***
Коммуникатор в руке лежит почти неподъемным грузом. Дик смотрит в окно остекленевшим взглядом, а Фарадэй за спиной со свистом выдыхает сквозь зубы. Где-то рядом, у компьютеров, застыл Дэнни Чейз, не оставлявший попыток дозвониться до последних секунд — несокрушимая надежда подростка на внезапное чудо прожила дольше надежд их всех и умерла действительно последней. Дик закрывает глаза, пытаясь сдержать подступившие слезы, и коммуникатор обжигает ладонь, как лед. Он не может заставить себя выйти в эфир, разрываемый полузвериным воем Вика. Не может слушать причитания Кори, что пытается сейчас успокоить детей; не может слушать подсказки Донны, что пытается ей помочь. Не может слушать крики Гара, старающегося привести своего лучшего друга в чувство. Не может слушать радиомолчание в канале Рэйвен. Я должен был быть умнее. Должен был просчитать. Догадаться. Защитить. Он был должен сделать много чего, в чем потерпел сокрушительное поражение. Проходит несколько минут, прежде чем он подключается обратно к общей связи и начинает раздавать отрывистые приказы. Заставить Вика сосредоточиться на эвакуации. Поручить Кори показать вертолетам место для посадки. Попросить Донну успокоить самых младших. Напомнить Вику, что сейчас детям будет нужна его поддержка, поэтому он должен максимально сдерживаться: его горе и ярость причинят только больше проблем. — Перевертыш, принюхайся, нет ли запаха крови, — командует Найтвинг с уверенностью, которой сам не испытывает. — Проверь, никто ли не ранен. "...пусть Рэйвен займется лечением," — хочет добавить он, но слова застревают в горле. — И что делать? Аптечка осталась в автобусе! — почти рычит тот. — У пилотов есть, поспрашивай, — встряет Фарадэй. После того, как Гар отключается, он бросает на Найтвинга острый взгляд: — Где твоя целительница, Грейсон? Вы же работаете в команде, или я что-то путаю? — Она не отвечает, — почти шипит Дик, уже не желающий подавлять гнев. — Агент, чего вы от меня хотите? Я не телепат! — Я хочу, чтобы вы были способны спасти людей от Мастера Игр, — как-то устало говорит Фарадэй, прежде чем отвернуться, и чувство вины начинает грызть Дика с утроенной силой. Через несколько бесконечных минут тишины по полу наконец начинают стелиться клубы дыма, и Дик ощущает прилив одновременно облегчения и злости. — Ричард, я почувствовала очень сильный всплеск эмоций ото всей команды... — Рэйвен, подняв было руку, чтобы откинуть назад капюшон, замирает. — Что произошло? — Мастер Игр нанес удар. — Дик смотрит ей прямо в расширившиеся глаза и сам не знает, что за чувства испытывает в этот момент. — Он заложил бомбу в автобус, где должны были ехать Сара Симмс и ее ученики. Детей высадили, но мы не успевали прибыть вовремя, как и они на протезах не успевали убежать... она повела автобус подальше от них. Единственным признаком, что фигура в белом перед ним не является мраморной статуей, служит лишь отрывистый вздох. — Я не прекращал звонить ни на секунду, но ответа не было! Где ты была, Рэй? — вскочивший из-за компьютерного стола Дэнни одновременно зол и разочарован. А еще он выглядит бесконечно уставшим. — Где ты была? Под капюшоном сгущаются почти сверхъестественные тени, и Дик может разглядеть в них только глаза: яркие, синие, но словно бы стеклянные. Стеклянные и больные, как у побитой собаки. Дик хорошо помнит восьмилетнего мальчишку, что таким же взглядом смотрел на тела на арене цирка, и потому злость внутри затухает мгновенно. Остается только печаль. — Ну?! — решает поднажать Дэнни спустя несколько секунд тишины. — В Вайоминге, — выдавливает с силой Рэйвен, и сквозь маску вечной ледяной сдержанности наконец прорывается отчаяние. — Потому и не... Азар! — она вздрагивает как от удара током. — Если кто-то ранен... — Рэйвен, не надо, — Дик подходит к ней, успокаивающе протягивая ладонь. — Дети не пострадали, остальные наши сейчас с ними. Она делает шаг назад, плотнее запахиваясь в плащ: — Остальные... Виктор... Дик упрям и снова подходит ближе, собирая в себе все крупицы спокойствия и уверенности — пусть считает его эмоции. Сейчас это лучшее, что он может сделать. — К Фарадэю его сейчас лучше не подпускать, верно, но тебя он ни в чем не винит. Кажется, полностью скрыть сомнение не удалось, мрачно думает Дик, потому что взгляд у Рэйвен такой, словно он сейчас ее ударил. — Зря, — почти беззвучно выдыхает она, вцепляясь затем в пряжку плаща, под которой скрыт коммуникатор. — Ричард, я... мне нужно уйти. Но я буду на связи, обещаю. — Погоди! — но белый силуэт уже развеялся клубами дыма, и Дик коротко чертыхается. — Мда, — изрекает Дэнни, вернувшись тем временем за компьютер. — Ладно, я пока впущу Джоуи в башню, он уже подъехал к переправе. Что дальше, босс? Маска Найтвинга сейчас практически сдавливает голову. Решай, лидер. Командуй. — Прячем хрупкие вещи, пока Вик не вернулся. И готовься принимать звонки от масс-медиа.***
