Быть медиком – тоже диагноз

— Занято! — сдавленно и злобно мычит Музыченко, в ответ на стук в дверь своего кабинета. — А вот это кабинет заведующего хирургическим отделением, — Анна Серговна говорит своим подчеркнуто приветливым голосом, ровно до того момента, пока не увидит Юру, лежащего не в самом презентабельном виде на диване в углу. — Музыченко! Какого хрена! Ты почему спишь?! Половина девятого! Твой рабочий день уже полчаса как начался! — высокие нотки ее голоса, как вражеские противопехотные гранаты, взрываются внутри Юриной головы, уничтожая зачатки любых здравых мыслей. — Блядь, Серговна, не шуми! — едва слышно стонет заведующий хирургическим отделением. — Башка и без того болит, — он с трудом отрывает голову от подлокотника, с хрустом крутит шеей и только потом разлепляет глаза. — Салют! — проговаривает без особых эмоций. — Здрасте! — с нескрываемой неприязненностью кивает ему молодой, гладко выбритый мужчина в белом халате и с аккуратно зачесанными в хвост волосами. — Павел Игоревич, познакомьтесь, пожалуйста, это заведующий хирургическим отделением, Музыченко Юрий Юрьевич, собственной персоной, так сказать, — Аня говорит это, натыкаясь взглядом на пустую бутылку из-под коньяка, робко выглядывающую из-за дивана. — А это наш новый врач-терапевт, Личадеев Павел Игоревич, — продолжает она, переводя взгляд на стоящего рядом мужчину и улыбаясь ему максимально искренне, насколько это возможно в данной ситуации. — Терапевт… — хрипло тянет Музыченко, тщетно пытаясь получить отклик от разрядившегося телефона. — Очень приятно, что ж… — добавляет он задумчиво, ища глазами зарядку. Личадеев уже хочет переспросить, как стоит понимать этот комментарий, но тут перегарную духоту кабинета прорезает настойчивая трель стационарного телефона. — Нажми, пожалуйста, на громкую, — морщась, просит Юра. Анна Серговна сопротивляется первые пару секунд, но потом сдается и делает шаг в направлении заваленного медкартами стола. При этом на ее лице отражается целая гамма чувств и вообще много всего того, что она хотела бы сказать Музыченко прямо сейчас, если бы не пыталась сохранить лицо главного врача городской больницы перед своим новым сотрудником. — Музыченко, слушаю, — бросает Юра, наклоняясь в поисках своих кроксов*. — Юр, срочно! Двести седьмая, Колесников, остановка сердца, — голос старшей медсестры звенит в секундной тишине. — Блядь! — Музыченко срывается с места прямо так, без халата и в кедах. Успевает только схватить с дверной ручки стетоскоп и уже из коридора крикнуть. — Игоревич или как там тебя, пошли, поможешь! Два бетонных пролета, шершавые стены, выкрашенные салатовой краской, стук Аниных шпилек где-то за спиной, пестрота коридорного линолеума, тяжелое дыхание за плечом. Испуганный пациент у дверей двести седьмой, «Харченко, вроде бы» — мелькает у Юры в голове. — Что здесь? — вопрос летит в напряженную Смирновскую спину. — Утром жаловался на боли в животе. Заметили, что испариной пошел. Позвали меня — пять минут назад еще дышал, — Анины вытянутые руки упираются мужчине в грудь, ее слова перемежаются толчками, от которых сетка кровати каждый раз жалобно взвизгивает. — Да-да, он только про живот говорил, в туалет сам ходил вообще, — взволнованно тараторит мужчина в зеленом спортивном костюме, зашедший в палату следом за Юрой. — Спасибо, я понял! Подождите, пожалуйста, в коридоре. Анна Сергеевна, помогите, — Юра командует, не останавливаясь глазами ни на одном из пациентов. Палата шестиместная — слишком много испуганных глаз. — Давайте все выйдем, пожалуйста… Спокойно, не нервничаем… Не будем мешать врачам работать, — Аня без суеты выводит людей, и Юра больше не думает ни о них, ни о ней, ни о чем постороннем вообще. — На пол надо. Тут не сделаем, — Смирнова отступает, освобождая Юре место, и берется за простыню с угла. — В реанимацию бы сразу… Блядь! Все через жопу, как всегда. Взяли, — Музыченко командует ровным, твердым голосом, хватаясь за другой край. — Ты вызывала ведь? — К ним только что четверых после ДТП привезли, — Аня торопливо отходит к шкафчикам в углу палаты, достает маску, мешок «Амбу», сразу возвращается. — Ясно, — Музыченко опускается на колени рядом с головой мужчины в выцветшей оранжевой футболке с пальмой на животе. — Делал раньше реанимацию? — не глядя спрашивает Юра, запрокидывая пациенту голову, чтобы освободить дыхательные пути. — Н-н-нет, — Личадеев теряется в первую секунду, но потом все же отвечает. — Сюда иди, — негрубо зовет Юра. — Вот тут придерживай одну рукой, а тут сжимай, потом считай до пяти небыстро и снова сжимай. Понял? Паша кивает, прижимая левой рукой маску к лицу мужчины, а правой в первый раз неуверенно сжимает силиконовый мешок. — Ань, дефибриллятор