Мо Жань 3.0

Когда Чу Ваньнин очнулся, вокруг было темно. Во рту отдавало железным привкусом крови, грудь сдавливало что-то тяжёлое, словно кто-то навалился на него сверху и не давал дышать. Холодный ветер обдувал лицо, из-за чего становилось зябко и сыро. Кажется, недавно прошёл дождь. Чу Ваньнин провел рукой по земле, нащупывая едва проросшую траву. Ладонь мгновенно стала влажной, поэтому он отдёрнул руку и попытался вытереть её о свои одеяния, но это не помогло спастись от холода. Чу Ваньнин не знал, где находится. Всё тело ломило из-за недавней борьбы с учеником. Он привык называть его так, хотя уже давно осознавал, что того самого Мо Жаня, вероятно, не удастся вернуть. Стоило лишь прикрыть на секунду глаза, как в голове возникал образ императора, восседающего во Дворце Ушань и с презрением смотрящего на своих подданных. Он вёл себя так, словно все ему задолжали, и Чу Ваньнин предполагал, что рано или поздно Тасянь-Цзюнь вернёт этот призрачный долг. Каждое движение в его теле отдавало острой болью в плече, куда успел выстрелить один из стражников. Был приказ остановить бежавшего, однако, каким именно образом, никто не уточнял. Чу Ваньнин сомневался, что после такого ранения Тасянь-Цзюнь не сдерёт кожу с того наглеца за промах или за наглость, которую он проявил, целясь в его «игрушку». Юйхэн принял сидячее положение, ему было трудно дышать, поэтому он пытался делать это медленно и ограничился черепашьими движениями в сторону неприметного амбара где-то вдали. В сумерках это небольшое строение выглядело, как заброшенный сарай, куда хозяева сваливают весь домашний хлам. Подняться на ноги у него получилось не сразу, но спустя несколько неудачных попыток, Чу Ваньнин смог начать путь к своей цели. Похрипывая и прихрамывая, он подошёл ко входу. Ветер становился всё сильнее, дождь начинал накрапывать и через пару минут обещал полностью пропитать одежду. Дверь со скрипом отворилась, когда Юйхэн дотронулся до неё и легонько толкнул вперед. Внутри всё так же темно, но зато сухо и не слишком холодно. Собравшись с последними силами, он вошёл и привалился спиной к дверному косяку. Приподняв голову вверх и прикрыв глаза, Чу Ваньнин позволил себе отдышаться, но что-то тёплое постепенно пропитало его черные одежды, и он взглянул на руку. Кровь медленно сочилась из раны на плече и стекала вниз до самых пальцев. Алые капли уже попали на пол, но из-за темноты это было трудно разглядеть. В амбаре находилось несколько стогов сена, пара граблей и мотыг. Ничего, чем можно было согреться или укрыться, однако крыша над головой уже приносила радость. Будь Чу Ваньнин сейчас на улице, он бы уже давно околел. В то время, когда ему посчастливилось выбраться из Дворца, вот-вот должна была наступить весна. Он не планировал сбегать. Его целью было найти ответ, на волнующий его вопрос: «Как вырвать из груди Мо Жаня цветок ненависти?». Все зашло слишком далеко, ведь с каждым днём император становился беспощаднее. Злость одолевала его даже в те моменты, когда повара просто не добавляли в пищу больше специй, как ему было по нраву, за что получали самое высшее наказание — отсечение головы. Позже Тасянь-Цзюнь упорно старался развлечь себя чужими криками, устраивая разного рода казни себе на потеху. Он любил усесться на Платформе Шаньэ, где раньше происходил суд над провинившимися заклинателями, и с каким-то извращённым удовольствием наблюдать за тем, как кровь льется рекой прямо к его ногам. Голова начала кружиться ещё сильнее, во рту пересохло и Чу Ваньнин, не выдержав такой слабости, буквально рухнул на пол. Перед глазами всё двоилось, поэтому он зажмурился, пытаясь сделать картинку чётче, но, к сожалению, это не помогло. Ему не