Рэйвен не попадается никому из них на глаза до самых похорон. Так-то, если подумать, Вик тоже избегает всех остальных, но хотя бы его Донна умудряется пару раз застать на кухне, молча цедящим черный как бездна кофе на пару с Гарфилдом, что тоже успел подрастерять свое красноречие. Донна бы и рада с ним поговорить, как-то поддержать... но проще сдвинуть с места гору, чем докричаться до этого упрямца, когда он не намерен слушать. Хотя, горько думает она про себя, а чего еще ожидать? Вик убит горем и справляется со своей болью как может. Донне, чтоб "сказать именно то, что нужно услышать", как всегда пошучивал Дик, все же нужно, чтоб ее слушали. Чтобы помочь излить душу, не говоря ни слова, нужен эмпат. Нужна Рэйвен. Донна вздыхает, потирая переносицу, а затем накидывает на плечи черную шаль и выходит на улицу. Там ее ладонь осторожно сжимают чужие пальцы — Терри в эти кошмарные дни для нее сейчас единственная опора. Она устало кладет голову на плечо мужа: — Дай мне минутку. Остальные все равно только собираются выходить. — Конечно, солнце, — он осторожно поглаживает ее по спине. — Все на взводе? — Мягко сказано, — невесело усмехается Донна. — Дэнни еще куда ни шло, а вот Найтвинг не может простить себе, что допустил такое, и я не знаю пока, как ему втолковать, что он не виноват. Кори видела взрыв, видела детей, а теперь еще переживает из-за него тоже... ну ты понимаешь, эмоции бьют через край. Я говорила с Гаром — он пытался достучаться до Вика, но не вышло, и ему из-за этого плохо. Про самого Вика и говорить нечего. Джо... э, Джерико тоже не знает, что делать, добрая душа. Мы оба пытались, что еще я могу сказать. Но что Вик, что Рэйвен... — она вздыхает. — Похоже, она вбила себе в голову, что смерть Сары на ее совести. Донна совершенно машинально крутит кончик шали в пальцах, смотря на нити узора невидящим взглядом. — Я бы и рада им как-то помочь, но не знаю как. А ведь нам еще надо разобраться с этим террористом, но как это сделать, если вся команда в таком состоянии? А если он решит ударить в этот момент? А по кому? А если по тебе? Я не... — ее голос слегка дрожит. — Боги, Терри, я боюсь. За тебя, за них, за всех. — Я не супергерой, милая, но я здесь, я никуда не уйду, — бормочет Терри, обнимая ее покрепче, и впервые за последние дни Донна наконец чувствует некоторое облегчение. За спиной раздаются шаги, поэтому она неохотно высвобождается из объятий мужа. Дик тоже надел строгий черный костюм, но при этом оставил маску Найтвинга — странное сочетание, но предосторожность можно понять. Идущая рядом с ним Кори впервые на памяти Донны одета целиком в темное. Пасмурное небо над головой только добавляет тоски. На мгновение Донне кажется, что она заметила краем глаза что-то белое, но когда она поворачивает голову, то видит лишь стелящийся над землей дым. Спустя пару секунд к ним тяжелой походкой приближается Вик. — Пойдем, — глухо говорит он — и они идут. Церемония тянется медленно: Донна словно погрузилась в густой липкий мед, да только приятного в этом мало. Рыдания детей иногда почти заглушают речь пастора, а небо все никак не может разразиться дождем, пусть где-то в отдалении и слышится тихий рокот. Взгляд Донны невольно затуманивается и бесцельно скользит, пока она сильнее сжимает руку Терри. Она переводит взгляд со шмыгающей в платок Кори на тоскливое лицо Гара, а затем на мрачно сутулящегося Вика, и на печального, но все же такого стойкого Джоуи... боги, как ему только удается всегда подбадривать других одним своим видом, даже если совсем чуть-чуть? Но теплые темно-зеленые глаза Джоуи направлены не на пастора и не на пришедших попрощаться; он смотрит куда-то в сторону, обеспокоенно стиснув рот. Невольно заинтригованная Донна следит за направлением его взгляда и вздрагивает. Спустя мгновение наваждение пропадает: среди могильных камней в предгрозовой серости возник вовсе не призрак. Знакомая белая фигура съежилась, запахнувшись плотнее в полы плаща, и тень от капюшона не дает разглядеть лицо. Впрочем, Донне не нужно быть эмпатом, чтобы разглядеть мелко подрагивающие плечи.***
