Пособие по откашиванию от армии Прустейна для чайников

Ещё немного, и дело – дрянь. Ещё немного, и всё. Агидиус не понимал, нахрена он сюда пришёл; дело гиблое, но тонущий корабль был пущен в открытое плавание много ранее, нужны были деньги и хотя бы мнимое спокойствие. Ни того, ни другого. Слухи по городу ходили разные. Поговаривали, будто кто-то из тех юнцов, что только доросли, но уже попали в эту огромную систему правопорядка и военной защиты, обмолвился, что генерал та ещё скотина. Слухи не оправдались. Генерал – мерзотнейшая сука, каких поискать. То и ожидаемо: здравые на такие должности не суются, зато сколь угодно много психопатов и закомплексованных маньяков, с прочими мудаками вперемешку. Теперь ни жить, ни помереть. Поначалу дела пёрли. Устроившись на пост военкома, Агидиус легко выполнял задачи, план и нормы. Платили соответственно. А потом случился новый император, который был искренне уверен, что гениальность полководца передаëтся генетически. А дальше было предчувствие скорой войны, безуспешной войны. Агония. План по призывникам кратно подняли, уже не делая разбору и оценок положения, способностей и умений. И Агидиус понял, что это начало конца. Точнее, почуял. Ведь он впервые не выполнил план. Заведено было так: трижды не выполняешь и либо уволят, либо трибунал. В зависимости от спокойности времён. Но его при первом же «попадосе» вызвал к себе генерал. Мерзотнейшая из сук, как уже сказано выше, чуял безнаказанность. За какие-то мифические достижения и военные операции, на всё, что он творит, закрывались глаза много-много лет к ряду. Он пользовался. Всем. Зная, что никто и слова не скажет, делал, что хотел. Зная, что Агидиусу хочется не подохнуть с голоду и совершенно некуда идти, предложил сделку. За провал при неадекватой норме юный военком, только и всего, лишится премии. Взамен услуга. Дескать, давненько уж сбежал из под его чуткого руководства молодой парнишка, а потому: «Следует, как любому порядочному военному, его во всех положения и аспектах заменить». По факту, аспект был лишь один. Ублажать бухого генерала как тому вздумается. Прямое подчинение – зло, ведь никто не защитит. Так и тут. Поначалу сделка даже казалась выгодной. Отсосал – остался без премии, но с работой, без вопросов и с жалованием. Не столь масштабным, но и не мелким. Как-то так. По началу было неплохо. То, что ограничивать себя никто не собирается стало ясно позже. Побои, изнасилования, травмы. Теперь опасен любой поход к начальству. Любой. Вечно пьяный генерал не слишком отличался хоть сколько-нибудь значимыми моральными качествами. Были попытки просто не попадаться на глаза и не косячить. С особой жестокостью грёб Агидиус всех подряд в армию, наплевав на чужие жизни под боль своей. Да и какой? Ни с кем не общается, друзей нет, врагов – пруд пруди, уйти некуда. Последнее и останавливало – если уйти некуда, то как жить? А ситуация с неудачами на фронте ясно отражалась на жизни Агидиуса. Окончательно потеряв связь с реальностью, убитый и нервозный, генерал срывался. Брал силой, избивал, угрожал, резал, ломал. Ломал волю и чувства. Уходить живым становилось всё менее и менее вероятным. Ведь жизнь уже гроша не стоит. В определённый момент, когда от мерзости к себе хотелось содрать кожу, что впрочем, с таким довольно сладким пощипыванием от лезвия, он делать и начал, он окончательно решил уйти. Вот так просто выйти из системы. Рапорт не приняли. Старикан озверел, вколол что-то, от чего Агидиус чуть коньки не отбросил, ведь кровь натурально вскипела; и он понял, что ему перманентно больно, но идти некуда, и он к этому ещё вернётся. Обречён. И так несколько лет. Потому нужно найти этих придурков как можно скорее, иначе ходить не сможет несколько дней.