хватило пары шагов, чтобы добраться до стогов сена, когда темнота полностью затмила его сознание. — Как ты себя чувствуешь, Ваньнин? Тебе хорошо? Чу Ваньнин болезненно скривился, ощутив, как нечто большое вошло в его тело и безо всякого стеснения продолжило снова проникать внутрь всё резче и жёстче. Дыхание Тасянь-Цзюня было слишком громким и каждый раз сбивалось, когда его бёдра вплотную прикасались к ягодицам учителя. — Ну же, говори! Разве тебе не нравится? Мо Жань провёл рукой по его пояснице и сильнее сжал Чу Ваньнина за талию. От подобных прикосновений бросало в дрожь. Член императора будто ещё больше увеличился в размерах, когда мужчина, принимающий его, вздрогнул. Это было подобно пытке, в которой нельзя проронить ни звука, потому что, если бы Юйхэн позволил себе эту слабость, Тасянь-Цзюнь почувствовал бы над ним ещё больше власти. Император схватил его за волосы, намотав на руку, потянул на себя, одновременно резко входя до самого упора. Чу Ваньнин шумно выдохнул. — Думаешь, у тебя получится скрывать от меня своё желание? Шёпот Тасянь-Цзюня у его затылка устрашал, но пленник и не думал сдаваться. Он стиснул зубы и прикусил язык до крови. Император медленно лизнул чувствительную точку за его ухом и ощутил, как тело, в котором он находится, слегка затрясло. Мо Жань довольно ухмыльнулся и начал озверело вбиваться во внутрь, словно с цепи сорвался. Цветочный запах, исходивший от Чу Ваньнина, сводил его с ума. Он бы мог вечно держать в руках это хрупкое тело и вдыхать аромат цветущей зелени, пока его сердце не остановится. Однако, как только подобные мысли одолевали императора, он тотчас же чувствовал, что это неправильно, но редкие отголоски трезвости никак не влияли на то, что он хочет иметь Чу Ваньнина каждый день. Где бы только было можно это сделать, он не упустит такой шанс. — Мо Жань, приди в себя, одумайся… Голос учителя заставил его немного сбавить темп. Чу Ваньнин медленно повернул голову, чтобы краем глаза взглянуть на ученика за своей спиной. — Неужели ты подал голос, — с издёвкой вымолвил Тасянь-Цзюнь. Это его немного позабавило, но не отвлекло от основного процесса. Он навалился на учителя сверху, не выходя из него и прижав к кровати. Ему пришлось оставить расхристанные волосы Чу Ваньнина в покое и переложить руку ему на бедро. — Согни ногу, — приказал Тасянь-Цзюнь. Сперва Юйхэн практически и не расслышал его, но, когда Мо Жань сам начал отводить его конечность в сторону, пришлось повиноваться. Таким образом, проникновение стало ещё глубже. Чу Ваньнину казалось, что он разорвет его изнутри. После этих соитий живот ещё долго болел, а тошнота преследовала полдня, а то и больше. Особенно, если Тасянь-Цзюню было скучно, тогда он придумывал всё больше новых изощрённых методов доставить себе удовольствие, будь то секс или издевательства. — Разве тебе не хорошо? Он продолжал спрашивать это снова и снова, но Чу Ваньнин молчал, почти задыхаясь под весом ученика. Бывали моменты, когда во время подобной близости ему удавалось ощутить отголоски удовольствия, но такое случалось крайне редко. Боль заглушала всё хорошее, что могли принести постельные утехи. — Говори! — прошипел Тасянь-Цзюнь ему в ухо. Но Чу Ваньнин был непреклонен. Он терпел каждое мгновение, осознавая, что должен быть сильным даже в моменты унижения. Они оба погрязли в пороке, и учитель в первую очередь винил себя в том, что упустил тот момент, когда зло проникло в сердце Мо Жаня. Иногда ему казалось, что дикий секс и мучения, которые он приносит, равное ему наказание за его горькую оплошность. В какой-то момент император ещё сильнее пригвоздил его к кровати, отчего левое плечо пронзила острая боль. Чу Ваньнин взглянул на шёлковые