Ре мажор

Прибывает жуткий зной. Но там, где он находится пахнет глиной, пылью и веет спасительной прохладой. Несмотря на это, Баки хочет поскорее выйти из небольшой хижины, все это время служащей ему, ничем иным, как домом. Ему нравится чувствовать, как горячий воздух неизбежно обволакивает тело, покрывая кожу тонким слоем липкой влаги. Он привык даже к пыльному ветру, от которого свербит ноздри.  Какое-то время он продолжает лежать на твердой циновке, бесцельно разглядывая глиняные стены и скудное убранство крохотной лачуги. Баки безошибочно определяет который час, лишь вслушиваясь в звуки вакандийской природы за тонкой занавеской. Он просыпается здесь ровно в пять утра, каждый день, словно внутри организма работает жуткий механизм, отмеряющий часы с поразительной точностью. Баки медленно принимает сидячее положение, спуская ноги на голую землю. Взгляд падает на стол, где уже довольно давно погасла перетертая пижма. Местные научили его этому, они жгли разные смешения трав и цветов, которые отгоняли надоедливых насекомых, а учитывая, что поселение, в котором он живет находится близ водоема, здесь было полно всякой летающей кровососущей живности. Однако, Баки это мало беспокоило, отчего-то даже насекомые избегали его, возможно кровь с привкусом сыворотки им была не по душе. В любом случае, Баки иногда жег пижму просто для запаха, черт знает почему, а горьковато-терпкий запах перетертой травы ему нравился.  Он находит в себе решимость встать, чтобы выйти из темной лачуги. Уголки губ сами по себе ползут вверх, стоит почувствовать под босыми ногами теплую, еще не до конца прогретую ранним солнцем землю. Баки идет по своему обычному маршруту, вдоль продавленной высокой травы, туда где виднеется небольшое озеро. В такое время водная гладь совсем как зеркало — отражает в себе густые заросли высоких деревьев вокруг. Это озеро напоминает ему другое, то самое, что было... Нет. Баки размеренно, почти что медитативно, развязывает тканевый пояс, бросая под ноги. Туда же летит кусок ткани, служащий для того, чтобы прикрывать левую руку, точнее ее отсутствие. Да, вакандцы позаботились о своей безопасности, вплоть до того, что лишили Зимнего Солдата своего главного оружия. И Баки никогда не дышалось так легко, как без этого куска смертоносного металла. Конечно, в какой-то степени он привык к весу своей руки, и во многом все его движения — походка и общий баланс тела — были рассчитаны и натренированы с учетом значительного перевеса левой части. А теперь, когда его освободили, Баки чувствует себя странно и, словно, неуклюже. Поначалу было нелегко привыкать жить с одной рукой, но Баки за свою неприлично долгую жизнь приходилось справляться и не с такими трудностями. Отсутствие руки — мелочь, по сравнению со всем остальным. Вот, он всего в пару наученных движений снимает с себя хлопковую тунику, оставаясь полностью обнаженным. В такое время все спят, острый слух суперсолдата слышит каждый неосторожный шум утренней природы: ветер, колыхание травы, редкие всплески воды от беспокойных рыб и даже блеяние овец, пасущихся на дальнем поле.  Он вздыхает полной грудью и заходит в воду — в такую рань слишком прохладная, но это приятно. Баки сразу ныряет с головой отплывая дальше от берега. Под приятно обволакивающей толщей воды тяжелые мысли покидают голову Барнса хотя бы на пару драгоценных минут. Ему нравится в Ваканде. Здесь спокойно. В первое время, местные смотрели на него с настороженностью, недоверием, но лишь оттого, что он слишком отличался от них внешне и вскоре любопытство довольно быстро их пересилило. Особенно детей. Баки не помнит, когда до Ваканды, последний раз контактировал с детьми. Оказалось, это довольно забавно, раньше они бегали вокруг него, словно он диковинный зверь, а теперь им просто интересно проводить с ним время. Хотя Баки никогда бы не подумал, что может быть кому-то интересен, тем более детям. Но ему было приятно, что... его не боялись. Сперва было сложно общаться с местными, хотя бы потому, что Баки вообще не хотел общаться. Он избегал людей и редко разговаривал с кем бы то ни было. Но местных, похоже, это не особо отталкивало. Позже, их общение происходило на уровне жестов и мимики, однако, Баки довольно быстро начал понимать вакандский язык (навык быстрого осваивания новых языков остался после Гидры и ощущался ничем иным как программной установкой) и уже мог вполне свободно коммуницировать с людьми.  За все это время он вспомнил много забавных историй из своего Бруклинского детства, и местные дети с неподдельным интересом слушали каждую, иногда прося пересказать что-то во второй раз. А еще им очень нравилось возиться с волосами Баки, возможно он их немного баловал, позволяя творить со своей прической все, что им взбредет в голову. Это ничуть не доставляло ему неудобств. Каждое взаимодействие с взрослым или ребенком здесь, убеждало Баки в том, что он не монстр. Что с ним можно даже поговорить, и никто здесь не посмотрит на него со страхом.  Баки человек, такой же как они. Он ведь может позволить себе обманываться, хотя бы это короткое время? Когда солнце полностью показывается из-за горизонта, Баки плывет обратно к берегу. Он в последний раз ополаскивает голову, пятерней зачесывая длинные мокрые пряди назад, прежде чем выйти из воды. Сложно отказать себе в удовольствии погреть влажную кожу под теплым пока еще щадящим солнцем, но уже слишком велика вероятность, что кто-то может случайно оказаться рядом. Местное поселение, с которого к нему прибегали дети, находилось в метрах трёхстах от его жилища. И тем не менее, если Баки постарается, то может услышать, как просыпаются люди, размеренно начиная свой обычный день. Баки не нужно много времени, чтобы натянуть вещи обратно, на мокрое тело. Самым сложным всегда была перевязка плеча, но и это он научился делать относительно скоро, в последний раз обводя взглядом здешний пейзаж, словно стараясь сохранить в своей памяти как можно больше деталей. Сегодня его заморозят. Это был его выбор и Баки ничуть не сомневался в правильности этого решения. Шури и король Т'Чалла скорее всего тоже, учитывая, что спорить с ним никто не собирался. Кроме Стива конечно же. К этому Баки был готов. Прошло больше года, а все попытки Шури, по устранению программы из его головы были тщетны. Каждый день головная боль только усиливалась, Баки плохо спал и честно говоря, чувствовал себя едва балансирующим где-то на грани своей выдержки.  Баки устал. Правда.  Одни лишь собственные мысли безжалостно съедали его нутро точно паразиты. Порой Барнс просыпался среди ночи с таким диким криком, что приставленная к нему Айо врывалась с орудием наготове. Баки чувствовал будто под кожей течет яд и его тело медленно гниет. Эту грязь ничем не отмыть и это чувство так сильно мучает. Баки не знает хорошо это или плохо, но он больше не лелеял никаких надежд. Если его заморозят легче станет всем. В том числе, ему. Его не пугает мысль, что дня разморозки может не наступить. Если это значит, что от его руки больше никто не пострадает — это верное решение. Он не завтракает, не только потому что не хочет, хорошо помнит, что перед крио-процедурой в организме никакой еды быть не должно. Делать нечего и через пару часов он неспешно отправляется на местное пастбище, собираясь провести этот день точно так же, как и все предыдущие. Работа под палящим солнцем отвлекала и помогала растратить накопленную энергию — что было необходимостью, для такого организма, как у него. — Белый волк! Баки оборачивается на свое новое прозвище. Белый волк. Так его прозвали местные и он в общем-то ничего не имел против. Это ребенок из ближайшего поселения, который предсказуемо увязался следом. — Подожди меня, — кричит он, со всех ног пытаясь нагнать остановившегося Барнса. На его лице непонятная Баки радость и озорство от встречи с ним. И что в нем так привлекает их? — Доброе утро, Габба, — едва заметно улыбается он и треплет мальчика по жёстким коротко бритым волосам. — И чего тебе не спиться в такую рань? — Дома скучно, — жмет плечами Габба, жуя во рту какую-то пожухлую травинку. Баки усмехается и возобновляет свой путь, Габба хвостиком ступает следом. Проницательный взгляд Барнса замечает, что мальчик идет как-то странно: внимательно следит за ногами старшего, его брови сосредоточенно нахмурены, подозрение, что он просто пытается подстроиться под его шаг настигает быстро. Более того, он полностью копирует походку Баки и это кажется таким странно трогательным… — Что ты делаешь? — улыбается Барнс. Габба выглядит так, словно его застали врасплох, похоже он немного смущен. — Ничего! — Ты дразнишь меня? — голос Барнса притворно грозный. Габба поднимает на него взволнованный взгляд и яростно мотает головой: — Нет… я просто хочу быть как ты, у тебя походка крутого парня! — воодушевлённо, хоть и немного смущаясь, объясняет Габба. Баки озадаченно вздергивает бровь. — «Крутого»? — Мгм, — кивает он, — И вообще, я уже решил, что, когда вырасту буду как Белый волк. Улыбка Барнса быстро исчезает с лица после слов Габбы. Он напряженно хмурится, направляя взгляд вдаль. — Это плохое решение. Похоже, Габба не ожидал от не него настолько отрицательной реакции и его лицо приобретает растерянный, и даже виноватый оттенок, из-за чего сердце Баки предательски сжимается. — Я имею ввиду… кому-то подражать это неплохо, особенно когда ты ребенок, но я… я не лучший объект для твоего восхищения, — Баки старается сгладить свою суровость, снова похлопывая мальчишку по голове. — Лучше глянь на своего короля, вот кем ты можешь уверенно восхищаться. — Я уважаю короля, но Белый волк самый крутой! — упрямо заявляет Габба, его глаза снова загораются. — Я видел, как ты разрушил камень одной рукой! Баки кривится, пытаясь припомнить, когда такое было, похоже Габба говорил о случае месячной давности, когда у Барнса случился приступ неконтролируемой агрессии на фоне тяжелого психического состояния и он действительно убежал в джунгли, подальше от любой возможности встретить человека, даже от Дора Милаж, которые просто за ним не угнались. Тогда он нашел какой-то скалистый водопад и действительно молотил твердую породу кулаком оставшейся руки. Плохо. Он был в такой ярости, что даже не почувствовал присутствие ребенка неподалеку от себя. Черт побери, он был так опрометчив. — Почему ты вообще был там? — строго говорит Баки, однако это не пугает мальчика. — Ты супербыстрый, суперсильный и знаешь столько крутых историй! Баки устало вздыхает, негодующе качая головой. — А это правда, что сегодня ты уезжаешь? — не успокаивается Габба, в который раз поражая Барнса своей осведомленностью. — Кто тебе сказал? — Так это правда? Баки снова шумно вздыхает, оглядываясь на мальчика. — Правда. — Но ты же вернешься? — беззаботно спрашивает он, хватая с земли какую-то палку и размахивая ей словно копьем. — Вряд ли, — коротко, но честно отвечает Баки. Габба вдруг останавливается растерянно глядя в спину Барнса. Он тоже останавливается, оборачиваясь на ребенка, лицо которого теперь не выражает ничего кроме разочарования и грусти. Баки чувствует себя виноватым, за излишнюю резкость. Он просто ребенок. Будь деликатнее. Напоминает себе Барнс. Он подходит к Габбе, присаживая на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне и кладет ладонь на худое плечо. — Пока меня не будет, можешь быть Белым волком, если хочешь. Габба удивленно хлопает глазами, раскрашенными в традиционно белые узоры, причудливым орнаментом расползающиеся по всему детскому лицу. Удивление довольно быстро сменяется нарастающим восторгом. — Что, правда? А как же ты? — Это только временно, а когда вырастешь у тебя будет свой тотем. — Здорово, — ухмыляется Габба, выглядя сильно довольным таким раскладом. — Все обзавидуются, — вслух восторгается он. Баки усмехается, поднимаясь на ноги, хорошо, что дети так отходчивы, он надеется, что Габба и другие дети племени быстро найдут себе новое развлечение. Когда они наконец доходят до пастбища, Баки успевает поработать лишь несколько часов, прежде чем слышит еще совсем далеко шум двигателей квинджета — это сентиментальный Стив. Значит король Т'Чалла тоже будет здесь с минуты на минуту, чтобы доставить Барнса в лабораторию Шури. Что ж, чем скорее, тем лучше. Баки довольно быстро возвращается к озеру, отправив Габбу домой. Он сказал ему на прощание фразу, значение которой Баки еще не знал и не слышал в вакандском языке. Но она звучала так мягко и слова врезались в память, достигая глубин сознания, и Баки чувствовал, будто, тепло в душе, провожая убегающего Габбу взглядом. За плечами нет ничего, о чем он мог бы переживать.  Подходя к своему спальному месту, Баки сбрасывает циновку на землю.  Ему нечего терять. У него ничего нет. Отодвигая тонкие слои старой ткани, Баки достает потрепанный, слегка пожелтевший от слоя земляной пыли бумажный сверток. Всем будет только лучше. Ему все равно, заморозят его или убьют. Ловко, пальцами одной руки он разворачивает импровизированный бумажный конверт и бережно — словно лишь его прикосновение способно разрушать — берет то, что лежит внутри. Нет. Всего три фотографии. Её. Белль. — Белль, — он произносит ее имя вслух, впервые за долгое время. Он запрещал Стиву, запрещал себе говорить о ней, думать о ней. Скучать. Такие жалкие попытки. Все они разбились о переполняющее чувство любви к ней, стоило только взглянуть на ее лицо, ее добрый взгляд, мягкую улыбку.  Баки подносит фото ближе, отчаянно желая рассмотреть каждую черточку лица Белль. Ее дивный смех, когда она пыталась заставить его улыбнуться на камеру. О боже, эта ямочка на щеке, а ее волосы... они прекрасны, а еще Баки может поклясться, что чувствует фантомный запах ее тела.  Баки жалеет. Он так сильно жалеет, что не сказал ей ни слова, что оставил, что последнее, что он видел на ее лице, были слезы. Пожалуйста, пусть она его возненавидит, Баки так хочет надеяться, что она забыла его, что больше она не пролила не единой своей слезы из-за такого как он. Лишь мысль об этом заставляет его сердце болезненно сжиматься. Но Баки был так эгоистично счастлив, в то короткое, по сравнению с его жизнью, мгновение, что им довелось провести вместе. Этого было даже слишком много, для такого как он. Теперь все будет так, как должно было с самого начала. Баки разжигает небольшой огонь в глиняной посудине, где тлеют сожжённые травы. Он подносит смятые фотографии к жадному пламени, наивно верит, что это поможет отпустить её — надежду на жизнь с Белль. Это ведь так просто, предать огню все пустое и незначимое. Она незначима. Больше нет. Рука, которая всегда твердо держит оружие и может убить одним точным ударом дрожит стоит поднести фотографии еще ближе к огню. Языки пламени уже достают до кожи, безжалостно обжигая, но Баки не может заставить себя отпустить проклятые куски бумаги. — Баки! Голос Стива заставляет Барнса быстро одернуть руку, пряча фотографии в складках тоги. Он быстро накрывает миску плоской крышкой, потушив огонь. — Стив… — Барнс чувствует себя застигнутым врасплох, он был так сосредоточен, что даже не услышал шагов Роджерса снаружи. Лицо Стива, однако совсем не выглядит таким, как ожидал Барнс. Даже ни намека на вселенскую скорбь, возможно он переоценил свое значение в жизни Роджерса? Более того, Стив выглядит больно восторженным, а в его глазах плещутся искры неподдельной радости. Барнс встает со своего места, подозрительно щурясь. — Бак… — Стив быстро и сбито дышит, словно бежал от Нью Йорка до Ваканды на своих двух. — Кажется, произошло чудо… Баки хмурится даже не представляя, что Стив имеет в виду, может вакандское солнце напекло ему голову? — Ты будешь свободен.

