Жадный до впечатлений процессор отмел случившийся непонятный разговор на задний план, оставив его неприятным сгустком клубиться где-то на задворках оперативной памяти. Оптике предстало другое
новое и Родимусу оставалось только упиваться этим
новым.
Изнутри Арена была похожа на отдельный самостоятельный мир, в котором всё жило и двигалось по своим прописанным неизвестно кем и когда законам.
Пытаясь записать на оптику как можно больше визуала, чтобы посмаковать позже в тишине и одиночестве — и может быть поделиться с кем-то, но кем? Он находился на незаконном мероприятии в компании нарушающих закон мехов. Или для них иаконское право было таким же далёким как для тех же закрыто живущих сикеров?
Новое знакомство подарило ему неожиданные преимущества: Родимус сомневался, что у кого-то было такое же козырное место, как у него сейчас. Лучший обзор был, пожалуй, только у мехов в располагающейся на диаметрально противоположной стороне арены ложе, занимающей добрую пятую часть её окружности. Со всех сторон её окружали ровные стопки трибун, полностью оккупированные зрителями, на самом верху над ними было пространство без сидячих мест, тем не менее, забитое под завязку.
Ряды трибун очерчивали небольшие дуги по окружности арены, составляя отдельные секции, которые в месте стыка соединялись огромными балками, на широких вершинах которых могла бы поместиться небольшая группа механоидов. На одной из таких и находился сейчас Родимус, поражённо рассматривая живые волны наполнивших — и продолжающих наполнять — Арену кибертронцев.
Хаулбрейкер притащил его сюда, обещая невероятное, и он не соврал. Здесь его поджидали ещё несколько персон сомнительного вида, которые не обратили на его яркого спутника ровно никакого внимания. Возможно, для Хаулбрейкера таскать сюда понравившихся ему мехов было в порядке вещей, Родимус об этом сейчас не думал, в какой-то момент он вообще забыл кто он и с кем.
Разговоров за своей спиной он почти не слышал, рёв вокруг стоял оглушительный. В первые клики мех ещё пытался откалибровать аудиосенсоры, чтобы различать хоть что-то, но быстро бросил это дело. Тут надо было смотреть, а не слушать.
Ещё поднимаясь на лифте на самый верх колизейных стен, Родимус получил некоторые начальные знания о том, как тут всё устроено. На подии заседала городская администрация — наверно какая-то незаконная самопровозглашённая организация, или криминальный синдикат, подумалось ему, — выше несколько десятков рядов для горожан, для состоятельных, для тех кто мог сделать ставки, выше сидели те, кто пришёл исключительно ради зрелища и смог придя заранее получить возможность лицезреть всё в живую, а не в плохо обработанной трясущейся записи. В самом верху стоячие места занимали самые беднейшие механоиды, из-за долгов лишённые некоторых прав, а также интерботы, работники плавилен, бывшие заключённые и… Жадный гибкий ум пытался впитать всё, что ему давали, но расшалившаяся в груди искра, жаждущая приключений и адреналина, вспыхивала так ярко, что порой заглушала собой логические процессы, не давая ему нормально обработать услышанное. Много ворн он не был так взволнован.
Над плечом навис его новый знакомый, и Родимус на секунду отвлёкся, чувствуя, как тот сканирует его взглядом. Что-то оранжевому суперкару подсказывало, что он себя раскрыл, и его опасения усилились, когда Хаул наклонился ближе к его аудио:
— Вот ответ на мой вопрос.
Проследив за его взглядом, Родимус неверующей оптикой уткнулся в роскошно обставленную ложу. К удобно расположившемуся на кушетке восианскому принцу присоединился последний механоид, которого он ожидал здесь увидеть.
Нет, какие уж там сенаторы.
Сам Сентинел Прайм. При параде, в накладном сверкающем золотыми узорами доспехе, чей более тёмный цвет оттенял настоящую красную броню лидера, сложно устроенный шлем спереди был как обычно прикрыт забралом, не тем что заслоняло лицевые пластины Прайма каждый цикл, не закруглённое, а угловатое, покрашенное в чёрный цвет. Спокойная
знакомая оптика над ним выглядела пугающе.
