О верности говорят вполголоса

Сурибачи – стихийно возникший после взрыва, случившегося по неизвестным причинам, городок. Японское общество, несмотря на эпоху глобализации, остаётся глубоко подверженным традициям. Японский менталитет зачастую оказывается непонятен иностранцам. И одна из особенностей национальной культуры породила традицию, которая у европейцев вызывает, мягко говоря, недоумение. К началу XXI века ритуальные самоубийства по причине утраты чести происходили реже. Но всё равно Япония висела в первых строчках мировой статистики. Что говорить, если одной из жутковатых достопримечательностей страны считался Лес самоубийц? Однако даже среди людей, воспитанных в культуре, где потеря чести считается хуже смерти, не каждый способен убить себя. И тогда те, кто не могут продолжать жить в обществе и не могут совершить самоубийство, просто уходят. Они считаются без вести пропавшими, со временем объявляются погибшими, но продолжают жить без прежнего имени в городах, подобных Сурибачи. Так что в городе-котловане вопреки убеждениям жили не только якудза и беспризорники. Селились здесь и те, кому некуда было идти, жили люди, не справившиеся с социальными ожиданиями и рассматривающие такое существование как искупление. Всё это не делало город абсолютно безопасным: преступления здесь совершались гораздо чаще, чем в Йокогаме, да и расследовала их обычно не полиция, а банды и организации, подобные той, лидером которой был Чуя. И девочке, идущей на шаг позади него, ещё только предстояло познакомиться с законами этого странного и чуждого ей социума. Впрочем, для неё сейчас любое явление казалось странным. В возрасте, стремительно приближающемуся к третьему десятку, верить в чудеса, конечно, можно, но иногда банально некогда. Мечты о превращении в волшебную фею, которая непременно спасёт мир от какого-нибудь злодея, постепенно сменились мечтами об экзаменах, чудесным образом написанных на отлично без всякой подготовки, а потом и более приземлёнными размышлениями о том, что на ужин дома опять ничего нет и нужно либо перекусить в каком-нибудь кафе, либо убить несколько часов на готовку. Чаще всего решение принималось не в пользу домашней еды – было жалко времени, а сроки на работе горели. Выходные всё же отводились под воодушевляющее погружение в другие миры, но гораздо более прозаичным способом – чтением книг или просмотром сериалов. И, посмеиваясь, она думала, что, к счастью, в реальной жизни никаких попаданий не случается. Реальная жизнь имела по этому поводу своё мнение. – Эй, – окликнул её Чуя, который и посвятил её в детали существования Сурибачи. – Так как тебя называть, малая? «Как тебя назвать?» – тот ещё вопрос, предполагающий множество вариантов ответа. На самом деле, весьма великодушный, позволяющий и соврать, и сказать полуправду. Но… Правда в том, что она оказалась в этом мире крайне удачно и неудачно одновременно. Она открыла глаза в день, когда её переправляли в приют. Задремала в автомобиле настоящая хозяйка тела, а открыла глаза уже она. Удачно, что её никто не знал в новом месте обитания – не возникло вопросов о нетипичном поведении. Да и слёзы, прорывающиеся по ночам, и удивление от быта сирот, и робкие вопросы списали на смену обстановки. А почему неудачно? Что ж, когда она только осознала и приняла произошедшее, решила, что будет сложно, но она вырвется. Японский, который она изучала скорее для себя, чем для работы, теперь звучал как родной, у неё был опыт взрослой жизни и понимание необходимости связей. Она готова была пахать, угождать учителям и воспитателям, лишь бы после вернуться к нормальной жизни. Но все эти мысли испарились, когда она поняла, что за внешне благочестивым фасадом скрывается что-то незаконное. Жестокое обращение, крысятничество между детьми – всё это и близко не казалось неразрешимым по сравнению с той ситуацией, в которую она угодила. Возвращаясь к вопросу об имени… за всё время она так ни разу и не услышала его. В приюте обращались по фамилии. Называть своё настоящее имя сейчас – слишком выделяться из толпы японцев. А если переводить дословно… «Марина» значит «морская». Маритаими? Слишком