***

Он покидал Ваканду с чувством обреченной грусти. Несмотря на ту эйфорию и облегчение, которые он испытал, когда последовательность кода оказалась для него не более, чем набором звуков, а не страшным рычагом, погружающим сознание в бесконечный ночной кошмар, Баки все еще боялся жить среди обычных людей. В Ваканде было спокойно, но пора бы смириться с тем, что затишье в его жизни всегда длится недолго. Нью-Йорк встретил его заключением под стражу на время проведения суда. Стив метался как ужаленный от адвокатского бюро до правительства, поднял на ноги весь ЩИТ, каждый день наведывался к Баки жалуясь на слишком медленные бюрократические процессы, нерадивых представителей закона и напористых прокуроров. Поначалу Баки пытался угомонить Роджерса, ему действительно было все равно кто его будет защищать лучший адвокат Америки или государственный прихвостень, которого судьба Барнса интересует не более, чем вода в сливном отверстии. Серьезно, Баки не был уверен, что достоин всего того шума, что наделал Роджерс, всех его усилий, точнее он был в этом убежден. Барнс уже был благодарен другу, за то, что избавил его от страшного существа в собственном разуме, за то, что вырвал из скользких щупальцев Гидры и за многое другое. Его жизнь и так похожа на злую шутку, и не было бы ничего удивительного и странного, проведи он ее остаток в тюрьме. Но не стоило делиться подобными рассуждениями с Роджерсом, они уже не раз ругались на эту тему во время всего судебного процесса. Баки знает Стива лучше, чем кто-либо и, если этот упрямый баран чего-то собирается добиться, он из кожи вон вылезет, но сделает это. И мнение Барнса, которое шло вразрез с его собственным никак не могло помешать этому. В конце концов в игру вступил Ник Фьюри, более чем заинтересованный в освобождении Барнса. Баки было плевать на его мотивы и цели ЩИТа, и уж тем более, он не считал, что выполнять грязную работу агентства — перспектива привлекательнее пожизненного срока. Барнс упорно самым нелестным образом посылал Фьюри и всю его шайку, что сюда захаживала. Несмотря на то, что Стиву тоже не нравилась идея безусловной работы Барнса на ЩИТ, как специального агента, Баки уверен, что друг предпочёл бы этот вариант тюрьме. По итогу, прошло около двух месяцев этой казалось бесконечной суеты, четырех судебных заседаний, истерик Стива, манипуляций правительства и ЩИТа, озверевших репортеров, требующих справедливого наказания Зимнего Солдата. Баки просто хотел, чтобы все оставили его в покое, но об этом смешно было даже мечтать. Совместными усилиями был найден оптимальный компромисс. Адвокат, которого нашел Стив, действительно оказался профессионалом своего дела и суд признал, что преступления Зимнего Солдата совершались в бессознательном состоянии. Рапорты с заброшенных архивов Гидры о промывании мозгов, посредствам электрошоковой терапии и экспериментов по программированию мозговой активности, как и рапорты о существовании проекта «Зимний Солдат», являлись беспрецедентными доказательствами. Однако, без помощи агентства тут не обошлось, так как именно ЩИТ располагал всеми данными и секретными архивами Гидры. Баки освободили от ответственности за совершенные деяния Зимнего Солдата на ряде условий: Барнс выходит, как правительственный агент, а также особый наемный сотрудник ЩИТа. Фьюри пошел на уступку, сохранив за Баки право отказаться от миссии, которую сочтет неприемлемой для себя и своего психического состояния, за чем, так же, будет следить приставленный государством психотерапевт. Более того, Барнсу даже выдали небольшую квартиру в центре Нью-Йорка и, вот смех, пенсию, как ветерану войны, что весьма позабавило его. Вчера они хотели посадить тебя на электрический стул, а сегодня платят деньги как герою Второй мировой. Когда Барнс впервые вошел, теперь в свою, квартиру после долгой и абсолютно сумасшедшей судебной канители, он упал лицом в ледяную кровать и проспал почти два дня, игнорируя звонки Стива. Мертвая тишина голых стен его обители погрузила Баки в состояние некого анабиоза. Конечно все это могло продолжаться лишь до момента настойчивого стука в дверь, то бишь прихода Стива.

***

Барнс пропустил момент, когда мысли о Белль стали свободно блуждать в его голове без малейших попыток прекратить истязать себя ее образом. Серьезно, любое бытовое действие в доме, которым ему теперь приходилось заниматься самостоятельно, сопровождалось воспоминанием о том, как они делали это вместе. Даже когда он просто смотрел телевизор. Он так сильно скучал. Сердце разрывало знание того, что она здесь. В Нью-Йорке. Об этом проговорился Стив и Баки был так рад услышать, что Белль продолжила учебу несмотря на все через что он заставил ее пройти. Так сильно хотелось обнять ее и сказать, как он гордится ей, как восхищен. Если бы только он мог послушать хотя бы ее голос… Он может. Эта мысль была отравляющей и фатальной. Именно она заставила Барнса узнать где именно живет Белль. Шпиону его уровня это стоило смешных усилий. Ему было страшно от самого себя, что свои навыки по добыче информации и слежке он применяет так мерзко. Но это сильнее него. Стоит только добраться до нужного дома, как сердце Барнса готово проломить ребра, просто потому что он чувствует ее запах. Или ему просто кажется. Черт, он снова сходит с ума. Но она уже так близко, он не уйдет отсюда пока не убедится, что она здесь. Он знает этаж. Знает номер квартиры. Забраться по пожарной лестнице. Легко. На улице поздний вечер, ни один редкий прохожий не заметит ничего. Металлические ступеньки скрипят под подошвами его обуви, но Барнс ловко встает на перила, чтобы перебраться на выступ здания и оттуда ухватиться за поручни маленького балкончика. Еще пара усилий и вот, он стоит перед балконной дверью ее съёмной квартиры. Сердце стучит так громко и сильно, кажется будто оно подступило к горлу. Баки сжимает и разжимает вспотевшую от волнения ладонь. Зачем он здесь? Это большая ошибка, так нельзя. Он обещал себе! Всего раз. Что будет если он взглянет на нее всего раз? Свет внутри не горит, возможно ее нет дома? Барнс осторожно дергает хлипкую балконную дверь, с разочарованием обнаруживая что она не заперта. Почему она оставляет дверь открытой? Черт возьми, это же так беспечно… Он глубоко вздыхает, успокаивая свое негодование. Хотя все это само по себе уходит на задний план, стоит ему войти в комнату и почувствовать на этот раз не фантомный, а самый настоящий запах Белль. Барнс совершенно потерялся в ее запахе, в ее присутствии. Он чувствует словно каждая вена в его теле вздулась от напряжения и сладкого дурмана. Он наконец заставляет себя сделать еще пару шагов и резко замирает как вкопанный, стоит заметить ее тело, свернувшееся на кровати, плечи едва заметно вздымаются, выдавая спокойное дыхание, которое может быть только во сне. Он колеблется, кажется, что, если он подойдет ближе, случится что-то непоправимое, внутри него запуститься какой-то необратимый процесс, но Баки так смехотворно слаб. Его хваленая воля рассыпается как песок, когда он понимает, что Белль находится на расстоянии вытянутой руки от него. Баки подходит к кровати и его сердце совершает очень пугающий кульбит, когда он может разглядеть спящее лицо Белль. Она спит в одежде, свернувшись на боку с ладонями под щекой, похоже она уснула сразу как пришла с занятий. В полумраке комнаты ее лицо едва освещено светом маленького ночника на тумбе. Он опускается на корточки, вглядываясь в ее черты, в ее безмятежность, словно видит в первый раз. Эти розовые, едва приоткрытые губы, вздернутый нос, пухлые щеки, так часто и легко алеющие от смущения. Боже. Ему так нужно прикоснуться к ней, так необходимо, Баки понимает, что все что он делает сейчас — как минимум жутко и просто неправильно по отношению к ней, но он никогда не мог контролировать себя рядом с ней. Он уже зашел так далеко, только бы почувствовать тепло ее кожи. Завороженно протягивая живую руку к лицу Белль, он задерживает дыхание, но едва кончики пальцев успевают коснуться бархатной кожи ее щек, тихое мяуканье заставляет Барнса отдернуть руку и посмотреть себе под ноги. О его колени трется уже довольно большая Альпин, ее громкое мурчание красноречиво говорило о том, как она рада визиту ночного гостя. Баки скупо улыбается, ласково поглаживая кошку, странным образом привязавшуюся к нему. Белль начинает ворочаться и Барнс покидает ее комнату так же быстро, и незаметно, не оставив ни единого следа, словно его здесь никогда и не было. Альпин запрыгивает на подоконник, вглядываясь в ночной мрак спящих улиц, провожая хозяина зорким кошачьим взглядом.