неси, — Юра несколько секунд слушает, оголив впалый живот и волосатую грудь, а потом закидывает стетоскоп обратно себе на шею, складывает ладони друг на друга и начинает делать непрямой массаж сердца, подстраиваясь под Пашин ритм. Музыченко успевает взглянуть на новенького, оценить его испуг и бледность кожных покровов. Тому явно не по себе, но рука на мешке не дрожит — хороший признак. Личадеев поднимает глаза, и они встречаются взглядами. В этот же момент в палату вбегает Анечка с дефибриллятором. Девушка почти падает на колени по другую сторону от распластанного по полу Колесникова. — Гель еще нужен, — напоминает Юра, после чего на пол рядом с ним опускается белая бутылка, которую Аня достает из кармана халата, будто фокусник — кролика из шляпы. — На сто пятьдесят давай, — Юра никак не реагирует на Анину находчивость, а лишь выдавливает содержимое бутылки на грудь пациента, берется за ручки, громко командует. — Маску и руки убрать! Бахает удар, тело мужчины встряхивает. Юра сразу отдает ручки Ане и снова начинает всем своим весом ритмично надавливать на грудь. — Не спим, качаем! — говорит он Паше чуть резче, чем хотелось бы. Личадеев накрывает маской посиневшие губы, снова качает мешок, придерживая рукой. — По последним данным, — пытаясь смягчить, поясняет Музыченко, чередуя слова с движениями рук, — вероятность повторной остановки сердца уменьшается, если сразу после разряда еще две минуты проводить сердечно-легочную реанимацию. Ань, сколько ещё? — Еще пятьдесят, — отвечает старшая медсестра, неотрывно глядя на свои наручные часы. — Всё, — она поднимает голову, Юра тянется двумя пальцами к шее пациента. И Паша, и Аня напряженно следят за его лицом. — Пульс есть, — Музыченко улыбается, и все выдыхают с облегчением. — Ань, позвони, пожалуйста, в интенсив еще раз. Его, по-хорошему нужно интубировать и на монитор. Ильич его там проверит и прокапает… — Под удаляющиеся Анины шаги Юра откидывается к стене и опять переводит глаза на новичка, который все еще качает мешок. Кризис миновал, и Музыченко снова чувствует своё похмелье: голова ноет неприятной стискивающей болью и ужасно хочется пить, но он все равно не двигается с места. Только скользит взглядом по выбившейся из хвоста чужой челке, по впопыхах закатанным белоснежным рукавам, по испачканным об пол коленям в приличных черных джинсах. Во всем этом он видит то, чего видеть не должен. Или уж по крайней мере он не должен говорить об этом вслух. — Да, жалко, что я больше на работе не трахаюсь… — Чего?.. — Личадеев вскидывает голову, но в этот момент в палате появляется главный врач. — Сюда, — Серговна провожает бригаду реаниматологов, нервно переступая каблуками. — Бля, Ильич, как невовремя вы зашиваться решили, — со смехом говорит Музыченко с пола и тут же встает, берясь за края простыни с одной стороны, чтобы помочь затащить мужчину на каталку. — Ну, мы же знали, что у нас в хирургии есть внештатный сотрудник, — отвечает невысокий парень с комичным прямым пробором и усами. — Здорово, братишка! Чего у вас? — Привет! Остановка. Пришлось заводить. Просветите ему ребра, ладно? А то есть у меня подозрения… Не до аккуратности было. — Да, конечно, — врач сразу становится серьезным. — Тох, возьми мешок у… — Да, это новый врач из терапии, — Юра, не глядя, кивает в Пашину сторону. — Паша, — Личадеев с заминкой протягивает руку, не сразу соображая, что стал предметом разговора. — Илья, для друзей Ильич, — парень улыбается, на ходу протягивая локоть — руками он направляет каталку. — Ладно, мы погнали, надо его поскорее подключить. Спасибо, что подхватили! — Без проблем! — отвечает Юра в закрывающиеся двери лифта, а потом сразу поворачивается к Анне Серговне, будто напрочь забывая и о своем недавнем комментарии, и о Пашином существовании в целом. Он начинает выговаривать главврачу за то, что в терапевтическом отделении до сих пор водятся допотопные дефибрилляторы, у которых даже нет нормальных мониторов.

***

Стук в дверь кабинета отдается болезненно-ватной усталостью. Время к полуночи, а он только-только расквитался с документами. Хотя смена закончилась уже часа три с лишним назад, он всё еще на работе, да и ел последний раз еще днем — ничего удивительного, что тело ощущается безвольным манекеном. — Абонент недоступен, перезвоните завтра, — отвечает Юра, потирая глаза, но дверь все равно открывается. Не то, чтобы он, конечно, всерьез рассчитывал, но… — А, терапия! — отвечает он, разворачивая рабочий стул в сторону двери. — Пережил первый день и не сбежал из нашей дурки?! Молодцом! — улыбается вполне искренне, несмотря на привычный врачебный сарказм. — Я спросить хотел… — Паша никак не реагирует, только устало щурится. — А после работы ты трахаешься?