hunger

Кажется, эта неделя была бесконечной. Бесконечно долгой, бесконечно тяжёлой, бесконечно утомительной и бесконечно голодной. Во всех смыслах этого слова. Устроившись головой на плече спящего Тэёба, Укджин перебирает пальцами его прохладную ладонь, и думает о том, как она похудела, как редко он её касается в последнее время. Такие две совершенно неуместные рядом друг с другом мысли: физический голод и телесный, но- Они едут домой с практики, а за окном свежая ночь, мимо проносятся яркие огни полуночного Сеула, тёмные силуэты деревьев. По другую сторону от Тэёба устроился Сонхо, облокотившись о стекло окна — кажется, спит, а остальные ребята на местах cпереди. Все так устали, что кто-то дремлет, кто-то зависает в телефоне, но ни у кого язык не ворочается что-то сказать. У Укджина сердце вдруг болезненно ускоряется, когда Тэёб сонно кутается в куртку поплотнее и утыкается носом в его макушку. Вдыхает поглубже сквозь сон и — Укджин точно знает, чувствует — улыбается. Это мило. Телесный голод… физический… они поют о страсти, любви, познании и принятии себя, а сами не успевают поесть больше, чем раз в день, ну и про личную жизнь можно забыть примерно в девяти случаев из десяти. Это грустно и обидно, аж хочется встать, топнуть ногой, насупившись, как в детстве, и выругаться, что пора что-то менять. Но ведь они сами выбрали эту жизнь — и на самом деле, живут неплохую её версию. Укджин даже улыбается своим мыслям — зато драгоценные минуты близости ощущаются невероятно остро и трепетно. Пока никто не видит, он подносит ладонь Тэёба к губам и медленно целует тыльную сторону, продвигаясь к костяшкам пальцев, чтобы потом поцеловать каждый каждую из них. Тэёб смешно сопит ему в волосы, вероятно, проснувшись, но Укджин слишком взбудоражен, чтобы прекратить. — Что ты делаешь? — Тэёб мурчит шёпотом, но руку не убирает. Склоняет голову, только чтобы заглянуть в хитрющее лицо рядом. — Целую твою руку, — также шёпотом и совершенно беззастенчиво отвечает Укджин. — Это я вижу, но… — он замирает и громко сглатывает волнение, когда Укджин касается языком венки на запястье. Что творит, чертяка. — Ты неисправим, ты знаешь это? — Да-а-а, — Укджин широко улыбается и счастливо жмурится, отрываясь от поцелуев. Тэёб переплетает их пальцы, а после и вовсе опускает руку — от греха подальше. — Чем вы там занимаетесь? — с ворчливым интересом спрашивает Кюбин, перегибаясь через сиденье, и тем самым привлекает внимание ещё и Джисона, который, судя по ну очень многозначительному взгляду, всё понимает и без слов. — Ничем, — Укджин невинно хлопает глазами, и Тэёб, хихикнув про себя, добавляет: — Абсолютно ничем.

***

Им удаётся попасть в ванную первыми — мол, «мы быстро, и вообще вдвоём, так что экономия времени и воды, все дела, ну пожа-а-а-а-луйста», и этот спектакль устраиваемый каждый раз гиперактивным Укджином, уже больше смешит, нежели кого-то удивляет. Да, впрочем, никто и не против, только Чжунхён подначивает: — Не увлекайтесь слишком! — но Сонхо дёргает его за рукав, хотя сам ржёт в кулак. Мемберы отправляются на кухню за долгожданным ужином, а Укджин затаскивает сонного Тэёба в ванную и запирает за ними дверь. — Как ты, хён? На лице уже ни следа от прежней улыбки — жизнерадостность слетает и остаётся только тревога за любимого человека. В холодном свете ванной комнаты кажется, что Тэёб совсем бледный, вот-вот в обморок упадёт. Укджин гладит его по щеке и терпеливо ждёт ответа, когда тот соберётся с мыслями. — В порядке, в порядке… тебе не стоит так за меня волноваться, Укджин-а. — А вот и стоит, ты совсем мало ешь. Сейчас немного тебя в порядок приведём, а потом поужинаем, ладно? Тэёб равнодушно пожимает плечами, неопределённо качая головой. Он сегодня встал раньше всех, прибрался, пока остальные мемберы спали, и приготовил кофе. Неудивительно, что теперь он больше всех измотан, ведь единственный приём пищи был аж девять часов назад на обеде. Укджин вздыхает, быстренько целует его щёку и подталкивает к душевой кабинке: — Давай я помогу тебе раздеться. — Я сам могу, эй. — Я