Одинокий титан: Путешествие по мирам. Книга I.

К началу бала королевский дворец кардинально преобразился. В воздухе словно царил дух надвигающегося праздника, всюду витали прекрасные цветочные запахи и дорогие парфюмы ранних гостей. Даже прислуга, что в такие дни бывает не в восторге от долгой и утомительной работы, была в приподнятом настроении. Все во дворце и за его пределами были рады торжеству. Все, кроме Армадона. — Ты такой душка в этом одеянии, — смеясь, сказала Коцит, вышагивая по бальному залу под руку с тёмным. На титане был элегантный светло-чёрный камзол с маленькими золотыми пуговицами, первые две из которых были расстёгнуты. Из камзола выглядывала сероватая сорочка с перламутровыми манжетами и запонками. Классические брюки, начищенная до блеска обувь идеально подходили ко всему прочему. И, конечно, образ аристократа дополнял холодный, непроницаемый взгляд Армадона, выражающий всё его резко негативное отношение к предстоящему веселью. — Ещё одно слово — и я развернусь на сто восемьдесят градусов и уйду прочь, — на это Светлейшая тихо расссмеялась, оглядывая мраморную лестницу, по которой спускались гости. — Боги, не дайте мне сгореть от ярости и спалить этим жаром остальных… — Прошу, не переусердствуй. В конце концов, если ты уйдёшь, то не увидишь моего партнёра на этом балу, — девушка поправила длинные полы платья. Она, в отличие от самого Темнейшего, была облачена в нежно-жёлтое платье, усеянное россыпью драгоценных камней, словно звёздами на утреннем небосводе. Платье было с пышными рукавами, которые украшал жемчуг, оно открывало плечи и немного спину, давая обзор на красиво выпирающие ключицы и небольшую, но упругую грудь Светлейшей.  — Какой же ты паршивец, Аторару, — пробубнила Цита, оправляя лиф и оглядывая изящный разрез декольте. — Я потратила весь свой травяной настой, чтобы свести багровые пятна с кожи… ты озверевшее животное!  — А я предупреждал, — саркастично протянул он и изогнул бровь. — Но уверен, у тебя в любом случае имеется готовое оправдание, не так ли?  — Ну ещё бы, — воительница многозначительно хмыкнула. — Скажем, ноги у меня дрожат потому, что я всю ночь приседала в одиночестве. На это Темнейший хмыкнул и не сдержался от широкой улыбки. — Ты, кстати, так и не сказала, кто будет твоей партией на балу, — прошептал ей на ухо титан после затянувшейся паузы, пока женщина кивала и улыбалась проходящим мимо господам. — Скоро сам всё увидишь, он обещал явиться после заката солнца. А ты… ревнуешь? — она коварно улыбнулась. — Сочувствую, скорее. Коцит хмыкнула. — Мне казалось, что ты умеешь скрывать свои эмоции. — Так и есть, — он остановился у входа, отпуская руку воительницы. — Элиарт просил меня найти его до начала бала. Как думаешь, что он задумал? — Одна Фортуна ведает, что на уме у нашего короля, — Светлейшая подмигнула мужчине, после чего томно прошептала ему на ухо: — Но если почувствуешь что-то неладное — беги ко мне, я тебя защищу… — Очень смешно. От тебя, как всегда, не дождёшься ничего дельного, — тот закатил глаза. На это титан рассмеялась, с неугасающим интересом наблюдая, как фигура тёмного удаляется вперёд по коридору, исчезая за поворотом. *  *  * — Ты прекрасно выглядишь, Дан! — с восхищением похвалил его внешний вид Элиарт. — Ага, спасибо. — Брось, тёмный, что ты куксишься? — король положил руки другу на плечи, глядя тому в глаза. — Это торжество, вообще-то, организовано и в твою честь! Тебе оно, может, и не важно, зато для меня сегодняшний бал будет просто волшебным. — С чего вдруг? — Этот бал не только в честь моего первенца, но и в честь моего верного друга и мудрого наставника. Всё это ради тебя, Армадон, — Светлейший ласково улыбнулся титану. Его Величество тоже был готов к балу. На нём был белоснежная накидка в пол, плечи и вставки которой были отделаны золотом. Белоснежная сорочка была застёгнута на все пуговицы и заправлена в брюки. На белокурой голове блестел прекрасный золотой венец… Сейчас Светлейший точно был похож на ангела, ведь даже его улыбка излучала некий свет и странное спокойствие. — Ты хотел