До финиша и дальше

      Если бы можно было нестись вперёд на скейтах вечно, Айноске бы непременно воспользовался такой возможностью. Они с Тадаши просто мчались по ночному городу, лавируя по пустым улицам, не ставя перед собой ни метки финиша, ни цели выложиться на все сто и достигнуть своего предела. На кону не стояло ничего, кроме настоящего удовольствия от того, что прохладный ветер бил в лицо.       И от того, что Тадаши ехал рядом. Это напоминало их далёкие тренировки в детстве в старом бассейне. Тогда им было запрещено выходить за его пределы, но они могли быть собой, могли весело смеяться и считать каждый новый выученный трюк настоящим подвигом.       Для взрослых супергероев иные планки, и то, что они могут улыбаться друг другу — вот он, новый подвиг. Айноске подумал, что они совершили ещё один, когда на негнущихся от усталости ногах добрели от лифта до квартиры бесконечную пару метров.       — Я завтра не встану с кровати. И ты тоже. Будешь лежать рядом со мной и дышать мне в ухо, — пробормотал Айноске, когда они зашли внутрь, и прижался спиной к двери. Тадаши упёрся в неё локтем рядом с его плечом.       — Только это? — его голос тоже прозвучал тихо, но усталости в нём не было ни капли, только задор, и Айноске мигом ему поддался:       — Я готов полностью отдаться во власть твоих желаний, Тадаши. Даже если это будет крепкий сон в обнимку, я думаю, мы с тобой его заслужили.       — А сегодня, Айноске? Отдашься моей воле?       Тадаши дразнил его, не сомневаясь в его ответе. Айноске зарылся пальцами в его волосы на затылке, и Тадаши, верно поняв, прижался губами к его шее, сделал шумный вдох, а потом аккуратно обнял его, почти невесомо пристроив ладони на бёдрах.       — На самом деле я хочу сегодня быть с тобой на равных. Моя воля — это лишь желание сделать тебе хорошо.       — Я тоже… хочу попробовать, — признался Айноске, понимая, что все эти годы, пока Тадаши был с ним, он просто всё воспринимал как должное, не думая об ответной заботе. Он долго будет нагонять всё, что упустил, и раз уж Тадаши даёт ему на это шанс… Он осторожно обнял его в ответ, и это объятие было удивительно невинным, словно самым первым.       — Пойдём в душ? — тихо пробормотал Тадаши и сжал его ладонь в своей, и Айноске с молчаливым кивком последовал за ним.       После того, что они уже испытали друг с другом, насколько были откровенны, сложно было представить, что они будут смущаться, но в ванной Тадаши слегка покраснел, стянув с себя футболку. Айноске крепко сжал пальцами край своей, понимая, что они дрожали.       В душевой им было тесно, и они пару раз заехали локтями друг в друга, пока Тадаши не развернулся к нему лицом, а потом запальчиво включил ледяную воду, и Айноске крепко прикусил нижнюю губу, чтобы не заорать от испуга. Тадаши, исправившись, тут же ласково поцеловал его, и Айноске расслабленно лизнул его в уголок губ, а потом поморщился от полезшей в рот горькой пены, хлопьями парящей вокруг. Она лезла в глаза, щекоткой ползла по коже, и приходилось беспомощно жмуриться и пытаться угадать, где пальцы Тадаши легко коснутся его в следующий раз. Айноске собственные прикосновения казались скомканными и неловкими, словно ему некуда было деть руки. Да что там, всё само тело казалось чужим — или оно просто принадлежало Тадаши, слушалось его, начинало гармонировать с ним, как было несколько дней назад, когда кожа горела от ударов ремня, а после и горячей ладони.       Сейчас Тадаши удивительно нежный, и Айноске почти сердито пробормотал в накинутое на голову большое полотенце:       — Я не стеклянный, а…       — Знаю. Но всё равно для меня драгоценный, — тихо засмеялся Тадаши, массируя его мокрые волосы сквозь ткань, а после нырнул под край полотенца, и Айноске с удовольствием принял новый невесомый поцелуй. От Тадаши сложно было оторваться, и Айноске был бы готов простоять в ванной так всю жизни, переминаясь с ноги на ноги на холодном полу.       — Прости. Замёрз? — тут же засуетился Тадаши, накидывая ему на плечи халат и снова аккуратно сжимая его ладонь в своей. — Пойдём в комн…       Он не договорил, только замер, когда Айноске резко обнял его со спины, вжимаясь всем телом и утыкаясь лбом в плечо. Тадаши сразу закинул руку за спину, вслепую зарываясь ладонью в его волосы. Он не торопил, не спрашивал, и Айноске был ему за это особо благодарен.       — Готов признать, я смущаюсь. А теперь забудь, что я это сказал, это портит мой имидж, — выдохнул Айноске, целуя Тадаши в шею, и тот тихо засмеялся:       — Ну, уж нет, я и дальше хочу портить твой имидж самодовольного засранца. Пойдём.       Айноске следовал за ним, словно завороженный, так и сел медленно на край кровати, прикипев к Тадаши взглядом. Тот медленно опустился на колени перед ним, и в этой позе не было ничего унизительного, и Айноске понял — в подчинении Тадаши ему все эти годы всегда было что-то твёрдое, тот самый стержень в душе, который не сломался. Айноске же приказывал ему, храня в своем сердце лишь осколки. Это сейчас они обретали новую форму — и всё потому, что Тадаши их хранил, послушно создавая для Айноске мир, который тот желал, даже часто неправильный.       