длинное имя для малявки, какой она стала. Чуя, разумеется, не знал, что поставил свою спутницу в тупик этим вопросом. Зато видел её реакцию. Девочка взглянула на него исподлобья, нахмурилась: – Ну, зови Мари. Чуя хмыкнул, подозревая, что ему сейчас назвали какое-то прозвище, но кивнул: – Ага. А меня зовут Накахара Чуя, – он засунул руки в карманы, считая ритуал знакомства наконец законченным, и снова не обратил внимание, какую реакцию вызвали его слова у девочки. Та замерла на мгновение, потрясённым взглядом глядя ему в спину, и беззвучно выдохнула: – Накахара Чу-уя? – потом встряхнулась и поспешила за своим провожатым, уже смутно подозревая, с кем из его банды вот-вот познакомится. Издалека Сурибачи был похож на свалку – строительный мусор, обломки зданий, нагромождение чего-то, во что и вглядываться не хотелось. Девочка передёрнула плечами – она думала, что знала, на что соглашается, думала, что альтернатива в виде приюта её пугает больше, но теперь снова задумалась, не стоит ли хоть попытаться попасть в йокогамский приют, объяснив, почему сбежала из первого. Но одна мысль об этом заставила обхватить себя за плечи, чтобы сдержать нервную дрожь. Вспомнилось обещание найти «мелкую тварь», стоит ей только показаться в городе, и устроить ей «райскую жизнь», подслушанные разговоры старших девочек, что самые красивые выпускницы куда-то пропадают. Если это не просто совпадения, то подобная система не то, с чем может справиться ребёнок её возраста. А вероятность велика. Господин, к которому привёл её директор, похоже, был очень уважаемым и богатым человеком. Так стоит ли возвращаться, если участь, её ожидающая, может оказаться даже хуже, чем беспризорничество в компании подростков? Чуя, на удивление внимательный, пусть даже демонстративно на неё не глядевший, кажется, понял охватившую тело дрожь по-своему: – На это всё не смотри, – негромко заметил он, – там дальше устоявшие после взрыва стены зданий. С разбитыми окнами мы разобрались, так что у нас тепло. Мари в его куртке покачала головой, сдержав пока вопрос, как они справляются с отсутствием отопления. Или с необходимостью помыться, например. Но от мысли, что не придётся жить в доме "из говна и палок" несколько полегчало. По сторонам смотреть все равно не хотелось, но девочка пыталась найти хоть какой-то ориентир, чтобы знать, как сваливать в город при случае. Получалось откровенно плохо, Мари представить не могла, как здесь ориентируется Чуя, но тот шёл уверенно, не обращая внимания на редких встречных, быстро исчезавших с их пути. Видимо, и правда, было что-то в его обещании защищать Мари, пока он рядом, раз откровенно бандитской наружности мужчина, завидев Чую, поспешил свернуть на другую тропку, проложенную через горы мусора. Всё это, чем дальше, тем больше напоминало ей одну слегка подзабытую историю. Про альтернативный мир и людей со сверхспособностями, про Отдел по контролю эсперов и преступные организации, заинтересованные в вербовке таких людей. И Мари мысленно добавила ещё один минус к предложению Чуи – если всё правда, банду Накахары ждёт не слишком приятное будущее. Хотя, с другой стороны, это были последствия их выбора. А с третьей, Йокогама, как ни смотри, через сколько-то лет станет весьма и весьма опасной для обычных людей. Впрочем, никто не говорил, что в остальном мире лучше. – Пришли, – объявил парень, отвлекая от размышлений над этим мысленным кубиком-рубиком, где полностью подходящего решения попросту не было и каждая сторона складывалась из минусов и плюсов, – Держись за мной, – приказал Чуя, будто она куда-то собиралась идти. Но Мари кивнула и придвинулась ближе. Чуя хмыкнул на внезапно образовавшийся хвостик. – О, Чуя вернулся! – заметили его появление. Какой-то пацан с ёжиком волос и колечком в носу подбежал поближе. – А парни уже тоже… пришли. Кто это с тобой? – Новенькая, – лаконично отрекомендовал Накахара. Бросил взгляд на девочку, сделавшую один шаг назад, и, видимо, чтобы не сбежала, взял за руку. Так они и вошли на территорию праздновавших удачный рейд Овец. И ни один человек ещё не знал, что несколько лет спустя так они её и покинут. Вместе.