увидеть меня до начала бала. Что-то случилось? — Нет, слава Светлым покровителям. Я просто хотел показать тебе свою дочку, ты ведь не против? — он улыбнулся ещё шире. — Ах, да… как её там? — Одайра. — Да, прости, никак не запоминаю её имя. Конечно, не против. — Вот и отлично. Пойдём, — пригласил его Элиарт, а его настроение поднималось с каждым новым словом. При упоминании своей дочки он всегда испытывал лёгкий трепет в душе и приятное тепло. Сказать, что он любил своё дитя — не сказать ничего. Он полностью доверял Армадону, потому считал правильным показать ему свою маленькую Оду. Однако Элиарт даже представить себе не мог, как этот невинный дружеский жест раздражал самого Темнейшего… Покои малышки располагалась в дальнем крыле дворца, подальше от возможных опасностей и суеты. Она была просторной и очень светлой, как и все покои во дворце. Красивая и изящная колыбель принцессы была украшена драгоценными цветами, лентами и позолоченными узорами. Нежно лелеемое и обожаемое своими родителями дитя… Армадон усмехался про себя при этой мысли. Маленькая Ода рождена в любви и для любви, она никогда не испытает горечь утраты и не узнает, что такое суровая правда жизни. Правда… она имеет горький привкус отчаяния… В покоях малышки пребывала королева. Она тоже была готова к балу, одета в такое же белоснежное платье с высоким воротом, оно было немного свободного кроя, но незримо подчёркивало все достоинства Светлейшей. Мариса не обратила внимания на вошедших, она с улыбкой наблюдала за дочерью и напевала Оде колыбельную. — Как она, любимая? — шёпотом спросил Элиарт, подходя к жене и целуя ту в висок. — Никак не хочет засыпать, проказница. Ни одна колыбельная её не берёт. — Ваше Величество, — сухо обратился мужчина к королеве, та кивнула ему с улыбкой на лице. — Рада вновь вас видеть, элуар. Вижу, вы сдержали своё обещание… мой супруг, видимо, прожужжал вам все уши о нашей дочери? Король виновато улыбнулся. Тем временем Армадон не спеша подошёл к колыбели и склонился над младенцем. В ней лежала маленькая малышка с волосами цвета холодного серебра, маленькие глазки-бусинки были подобны прозрачным озёрам, и сейчас они с любопытством взирали на новое лицо, которое разглядывало её, не отрывая взора. Взгляд титана будто бы оттаял от этого зрелища и наполнился странной нежностью. Губы сами непроизвольно растянулись в улыбке при виде юного ангелочка. Сердце тёмного забилось почти в два раза быстрее, норовя выпрыгнуть из груди, а к горлу подступил ком. Его неожиданно бросило в жар, и он сам никак не мог понять, что стало с его хвалёной выдержкой и самообладанием. Всё это вмиг стало настолько неважным — титан моментально напрягся от удивления, не в силах отвести взгляд от маленького чуда по имени Одайра Лиэр. — У меня ведь есть подарок для маленькой Одайры, — тихо сказал Армадон и сам удивился звучанию своего голоса. В нём появились новые нотки… грусти и человечности. Никогда ещё его голос не звучал столь успокаивающе… Тёмный медленно снял с рук перчатки и отложил их в сторону. Он сделал щелчок пальцами, и по его руке заструилась магия, вмиг превратившись в небольшой сгусток материи. Спустя несколько мгновений она стала приобретать чёткие очертания — и на ладони титана уже лежал маленький драгоценный цветок из сапфиров, окаймлённый серебром. Он приколол этот цветок к колыбели малышки. — Это оберег, он будет хранить свою хозяйку от мрачных духов и плохого воздействия. Покуда душа хозяйки чиста и верит Свету, — мужчина улыбнулся ещё шире, погладив Оду по щеке. От этого действия малышка весело запищала и ухватила его палец пухленькими беленькими ручками. Прикосновение нежной детской кожи заставило титана едва заметно вздрогнуть. По его руке пробежал табун муражек. Сердце Темнейшего уже давно оттаяло, и теперь эти куски льда прочно вонзались в него, причиняя боль. Поразительно, как одна маленькая малышка олицетворила всё то, что титан уже никогда не будет иметь. Чудовищная несправедливость Судьбы, с которой он будет вынужден мириться целую вечность, пока закат Вселенной не прекратит его страдания. Да и несправедливость ли? Он это заслужил. Такова кара за ошибки прошлого… — Спасибо, Армадон. Клянусь, что буду всегда хранить твой подарок. И Ода тоже будет хранить, — Элиарт похлопал Темнейшего по плечам. К тому времени малышка уже погрузилась в сладкий сон и отпустила Армадона. — Надеюсь на это. Если ты помнишь, нам пора идти, — слегка отстранённо ответил тёмный, торопливо натягивая перчатки на руки. Он вновь вернулся в суровую реальность, которая стала ему хлёсткой пощёчиной. Его словно окатили холодной водой, заставляя проснуться.  