***

Баки не хотел следить за ней. Он уж точно не хотел походить на какого-то жуткого типа, вроде одержимых сталкеров, но… Он следил за ней. Точнее, в своей голове Баки называл это защитой. С той ночи в ее квартире, Баки провожал ее по дороге в университет и до дома, просто чтобы убедиться, что она в безопасности. Конечно он не следил за ней постоянно, он просто хотел быть уверенным, что по дороге домой, особенно в темное время суток с Белль ничего не случится. Баки понимал насколько это глупо и иррационально, что Белль не нуждается в его пристальном внимании и столь извращенной в своем проявлении защите, но ничего не мог с собой поделать. Стив об этом не знал, как и новоиспеченный терапевт, которому он вроде как должен рассказывать абсолютно все. Баки поклялся более не лезть в жизнь Белль, каждую ночь он успокаивал себя мыслями о том, что просто наблюдает со стороны, хотя бы чтобы не сойти с ума. Ее голос издалека, улыбки и смех с друзьями, все это словно исцеляло Баки, пусть и на очень короткое время. Ему нужно было видеть ее. Он обещает себе, что не пожелает большего, что этого ему будет достаточно и когда-нибудь он станет настолько сильным, чтобы окончательно дать ей свободу. Но потом пришел Стив. Сказал, что им нужна помощь Белль и он собирается с ней увидеться и Баки тоже придется присутствовать. Баки понимает. Это сломает всю его выдержку, весь его хлипкий и весьма сомнительный план по «освобождению» Белль от самого себя. Но ситуация не оставляет выбора, снова так жестоко поступая с ним. Суд требовал доказательств его вменяемости и того, что код Зимнего Солдата полностью стерт из его головы. Белль имела к этому прямое отношение, ее письменное согласие на использование препарата было необходимо. Она столько раз спасала его, что Баки просто обязан отблагодарить ее, а лучшая благодарность с его стороны — это оставить ее в покое и позволить Белль жить спокойно. Без тягот столетнего солдата с ворохом психических расстройств и сомнительным положением в обществе. Ей гораздо больше подходит тот самый Айзек. Да, Баки узнал его имя. И не только имя вообще-то, но все это было чтобы убедиться, что Белль в порядке и с этим типом ей ничего не угрожает. Он действительно казался хорошим парнем, и Белль часто улыбалась с ним. И пусть вид всего этого вызывал отторжение и заставлял кровь в венах кипеть, а бионику сжиматься до предельного скрежета, но это не важно. Его чувства не важны. Баки продолжал повторять это себе словно молитву, прокручивая в голове сотни раз, всем сердце веря в эту мысль. Но как настает день встречи с Белль… только небо знает чего Баки стоит сохранить холодную отстраненность на своем лице, когда Белль смотрит прямо на него. Когда ее руки дрожат от волнения и шока, когда ее глаза наполняются слезами обиды и горечи. Я люблю тебя. Я люблю тебя больше всего на свете. Я хочу обнять тебя. Хочу обнять так, чтобы ты никогда не смогла вырваться. Эти мысли неукротимым вихрем проносятся в голове, пока Белль читает на его лице лишь скудное безразличие. Она такая наивная, такая… боже, так легко она верит в смешную и весьма неубедительную игру. Ох, как сильно ее ранил его фальшивый взгляд. Но похоже, за это время в Белль все-таки кое-что поменялось. Она противостоит Роджерсу, отказывается ехать с ними, более того просто разворачивается и уходит. Баки позволяет себе усмехнуться, потому что испытывает странное чувство гордости. И пусть, когда он догоняет ее, чтобы вернуть оброненную тетрадь, глаза Белль полны слез, он все еще впечатлен. Эта девушка никогда не перестанет восхищать его. Однако опасения Баки все же подтвердились, в тот момент, когда Белль села в машину, чтобы поехать с ним штаб квартиру, а Баки не мог отвести от нее взгляд. Будь проклято стекло заднего вида в салоне автомобиля, но Барнс всю дорогу пялился на нее. Белль нервничает, оно и понятно, очевидно ей некомфортно, ее тело напряжено, а поза скована. Черт. Ей практически невыносимо тут находится, но она это делает. Для чего? Он ненавидит это. Баки ненавидит то, что Белль из раза в раз переступает через себя, чтобы помочь… ему. Даже после его безразличия, в которое он заставил ее поверить. Видеть Белль в стенах ЩИТа почти больно физически. Столько воспоминаний связывает их с этим местом и Баки не уверен хорошие они или плохие. Но определенно те, которые он никогда не хотел бы забывать. Все чего хочет Баки — это поскорее избавиться от предстоящего дела, чем скорее Белль исчезнет из его поля зрения, тем будет лучше для него. Для нее. Сэм все усложняет, этот человек никогда не появляется вовремя. А еще, черт побери, никогда не научится держать руки при себе. Баки давно не испытывал такое всепоглощающее и сдавливающее все внутренности чувство зависти. Почему Сэм может обнимать Белль? Потому что они друзья. Почему Баки не может обнять ее так же? Потому что ему необходимо держать ее на расстоянии, держать на расстоянии себя, свои чувства. Он тоже хочет. Тоже хочет, чтобы Белль улыбнулась ему вот так — искренне, ласково и ярко. Он тоже хочет почувствовать тепло и мягкость ее тела. Дерьмо. Его голова сейчас взорвется от напряжения. Воля Барнса может испрариться по щелчку пальцев, в любой момент, словно подчиняясь законам дурного фокусника. Черт тебя дери, Стив. Черт дери этого новобранца, что решил тебя отвлечь. Будь проклята вся эта ситуация, что заставила Баки и Белль остаться наедине друг с другом и зайти в один лифт. Лифт. Баки на какое-то мгновение поверил в существование дьявола, который так искусно испытывал его терпение. Серьезно, у него голова идет кругом от осознания того, что Белль так близко. Он чувствует ее запах, слышит дрожащее дыхание. Будто этого мало, в кабину заходит толпа и Баки поступает очень необдуманно. Его условным рефлексом было защитить Белль от давки, но… милостивый боже… Он хочет прижать ее к стене и поцеловать. Баки смотрит на Белль, жадно ловит каждое движение мышц ее лица, тела. Она растеряна, напряжена и ее щеки краснеют, выдавая смущение. Только Баки знает, как сильно обожает это. В кабине становится все теснее. Это издевательство. Мягкая грудь вжимается в его торс. Немыслимая ситуация. Он опирается о стену, наклоняет голову ниже, чтобы вдохнуть запах ее волос. Невозможно, он больше не может это терпеть. Он не отдает себе отчета, когда решает обнять Белль за талию, но его сердце бьется с неистовой скоростью, а кровь кипит, заставляя тело гореть изнутри. Казалось у этой агонии есть только один выход. Целовал бы ее долго, страстно, глубоко… он бы обязательно укусил ее пухлую нижнюю губу. Не нужно было никаких слов, ничего, кроме его желания. Он бы показал, как сильно скучает и нуждается в ней, о, у нее бы не осталось сомнений. Баки бы так неистово любил ее, чтобы впредь у Белль не возникло и мысли о том, что он так легко может отказаться от нее, чтобы она, черт возьми, не была такой легковерной. Не хватает всего пары жалких мгновений, чтобы он позволил хрупким остаткам контроля рассыпаться окончательно, но двери лифта открываются, толпа людей рассеивается, а к нему возвращаются крохи рассудка, в гремучем коктейле злости и негодования на самого себя. И да, он не мог оторвать от нее взгляда, пока они сидели в кабинете Фьюри. Каждую гребаную секунду его жалкой борьбы с самим собой, в попытках отвлечься, сосредоточиться хотя бы на бумагах перед собой, его глаза возвращались к ней, словно примагниченные. Он так сильно хотел уйти отсюда, сбежать в свою пустую, серую, неживую квартиру и одновременно остаться тут навсегда, имея возможность просто смотреть на нее и слушать ее голос. Баки не знает, о чем думает Стив, серьезно, его возмущению нет предела, ровно до того момента, как свое негодование выразила Белль. В смысле… он понимает почему она не хочет ехать с ним, хотя бы потому что он ведет себя как придурок, но… дьявол, ему от этого не легче. Одна лишь мысль о том, что Белль предпочитает Сэма, вместо него, разжигает такую необузданную ревность и злость, что Баки совсем не сдерживает себя и не следит за тем что говорит и делает. О боже, он ведет себя как полный кретин, но осознание этого не меняет ситуацию. Он так зол. Хочется рвать и метать, сделать хоть что-то, чтобы выплеснуть тяжесть этих разрывающих тело изнутри чувств. Но все что он может сделать, это выжимать газ мотоцикла, делая вид, что ему плевать на все, в том числе плевать на страх Белль, убеждая себя в том, что наказывает ее за то, что верит ему, что продолжает быть такой невыносимо притягательной, доброй, о... просто волшебной. Он хочет, чтоб она ненавидела его, но Баки не видит ненависти в ее глазах, даже злости… только растерянность и тяжелую грусть, а это делает ему больно. В конце концов, даже терпение Белль доходит до предела. Она ударяет его, плачет и Баки в полной мере видит насколько ее ранит и обижает его отношение, и видеть Белль в таком состоянии, знать, что виной этому именно он — невыносимо, ощущение что кто-то ковыряется отверткой в его сердце. Все чего он хочет больше всего на свете — это обнять ее, он совсем не чувствует облегчения, мнимой радости за то, что его план удался. Белль ушла и теперь точно не захочет к нему вернуться. Именно этого он добивался. Баки провожает угрюмым взглядом ее силуэт, скоро скрывшийся за подъездной дверью. Он ее не останавливает. Так и должно быть. Теперь их точно ничего не связывает. Все кончено. Должно. Повторяет себе это постоянно. Баки не помнит, как доехал до дома, как управлял мотоциклом потому что в его голове была только эта мысль, лишь она одна должна была удержать все то, что рвалось наружу и заставляло желать вернуться к Белль, ворваться в ее квартиру и… нет. Нет. Нет.

***

— Я не знаю… теперь я не уверена, что так уж сильно хочу туда идти… — Белль зажимает телефон между плечом и щекой, перебирая вещи, неаккуратно выброшенные из шкафа на кровать. — Знала, что эта фаза не обойдет тебя стороной… — шумно вздыхает Кэлли на том конце. — Я не буду тебя уговаривать, потому что эта идея мне изначально не понравилась, уж прости. Белль отбрасывает одежду, которую точно не собирается надевать, на самом деле ее гардероб довольно скудный, особенно для подобных мероприятий. — Понимаю, просто… я чувствую, что пойти будет правильно, но кажется я не хочу… — Не вижу ничего ужасного в том, что ты не пойдешь, — Белль не видит лица подруги, но уверенна что она закатила глаза. — Я не хочу, чтобы Чейс думал, будто я пренебрегла его извинением. Снова раздраженный вздох на том конце, и Белль прекрасно понимает желание Кэлли ударить ее через телефон. Она знает отношение Кэлли к Чейсу, более того она знает свое отношение к Чейсу. — Не понимаю, почему тебе так важно, что он подумает? Он мудак. — Он извинился и… пусть косвенно, но я виновата в инциденте, который с ним произошел. — Ясно, ты реально чувствуешь свою вину перед ним? — возмущенно рычит Кэлли, на фоне слышится какой-то шум, похоже она идет по оживленной улице. Белль немного думает прежде чем дать ответ, она задумчиво мычит, по новому кругу перебирая одежду. — Но я правда виновата. К тому же там будет Айзек, а мы давно не виделись. Кажется, он избегает меня, а это хороший повод поговорить. — Послушай, раз это так важно для тебя — иди, в любом случае я буду рядом. Белль улыбается, перехватывая телефон в ладонь. — Спасибо, я знаю, как сильно ты не хочешь там быть. — Все норм, я не против любой вечеринки, просто представлю, что Чейса там не существует, — хихикает она. Белль фыркает, думая о том, как ей повезло с Кэлли. — Делай все что захочешь, только не бей никого, — шутит Белль, будучи уверенной в том, что Кэлли вполне способна на такое. — Увидимся вечером. — Заеду за тобой в семь, чао! — Кэлли отключается, оставляя Белль снова наедине с мучительными муками выбора одежды. Она устало падает на кровать, едва не спугнув Васаби удобно устроившегося в ворохе смятых вещей. Белль поднимает голову в поисках второго пушистого сожителя. Альпин сидит на подоконнике уже который час. В последнее время ей нравилось там находится и подолгу высматривать что-то за окном. Она сидела там, словно сторожевой пес и будто чего-то ждала. Белль иногда выпускала ее на балкон, думая, что кошка просто мается от скуки и наблюдает за оживленной жизнью за пределами тесной квартиры. — Не переживай Альпин, на каникулы мы поедем обратно к папе, и ты будешь бегать и гулять сколько захочешь, — обещает Белль, на что Альпин лишь безынтересно дергает ухом. Белль тяжело поднимается с кровати и подходит к окну, аккуратно поднимая уже изрядно пушистую кошку на руки. Она так быстро выросла и совсем не похожа на того напуганного, худого и дрожащего котенка, которого Баки прятал в своей куртке. Ну вот, снова она думает о нем. Может зря Белль все это высказала ему? Не сделало ли это ее еще более жалкой в глазах Баки? С другой стороны, какой смысл ей переживать об этом? Вряд ли они когда-нибудь встреться, теперь уж точно нет. Время до вечера пролетает слишком быстро, не давая Белль возможности психологически подготовиться. Это была ее первая большая вечеринка после возвращения в университет. А учитывая, что Белль в принципе посещала их не часто — повод для волнения был. Это вечеринка у бассейна, но так как Белль уж точно не собиралась надевать купальник, она выбрала самое короткое платье, что было в гардеробе. Из тонкого, голубого шифона, оно завязывалось на поясе с разлетающимся подолом. Голые плечи красиво обыгрывались широкими лямками, пояс подчеркивал талию и в целом Белль остается довольной собой. Может это слишком скучно для кого-то, но она никогда не стремилась быть в центре внимания в подобных местах. Она распускает волосы закрепляя передние пряди маленькими серебряными заколками, открывая овал лица. Словно по сигналу телефон звонит, Белль знает, что это Кэлли поэтому сразу спешит к двери, на ходу поднимая трубку. — Я уже выхожу! — громко говорит она, не дожидаясь ответа и отключая звонок. Наскоро забрасывает телефон в сумочку, при этом быстро застегивая босоножки на небольшом каблуке. — Ну все, Васаби, Альпин ведите себя хорошо! — кричит Белль на прощание и выходит из квартиры. Лифт как обычно не работает, и Белль спускается пешком, стараясь идти аккуратно, зная, что на каблуках все блестящие навыки ее грации в разы ухудшаться. Обувь цокает по кафельной лестнице, а голову Белль заполняют сомнения и неуместное волнение. Может зря она все это затеяла? Боже… есть на планете более нерешительный человек, чем она? Белль открывает дверь подъезда и буквально влетает носом во что-то твердое, нелепо роняя писклявое «Ой!» Она едва не заваливается назад, но сильные… право, слишком сильные руки легко возвращают ее в устойчивое положение. Белль испуганно поднимает глаза, рассеянно разглядывая не менее удивленное лицо Роджерса перед собой. — Капитан Роджерс? — Белль, прости. Ты в порядке? Белль часто моргает, пытаясь понять не мерещится ли ей извечно удрученное беспокойством лицо Стива. Но похоже это правда он, позади она замечает машину Кэлли и собственно саму Кэлли, в шоке смотрящую на всю эту картину. — Я звонила тебе, чтобы сказать, что тебя ждет… — она растерянно снова оглядывает Капитана Америку и Белль прекрасно понимает ее шок и ступор перед всемирным героем. — Твой друг… — Ох... прости, я спешила… — Белль снова поднимает взгляд на Роджерса, немного отходя от него. — Что вы тут делаете? Роджерс неловко улыбается, пожимая плечами. — Извини, нехорошо так внезапно заявляться, но я собирался увидеться с Сэмом, наши выходные совпали, мы думали посидеть в баре или что-то… в этом роде, подумал, что ты будешь не против провести с нами время. Плюс Сэм часто ноет, что видит тебя реже всех. Белль смеется, щеки теплеют, ей приятно слышать, что Стив и Сэм не против ее компании в свой редкий выходной. Это было очень мило и честно говоря Белль так сильно хочет сказать «да» и пойти со Стивом. Потому что она уверенна, что там ей было бы гораздо комфортнее, чем в том месте куда она собирается. Белль не успевает ответить, потому что Роджерс ее опережает. — Но теперь я вижу, что, похоже, у тебя другие планы и кстати… выглядишь потрясающе, — улыбка Стива трогает и его восхищение совсем не звучит как просто вежливый жест. Его искренность и простота всегда нравились Белль. — Спасибо… простите, на самом деле я бы с удовольствием пошла с вами, но я обещала, что приду на вечеринку, — Досадливо вздыхает Белль. Стив вздергивает бровь, выглядя немного сбитым с толку. — Ощущение, что тебе туда не очень хочется. Белль взмахивает руками, отрицательно мотая головой. — Нет, я просто… ну, может вы и правы, — вскоре сдается она, неловко улыбаясь. — Но мне нужно там быть. — Бога ради, она вбила себе это в голову и не отступится, безумно раздражающая девчонка, — вступает в разговор Кэлли, подходя ближе. Стив по-доброму улыбается, немного разворачиваясь корпусом к девушке. — Ох, точно, я совсем забыла вас представить. Капитан Роджерс это моя лучшая подруга Кэлли, — Белль обнимает Кэлли за плечо, прижимая к себе. — Думаю, Капитана Америка тебе представлять не нужно… Он застенчиво смеется, протягивая широкую ладонь: — Стив Роджерс, — тем не менее вежливо представляется, пожимая руку немного смущенной и восторженной Кэлли. — Вау… ощущение что я сплю… — вздыхает Кэлли, глупо улыбаясь. — Я конечно знала, что ты дружишь с супергероями, но кажется не осознавала в полной мере. Белль видит, что Роджерс не знает куда себя деть от смущения и спешит его спасти. — Думаю, нам пора, извините, что вам пришлось зря сюда прийти… — Все в порядке, — оживляется Стив, — Девушка твоего возраста должна проводить время на вечеринках, а не в компании пенсионеров, повеселись там, — он по-отечески похлопывает ее по макушке головы. — Зачем вы так с Сэмом? Он слишком молод для пенсионера, — хихикает Белль. Стив хрипло смеется, пряча руки в карманы брюк, медленно отходя в сторону. — Был рад тебя видеть, и приятно было познакомиться, — он кивает в сторону Кэлли и разворачивается, не спеша покидая улицу. Белль машет ему вслед, чувствуя себя немного виноватой, что пришлось отказать. Но ничего не поделаешь, она пообещала себе пойти. — Боже, Белль, какой к черту убийца, у тебя под носом самый горячий мужчина всей Америки и куда ты только смотришь? — громким шепотом негодует Кэлли эмоционально взмахивая руками. — Тише ты, — Белль зажимает подруге рот рукой, взволнованно провожая взглядом почти скрывшуюся фигуру Роджерса. — У него же суперслух! Кэлли хихикает и отталкивает подругу, шутливо толкая ее в плечо. — Мне плевать, как тут держать себя в руках? Белль улыбается, прекрасно понимая чувства Кэлли. Продолжая тихо перешептываться они садятся в машину. — Капитан Роджерс чудесный и он хороший друг и самый надежный, и добрый человек в мире… — Но ты втюрилась в мирового преступника, — перебивает ее Кэлли, пристегивая ремень безопасности, но после укоризненного взгляда Белль тушуется. — Извини. — Не будем об этом, давай повеселимся сегодня, — пытается бодро улыбнуться Белль, едва ли убеждая Кэлли, но она охотно идет на поводу у подруги и наконец заводит мотор.