Пока в процессоре Родимуса ломался шаблон, Сентинел оглядев развалившегося по-королевски Старскрима и, что-то ему сказав, прошёл к краю ложи, опёрся сервоприводами на перегородку и стал видимым для всех, кто собрался на Арене.
Вот так значит? Для них это что ли в порядке вещей?
Совершенно потерянный, он обернулся к Хаулбрейкеру и тот снисходительно похлопал его по плечу.
Распускать нюни времени не было. Пора было действовать.
Взяв себя и свои лицевые пластины под контроль, Родимус выдал столько вопросов разом сколько смог придумать (и сколько хотел задать, если честно), белый колёсный даже замахал на него манипулятором, как будто пытаясь осадить.
Выбрав самый для него интересный, он повёл:
— Не знаю как ты, но я вижу Праймов не каждый день, но ты, как я посмотрю, удивлён гораздо больше меня. Скажи, — он придвинулся ближе, почти прижимаясь к оранжевому боку, и продолжил, — будь у тебя во владении самый мощный боец на планете, ты бы не бросил все дела, чтобы посмотреть, как ему снесут голову или… как он снесёт её кому-то другому?
— В смысле во владении? — слово неприятно соскользнуло с глоссы.
— Да я образно. — Родимус облегчённо выдохнул. — Здесь речь идёт скорее не о хозяине, а о спонсоре.
Значит, у Сентинела есть гладиатор, то есть… он спонсирует гладиатора. Праймусе, зачем? Это ему ещё предстояло выяснить.
Хотя казалось что это невозможно, толпа загалдела ещё громче, и Родимус заметил, как со всех сторон на разных уровнях захлопывают двери, впустившие недавно по меньшей мере тридцать тысяч зрителей, меха позади него начали возбуждённо толкаться, Хаулбрейкер тоже встрепенулся и поминутно проверял что-то на датападе.
В ложе тоже было какое-то движение. Наплевав на приличия, Родимус увеличил зум и поближе рассмотрел её оккупантов. Теперь, кроме Сентинела и Старскрима, там было ещё двое хлипких колёсных, принёсших на подносах энергон, судя по цвету, разной степени зарядки, точно с такого расстояния было рассмотреть сложно.
Властным движением кисти отпустив кого, слуг?, Сентинел подал Старскриму руку, но тот замотал шлемом, поднимаясь вместе со своим громоздким, скрывающим половину корпуса плащом на ноги самостоятельно.
Он чинно прошёл к краю ложи и, почти перегнувшись через балкон, осмотрел освещённую яркими прожекторами Арену, на которой было светло как днём. Закреплённые на свисающем с центра ажурного потолка перевёрнутом конусе зажглись экраны, после бело-синих строчек кода начавшие транслировать песок арены.
Раздался оглушительный звуковой сигнал, похожий на высокую ноту, издаваемую каким-то древним духовым инструментом, и все зрители вскочили со своих мест, устремляя взгляды к поднимавшейся в одном из концов бойцовой ямы решётке и рукоплеща появившемуся в проходе меху.
Огромные серо-металлические плечи и широкий торс привлекали к себе внимание в самых разных смыслах, но Родимус до этого видел мехов и повыше и покрупнее и даже был с ними — с ним точнее — близко знаком, и к этому привлекало внимание совсем иное, даже с высоты его положения он мог различить яростно пылающую красную оптику, разгоревшуюся ещё ярче в ответ на восхищённые выкрики толпы. Пройдя в центр арены и подняв в воздух два широких меча, мех два раза не спеша обернулся вокруг своей оси, словно давая себя рассмотреть, и устремил огненный взгляд на ложу. Оттуда он получил точно такой же, только прищуренный, загадочно разливающий алый свет по раскрашенным лицевым пластинам, от почти перевесившегося через ограждение сикера.
На огромном табло, делившем пространство рядом с экраном, крупным планом транслировавшим словно выточенные из камня грубые черты лицевой гладиатора, появился написанный большими глифами позывной и ещё более крупный номер.