То, чего он никогда себе не простит — это минуты слабости, они притупляют разум и делают сердце податливым, ранимым и мягким, как воск… *  *  * — Я разочарован, — в который раз повторял твёрдый, холодный голос Чёрной маски, заставяя всё внутри упасть. Вот она, надежда!.. Она только что упорхнула из рук юного титана, словно птица из клетки. Осталось только сплошное… ничего. Лишь выжженная пустыня и тлеющие угли. — Ты забыл мой самый главный урок, Аторару — никакой пощады. В том числе и к самому себе. — Я… больше не могу, — стискивая зубы от ужасной боли, отвечал юноша. Он был в разодранной одежде, что пропиталась потом, грязью и его собственной кровью. От него несло Смертью… В зале был лишь он и его Наставник. — Что ты сказал? — угрожающе тихо спросил Чёрная маска. Армадон осел на колени и выронил меч из дрожащих рук, хватаясь за грудь. Несколько поломанных рёбер вот-вот норовили вонзиться в органы, какие силы помогали молодому титану сдерживать эту боль — загадка. — Я не буду убивать… ибо я не твоя марионетка, тебе никогда не сломать меня, учитель. — Сказало отродье, сидя на каменном полу без живых мест на теле, — с усмешкой произнёс Старший из ассасинов, нависая над ним. Юноша поднял на него взгляд, полный презрения и боли. Из разбитой брови текла струйка свежей крови, пачкая грязное и покрывшееся синяками плечо парня. — Вот. Вот тот взгляд, которого я от тебя добиваюсь, ученик, — сказал маска, хватая тёмного за подбородок. Тот еле сдержал себя, чтобы не взвыть от боли. — В тебе слишком много жалости и сострадания. Это пагубно для ассасина. Но не переживай, я избавлю тебя от этого балласта. — Никогда, — тихо прорычал в ответ Армадон. — Никогда этого не будет. Я волен сам творить свою судьбу, и тебе меня не сдержать, Наставник! — Не забывай, кто вырастил тебя, негодный ты мальчишка! — повысив голос, отозвался Чёрная маска. — Вот ты кто… Лишь буйный и не умеющий себя контролировать юнец, и всегда останешься таким, если не прислушаешься ко мне! Он обошёл молодого ассасина со спины. Сзади послышался лязг металла — и перед глазами юноши завис меч Наставника. Даумарская сталь, из которой он был выкован, переливалась в тусклом свете, так и приманивая к себе, как огонь приманивает светлячков. — Думаешь, твоя жизнь кому-то важна, наивное дитя Хаоса? Тебя бросили на произвол судьбы, когда ты был младенцем. Униженный, слабый, хрупкий и недоношенный уродец — вот кого я подобрал у ворот нашего пристанища. Каким ты стал ныне? Считаешь, это предел? Ты чертовски заблуждаешься! Молодой титан ни разу не пошевелился, его зачарованный взгляд был прикован лишь к мечу. — Ты жалок, если умеешь сострадать, — Наставник склонился к его уху, опустившись до вкрадчивого шёпота: — Даже твой отец не отличился особым состраданием, раз избавился от единственного наследного кронпринца Империи.  — Поосторожнее со словами, Наставник, — тем же тоном отвечал Армадон. — Однажды твой меч окажется в моих руках, и я не буду столь щедр до разговоров. Чёрная маска выпрямился, пряча меч в ножнах и удовлетворённо хмыкая. — Уже лучше, но не смей угрожать мне. Тебе ещё многое предстоит усвоить… Наставник отошёл в сторону, оставляя Армадона в полном одиночестве, заставляя вслушиваться в каждый шорох тёмного полога. Он не позволил себе крики боли и отчаяния. Слишком дорогое удовольствие. Он не имел права. Не имел… Правда имеет горький привкус горечи, и его правда такова: он не позволит никому сломать себя. Никто не увидит его слабости и человечности. Никто… И никогда…