***

Стив заходит в двери небольшого бара, его встречает тусклое освещение, ненавязчивая музыка из бутафорского проигрывателя за барной стойкой и тихие разговоры немногих посетителей. Этот бар редко забит толпой, именно поэтому он идеально подходил для отдыха кого-то вроде супергероев Америки. Он идет к столику в отдалении где угрюмо сидят Сэм и Баки, до его прихода, скорее всего, едва ли общаясь друг с другом. Завидев Стива Уилсон возмущенно открывает рот, вопросительно разводя руки. — И какого черта ты один? Баки хмурится, отрываясь от своего стакана с виски, явно чего-то не догоняя. Стив садится за стол, жестом давая знак бармену налить ему то же, что и Баки с Сэмом. — У нее дела. — О ком речь? — подозрительно щуря глаза, вмешивается Барнс. — Какие еще дела? Ты должен был ее уговорить, — игнорируя Баки продолжает негодовать Сэм. Стив бросает на него хмурый взгляд, откидываясь на спинку стула. — Она собиралась идти на вечеринку с друзьями, Белль и так наверняка редко веселится… — Роджерс прикусывает щеку изнутри, понимая, что сказал лишнего. Баки с грохотом ставит стакан на стол, от чего виски расплескивается по деревянной поверхности. — Что ты сказал? Сэм громко откашливается, растерянно пытаясь найтись с объяснением. Стив щипает переносицу двумя пальцами, не желая участвовать в этом. — Мы просто хотели, чтобы Белль провела с нами время, что тут такого? Баки смотрит на Сэма так, словно перед ним сидит умственно отсталый. Серьезно, он едва сдерживается чтобы не пройтись кулаком по его глупому лицу. — Ты серьезно? — они действительно собирались привести Белль? Наверняка не уведомив и ее о присутствии Барнса здесь, боже, эти двое его с ума сведут. — Стив, о чем, черт возьми, ты думал? — Извини, это был не очень продуманный план, — нехотя признается Стив, бросая быстрый взгляд на Сэма. — План? — рычит Баки. — Да ладно тебе, мы же как лучше хотели, вам двоим явно стоит поговорить и… — начинает Сэм, но замолкает, потому что рука Барнса сжимает стакан так сильно, что стекло лопается, рассыпаясь осколками по столу. — Вы оба не будете лезть в мою личную жизнь, — в голосе Барнса достаточно угрозы, чтобы Сэм отступил обезоруживающе, поднимая ладони. Официантка волнительно подбегает к столику, ставя перед Роджерсом его стакан с виски и ловко убирая осколки на пустой поднос. — Извините, мы это возместим, — виновато сожалеет Стив, на что женщина понятливо улыбается. — Мистер, вам принести новый стакан? Стив кивает вместо Баки, и женщина шустро уходит обратно к стойке. — Бак, прости, но то, что происходит между тобой и Белль… на это тяжело смотреть, я знаю, как ты любишь ее… согласен, это не наше дело, но я просто чувствовал, что должен сделать что-то… — Никто ничего не должен с этим делать. Я сам могу разобраться со своей жизнью. Или ты считаешь, я не в состоянии принимать решения? — скалится Барнс, прекрасно зная, что Стив ничего такого не думает, но специально лает на него, чтобы отбить всякое желание впредь делать нечто подобное. — Нет, конечно нет. Мы твои друзья и хотим помочь тебе, только и всего. — Я не просил об этом, — угрюмо отвечает Барнс, не желая продолжать этот разговор. Наступает долгая минута гробовой тишины, пока Сэм снова не откашливается, делая большой глоток со своего стакана: — Так значит она пошла на вечеринку? Стив неодобрительно смотрит на него из-под нахмуренных бровей, но Сэм дает какие-то, лишь ему самому понятные, сигналы в виде подмигиваний. — Эмм… да, — неуверенно отвечает Стив. — На университетских вечеринках не происходит ничего приличного, — усмехается Сэм, словно предаваясь каким-то воспоминаниям. Баки вдруг поднимает тяжелый взгляд, тем не менее всем видом стараясь не выказывать своего очевидного интереса. — Что это значит? — его голос сухой и напряженный. Сэм делает вид, что не замечает его беспокойства. — Да ладно тебе, Баки, на таких тусовках всегда есть алкоголь, наркотики и секс. — Ты уверен, что говоришь об университетских вечеринках? — размышляет Стив, с сомнением глядя на Уилсона. — Уж точно не о тех, которые помнишь ты… когда? Лет сто назад? — Сэм громко смеется, допивая свой виски. — Не будь таким наивным, Стив. Баки вдруг подрывается с места, хватая со стула свою кожанку и широким шагом направляясь к выходу, бросив короткое: «Мне пора» — Куда ты, Бак? — взволнованно зовет Роджерс, но Баки уже покидает помещение, хлопая входной дверью, едва не слетевшую со слабых петель. Уилсон сидит довольный, словно выиграл Джекпот. — Ты что наделал? — наклоняется над столом Роджерс, осуждающе глядя на друга. — Поверь, все идет по плану, — он показывает Стиву большой палец вверх, довольный своей небольшой манипуляцией, на которую может повестить разве что школьник и профессиональный советский киллер, как оказалось. — Я не уверен, что нам стоило в это лезть… — вздыхает Стив, обеспокоенно буравя взглядом янтарную жидкость в своем стакане. — Мы все знаем, что Баки никогда не сможет отказаться от Белль, но этот любитель драмы слишком долго идет к осознанию этого, нет ничего плохого в том, чтобы немного дать ему пинка под зад. — Баки так долго старался убедить себя в обратном, правильно ли что мы помогаем всем его стараниям обнулиться? Сэм вытягивает губы, коротко задумываясь. — Я каждую неделю вижусь и общаюсь с людьми подобными Барнсу. И знаю, о чем говорю, Стив. Таким людям нельзя быть в одиночестве, сколько бы они не старались убедить окружающих в обратном. Он будет отталкивать от себя всех, возможно даже тебя. Поэтому Баки невероятно повезло встретить Белль и обрести столь прочную связь, и ему нельзя ее терять. Тем более, таким насильственным образом. Стив понимающе кивает, опуская взгляд. Сэм прав. Белль была светом, дающим Барнсу надежду на нормальную жизнь. Она принимала и любила его любым, и это читалось даже в ее обычном взгляде на него. Связь с ней всегда исцеляла Баки, точно так же, как разлука медленно разрушала его изнутри. И то, что Баки это не признает, оставаясь упрямым бараном, действительно злило Стива. Сейчас он переживает лишь за одно, как бы на вечеринке не случилось чего действительно страшного для Белль. Внезапный визг шин об асфальт заставляет их растерянно оглянуться в сторону окна позади столика. — Че-е-ерт… — Сэм хлопает себя по карманам куртки, окидывая стол растерянным взглядом, очевидно в поисках чего-то. Стив вопросительно поднимает бровь, терпеливо ожидая — Этот засранец спер мою тачку!

***

Шум музыки и пьяного галдежа доносится уже с лужайки, у Чейса оказался весьма большой дом, что скажешь — для вечеринок самое то. Белль с виной и сожалением оглядывает дома соседей, которым явно не позавидуешь сегодня. Кэлли шла впереди, комментируя все что попадалось ей на глаза, пока они проходили длинную лужайку до самого двора с бассейном, где сконцентрировалась большая часть народу. Белль даже за порог не зашла, однако уже почувствовала себя неуютно, но смысла жаловаться Кэлли нет. — Не думала, что предки Чейса богачи, — присвистывает Кэлли, разглядывая территорию перед домом способную вместить столь большое количество людей. — Этот придурок весь университет позвал? — Выглядит именно так… — нервно усмехается Белль, пытаясь вовремя уворачиваться от толкучки. Чем ближе к дому они подходили, тем громче играла музыка, Белль уже едва слышала собственные мысли. Ее чуть было не сбивает с ног какой-то болван, с резиновым кругом в виде фламинго, несущийся со всех ног в сторону бассейна, разбрызгивая содержимое своего стакана. В доме все еще хуже, чем снаружи: больше людей, больше хаоса и галдежа, целующихся и не только парочек; здесь накурено настолько сильно, что в глазах рябит и щиплет, и повсюду царит будто туманная дымка. Белль морщится от неприятного запаха и уже хочет попросить Кэлли быстро покинуть помещение, как их окликает голос Чейса. — Белль! Я так рад, что ты пришла, — перепрыгивая через кухонный островок и расталкивая толпу он мчится к ним, словно только их прихода и ждал все это время. Белль и слова не успевает сказать, как Чейс обнимает ее за плечо, привлекая к себе. От него пахнет алкоголем и чересчур сладким одеколоном, от которого Белль чувствует короткий приступ тошноты. — Привет… да, спасибо что пригласил … у тебя красивый дом, — Белль пытается перекричать музыку, сбивающую с мыслей. Чейс смеется, небрежно махнув рукой, отводя Белль подальше от эпицентра хаоса, они отходят ближе к прихожей, Кэлли следует за ними. — Белль, значит ли это, что… ты… ну... простила меня? — веселая гримаса так быстро покидает лицо Чейса, его улыбка становится натянутой и даже нервной. Белль пытается разглядеть его в дурацком освещении постоянно мигающих подсветок, которыми обвешан кажется весь дом, она хочет понять действительно ли он искренен и, если нет, Чейс удивительный актер. Белль неловко убирает его руку со своего плеча. — Ну… конечно, я бы тоже хотела извиниться перед тобой, ведь… — Нет-нет, ты не должна! Я позвал тебя не для разборок, — Чейс как-то неловко потирает подбородок, облокачиваясь на стену позади. — Я понимаю, тебе сложно так быстро забыть это все, но я и не прошу. Хочу, чтобы ты расслабилась и повеселилась сегодня…, и ты тоже, — Чейс подмигивает Кэлли, вызывая ее скептичное закатывание глаз. — Все в порядке, я понимаю, — Белль старается ободряюще улыбнуться, похлопав Чейса по предплечью. — Забудем об этом. Он оживляется, хватает ладонь Белль обеими руками, крепко целуя тыльную сторону, вызывая ее острое смущение и растерянность. — Я знал, что ты ангел! Оставляю вас веселиться, — он уже хотел резво ретироваться, но быстро остановился, словно что-то вспомнив. — Кстати, если хотите действительно оторваться, подойдите к Томасу. — Мы не собираемся курить травку, — фыркает Кэлли. — Раньше ты была веселее, Кэлли, — подначивает Чейс выходя во двор, с дурашливой улыбкой. Белль и Кэлли многозначительно переглядываются, переваривая всю ситуацию. — Ну… не знаю, может ты будешь кричать на меня, но… — Белль длинно вздыхает, опускаясь на какую-то табуретку, позади себя. — Кажется он искренен… Кэлли молчала довольно долго, обдумывая поведение Чейса. — Не то чтобы я ему не верю, ладно… может он и сожалеет, но… боже, он все еще придурок, — небрежно взмахнув рукой в его сторону, оглашает вердикт Кэлли. Белль смеется, качая головой, молчаливо соглашаясь с этим. — Черт побери… — вдруг чертыхается Кэлли себе под нос. Белль вопросительно смотрит на подругу: ее взгляд устремлен в сад на заднем дворе, виднеющейся из-за панорамных окон, она напряженно замерла, как гончая, учуявшая что-то неладное. — Что случилось? — Белль нетерпеливо встает со своего места, осторожно выглядывая в окно, пытаясь увидеть то же что и Кэлли. — Это Дерек? Парень Кэлли, с которым она все же рассталась полгода назад. Эта история закончилась довольно неясно, Кэлли была непреклонна, в то время, как Дерек, весьма долго и упорно пытался понять в чем дело, и вроде как спасти тонущие отношения. Все закончилось детским игнорированием и игрой в кошки мышки, со стороны Кэлли, за что Белль ни раз, мягко и как бы невзначай, упрекала подругу. — Не думала, что он будет здесь… — вздыхает Кэлли, прижимая ладони к лицу, почти в отчаянном жесте. — Может, это хороший повод вам наконец поговорить? — Я поступила с ним ужасно, думаешь он хочет меня видеть? Белль удивленно смотрит на подругу, она была уверенна, что Кэлли отмахнется от ее слов, но похоже она кое-что обдумала с тех пор. Возможно она жалела о своем поступке? Или банально скучала по Дереку и теперь, когда ее отец пошел на поправку, у Кэлли появилось время обдумать свое поведение и исправить глупые ошибки. — Ты не узнаешь пока не попробуешь… — Белль поражается тому, насколько лицемерно давать такие смелые советы с ее стороны. — Я имею в виду… Дерек всегда тебя любил, он так легко от тебя не отмахнется. Просто поговорите. Кэлли с сомнением смотрит на Белль, потом снова на Дерека, стоящего за грилем и смеющегося в компании пары близких друзей. — Я не хочу оставлять тебя одну. Белль закатывает глаза, понимающе улыбаясь. — Во-первых, я не буду одна, Чейс говорил, что пригласил Айзека, я просто найду его. А во-вторых, мне не пять лет, — Белль шутливо толкает Кэлли в бок. — Ладно, мисс упрямая задница… я ненадолго, если что позвони мне, — Кэлли подмигивает на прощание и схватив со стола чей-то определенно алкогольный напиток, осушает до дна, прежде чем выйти в сад. Белль улыбается, провожая подругу немного тоскливым взглядом. Если бы они с Дереком помирились, Чейс мог бы стать крестным их будущему ребенку. Усмехнувшись своим мыслям Белль пошла искать Айзека.