Мегатрон #424
Звуковой сигнал повторился и было чуть успокоившаяся толпа снова взорвалась криком, свистом и аплодисментами. Пристальное внимание Мегатрона тут же переметнулось от ложи к вырисовывавшемуся в проходе, через который прошёл он сам, силуэту.
Старскрим, снова отзеркалив позу Сентинела, опёрся серво о перегородку, а после и вовсе выпрямился, демонстрируя идеальную осанку, повыше вздёрнул крылья и запахнул посильнее плащ. Сентинел наклонился к нему поближе, видимо, надеясь переорать толпу, сикер даже не посмотрел на него и нахмуренно уставился на выходящего из прохода крупного механоида.
Рогатый шлем вздымался как минимум на голову выше дурацкого, похожего на ведро шлема Мегатрона, и весь его угольный корпус выглядел крупнее, но оттого казался более неповоротливым. Родимусу было даже интересно, как эти две махины умудрятся устроить из своего боя шоу.
Не успел он взглянуть на табло, как его застиг голос Хаулбрейкера, довольно потиравшего сервоприводы:
— Бывший чемпион вашего Прайма. Последний шанс вернуть себе титул.
Первая часть фразы была проигнорирована — он и сам теперь сомневался, чьим Праймом был Сентинел — сейчас его волновало совсем иное.
— Бой не насмерть? — надежды было мало, но Родимус всё же спросил. Его собеседник только ухмыльнулся и подался в пространные объяснения о правилах, принципах набора очков и становления чемпионом, из которых Родимуса заинтересовала только концовка.
— …у них с Вигором личная вендетта, активно продаваемая массам. В независимости от результата, толпа жаждет увидеть, как они порвут друг друга на запчасти. Хотя конечно дело не в их соперничестве, тут замешаны более высокие ставки, которые никак не связаны с моей работой, — добавил он со знающей полуулыбкой и помахал датападом.
Родимус снова сфокусировался на двух обитателях ложи, разглядывающих своих гладиаторов.
Экран демонстрировал лицевые обоих бойцов, и Вигора, потрясающего в воздухе горящей энергоновым лезвием секирой и ревущего в ответ толпе, и Мегатрона, мрачно ухмыляющегося иногда посматривающему на него оппоненту. На табло появилось
Вигор #011, и всё вокруг немного затихло, словно все задержали цикл вентиляции в ожидании начала боя.
Хаулбрейкер взглянул на Сентинела, словно ожидая, что именно он даст добро начинать. Прайм же не двигался с места, только повернулся, чтобы взглянуть в лицевую своего спутника, Родимус видел, как его голубые окуляры засияли ярче, в то время как тёмное лицо сикера исказилось от непонимания.
По Арене в третий раз пронёсся звуковой сигнал.
Хлопки и вскрики почти стихли, зрители, удивлённо переговаривались между собой и тыкали пальцами в сторону третьего участника, ступившего на песок из тени внутренних помещений.
***
В аудиосенсорах сильно шумело, всё вокруг как будто слилось в непонятную какофонию из образов, звуков и световых вспышек, причём настолько всепоглощающую, что Старскрим едва слышал собственный доказывающий что-то голос. Он всё порывался взглянуть вниз, на песок арены, усеянный металлической крошкой разбиваемой вдребезги брони, прозрачными осколками оптики и выбитыми дентапластинами и другими запчастями его – ЕГО – гладиатора, отступающего под превосходящей силой двух недобитых ржавых громадин, самое место которым уже давно на свалке. Он всё порывался, но ядовитая синяя оптика Сентинела, не оправдывающегося, не сожалеющего, верящего всей искрой в свою правоту и невиновность, никак не отпускала его.
На каждое обвинение сикера, тот находил настолько логичный контраргумент, что Старскрим, невольно чувствовал, как это затыкает ему рот и почти магическим образом убеждает его в правоте Прайма.
Первоначальное «Как ты посмел притащить сюда этот кусок металлолома!?» казалось уже почти забытым, далёким, неважным.
