***
тэ очень трепетно относится к их годовщине. два месяца — для него это значит слишком многое. и пусть юнги вчера вернулся поздно, от него разило алкоголем и сексом, тэ вымучено улыбается самому себе в зеркало и делает глубокий вдох. хотя бы юнги возвращается. падает на соседнюю подушку и во сне не возражает, когда тэ прижимается к его спине и воображает, что это взаимно. он знает, что шуге он вообще на хер не упал, что ещё со школьных лет тот сох по независимому чимину, но пусть лучше иметь его так — безответным, холодным, — чем не иметь его вообще. настолько тэхён его любит. любит так, что позволяет разбивать себе сердце снова и снова без никакой починки. «тэ, ты должен бросить его. это же нездоровые отношения.» — кук-и, он делает меня счастливым. как я могу его бросить? он глубоко одинок в своих убеждениях, и нет никого, кто поддержал бы его. «где ты там счастье разглядел? в том, что, во время того, как вы трахаетесь, он стонет имя чимина? или как проводит дни невесть где, заваливаясь к тебе в квартиру лишь для ночлега?» чонгуку не понять. он никогда не был так влюблён. так сильно, что готов отдать всё. тэхён ждал долго и послушно. тэхён верил, что однажды юнги будет с ним. и теперь, когда это случилось, все так рьяно настаивают на их расставании… — я должен идти. у нас сегодня годовщина. мы два месяца вместе. пока юнги не вернулся, мне нужно доготовить ужин. у чонгука хватает ума не взболтнуть ещё что-то из жестокой правды, типа: «ага, если он вообще вспомнит». и если бы он это сказал, то оказался бы совершенно прав. юнги не просто не помнит о такой мелочи. он залетает в квартиру на три секунды и заговаривает с тэ лишь потому, что тот встречает его в дверном проёме с бутылкой вина. — я сегодня не вернусь. может, и завтра. у чимина какие-то проблемы. я ему нужен, — он встряхивает своей рыжеватой чёлкой, рассматривая бутылку в руках тэхёна, но никак не побледневшее лицо тэ. — а это ещё зачем? — да так. просто… в этот момент где-то в мире один чонгук молвит: «я же тебе говорил». юнги даже не прощается, не целует его, как это бывало раньше. тэ едва держится, чтобы не расплакаться, квадратно и широко улыбается юнги в спину и желает удачи. — какое же ты ничтожество, — обращается он к себе минутой позже, рассматривая себя в зеркале ванной комнаты. — мелюзга.***
тэ сам по себе не курит, но выветрить свою квартиру от вредной привычки юнги уже не удается. юнги никогда не поднимает на него руку, и это то, в чём он уверяет чонгука. юнги предпочитает вербальные оскорбления, которым тэ предпочел бы получить по лицу. раны могут зажить, пройти, но сказанные слова надолго будут прокручиваться записью в его голове. «тэ, вы же совсем разные, и от этого страдаете, разве ты не видишь? он же убивает тебя!» — кук-и, успокойся. сегодня мы с ним помирились, и у нас был восхитительный секс. хён пообещал больше не уходить так надолго». «тэ, ты хоть себя слышишь? чимин боится за тебя». и чего здесь бояться? юнги никогда не сделает ему больно физически. физически он делает ему только х о р о ш о. «ты почти эмоционально выгорел из-за него. пожалуйста, просто оставь его. просто… хён, это никакое, блять, не счастье, когда вы оба ведёте себя так». — мне нужно идти. юнги вернулся. тэ научился не задавать вопросов, когда юнги приходит таким: накрученным, с разбитыми костяшками, пыхтящим от ненависти. наверняка опять разделывался с очередной «проблемой» чимина… тэ лишь молча идет за аптечкой, а затем приобнимает юнги со спины, целуя его в белокурую макушку — чимин считает, что белый цвет юнги идет больше, поэтому только так теперь он и красится. и знает же, блять, что ни объятия, ни его слова, юнги не нужны, и всё равно шепчет между поцелуями в затылок: — я рядом. я всегда с тобой.