***

— Черт возьми…! — первой и вполне здравой реакцией Айзека было захлопнуть дверь перед носом столетнего убийцы, терроризировавшего Белль и перевернувшего ее жизнь вверх тормашками. Но Баки быстрее. Он толкает дверь так сильно, что Айзек заваливается назад, спотыкаясь о собственные ноги и падая на пол. Баки заходит в прихожую, быстро хватая парня за ворот футболки, одним рывком поднимая его над землей, с громким стуком прижав к стене. Айзек морщится, от боли в затылке, он цепляется руками за предплечье Барнса, в бесполезной попытке избавиться от стальной хватки. О, Баки давно хотел это сделать. С тех пор как увидел сколько времени Белль проводит с этим парнем, сколько улыбок дарит ему и какими глазами этот… Айзек, смотрит на его Белль. Но сейчас он здесь не за этим. — Айзек, верно? — голос Баки тихий, но с нотками стали и скрытой угрозы, которые трудно игнорировать, что заставляет Айзека покорно закивать, до того, как он даже осознал вопрос. — Где Белль? — П-Почему ты здесь…? Ты ведь должен быть далеко отсюда… Белль говорила… Его сбитая речь прерывается рычанием Барнса, он встряхивает Айзека, снова прикладывая его затылком о стену позади. — Это не то, что я спросил. — Черт… я не знаю, о чем ты вообще? — выкрикивает Айзек, Баки может слышать, как быстро бьется его сердце. — Где Белль? — Я не знаю! Я не видел ее уже давно, — признается Айзек, его глаза широко открыты, зрачки расширены, его голос дрожит, стоит отдать парню должное, он старательно пытается скрыть проявления страха, со своей стороны. Ему не удается, но Баки засчитывает попытку. Он отпускает Айзека, но все еще не отходит ни на шаг, прожигая парня пытливым взглядом. — Она пошла на вечеринку. Где это и кто ее устраивает. С минуту лицо Айзека было растерянным и абсолютно сбитым с толку, но нетерпеливое рычание Барнса заставляет его соображать быстрее. — Ты, наверное, говоришь о вечеринке Чейса? Баки молчит в ответ, терпеливо ожидая. — Этот выпендрежник проводит вечеринку у себя дома, точнее у своих предков на Западной Вест. Но… Белль туда точно бы не пошла… — лицо Айзека становится тревожным и Барнсу это совсем не нравится. — Почему? — Она с Чейсом не ладит. Мы все разругались с ним больше года назад, этот придурок донимал ее весь семестр. Белль точно не будет на этой вечеринке. — Ясно. Спасибо. Сухо бросает Барнс и стремительно покидает квартиру, Айзек выбегает в коридор растерянно глядя ему вслед. — Эй! Постой! — кричит он, но Барнс игнорирует, все что ему было нужно он узнал. Широким шагом он быстро добирается обратно до машины. У него дрянное предчувствие, что-то здесь было не так. Зачем Белль пошла на вечеринку к парню, с которым у нее были какие-то проблемы? Почему вообще Баки в это лезет? Серьезно, это его не касается, но эта мысль не мешает ему давить на газ. Белль просто веселится с друзьями, даже если Сэм был прав, даже если они занимаются на этих тусовках черти чем, какого хрена он сорвался с места? Он не имеет права контролировать ее времяпровождения, он не имеет права вообще ни на что, что хоть как-то касается Белль. Смешно то, что ни одна из этих «здравых» мыслей в его голове, не способна заставить остановить машину и развернуться назад. Вернуться в бар и пару раз вмазать Уилсону за то, что так хорошо знает слабости Баки и так бессовестно этим пользуется. У него нет плана, и уж точно нет готового объяснения своих действий для Белль. Честно говоря, ему уже плевать, он собирается просто забрать ее с этой проклятой вечеринки и вернуть домой.