Его аргументы теперь ничего не стоят, бой начался ещё два брийма назад, и предсказуемо приближался к приятной для Сентинела концовке. Оставалось только как всегда сделать вид, что всё в порядке, что он принимает внезапно изменившиеся правила, что не замечает карточного шулера прямо перед носовым конусом. Оставалось только попытаться сохранить лицо.
Оторвавшись от расплывающейся холодными огнями синей оптики, Старскрим как можно более равнодушно заглянул за бортик ложи и почувствовал, как искра разрывается от тоски и несправедливости, а процессор от чёрной обиды.
Когда-нибудь придёт его черед устанавливать правила.
***
С невероятной силой единственный оставшийся у серого меха клинок столкнулся с горящей адским пламенем секирой его огромного оппонента, мощь удара раскрошила края оружия, сверкающими в свете софитов осколками разлетевшимися в стороны, медленно, словно время вокруг застыло, опадая на взрытый песок арены и изувеченный уродливой рваной раной серый честплейт.
Двумя бриймами ранее…
Атена #054
Новый позывной, неожиданно для всех мигнувший на табло на стороне Вигора, привёл зрителей в неистовство. Как Родимус не пытался выделить в общем рёве хоть одно превалирующее настроение, у него ничего не выходило. Со всех сторон слышались то громкие аплодисменты и одобряющие крики, то недовольный свист и несогласные возгласы. Непрекращающееся удивлённое бормотание и аханье Хаулбрейкера в коммуникатор под самым аудиосенсором оранжевого суперкара окончательно сбило его с толку, и он почти пропустил оглушительный глубокий гудок, возвещающий о начале боя.
Когда огромный корпус Вигора с неожиданной скоростью бросился прямо на Мегатрона, из процессора Родимуса вылетели абсолютно все мысли кроме одной: увидеть как можно БОЛЬШЕ. Сам того не замечая он подбежал к самому краю импровизированного помоста и упав на одно колено, увеличил зум на максимум, полностью игнорируя транслирующие бой крупным планом экраны прямо напротив того места, где он находился.
Мегатрон увернулся от удара, очевидно снесшего бы его шлем с плеч, с такой неожиданной лёгкостью, что захватило дух. Следующие несколько уворотов от секиры противника были не менее впечатляющими. Родимус никогда не видел, чтобы меха так двигались, особенно обладая столь внушительными размерами.
Не успел серый гладиатор взмахнуть, наконец, своими мечами, чтобы перейти в атаку, сзади к нему подобрался третий лишний участник их боя, некий Атена, выглядящий не так представительно как два другие бойца: столь же огромный, но плохо покрашенный и какой-то весь перекошенный. Двигался он тоже довольно дёргано, и Родимус заключил, что, несмотря на впечатляющую силу, с которой он отбил клинок обернувшегося к нему Мегатрона своим, он служил не более чем отвлекающим манёвром.
Едва Мегатрон отразил его атаку и даже более того, залепил рукоятью левого клинка прямо по чужой лицевой, искривив безобразно носовой конус, как с другой стороны ему прилетело тупым концом секиры Вигора прямо по виску. Это было невероятно, но гигант устоял на ногах. Пятясь назад от двух продолжающих наступление противников, он небрежно утёр стекающую из-под шлема фиолетовую жидкость.
Первый пролитый энергон привёл толпу в восторг. И Родимус не остался в стороне.
В ярко-вспыхнувшей голубой оптике отразился новый выпад рогатого механоида, беспощадно наступавшего на отбивающегося с не меньшей яростью Мегатрона, с другой стороны его снова начал теснить сверкающий отполированной сталью клинок Атены.
До затуманенного адреналином процессора медленно, но верно начало доходить, почему бои имели такую дикую популярность. Напичканным электроникой нутром молодой сенатор чуял, будто сам является хозяином бьющихся внизу гладиаторов, будто они сражаются не для него, а ради него, и запоздало осознал, что то же ощущает каждый зритель на арене независимо от количества шаниксов в субкармане — каждый ощущает власть на этих трибунах, пока внизу на окропленном энергоном и маслом песке трое сражаются за право продолжить функционировать.