простыни, которые в ту же секунду поменяли белый цвет на красный. Учитель не понимал, что произошло и откуда могла взяться кровь. Это его? Мо Жаня? Плечо продолжало жечь, но в какой-то момент боль сделалась настолько острой, что Чу Ваньнин вскрикнул. Он открыл глаза и уставился в темный потолок. Хоть уже и наступил рассвет, в амбар едва могли проникнуть солнечные лучи. Единственное окно, которое находилось в этом месте, было завешано старой потемневшей тканью. Нечто холодное коснулось раны на плече Чу Ваньнина и принесло новую волну неприятных ощущений. Он поморщился, осознавая, что всё, увиденное им ранее, оказалось лишь страшным сном. Но теперь мужчина наконец-то кое-как пришел в себя и, начав вспоминать, где находится, почувствовал прохладу всем телом. Он понял, что кто-то снял с него верхние одежды, оголив грудную клетку. — Тссс, не шумите, скоро будет легче. Этот голос заставил мужчину замереть на месте. На него словно вылили ушат ледяной воды. Тяжело сглотнув, учитель сначала подумал, что вновь попал на Пик Сышен, что это всё была злая шутка Тасянь-Цзюня, и теперь никакой план побега или спасения не вызволит из этой жуткой реальности. Он опять попытался приподняться, но почувствовал пронзительную боль и опустился обратно. Кто-то даже подложил ему под голову немного сена, чтобы было мягче лежать. — Что… Что ты делаешь? В полумраке было трудно разглядеть лицо, однако Юйхэн не хотел полагаться только на свой слух. Нередко его могли посещать галлюцинации из-за тех пилюль, что давал ему Тасянь-Цзюнь, так что это могло оказаться лишь очередной иллюзией. — Лежите, — голос ученика остался неизменным, — я обработал рану заживляющей мазью. Мой друг говорит, это лучшее средство от ссадин. Надо будет у него попросить что-то посильнее для такой раны. — Его пальцы легко и умело прошлись вокруг воспалённой кожи, а через мгновение Чу Ваньнин почувствовал тёплое дыхание на своем плече. Парень принялся дуть на рану, склонив голову и приблизив макушку прямо к лицу учителя. От такого простого действия его тело, вспомнив все моменты близости с учеником, покрылось мурашками. Сейчас он бы хотел, чтобы никто не прикасался к нему. Сжаться в маленький комок и найти укромное место, где бы никто не потревожил его — вот это желание не оставляло Чу Ваньнина ни на секунду. — Достаточно, — резко вымолвил он. Юноша сделал вид, что не услышал его, продолжая заниматься тем, чем считал нужным. — Ты оглох? Хватит, — Юйхэн добавил в свой голос больше строгости, но на деле это прозвучало даже немного жалко. На этот раз спаситель послушался и отодвинулся в сторону, поднимаясь на ноги. — Вы забрались в чужой амбар среди ночи, а теперь прогоняете меня с моей же территории. Разве вам не стыдно? — эти слова были сказаны не в укор, а, напротив, в голосе человека слышались нотки насмешки. Если бы здесь было светло, можно было бы запросто заметить, как кончики ушей Чу Ваньнина залились краской. Он совершенно не ощущал себя виноватым в том, что пытался укрыться от дождя и не простыть в такую паршивую погоду, но ему было стыдно, что кто-то уличил его в подобном. Он ещё никогда не пробирался тайком в чужой дом. Это ощущалось неправильным, но учитель не нашел, что ответить на данный вопрос. Человек развернулся и направился к выходу, как подумал Юйхэн. Мгновение спустя амбар залил дневной свет. Парень стянул ткань с окна, и теперь Чу Ваньнину пришлось зажмуриться, чтобы привыкнуть к солнцу. Первое, что он заметил, — свою голую грудь и белую повязку на руке. Далее мужчина перевёл взгляд на человека, стоящего перед ним. Хоть он уже и не был так близок к нему, но не уловить сходство мог только слепой. — Мо Жань, — хрипло выдавил из себя учитель.