***

Белль уже около часа блуждает в одиночестве взад-вперёд, становится ясно что Айзека здесь нет. Что ж, похоже ей придётся коротать время здесь без него. Она достает телефон, чтобы набрать Кэлли, возможно они с Дереком уже поговорили, и Белль могла бы к ним присоединиться, но ее прерывают чужие руки на ее плечах. Она вздрагивает быстро отшатываясь назад. — Это всего лишь я, не пугайся так, — хихикает Чейс, Белль тоже пытается натянуть улыбку. — Увидел, что ты скучаешь, а на моей вечеринке никто не должен скучать, — подмигивает он. — Я как раз собиралась пойти найти Кэлли, — Белль хочет обойти Чейса, чтобы выйти из дома, но парень снова обнимает ее за плечи, настойчиво уводя вглубь помещения. — Подожди, раз уж я тебя поймал, хоть выпей со мной! Белль с сомнением оглядывается через плечо, на выход во двор: — Я не очень люблю алкоголь… — Боже… ты такая зануда, Белль, разве ты не на вечеринке? Тут все пьют алкоголь! Белль длинно вздыхает, нехотя кивая: — Ладно… — Другое дело, жди здесь, — Чейс убегает за напитками, и Белль снова остается одна, ей ничего не остается кроме как наблюдать за пьяными студентами вокруг. Похоже, чем больше ты выпил, тем веселее в таких местах, может в этом все дело? Наверное, ей и правда не помешает немного расслабиться, потому все чего хочет Белль, с тех пор как приехала, это уехать обратно домой. Чейс возвращается неожиданно, подкрадываясь сзади и в своей, как оказалось, излюбленной манере снова пугая Белль. — Держи, милашка, — смеется он, протягивая пластиковый стаканчик, наполненный чем-то похожим на обычный пунш. — Спасибо, — Белль делает неуверенный глоток, убеждаясь в том, что на вкус это так же отвратительно, как и на запах. — Ты говорил, что Айзек будет здесь, но я его не нашла. Чейс ведет Белль на диван и сам устраивается рядом, он озадаченно оглядывается, словно пытаясь найти друга поблизости. — Странно, он говорил, что точно придет. Видимо задерживается, — жмет плечами Чейс, одним глотком почти осушая весь стакан. Белль тоже делает большой глоток, снова морщась от горького вкуса. — Ты знаешь Айзека, он не любитель подобного, — усмехается Чейс закидывая одну руку на спинку дивана позади Белль. Она понятливо кивает, опуская взгляд в свой пластиковый стаканчик. — Я тоже, если честно… Чейс отстраненно мычит в ответ, здороваясь с кем-то в другом конце комнаты. — Ты не обидишься, если я уйду пораньше, не думаю, что смогу тут быть всю ночь… — Блин… жаль, я надеялся, что ты повеселишься, — расстроенно тянет Чейс, сминая в руках пустой стаканчик и отбрасывая куда-то за спину. — Мне весело… — неубедительно врет Белль. — То есть, тут здорово, правда, уверенна такую вечеринку все не скоро забудут, просто… — Я понял тебя, — смеется Чейс перебивая, — Не переживай так, я рад что ты вообще пришла. Белль благодарно улыбается, она чувствует, как мышцы стали медленно расслабляться под действием алкоголя. Пить это было чуть лучше, чем ужасно, но в теле чувствуется странно приятная легкость, а в голове уже не так много тяжелых мыслей, держащих ее в напряжении весь вечер. У них с Чейсом даже какой-то разговор завязывается, странно, что ее мышцы будто расслабляются, но в то же время она испытывает странный прилив энергии. Белль даже не сопротивляется, когда Чейс ведет ее на импровизированный танцпол в центре гостиной, вообще она так давно не танцевала и куча людей вокруг ничуть не мешают ей двигаться. Музыка, которая в начале только раздражала барабанные перепонки и вызывала головную боль, сейчас так точно попадает в ритм ее движений, Белль совсем не хочется останавливаться. Чейс что-то кричит ей, но за музыкой она ничегошеньки не разбирает, она просто смеется в ответ, потому что Чейс тоже смеется. Голова немного кружится, и Белль не замечает, как теряет координацию, она просто летит на пол, но чужие руки ловят ее прежде чем она неудачно приземляется. — Ого! Полегче, ты чего? — смеется ей в ухо Чейс. — Голова… кружится… — хихикает Белль, пытаясь оттолкнуть парня, чтобы восстановить равновесие, но это оказывается не так легко. Чейс настойчиво уводит ее из гостиной. — Не-е-ет… я хотела танцевать, — Белль вяло пытается вернуться, но Чейс что-то неразборчиво бормочет ей на ухо, снова уводя в узкий коридор, когда Белль видит перед собой лестницу, ей кажется, что перед глазами двоится. Чудеса, она выпила всего стакан виски с колой, почему ее тело словно не ее вовсе? Один стакан не должен был превратить ее мозг в пудинг. А может не только один стакан? Нет-нет, один. За внутренним спором в своей голове она даже не замечает, как преодолела лестницу, Чейс так целеустремленно ее куда-то ведет. На втором этаже никого нет, но приглушенные звуки музыки с первого этажа все еще достигают ушей Белль. — Куда мы? — вяло спрашивает она, ее тело почти невыносимо горит, прикосновения Чейса вызывают тошноту или же это слишком яркий свет в спальне, куда он ее заводит. Спальня? — Ш-ш-ш-ш… все в порядке, тебе не хорошо? — усмехается он ей в ухо, Белль ёжится от его теплого дыхания. — Обещаю, тебе будет очень весело. Белль спотыкается, но Чейс крепко держит ее неповоротливое тело, почти волоком тащит за собой. Ей это не нравится, она чувствует дискомфорт, Белль хочет, чтобы он просто оставил ее в покое, она пытается об этом сказать, но в голове такой хаос, она никак не может сформулировать предложение. — Подожди… я… — ее безуспешные попытки обрываются внезапным толчком. Белль падает на кровать, и комната кружится словно она на американских горках, боже что с ней происходит? Сердце бьется как сумасшедшее и она совсем не может построить логическую цепочку, точнее… это руки Чейса на ее талии? Белль наугад взмахивает ногой, пытаясь оттолкнуть от себя парня, она пытается сползти с кровати, но ее грубо тянут обратно. — Лучше лежи смирно, сука… — Чейс пыхтит, доставая из кармана узких джинс телефон. — Думаешь мне всралось твое прощение? Его смех немного отрезвляет Белль, она снова слабо пытается оттолкнуть Чейса, но получается лишь вяло взмахнуть руками. — Нет… мне нужно уйти… — бормочет Белль, едва узнавая собственный голос, ее горло такое сухое, глаза режет от вспышек яркого света, или он ей просто мерещится? — Ты уйдешь, когда я с тобой закончу, — Чейс друг вскакивает с кровати, включает камеру на телефоне, ставя гаджет аккурат на комоде, напротив. Убедившись, что ракурс пойман, он возвращается, забираясь на матрас. — Высокомерная дрянь, думаешь можно меня так унижать и спокойно жить дальше? Белль едва разбирает смысл всего того, что он ей говорит. Ее мозг слишком занят попыткой анализа данной ситуации, она все еще чувствует клокочущую внутри энергию, распирающую ее тело изнутри, она буквально слышит грохот своего сердца в ушах, в то же время ее мышцы дряблые и ни на что негодные, а сознание будто заторможенное и все происходящее проносится мимо, словно в замедленной съемке. Чейс задирает подол ее платья, он едва касается ее оголенной кожи бедра. Сильный рывок выбивает воздух из его легких, когда Чейс больно падает лицом на пол. Он не успевает возмутиться, его тело поднимают так же молниеносно. — Что за… блять… ты кто… Он не успевает договорить, потому что чужой кулак прилетает в лицо, он слышит хруст собственного сломанного носа. Чейс кричит и бьется в панике, пытаясь дать отпор, но его руку легко перехватывают. Баки прожигает его свирепым, ледяным взглядом, с которым не хотел бы столкнуться сам Сатана, не дергая ни единым мускулом лица, он делает всего одно резкое движение, легко раздробив кости правой руки Чейса. Той самой, которой он посмел коснуться Её. Вой неистовой боли ничуть не умаливает злость, которую чувствует Баки. — Пожалуйста...! П-пожалуйста… — парень плачет, с его рта текут слюни, а из широко раскрытых глаз слезы. Баки наблюдает за этим с ледяной расчетливостью и едва контролируемым желанием заставить его страдать еще больше. — Я оторву тебе то, что по твоим убеждениям, делает тебя мужчиной, — рычит Барнс, швыряя на пол, словно обезумевшего от страха и боли, Чейса. Он хнычет, в ужасе пытаясь уползти к двери. — Умоляю… не бейте! Кто… чего ты хочешь?! Чейс беспомощно замирает, когда тяжелая подошва Барнса прижимается к его промежности. — Стой! Стой! Стой! Я сделаю все, что захочешь! Умоляю! — он продолжает бормотать себе под нос какую-то чушь, Баки мрачно усмехается. — Ты не пошевелишь и пальцем, пока я тебе не скажу, — леденящая кровь угроза в голосе Барнса, заставляет Чейса покорно закивать головой, собираясь выполнить все что угодно, все, что прикажет этот пугающий человек, кто бы он ни был. Баки остается доволен его реакцией, он отходит к кровати. Белль беспомощно лежит там же, ее взгляд расфокусирован и Баки звереет от одного ее вида. Она выглядит так, словно совершенно не в себе. Где взять силы, чтобы не убить эту тварь, посмевшую просто прикоснуться к Белль? Дьявол, он на волоске от того, чтобы не изувечить его тело самым жестоким образом. Баки осторожно поднимает Белль, помогая ей сесть, слегка хлопая ее по щеке. — Белль, — его голос жесткий, пронизанный едва сдерживаемой яростью. Во взгляде Белль проскальзывает узнавание и ее губы, с размазанной по краям помадой, расплываются в вялой улыбке. — Баки… — вздыхает она. Барнс грубо сжимает ее щеки, заставляя смотреть на себя, вызывая негодование Белль, она хмурится, пытаясь отодвинуться, что никак не может помешать ему. Баки оттягивает ее веко, отмечая нездорово расширенные зрачки. Он рычит что-то неразборчиво себе под нос и возвращается к смирно лежавшему на полу, и тихо хныкающему Чейсу. Без сожаления Баки больно хватает бионической рукой — спрятанной в кожаной перчатке — Чейса за волосы, поднимая с пола и ударяя парня головой об стену, прежде, чем прижимает его лицом к облупившейся поверхности. Он идеально контролирует силу, Баки хорошо знает, как бить, чтобы оставить в сознании. Чейс рыдает и хрипит от боли, его тело трясется в диком страхе. — Чем ты ее накачал? — Это пр-р-р… просто колеса! Не бей меня… п-пожалуйста… — Что? — грозно рявкает Барнс, сильнее вжимая его лицом в стену, оказывая мучительное давление на сломанный нос. — Экстази! Клянусь… б-больше ничего! Я клянусь! Баки больно тянет его за волосы назад, чтобы снова ударить головой о стену. На этот раз сильнее предыдущего и Чейс на какое-то время замолкает, но все еще пляшет где-то на грани своего сознания. — Еще раз ты хотя бы посмотришь в сторону Белль, хоть раз произнесешь ее имя — я это узнаю. Я превращу твою жизнь в ад за пару гребаных секунд. Чейс быстро кивает дрожащей головой, его челюсть ходит ходуном, Баки слышит громкий стук его зубов. — Вслух, — рычит он, снова стукая Чейса головой об стену, на поверхности которой уже обсыпалась штукатурка. — Я п-понял, сэр… простите… пожалуйста простите м-меня… Он рыдает как маленькая девчонка, лязгая зубами и трясясь словно в лихорадке, Баки с отвращением отбрасывает его на пол, перешагивая через дрожащее тело, направляясь к комоду. Он хватает телефон, одним сжатием кулака превращая его в ничто и бросая остатки мусора под ноги. Подходя обратно к кровати, Баки осторожно тянет на себя Белль, легко подхватывая ее безвольное тело на руки. — Идем танцевать… — вяло бормочет она, вызывая своим состоянием новую волну ярости внутри Барнса. А если бы он не успел? Почему Белль вообще сюда пришла, почему она так беспечна? Баки хочет отчитать ее как маленького ребёнка и запереть в квартире с ее котами на месяц, а может на два. Но сейчас она едва ли в сознании, у него еще будет шанс предъявить за эту ночь, но позже. Баки уверенно пробирается через толпу, надежно удерживая Белль в своих руках, его вид такой грозный и свирепый, что даже пьяные, и накуренные малолетки сами расходятся перед ним. Черт, он так зол, что вода рядом с ним могла бы закипеть. Добравшись до машины, Баки открывает переднюю пассажирскую дверь, аккуратно сажая Белль, пристегивая на ней ремень безопасности. Секундный порыв щемящей нежности заставляет его осторожно убрать локоны с ее лица, едва касаясь костяшками пальцев бархатной кожи щеки. Он довольно быстро заставляет себя оторваться, захлопывая дверь и обходя машину, занимая водительское сидение. Белль недовольно кряхтит, тревожно оглядываясь. Она неспокойно мечется в сидении, вызывая негодование Барнса. Он отрывает хмурый взгляд от дороги, поглядывая на нее. — Где я… — она прижимает руку к голове, которая кажется тяжелой и, в то же время, абсолютно пустой. — Почему… — Сиди спокойно, — обрывает ее сбивчивое лепетание Баки, круто разворачивая руль. Белль замолкает, ее дыхание становится тяжелее, с каждой следующей секундой она чувствует почти невыносимый жар в теле. — Я не хочу… выпусти, — хнычет она, снова беспокойно ерзая. — Мне жарко… — Что? — Баки снова переводит на нее суровый взгляд. — Жарко… — повторяет Белль, дрожащими пальцами стягивая лямки платья, словно пытаясь выбраться из него. Баки сухо сглатывает, зацепившись взглядом за ее оголившееся плечо, насильно возвращая взгляд на дорогу. Он прикладывает ладонь к ее лбу, расчётливо отмечая что температуры нет. Однако он совсем не готов к тому, что Белль цепляется за его ладонь обеими руками, словно утопающая. — Белль, — сквозь зубы цедит Барнс, не имея и толики силы воли, чтобы вырваться из ее хватки. Белль кладет его руку на свои колени, крепко удерживая в своей отчаянной хватке, рассеянно наблюдая за дорогой впереди. Из-за ее беспокойных движений, подол платья неаккуратно задрался, Баки не может не опустить взгляд на ее ноги, а когда чувствует рукой, будто бархатную кожу мягких бедер, заставляет себя сделать глубокий и длинный вдох. Он никогда не видел ее в подобных платьях, так мало... скрывающих. Он больно кусает щеку изнутри, насилу отводя взгляд. Ее кожа немного вспотевшая, а тонкие пальцы, так цепко держащие его, дрожат. Каким-то образом это помогает ей затихнуть и Баки позволяет Белль держать себя до самого дома, пока торопливо не припарковывается на стоянке, вблизи многоэтажного здания. Он несет Белль в свою квартиру, пока она беспокойно бормочет что-то про вечеринку, про то, что нужно позвонить Кэлли и вернуться танцевать, но Баки не удосуживается внемлить ее беспокойствам. Отперев дверь одной рукой, он вносит Белль в свою квартиру, направляясь прямиком в ванну, осторожно ставя ее на нетвердые ноги, он все еще крепко удерживает ее, подстраховывая. — Стоять можешь? Белль рассеянно кивает, Баки приходится снова сжать ее челюсть, заставив поднять голову, чтобы видеть лицо. — Что ты чувствуешь? Белль хмурится, пытаясь отстраниться, ее взгляд мечется по помещению, явно пытаясь проанализировать где она находится. — Я… мне нехорошо… что со мной? — скулит она, снова чувствуя прилив неуемного жара и головокружения. — Ты приняла наркотики, — коротко уведомляет Барнс выходя из ванной комнаты, оставляя Белль переваривать эту информацию одну, но он возвращается довольно быстро с полным стаканом воды. Когда смысл его слов медленно доходит до Белль, она растерянно смотрит на Баки, в неверии качая головой и отходя назад, чтобы опереться спиной о раковину позади. — Нет… я ничего такого не пила, Баки… — она звучит наивно и виновато, так будто пытается оправдаться перед ним и Барнс жалеет, что не выбил Чейсу все зубы, и не отдавил причинное место, как планировал, за то, что заставил Белль чувствовать себя так. — Я помогу тебе, успокойся, — сухо говорит Баки, подходя вплотную к Белль чтобы поднести край стакана к ее губам. — Выпей. Белль мотает головой, вызывая недовольное рычание Баки, он легко хватает ее за челюсть надавливая на щеки, вынуждая открыть рот и заставляя осушить весь стакан. Под конец Белль закашливается, она машет руками, пытаясь отбиться от Баки, но это мало чем может ему помешать. Он дергает ее за руку, разворачивая к себе спиной и склоняя над унитазом, просовывает два пальца глубоко ей в рот. Белль слабо сопротивляется, протестующе мычит и кусает его пальцы, но неизбежная судорога волной проходит по телу заставляя опустошить содержимое желудка. Баки снова просовывает пальцы ей в рот, Белль рвет еще пару раз, прежде, чем Баки решает наконец сжалиться, позволяя ей выпрямится и отдышаться. Но вот, он снова дергает ее в сторону раковины, выкручивая кран с холодной водой. Он помогает ей умыться, Белль плачет, держа руки под тугим напором, позволяя Барнсу обтирать свое лицо мокрой ладонью. Белль никогда не чувствовала себя так плохо, так унизительно, она хочет только одного — чтобы все это поскорее закончилось. Мысли такие невыносимо медленные, она не может сфокусироваться ни на чем, тело мелко дрожит от страха и… чего-то еще. Боже, ей кажется, что она медленно умирает. Баки снова подхватывает ее на руки, вынося в гостиную и укладывая на единственный, и не самый удобный диван. К сожалению, у него нет альтернативы в виде кровати — он сломал ее около месяца назад, когда попытался там уснуть сразу после тяжелого ночного приступа. В ту ночь пострадала не только кровать, так что Баки убедился, что чем меньше мебели в его обители, тем лучше. Аккуратно сняв с Белль обувь, Баки отбрасывает ее на пол. Он опускается на корточки, заглядывая в лицо Белль, хмурым, беспокойным взглядом считывая ее состояние по языку тела. Это лишь экстази и вряд ли Белль приняла много таблеток, но, если к утру ее самочувствие не улучшится, придется отвезти ее в больницу для полной детоксикации. — Баки… я не принимала… правда… — хнычет она, слабо перекатываясь на бок, ее щеки мокрые от слез, кончик носа красный, дыхание все еще частое. Баки снова прикладывает ладонь к ее лбу, убеждаясь в том, что, хотя бы ее тело уже не такое горячее как полчаса назад. — Мы поговорим об этом потом, малышка, — хмуро отвечает Баки, снимая со спинки дивана плед, которым он обычно укрывается ночью, чтобы накрыть Белль. Она всхлипывает, снова неразборчиво бормоча себе под нос. Он хочет ее обнять, позволить ей заснуть в его руках, чтобы она чувствовала себя в безопасности, но Баки запрещает себе. Вместо этого отходя к креслу, грузно опускается на него и наблюдает за Белль с расстояния. Пусть небольшого, но достаточного, чтобы у него было больше шансов держать себя в руках. Он не хочет занимать голову ужасными мыслями о том, что было бы, не явись Баки на вечеринку, что если бы он все еще был в Ваканде? Опираясь локтями о свои колени, Баки прожигает взглядом пол под своими ногами, висок пульсирует от напряжения, а в венах будто вскипела кровь. Он так сильно сжимает кулаки, в попытке перебороть приступ ярости, что бионика не перестает издавать щелкающий звук. Все хорошо. Он успел вовремя. Белль здесь, у него, в безопасности. Зачем его мозг придумывает альтернативные варианты того, чем могла закончится эта ситуация? И еще один весьма занимательный вопрос, о котором ему стоит поразмыслить. Зачем он притащил ее сюда? Нужно было отнести Белль в ее квартиру, это правильно и более логично, еще более логично было бы оставить ее там и связаться с ее подругой, которая точно позаботиться о Белль, а Баки просто сделал бы вид что этого никогда не было. Но так звучит какая-то другая реальность, та, в которой его мозг здоров, или та, в которой ему все равно на Белль — хотя Барнс уверен, что такой реальности просто не может существовать. В действительности он не может доверить благополучие Белль никому, кроме самого себя. И так он считал даже тогда, когда был нестабилен и делил разум с Зимним Солдатом, являясь по сути самым опасным звеном в жизни Белль. Эта девчонка играет на его нервах с тех пор, как появилась, убеждает Баки в том, что он все еще чего-то желает, что-то умеет и чего-то заслуживает. Ладно, ему определенно нужно отвлечься, кофе и футбольный матч по телеку, звук на котором он почти никогда не включает — это то, что спасет его этой ночью.