***

О такой печальности даже и не догадывались Вертэр и Уотан. Возможно потому, что нечем. Но они, как и сказано было чуть раньше, не унывали. И даже за каким-то чудом выползли из болота. Но тут, вот неожиданно, наступила ночь. Эта хитропридуманая тварь взяла, да и наступила, беглецам на зло, не иначе. Хотя ладно. Проблемы какие: проблемы такие. Во-первых, темно. «Хоть глаз коли, хоть в глаз коли, хоть в глаз кол и что тут вообще, чтоб его, происходит?» На такой случай у них был запасён, в лучших традициях ужастиков, полу-живой фонарик, и вот они удивятся, когда не обнаружат к нему батареек. Во-вторых, голодные в этот сезон волки, что воют где-то неподалёку. Уверенности в завтрашнем, послезавтрашнем и прочих днях они не прибавляют, как и уверенности в том, что эти дни для них вообще наступят. В-третьих, ночь нужна для того, чтобы спать. Не с кем-то, а просто спать. Не до кого-то сейчас. Но этому мешает второй пункт, нерешаемый благодаря умной книжке по причине первого. Иначе говоря, жилось им так себе. - Уотан, чтоб тебя тот волк за ногу кусил, ты чего творишь? - А ты не ори, - проорал названный. – я, между прочим, нахожусь между болотом и прочим лесом, могу упасть и туда, и туда, а тебе оно надо? - Да! Я поржу! - Вот и мне не надо, потому не ори. - ААААААА! И тут случилось то, что и должно было. Пошёл дождь. Теперь выбора у них не сказать, чтобы что-то сказать. Примерно нисколько. Несколько нисколько. Пришлось разбивать ночлежку под близлежащей большой корягой, отвратительно, неприемлемо, ужасно, мерзко защищающей от дождя, который, будучи редкостным гадом, шпарил с мерзкой миной на лице. Они вообще не учли, что болото может решить погулять по причине мерзкой мины на лице дождя, и затопить здесь всё к чёртовой бабушке, свекрови и прочим родственникам до тринадцатого колена. Кстати, о коленях. Именно они разболелись у Вертэра, ведь такой нагрузки за день у него ещё никогда не было. Потому он иногда подвывал в тон волкам, от чего те давались диву. Уотан же рассказывал байку, чистя при этом гнилую картошку и пустую кастрюлю. Немного сплошь дырявую. - Я тут слыхал, что военком, оказывается, когда-то не был таким жирным. - Ну ты тоже. - Не, типо он прям всего за пару лет так разжирел, тварь. Людям жизни ломает, руки-ноги ломает, двери ломает, нужное подчеркнуть, при этом получает много. Вот и разжирел походу. - А тебе не кажется, что он уже давно на этой должности? - Ну да, а чё? За последние пару лет он разжирел. - А должность он перед этим менял? - Сам же говоришь, что нет. Чего спрашиваешь, дурак совсем? Пока они, так и не поев, засыпали под вой уже охрипших угарать над этими болванами волков, выяснилось, что было и в-четвёртых, и в-пятых. В-четвёртых было то, что немного не коррумпированный чиновник выдал разрешение на попил, а потому через недельку-другую леса тут не будет, о чём ещё три дня Уотан случайно услышал. Но это не главная их сейчас проблема. Вообще не главная. Головная, как боль, но не главная. Но проблема. Так или иначе, в-пятых заключалось в том, что, если поступить не как беглецы, и прислушаться, то сквозь волчий голодный угарающий вой можно услышать отборный мат Агидиуса. Он уже ищет, что для кое-кого представляет кое-какую опасность. Как выяснилось, неучтённую, а значит, инвентаризацию этих самых опасностей проводили из рук вон плохо.

***

*** Агидиус, до сих пор никого не найдя, решил остановиться на ночлежку, по его предположению и не завидному положению, в нескольких милях от болота. В теории, а если конкретно в теории о болотах и прочих неприятностях, затопить не должно. Вкусно поужинав и разбив палатку, он лёг спать, пытаясь не думать о завтрашнем дне, как мало кто может делать. Или не делать. Делая, не делать. Делая делать то, что он делает деяния, уснув. Спокойной ночи!