знаю, — Укджин произносит тихо и кладёт руки на его плечи, аккуратно прислоняя корпусом к стиральной машине, — знаю, я просто хочу. От этого хочу мурашки под кожей и жар на щеках. Тэёбу не остаётся ничего, кроме как повиноваться, когда родные ладони напористо разминают ноющие плечи. Он прикрывает глаза и позволяет себе насладиться моментом. Перед тем как стянуть пропахшую дезодорантом, потом и тренировочным залом толстовку, Укджин целует его. Так невинно, в соответствии с его статусом макнэ, но именно эта невинность им больше всего нужна сейчас. Уютное маленькое напоминание, что они есть друг у друга, что всё хорошо, все в безопасности и здоровы, что они будут выступать полным составом, что Укджин по-прежнему любит Тэёба, а Тэёб — Укджина, и что они всё преодолеют. Эта маленькое спокойствие, безопасность — как дома, как в детстве, — через аккуратное прикосновение губ. Толстовка оказывается отброшенной на поверхность стиральной машины, и Укджин целует выпирающие над воротом футболки ключицы, продолжая расслабляющими движениями гладить Тэёба, касается его ушей, пробегает кончиками пальцев по шее, гладит грудь, забирается под футболку и аккуратно мнёт бока. Укджину хочется плакать от того, как Тэёб похудел… Да на самом деле, они оба. Период перед камбэком самый изнуряющий не только физически, но и эмоционально, потому что кто знает — вдруг их труды напрасны? — Ты о чём-то волнуешься, — Тэёб перебивает его мысли, касаясь спутанных волос. Хмурится, изучает лицо внимательно из-под полуопущенных ресниц. — Да нет… — Хёну виднее, — Тэёб вредничает, апеллируя к возрасту. Подумаешь, всего два года вообще-то. Ну, с половиной. — Как обычно, хён, — Укджин произносит последнее слово с нажимом, успокаивающе обняв ладонями лицо Тэёба. Оставляет на напряжённых губах поцелуй и снова забирается руками под чужую футболку, обводит пальцами выпирающие рёбра и гладит живот. — Я думаю о том, понравится ли им концепт? — Уверен, что да. Не переживай так, пожалуйста. Тэёб гладит его по щеке и улыбается одними уголками губ. Он ни за что не догадается, что Укджин больше волнуется не о реакции фанатов, а о том, чтобы его любимый человек сегодня поужинал, поэтому ничего не отвечает и снимает его футболку. Прохлада ванной комнаты уже пускает мурашки по коже, поэтому больше Укджин не медлит, помогает Тэёбу и раздевается сам, чтобы побыстрее согреться в душе. Когда струйки горячей воды путаются в тёмных волосах, огибают лицо и продолжают дальше путешествие вдоль изящного тела Тэёба, приятный румянец постепенно возвращается на его кожу, неестественно побледневшую от усталости. А Тэёб… такой красивый. Укджин с замиранием сердца рассматривает его расслабленное тело, изгибы, аккуратные родинки, синяки от практики. Он изучает Тэёба с таким внутренним трепетом, словно видит его в первый раз, но тут взгляд останавливается на члене, и Укджин смущённо отводит взгляд — будто бы он сам не стоит обнажённый, будто бы они не спали ещё никогда. Аж скулить хочется от эмоций. Глубоко вдыхает и размеренно выдыхает, приводя мысли в порядок. Щедро льёт на мочалку гель для душа, пенит её и принимается аккуратно растирать кожу Тэёба. Как же он, чёрт возьми, устал, если даже не сопротивляется, а всецело доверяется, поддаётся каждому движению, нежно, плавно, беззастенчиво. Хотя обычно Тэёбу едва ли удаётся скрыть своё невинно-искреннее стеснение рядом с Укджином. И маленькая улыбочка, подрагивающая теперь на его губах, выдаёт его. Укджин проходит мочалкой по груди и плечам, по спине, мылит волосы, улыбаясь, когда немного пены оказывается на кончике носа Тэёба, затем аккуратно её убирает и всё бережно смывает. Затем Тэёб делает всё то же самое с ним. Горячий душ действительно идёт на пользу, отрезвляет, смывая туман усталости, и он чувствует себя поживее, но оттого взгляд более цепкий, внимательный, и теперь уже черёд Укджина тушеваться от этой искрящейся хитрости в его зрачках. Аккуратно, массирующими движениями смывая пену с волос Укджина, Тэёб вдруг целует его — и хотя это совершенно неудобно, потому что вода