***

Белль просыпается от невыносимой жажды, но стоит ей поднять веки, как комната плывет и кружится. Она снова закрывает глаза и пытается во второй раз оглядеться, и получается намного лучше. Как только ее сознание немного проясняется, Белль понимает, что стены и потолок места, в котором она находится, ей абсолютно не знакомы. Так. Нужно действовать без паники. Она старается медленно приподняться, ей даже удается сесть, но все вокруг до сих пор абсолютно незнакомо. Голые серые стены, комната почти пуста: Белль замечает телевизор напротив дивана, на котором лежит, неподалеку одно кресло, позади окно, занавешенное тяжелым темно-синим тюлем, из-за чего даже невозможно понять какое сейчас время суток. Абсолютно обезличенное пространство, где нет ни единой безделушки, которая могла хоть как-то охарактеризовать это место или человека, которому оно принадлежит. Скорее всего, даже тюремные камеры более индивидуальны в своем содержании, чем эта комната. Белль в коротком приступе панике оглядывает себя, убеждаясь, что ее тело в порядке и на ней есть одежда. Черт знает зачем она пытается пригладить мятые складки на платье, что конечно же безуспешно. Кажется, ей мерещился Баки… неужели она так много выпила вчера? Какой ужас… во что она вляпалась? — Проснулась. Этот голос вышибает весь воздух из легких Белль, она оборачивается на звук и Баки действительно позади — самый настоящий, не плод ее фантазий. Он стоит у стены, весь немного небрежный и угрюмый, подпирает плечом дверной проем, со сложенными на груди руками, и кажется он находился здесь все то время, что Белль пыталась прийти в себя. Она так теряется и паникует, в спешке пытаясь слезть с дивана, что едва не падает на пол, запутавшись ногами в одеяле. Лучше бы она просто не проснулась никогда, чем оказалась в такой ситуации. Баки даже с места не двигается, он просто наблюдает за ее неловкими попытками выпутаться из пледа и встать на ноги. Ее щеки горят от стыда, а сердце стучит так быстро, разгоняя кровь заставляя внутреннюю панику расти в геометрической прогрессии. — Почему… почему я… здесь… — даже сформулировать предложение не получается, у нее сейчас мозг вскипит. Как вчерашний вечер мог закончится таким? Баки хмуро усмехается — если это можно назвать усмешкой — он все же отрывается от стены, подходя к Белль и довольно бесцеремонно хватает за подбородок, приподнимая ее голову, чтобы пристально заглянуть в глаза. Белль замирает, словно одеревеневшая, напряжение пронизывает каждую клеточку тела. — Э-эй … — вяло протестует она, точнее Белль просто не знает, что сказать, или может ей вообще стоит молчать, ее глаза лихорадочно бегают по комнате словно где-то здесь может возникнуть портал, через который она сбежит к себе домой, позорно спрятавшись под одеялом. Судя по сосредоточенному лицу Барнса в его голове происходят определенные расчеты и вычисления, Белль не уверена хочет ли знать какие, а еще, по его выражению абсолютно суровой бесстрастности не понятно, доволен он результатами своих вычислений или нет. С другой стороны, Баки едва ли когда-то бывал доволен. В данной ситуации Белль удивилась бы будь оно не так, что здесь вообще может быть хорошего? Он наконец отпускает ее лицо, отходя на пару шагов назад, чтобы опуститься в кресло, напротив. Похоже Баки не считает своим долгом ей что-то объяснить, он просто продолжает пытливо прожигать ее своим, теперь неприкрыто осуждающим, слегка прищуренным, взглядом. — Тебе нужно в больницу. — Я… не понимаю… — вздыхает Белль, почти в отчаянии. — Можно... мне умыться? После его короткого кивка, Белль поднимается на нетвердые ноги, чувствуя себя канатоходцем, настолько тяжело было держать равновесие пару первых шагов. Скрывшись в ванной, она облокачивается о раковину, стараясь дышать часто и глубоко. Как только голова перестает кружится, а перед глазами исчезают "мушки", Белль умывается и пытается привести себя хоть в какой-то порядок. Ей не хочется возвращаться в комнату, но какой у нее выбор? Белль выжидает еще пару минут и выходит, неизбежно сталкиваясь с сурово ожидающей парой глаз. — Почему ты была там? — его голос беспощаден, как у родителя, собирающегося устроить разбор полетов своему негодному отпрыску. Белль совсем не нравится это сравнение, но она не может избавиться от ощущения того, что натворила что-то невообразимо ужасное. — Там? — тупо переспрашивает она, бессознательно оттягивая время и осторожно садится обратно на диван. Длинный и шумный вздох Баки, являющийся ничем иным, как попыткой сдержать гнев, действует на Белль эффективнее слов. — Чейс пригласил меня и… — стоило произнести имя одногруппника, как в голове Белль стали всплывать странные и весьма тревожные кадры с его участием. О боже… кажется он домогался ее вчера или… не могло ей такое присниться? Баки замечает ее внутреннюю панику и как поток лихорадочных мыслей проносится на напуганном лице. — Тебя накачали, Белль. И сейчас мы поедем в больницу. Она растерянно смотрит на Баки, словно он пошутил очень неудачную шутку. — Что...? Но… ничего такого… я даже почти не пила, я выпила всего один стакан… я… я не хочу в больницу, — глаза знакомо печет, обида и злость запоздало накатывают, но Белль не уверена на кого злится. На Чейса за то, что оказался настолько подлым и лживым, или на себя, за то, что купилась на все это. Боже, как она могла поверить ему? Кэлли была права не нужно было туда идти, она была права с самого начала… что он хотел сделать с ней? Кадры вчерашней ночи в спальне его дома неумолимо проносятся перед глазами, вызывая отвращение и дикое отчаяние от положения, в котором она оказалась. Если бы не Баки, то… стоп… почему вообще Баки там был? Белль сдерживает поток слез, из-за всех сил стараясь успокоится, она не собиралась больше плакать перед Барнсом, она вообще не собиралась его больше видеть, не после всего что наговорила уж точно. Это должно было стать жирной точкой, но почему все идет наперекосяк? — Что ты вообще там делал? — наконец спрашивает Белль, взяв себя в руки. — Это не важно. — Важно! — Белль не замечает, как повышает голос. — Тебя… там не должно было быть, ты следил за мной? Пришла очередь Баки увиливать от ответа, он отводит недовольный взгляд, а на его скулах играют желваки от напряжения. — Баки, как ты узнал где я? — терпеливо и более твердо переспрашивает Белль. Он возвращает на нее пристальный взгляд и продолжает упорно молчать, создавая это гнетущее давление в воздухе. Выдерживать такое долго просто невозможно, и Белль собирает все свои силы, чтобы встать на ноги, голова почти не кружится, что не может не радовать, но коленки едва заметно дрожат, но это не помешает Белль уйти отсюда. Отсюда — это откуда? Ничего не скажешь, она весьма вовремя задается этим вопросом. Белль нетвердо идет к окну, одергивая тяжелые, темные шторы, убеждаясь, что улицы за окном ей не знакомы, это похоже на центральный район, но она не уверена, а еще погода, словно в насмешку, решила, что вся месячная норма осадков, должна обрушиться сегодня, в отместку душному летнему зною. Белль растерянно оглядывает себя, осознавая, что с ней нет ни ее сумки, ни телефона, за окном льет так, что ни одна дворовая собака и носа не высунет. Досадливо поджимая губы, Белль разворачивается обратно, в сторону все еще сидящего в кресле Баки и наблюдавшего за ней, словно за занимательной картиной, которая ко всему прочему вызывает его ничем неприкрытое раздражение. — Я хочу домой, — старается сказать с решительной ноткой строгости, но под взглядом Баки ее голос не может позорно не дрожать. Барнс медленно откидывается на спинку кресла, почти вальяжно продолжая наблюдать за Белль, он лишь на мгновение отводит взгляд пожимая плечами. — Я тебя не держу. Его голос подобен грозовой туче, одной из тех, что сейчас поливает улицы Нью-Йорка нещадным ливнем. Ее руки сами по себе сжимаются в кулаки, и Белль не помнит, когда в последний раз чувствовала настолько ярое желание врезать Баки. Возможно ей кажется, или она себя накручивает, но на его лице проскальзывает едва заметный намек на ухмылку. О, похоже он заметил ее злость и это делает его довольным. — Мой телефон и деньги скорее всего остались в доме… — Белль не смогла пересилить себя и произнести имя Чейса. Одно его упоминание вызывало внутри тошноту и злость, которой не было никакого выхода. Баки вдруг поднимается с места, не спеша, словно у него в кармане все время мира, подходит к Белль. Ближе, чем должен, настолько, что ей приходится задирать голову, чтобы продолжать смотреть ему в лицо, что и так дается с нелегким трудом. Он демонстративно оглядывает ее снизу-вверх, будто задерживаясь взглядом на ее фигуре и снова заглядывая в глаза. — И? — все что говорит Баки, в ответ на невысказанную просьбу Белль. Она чувствует, как ее щеки печет от раздражения и стыда за то, что он вынуждает ее просить. Она борется с собой еще пару долгих секунд, под гнетом его пригвождающего к месту взгляда. — Отвези меня домой, — вышло тише чем Белль планировала, но Баки определенно расслышал каждое слово. — Нет, — он отвечает даже не задумываясь, вызывая острое негодование и удивление Белль, проявление которых она не может скрыть на своем лице. — Со мной ты поедешь только в больницу. — Я не поеду в больницу, я хорошо себя чувствую, — протестует она, но Баки мало об этом беспокоясь хватает запястье Белль, поднимая перед ее лицом, демонстрируя явную дрожь в конечностях. — Это тоже признак того, что тебе хорошо? — рычит он, все еще не выпуская ее руки, которую Белль отчаянно пытается высвободить. — Отпусти! Тебе вообще не должно быть до этого дела, — Белль не замечает, как повышает голос, она не понимает мотивов Баки и это злит, и ранит ее. Почему он заботится о ней, почему продолжает появляться в ее жизни, ведь он сам ее оттолкнул — его поведение непоследовательно и Белль окончательно запуталась. — Я сам это решу, — резко огрызается Баки, продолжая удерживать в своей хватки ее тонкую кисть. Его гнев не мешает ему чувствовать насколько сильно приятно ощущать ее кожу под своими пальцами. Он так давно не касался ее, Баки так нуждается в этом, может ли он позволить себе насладиться этим хотя бы так? Не может. И он это знает, но его пальцы словно намертво вцепились в Белль, и он просто не понимает, как заставить себя разжать кулак. — Я тоже могу решать за себя! — уязвлено отвечает Белль, в ее глазах мелькает гневная искра, какой Баки никогда до этого не видел, но через пару мгновений он замечает влажный блеск подступающих слез и его сердце болезненно сжимается. Это заставляет его замолкнуть, поджимая губы в тонкую линию, глубоко заглядывая в глаза Белль, словно пытаясь мысленно передать ей все, что он чувствует и как на самом деле сожалеет о каждом своем грубом слове, что он злится не на нее. Он ведет себя, как придурок и теперь снова довел до слез, но как ему оставить ее в покое, Баки легче оторвать себе вторую руку, чем выбросить из своей жизни Белль. Чувство — что она стала частью его самого, той важной, без которой он, Баки Барнс, это ничем незаполненная, имеющая сомнительную долю смысла оболочка, продолжающая существовать потому что может — не покинуло его ни разу, с тех пор как он оставил Белль. Тревога и съедающее чувство вины заставляет его ослабить хватку, и он не замечает, как Белль высвобождает руку. Она подбирает с пола свои туфли и принимается молча обуваться. Ее пальцы дрожат, и Белль даже не пытается застегнуть тонкий ремешок, она быстро встает и жалеет об этом через следующее мгновение, когда комната снова плывет перед глазами, а тошнота поднимается к горлу. Белль замечает, что падает, только когда сильные руки Баки ловко обхватывают ее сзади; он прижимается к ее спине позволяя опереться о свое тело. Белль чувствует насколько он большой, горячую температуру его кожи, рельефы твердых мышц под одеждой, как быстро бьется его сердце… похоже дрянь, что споил ей Чейс действительно все еще в организме, потому что все ощущения Белль пугающе обострены. Нос заполняет терпкий запах Баки, и она готова скулить от отчаяния из-за невозможности почувствовать на себе полную силу его объятий, уткнуться лицом в его шею… о боже… что с ней такое? — Мне надо в больницу… — тихо признается Белль, принимая поражение. Баки, не говоря ни слова, вдруг крепче обхватывает ее талию, приподнимая Белль, чтобы бережно посадить на небольшой комод у стены. Сам опускается на колени и так же молча, и методично, принимается оборачивать тонкий ремешок ее босоножек вокруг щиколотки. Белль моментально вспоминает ту ночь — их первую ночь, когда Баки так же бережно снимал ее обувь, после рождественской вечеринки у Старка. В местах где касаются его пальцы — живые и металлические — ее кожа будто горит, Белль до боли кусает свои губы, чтобы не ощущать его прикосновения так остро. Она не знает замечает ли Баки ее ненормальную реакцию, но очень надеется, что нет, потому что она буквально горит от стыда, но ничего не может с собой поделать. Когда Баки заканчивает с ее обувью, он снова хватает ее за талию, чтобы спустить на пол и Белль хочется выть от своей беспомощности, но будто с каждой секундой ее состояние и координация ухудшаются, поэтому она свободно позволяет Баки позаботиться о себе, потому что сейчас чувствует себя одной из этих кукол, которых перемещают в их дивном пластмассовом домике с места на место. Из вялой топи собственных мыслей ее вырывает хриплый голос Барнса прямо над ухом. — Я понесу тебя. Это немного отрезвляет, и Белль тут же упирается руками в грудь Барнса, яростно мотая головой. — Нет, я могу… могу пойти сама, — она демонстративно идет к двери, намереваясь хотя бы до машины добраться самостоятельно. Баки хотел избавиться от нее, а по итогу из-за ее глупости и наивности ему снова приходится с ней возиться, еще немного и Белль стошнит от самой себя. До больницы они едут в напряженной и вполне ожидаемой, абсолютной тишине. Белль чувствует, что ее начинает укачивать, но старается терпеть, мысленно