Она непроизвольно жмурится, когда этажом ниже вспыхивает горячим клубком чужая ярость. Спустя мгновение со стороны лестницы доносится грохот падающих обломков и эхо крика: — Это твоя вина! Твоя! Она бы искренне согласилась, да только слова предназначены другому. Видит Азар, было бы куда легче, если б этот гнев был направлен на нее — это хоть было бы справедливо. Внизу мечутся волны чужих эмоций: едкое покалывание страха, что исчезает почти мгновенно; еле теплящееся раздражение, что на несколько мгновений вспыхивает, как разворошенные палкой угли; нежное, мягкое сочувствие, от которого жар злости остывает, едва разгоревшись; но больше всего, ярче всего ощущается щемящая, давящая ледяной глыбой тоска, от которой невозможно даже вздохнуть полной грудью, но под толстой холодной коркой бьется боль, боль, боль... В том, что она испытывает ту же боль, которую причинила другим, есть своя справедливость. Когда тяжелые шаги гремят металлом по лестничным ступеням, она все же набирается смелости позвать его: — Можешь зайти, пожалуйста? Он появляется в дверном проеме, и из-за спины бьет электрический свет. Его лицо усталое, не выражающее эмоций, но она слишком хорошо чувствует и гнев, и горечь, и отчаяние, и потому невольно обхватывает себя руками. Плащ висит на спинке стула в том углу комнаты: слишком уж привычно прибегать к этому чувству обманчивой защищенности, которое дает тяжелая ткань. — Виктор... — Если ты попросила меня прийти, чтоб я почувствовал себя лучше... — ворчит он, делая пару шагов вперед. — Нет. Я хотела попросить прощения. — Чего? Удивление. Искреннее, пусть и мимолетное, сменяющееся слабым любопытством. Он что, правда?... Тихое жужжание, сопровождаемое еле заметным свечением красного кибернетического глаза: в комнате не горят ни лампы, ни свечи, а за окном сумеречная полутьма. Она все равно попыталась спрятаться, даже сознательно отказавшись от плаща — о Азар, как же стыдно. — Когда Ричард пытался связаться со мной, я не была на связи, — она все же сумела вытолкнуть из себя эти слова. — Я была с матерью. Я хотела убраться от... в общем, убраться подальше. На мне не было коммуникатора. Она наконец развернулась к Виктору — к Вику, — но все еще продолжала обнимать себя за плечи, словно цепляясь за эту последнюю преграду, будто та могла защитить от справедливого воздаяния за ее провал. — Если бы я не была такой эгоисткой, не думала о том, чтоб провести время вдали от мира, то, возможно... — в глазах зарябило, по щекам пролегли дорожки горячей влаги. — Не надо, Рэйвен, не говори так. — Изумление, тревога... Азар, как же нечестно, незаслуженно и нечестно. Она не заслужила такого друга. — Как же я могу так не говорить? — Рэйвен подняла на него взгляд и, не сдержавшись, шмыгнула носом. Как ты можешь не винить меня, как? Виктор вздохнул, и спустя мгновение ей на плечи легли чужие ладони. Металлические пальцы оказались такими же прохладными, как ее собственные. Усталое, выплаканное спокойствие у них тоже было одно на двоих. — Ты была с мамой, а я был со своими бабкой и дедом, — тихо сказал Вик ей в макушку. — Если бы я послал к ним кого-то другого, то... тогда бы, наверное, я смог... Рэйв, у меня от этих мыслей скоро взорвется голова. Если кто и подвел ее... Рэйвен неожиданно дернулась, разворачиваясь к нему лицом. — Нет, — сказала она быстро и твердо. — Он ответственен за это. Больше никто. Уголки его рта дрогнули, и она ощутила едва уловимый всплеск удовлетворения — Вик как никто другой понял, как выводить ее из состояния самобичевания. В нем тяжело ворочалось чувство вины, но частично он все же добивался этой ее реакции. Рэйвен бы улыбнулась, если б могла. Он слишком, слишком хороший друг. — Но если тебе нужно, — пробормотала она, утыкаясь ему в грудь лбом; потрясающий атлет до того несчастного случая, Вик был на голову выше и в два раза больше нее, — если нужно, я могу облегчить твою боль. — Нет, — хмуро отозвался Вик, обнимая ее. — Я хочу ее чувствовать. Она нужна мне. Рэйвен просто закрыла глаза. Было спокойно: все еще печально, но... хорошо? Она не знала, как верно назвать это чувство. По крайней мере, точно было непомерное облегчение, а вместе с ним какое-то непонятное тихое тепло — и на этот раз оно являлось не зеркальным отражением эмоций Вика, как она привыкла чувствовать на протяжении жизни, но было ее собственным. О Азар, кто бы мог подумать, что можно избавляться от чужой боли, не перетаскивая ее в себя с помощью способностей эмпата? Кто бы мог подумать, что сама Рэйвен сможет так избавиться и от своей собственной боли?