл дверь, перед ним предстал Обито, явно изволив желание поговорить со мной. Итачи лишь кивнул ему, но дверь оставил открытой. — Юми, — низко произнёс Обито, садясь в кресло напротив меня. — Скажи честно, что с тобой сделали эти трое? Куда они тебя водили и что ты видела? — Обито, я… Кисаме предложил мне поговорить с Амэ, и я согласилась, — к нам зашёл Итачи с кружкой чая и сел рядом со мной, протягивая её мне. — Я никогда не видела столько ненависти в одном человеке. Даже я не ненавижу этого Орочимару так, как ненавидит мою семью эта девушка, да как и её мать… — Я понял. Скажи, как сильно я должен наказать их за то, что они тебе показали тебе этот ужас? — Никак… я к этим людям никаких претензий не имею и вообще хочу сказать им спасибо, — прошептала я, отпивая чай из кружки. — Хорошо, — усмехнулся глава Акацуки и, попрощавшись, ретировался. — У Сорамуни эпилептоидная психопатия, — произнёс Учиха, раздеваясь. — Что мать, что дочь, стоят на учёте в психиатрической больнице и принимают лекарства, хоть как-то блокирующие их эмоции и, как следствие, приступы агрессии. Мы переговорили с их лечащими врачами, и они решили, что если девушки будут сидеть в заключении подобного характера, разумеется, по приказу свыше, то препараты им стоит сдать, — Итачи снял спортивные штаны и, забрав у меня кружку, помог раздеться и мне, продолжая вести свой монолог. — Как минимум две недели их будут держать там. Скоро Обито доставит сюда снотворное, и мы будем распылять его им в камеры перед завтраком, обедом и ужином. — Вы так печётесь о нас… — прошептала я, надевая теплую кофту и носки, забираясь при этом под одеяло ближе к Учиха. — Иначе никак. Я не хочу, чтобы ты завтра шла в школу. Мне придётся оставить тебя здесь, — он снял резинку с волос и, повернув меня спиной к себе, уткнулся в мою шею, обвивая меня рукой. — Обещаю, я завтра приеду пораньше. — Амэ знает, где сейчас Сакура и… — я помедлила. — Она сказала, что сегодня её убьёт отряд звука… Это же бред, правда? — Что ты сказала? Чёрт, это было так ожидаемо... — Итачи вскочил с кровати и набрал какой-то номер. Гудок. Послышалось грубое «алло» — «Мадара». — Сакуре угрожает опасность. Прошерстите весь район моей семьи. Сероволосая сказала, что, отряд звука сегодня убьёт девчонку. Да. Да. Есть, — я слышала лишь отрывки их разговора. — Что? Нашли? Что? — мужчина вскрикнул, зарываясь пальцами в свои чёрные, как смоль, волосы, открывая мне вид на татуировку символа клана на затылке. — Чёрт. — Что случилось? — прошептала в испуге я, дрожа от нервов. — Изуна убил одного из стрелков, но его ранил второй, — «тот самый, что охраняет сестрёнку…» — Сейчас ему на подмогу выехал отряд из двадцати человек. Будем ждать новостей. Ложись спать, я сейчас приду. — Нет! — воскликнула я слишком громко. — Останься со мной, пожалуйста…       Итачи, выдохнув, нахмурил брови, выжидающе на меня смотря, а затем, выключив свет, лёг рядом, кладя мою голову к себе на плечо. «Очень сильно надеюсь на то, что всё будет хорошо, пожалуйста…»