молясь поскорее оказаться в больнице. А еще лучше дома, в своей кровати, где она сможет посвятить весь вечер мыслям о том, какая же она идиотка. Почему она поверила Чейсу? Почему она позволяет себе так легко обманываться, возможно она слишком тщеславна? Ведь невозможно быть друзьями со всеми, зачем ей налаживать отношения с людьми, которые ей не нравятся? Из-за этих глупых заморочек она попала в такую ситуацию и все могло быть гораздо хуже, не окажись там Баки. Белль поздно замечает, как по щекам скатываются горячие слезы, она спешит быстро вытереть мокрые дорожки на щеках. — Тебе плохо? Конечно он заметил. Она почти отчаянно всхлипывает от досады, вопрос Баки только усугубил все, еще немного и эту плотину прорвет. Белль быстро мотает головой, но слезы снова текут, одна за другой. Боже, у нее там Ниагарский водопад или что, почему она просто не может остановиться? Белль не придумывает ничего лучше, кроме как спрятать лицо в ладонях, заглушая всхлипы. Баки больше ничего не спрашивает, Белль не видит его реакции, и пусть его молчание она расценивает как обычное равнодушие, даже если в глубине души — это сильно больно, Белль благодарна. За то, что Баки не задал ей ни одного вопроса и никак не пытался утешить до самой больницы. Внутри Баки, бушует столько чувств, раздирающих его сердце, он сжимает руль машины так крепко, что может легко сломать его, приложи он еще немного усилий. Самое ужасное и мучительное зрелище, которое он только может увидеть это то, как Белль плачет. Плачет из-за какого-то ублюдка, воспользовавшегося ее доверием, будь оно проклято, он так сильно хочет убить его, сделать так, чтобы этот человек никогда более даже не попадался Белль на глаза, чтобы он жалел о своем поступке всю оставшуюся жизнь. Гнев распирает Барнса изнутри, с каждым глухим всхлипом Белль, в его голове всплывают жуткие, но греющие внутреннего зверя образы того, что бы он сделал с Чейсом, если бы не сдерживал себя; если бы ему не нужно было «исправляться», если бы он не соблюдал чертового Второго Правила, установленного его терапевтом, если бы он не нес ответственность за все старания Стива, чтобы вытащить его из этой трясины, и очистить имя Баки Барнса от клейма убийцы — он был так близок чтобы наплевать на все это и раскрошить череп Чейса о стену его дома. Ну почему Белль всегда так старательно ищет хорошее в каждом? Почему ее сердце не черствеет, зачем она остается такой светлой и манящей, что все в округе хотят затушить этот свет? Она самый невероятный и прекрасный человек в мире, почему кто-то смеет делать ей больно? Почему он сам продолжает делать ей больно? Баки давно ничего не хотел так сильно, как успокоить ее. Просто обнять, боже, он хочет обнять ее с тех пор, как увидел впервые, после возвращения из Ваканды. Но если он даст слабину, то больше не сможет остановится, официально — все его жалкие старания будут абсолютно напрасны. Он припарковывает машину у больницы, молча поворачивая голову к Белль. Она все еще прячет лицо за ладонями, тихо всхлипывая. Баки сжимает губы в тонкую линию, шумно выдыхая, быстро выходя с машины и обходя с другой стороны, чтобы открыть дверь Белль. Она вяло покидает салон, вытирая опухшие от слез глаза, кончик ее носа красный, а на щеках Баки видит следы влажных дорожек. Хочется поцеловать ее в кончик так мило раскрасневшегося носа, в распухшие губы и мокрые щеки, почувствовать на языке соленый привкус ее слез… — Пошли, — его голос холоднее северного ветра, Баки не планировал звучать так отстраненно и свирепо, но он близок разорваться от распирающего напряжения и пытается контролировать каждый свой мускул, в такой ситуации ему сложно звучать беззаботно и уж тем более мягко. Пока Белль ставили капельницу, Баки ждал в коридоре, точнее… Белль не была уверена, возможно он просто уехал, ведь у него нет причин ее ждать. Верно? Она обещает себе, что не расстроится, если так оно и окажется, ведь она и так испытывала стыд и даже вину за то, что Баки пришлось столько возиться с ней… хотя она до сих пор не понимает, что он делал на вечеринке Чейса, но у нее родилась теория. Прежде чем уйти, она виделась со Стивом, который знал о том, куда она отправилась. Возможно это он волновался о Белль, но так как Роджерс ушел на встречу с Сэмом, в теории он мог попросить Баки присмотреть за ней. Очевидно, Барнс был просто вынужден иметь дело с ее глупыми проблемами, это легко можно было прочитать по его лицу и этим раздраженным вздохам, гневному раздуванию ноздрей и закатыванием глаз. Так стыдливо Белль не чувствовала себя давно. Она просидела под капельницей около сорока минут, наконец чувствуя улучшение. Голова больше не кружилась, свет не резал глаза и исчезла эта пугающая дрожь во всем теле. Искренне поблагодарив любезную медсестру Белль выходит в коридор оглядываясь… с надеждой. Пусто. Точнее, здесь стояли пару человек, вроде мамы с ребенком, одного старика и медсестры, провожающей его до палаты. Но Баки не было. Это хорошо. Она ведь обещала себе, что не расстроится. Белль не расстроена. Ни капельки. Все в порядке, она чувствует себя вполне сносно, чтобы добраться до дома самостоятельно. Эта больница не так далеко от ее дома, так что Белль решительно вознамерилась пройти это расстояние пешком. Здешний запах угнетает, а бледно-голубоватые стены заставляют чувствовать себя странно тоскливо и… брошено. Белль довольно быстро находит выход, автоматические двери разъезжаются в стороны впуская Белль в шумный вестибюль. Пол местами мокрый от подошв и сложенных зонтов людей, забежавших с улицы, Белль вспоминает какая погода царит снаружи, невесело подходя к револьверным дверям. Ладно, она все это заслужила, пусть это будет наказанием за ее абсурдную наивность. Белль решительно выходит из здания, тут же ощущая на себе промозглый ветер, и хлеставший по щекам дождь. Небо полностью затянуто тучами и, хотя на улице день, город выглядит серым и мрачным. Волосы и одежда промокают за пару секунд, Белль приходится сложить руки козырьком у лица, так как капли дождя настойчиво заливают глаза, тяжело оседая на ресницах. Она упрямо идет дальше, желая скорее покинуть хотя бы территорию больницы, как ее грубо дергают за руку. По инерции Белль круто разворачивается, едва не поскальзываясь. Над ухом тут же раздается грозный рык: — Какого черта? Что? Белль тупо уставилась перед собой, смаргивая частые капли воды с ресниц, пытаясь понять не мерещится ли ей. Но Баки стоит перед ней, слегка запыхавшийся, с почти разъярённым лицом, его непривычно короткие волосы топорщатся от влаги, быстрые ручейки стекают по грозному лицу. Белль слишком долго следит за очередной каплей, упавшей на его переносицу, огибающей прямой нос и юрко бегущей по заросшей щетиной скуле. Она замечает на его лице еще кое-что помимо злости. Волнение? — Почему ты здесь? — едва слышно, скорее задавая этот вопрос в пустоту, вздыхает Белль. — Куда ты собралась, черт возьми? — рявкает он, заставляя Белль вздрогнуть от его тона. Он не дает ей опомниться, снимая с себя кожанку и резво заставляя Белль просунуть руки в рукава. — Я думала ты ушел, — спешит оправдаться она, пытаясь скрыть насколько ей приятно чувствовать себя в окружении тепла его большой куртки, его запаха. На лице Баки проскальзывает искреннее непонимание и удивление. — Я был на стойке регистрации, а когда вернулся ты уже ушла, тебе на месте не сидится? — ворчит он. Белль виновато, поджимает губы, ей действительно, нечего сказать. Кроме того, что она идиотка. — В машину. Его «инструкции» предельно коротки и не предполагают никаких возражений. Грубо хватая Белль за предплечье, он бесцеремонно ведет ее за собой, так что она послушно идет следом, шлепая мокрыми босоножками по лужам. Хорошо, что дождь летний, это понижает вероятность того, что Белль заболеет после подобной прогулки. Интересно, а суперсолдат заболеть может? — Но… ты не обязан был ждать… — слабо протестует она. Баки крепче сжимает ее руку, они доходят до машины, и он рывком дергает ее в сторону, притесняя к кузову, чтобы встать прямо перед ней, снова слишком близко, вынуждая посмотреть на себя. — Считаешь я могу тебя тут оставить? Белль растерянно моргает, снова уводя взгляд. Да, она так считала, точнее… она бы поняла Баки, оставь он ее здесь. Ну, он же оставил ее, когда уехал со Стивом, когда решил, что их жизни больше не должны пересекаться, почему бы ему не оставить ее снова? Тем более, что все его чувства были не более чем наваждением. Их больше ничего не связывает, поэтому — да, она верила, что он мог оставить ее. Баки вдруг наклоняется ближе, заставляя Белль вздрогнуть, вжимая голову в плечи: — Я задал вопрос. Белль наконец поднимает на него хмурый взгляд, пытаясь выглядеть храбрее, чем она есть. — Не вижу ни одной причины, почему ты не мог бы этого сделать, — цедит она, дергая руку, высвобождаясь из его хватки. Баки рычит, хватая ее за подбородок, не позволяя отвернуться. Грубая кожа его перчатки, неприятно ощущается на лице, Белль мысленно скулит от досады, что это не теплая, шершавая кожа его ладони. — Неужели? — сардонически усмехается Барнс — Ищешь причины значит, была бы ты такой взыскательной, когда соглашалась пойти на вечеринку этого ублюдка. Белль возмущенно раскрывает рот, не сразу находясь с ответом. — Я… я не знала, что так получится… — она пытается оттолкнуть его руку от лица, но Баки неодобрительно рычит, сжимая пальцы крепче. — Как ты можешь быть настолько доверчивой, после всего что с тобой случилось? — Я просто пыталась поступить справедливо, — Белль ловит себя на мысли что не должна оправдываться, тем более перед Баки. Его вообще в этой истории быть не должно. — «Справедливо», — фыркает Баки, произнося это слово с особым пренебрежением. — Справедливости не существует, малышка. Белль на мгновение чувствует себя дезориентированной, от ласкательного прозвища, с нескрываемой нотой издевки в его тоне. Она совсем не знает, как говорить с таким Баки, он такой родной и чужой одновременно. — Н-не называй меня так… — Белль несдержанно толкает Барнса в грудь, она не знает зачем, потому что он едва ли шелохнулся. — И ты не имеешь права меня отчитывать! Баки не может оторвать взгляда от ее мокрых губ, этот проклятый дождь, словно в издевку, вездесущие капли воды скатываются по тонкой шее, исчезая за декольте прилипшего к ее коже платья, так плотно обхватывающего ее фигуру теперь. Словно наваждение, Баки жадно считывает каждое ее движение, это проклятая боевая привычка, но теперь она играет с ним злую шутку. Он замечает все: как хлопают ее мокрые ресницы, частое дыхание от чрезмерного волнения, из-за чего ее полная грудь высоко вздымается, пряди ее волос мокрыми змеями, так красиво облепили ее виски, лоб и правую щеку. Есть ли у него оправдание всему этому? Есть ли у него оправдание для Белль? На что он рассчитывает, высказывая ей все это, ведя себя подобным образом: следя за ней, волнуясь о ней, спасая ее, черт возьми, он действительно не имеет права ее отчитывать. Он вообще не имеет на Белль никакого права и никогда не имел. Похоже он молчит слишком долго, завороженно разглядывая, потому что на ее лице проглядывается недоумение и… о… ее щеки розовеют. Только дьявол знает, как сильно Баки это любит и каким слабым он становится, видя ее смущение. — Почему ты молчишь? — голос Белль нетвердый, она чувствует себя уязвимой и… смущенной. Баки не просто смотрит на нее, в своей обычной манере — пристально, сурово, изучающе. Он смотрит… вожделенно. Даже не пытаясь казаться менее очевидным, напротив, он настолько явный, что Белль чувствует, как горят щеки и сердце будто начинает колотиться в два раза быстрее. Она больше не может находиться рядом с ним. — Я… дойду до дома сама, не хочу больше доставлять тебе беспокойств. Белль пытается обойти Барнса, но он ловит ее за предплечье, резко дергая обратно, обхватывая лицо Белль руками и врезаясь в ее губы. Он целует ее голодно, страстно, размашисто, сразу же прижимаясь языком к бархатной, будто сладкой коже. Он не замечает, что низко, едва слышно стонет в поцелуй, от неописуемого блаженства, которое испытывает в эти секунды, в которых Баки хотел бы раствориться, чтобы остаться навечно. Боже, как сильно он этого хотел, с самого первого дня: как увидел ее мирно спящей в своей кровати, на улице при первой встрече, в гребанном лифте и вообще каждую чертову секунду, что они провели вместе за это, до смешного, короткое время. Этого все еще так мало. Необходимо больше, чтобы восполнить тот голод и тоску, что он испытывал пока был так далеко от Белль. Так сильно скучал. Бионической рукой обхватывает тонкую талию, он несдержанно толкает ее дрожащее тело к машине, вжимаясь в Белль плотнее, желая ощутить ее тепло через слой чертовой одежды. Он обхватывает ее и второй рукой, заключая в тиски, из которых теперь точно не выпустит, по крайней мере эти несколько жалких мгновений, что позволяет себе страстно любить ее. У Баки голова идет кругом, когда она позволяет ему просунуть язык в ее рот, он несдержанно издает глухие рычащие звуки от восторга, от того насколько мягкое и податливое ее тело в его руках. Белль теряет все мысли, абсолютно до единой. Баки уничтожил ее возможное намерение к сопротивлению своим напором, он просто не оставляет ей выбора, и она позволяет ему все. Исступленно целовать, слизывать капли воды, жадно кусать и терзать ее губы, сжимать свое тело в удушающей, собственнической хватке. Почему тяжесть и твердость бионики на талии кажется такой правильной? Почему его грубый и яростный пыл, делает ее такой слабой и податливой, она должна возмутиться, оттолкнуть его, бежать от него как можно дальше, что конечно было бы абсолютно невозможно. Ведь Баки найдет ее везде. Руки Белль, словно управляемые кем-то еще, точно не ей, ложатся на его лицо. Она оглаживает колючие щеки, острые челюсти, виски и зарывается пальцами правой руки в короткие, торчащие пряди его мокрых волос. Это не сон, Баки правда здесь и… И что ей теперь делать?