повсюду, норовит попасть и в рот, и в нос, Укджин с удовольствием отвечает на поцелуй, ласково хватаясь за родную шею. Массирует пальцами позвонки и тянется ближе, вжимается пахом в его, и вздрагивает от чужого возбуждения. Боже. Язык Тэёба горячий, напористый вопреки тому, в каком состоянии он сам был ещё минут десять назад; его руки скользят по груди Укджина, задерживаются на сосках — пальцами он аккуратно сжимает их, что Укджин не сдерживается и глухо стонет ему в рот. — Я соскучился, — он бормочет Тэёбу в губы и толкает его к стенке напротив, чтобы включённый душ остался позади, не мешая им, но скрывая все посторонние звуки от внимательных ушей мемберов. Жарко, мокро, скользко, очень волнительно и трепетно, долгожданно и невероятно, Укджин льнёт к нему ближе-ближе, ловит с покрасневших губ «я тоже», бегает взглядом по хитрым лисьим глазам, и опускает руку вниз — туда, где самое желанное. Он наслаждается мягкостью кожи на животе, щекочет её чуть пальцами, пока Тэёб смещает фокус своего внимания на челюсть Укджина — прикусывает её так, слегка, чтобы следов не осталось, но чтобы его пальцы сжались на члене резче. Тэёб знает, что Укджина кошмарно заводят укусы, приправленные жаркими поцелуями, и спускается ими вдоль шеи, мурлыча что-то уставше-взбудораженное — от шума воды слова совсем не разобрать. Тэёб также опускает ладонь на член Укджина. Дразняще ласкает влажную кожу, сжимает яички, играет ими, вновь гладит член, особенно надавливая на чувствительную головку. Укджин глубоко дышит от этих манипуляций. Смотрит в потолок почти отчаянно, старается сосредоточиться на собственной руке, которая ласкает небольшой член Тэёба, приятно умещающийся в его ладони, дразнит пальцами устьице, а другой рукой пощипывает его соски, взрываясь миллионами искр от плавности манипуляций Тэёба над ним. — Ты можешь быстрее? — Укджин хнычет и отстраняется, ловит рукой Тэёба за шею, осторожно. Чувствует, как под тонкой кожей колотится сердце. Его волосы налипли на лоб и падают на глаза, что выглядело бы комично, не будь в контексте чего-то жаркого. — Мм… — Тэёб замирает, оставив недвижно ладонь на члене Укджина, — где твои манеры, Укджин-а? — Хён… — он сжимает его член, отчего Тэёб вздрагивает, — пожалуйста, быстрее. Укджин дрожащей рукой хватается за чужой затылок, резко притягивает Тэёба к себе и проталкивается языком в рот. Он еле удерживается на ногах, когда Тэёб, прекрасно зная, что творит, всего несколькими движениями подводит его к краю. Укджин, кончая, случайно прикусывает его губу, и царапает плечо, исступлённо доводя Тэёба до оргазма в ответ. На какой-то момент Укджин теряет связь с реальностью: горячий душ, шумно бьющийся об пол и крутящий счётчики воды, остаётся в прошлой жизни, мемберы, которые, вероятно, хихикают над ними, явно задержавшимися дольше нужного в душе, тоже исчезают, накопившийся в кабинке жар, паром осевший на стеклянные стенки больше не душит лёгкие, Укджина волной захлёстывает удовольствие сравнимое разве что-то с… да ни с чем, оно невероятное, это наслаждение от надёжных стройных рук рядом, которые придерживают его, когда он дрожа пытается ухватиться за гладкую плитку, этот по-доброму насмешливый шёпот ему в ухо, всё ещё дразнящий: «какой же ты горячий, Укджин-а», эти острые зубы, которые покусывают мочку, сперма Тэёба на его пальцах, это всё слишком. Он изголодался по этому. Укджин блаженно открывает глаза и приходит в себя только когда вода уже выключена, а сам он укутан в полотенце и сидит на прикрытой крышке унитаза. Тэёб вытирает свою голову полотенцем и улыбается ему: — Земля вызывает Укджина, приём. — Кажется, я немного отключился, — смущённо бормочет он в ответ и трясёт влажными волосами. — Можно и так сказать. Скорее задумался. Ребята нас уже заждались, так что может?.. — Да… да, — Укджин трясёт головой как щеночек, стряхивая туман, трёт переносицу, и добавляет, — только ещё один поцелуй напоследок. — Хорошо, — Тэёб присаживается на корточки напротив, кладя руки на бёдра, и целует. В этот раз совсем не невинно. И голод наконец-то утолён.