Тадаши аккуратно поцеловал его колено, ласково провёл от него пальцами по коже до самой ступни, а потом бережно обхватил её ладонью, и Айноске довольно прикрыл глаза. Ноги, особенно ступни, всегда были его особой чувствительной зоной. От них ведь зависели его победы, но после всех гонок на скейте они словно деревенели, часто были и болезненные мозоли, иногда он просто стирал ноги в кровь. На его ступнях сейчас много шрамов, они сейчас не такие уж красивые, они шершавые, но Тадаши бережно гладил их пальцами, а потом, наклонившись, поцеловал выступающую косточку, тепло провёл губами по ребру ступни, и Айноске инстинктивно поджал пальцы, шумно выдохнув его имя.       Тадаши осторожно целовал его ноги, после вёл пальцами по бёдрам, порхал прикосновениями у самого напряжённого члена, и Айноске казалось, что эта нежность доламывала всё колючее, что в нём оставалось. Если были где-то недоверие и злость, их тёмные и тягучие гудроновые капли — они таяли, обращаясь тёплой водой. Или Айноске просто хотелось заплакать. Странное, встревоженное, такое чудесное состояние — и Тадаши оно было подвластно. Наверное, это можно было назвать эйфорией, и Айноске послушно поддавался ей.       Тадаши осторожно подмял его под себя, вжался голой грудью и сразу же поцеловал — похоже, это ему особенно нравилось. Поцелуи от него были тягучими, ленивыми, и потому особо сладкими. Возбуждение поддавалось их ритму, окутывало тёплыми волнами, и Айноске был готов в нём раствориться. Страсть всегда казалось ему вспышкой, пожирающей пламенем сразу всё вокруг, Тадаши сейчас давал ему ровно гореть, и это было… удивительно.       — Ты такой открытый сейчас. Я так рад, Айноске, — пробормотал Тадаши перед тем, как поцеловать его в лоб, и в этом поцелуе было настолько искреннее тепло, что ранее Айноске бы от него закрылся. А теперь доверительно в который раз зарылся пальцами в его волосы, направляя его поцелуи. Ведь Тадаши теперь аккуратно целовал его шею и плечи, а потом обхватил губами чувствительный сосок, ткнулся в него кончиком языка, и Айноске сорвался на стон и шире раздвинул бёдра, чтобы Тадаши вжался в него ещё сильнее.       Его член хотелось почувствовать в себе уже сейчас. Айноске в этом ему ни за что не признается, но в последние дни он пробовал растягивать себя в душе, представляя, что это его пальцы, ловкие, длинные и аккуратные. Он не ошибся, ведь Тадаши и правда был предельно осторожным, не жалея смазки и не торопясь. Айноске бы и возмутился, что вот, опять он его излишне бережёт, но это ему нравилось. Это возбуждало. Наверное, так было всегда, когда Тадаши невозмутимо следовал его желаниям, просто Айноске не давал им воли.       Сейчас в лице Тадаши невозмутимости ни капли, лишь доверие и восторг, и Айноске хотелось его целовать-целовать-целовать, но он только отчаянно комкал пальцами простынь. Возбуждение — да, оно подавляло, расползалось по мышцам, было болезненно эйфоричным, кипело под кожей там, где Тадаши быстро и хаотично целовал его, толкаясь пальцами всё глубже. Тадаши делал ему хорошо, как и обещал, и только это осознание искрами гудело в голове. Это делало Айноске беспомощным, и Тадаши, реально яркий, тяжёлый и горячий, был тем, кто запальчиво шептал ему, что он сильный и удивительный.       Айноске, наверное, забывал моргать — так хотелось смотреть в до рези яркое и очень нежное лицо Тадаши. Он входил в него членом медленно, старался быть ещё аккуратнее, чем был до этого, и Айноске только глухо застонал, ловя его лицо ладонями и прижимаясь к его лбу своим. И тогда Тадаши начал размеренно двигаться, внимательно вглядываясь в его глаза.       Он был везде, он был всем, и Айноске дышал его сбившимся дыханием и терялся в прикосновениях. У Тадаши получилось протиснуть меж ними ладонь и погладить его член, и Айноске был готов почти что заскулить от этой короткой ласки. Он сцепил ноги за спиной Тадаши, вжимая его в себя до боли крепко, и Тадаши, слабо кивнув, стал двигаться быстрее, вдавливая его в кровать. Айноске теперь вцеплялся в его скользкие от пота плечи, утыкаясь носом в висок. И когда Тадаши толкнулся в него особенно сильно, кончая с сорванным стоном, Айноске сдавленно всхлипнул.       Было хорошо — настолько, что он не был готов в это поверить. Наверное, поэтому собственный оргазм стал опустошающей вспышкой, после которой не хотелось ни двигаться, ни даже чувствовать ничего. Ведь ощущений было настолько много, к ним он тоже был не готов. Только к тёплым беспокойным поцелуям к щекам.       — Айноске, всё хорошо? Я… я что-то сделал не так? Скажи мне, — в голосе Тадаши звенела тревога, и Айноске самому стало не по себе. Ему же так хорошо сейчас, это правда, просто Тадаши…       — Тебя так много… Так много здесь, — выдохнул он, скользнув пальцами по груди Тадаши, не зная, как ещё объяснить то карамельно-тягучее ощущение, что окутывало его сейчас. Опять новое, опять непонятное — с Тадаши они оглушали волнами. — Я снова не знаю, что мне делать. Ты словно всё… Всё, что я есть сейчас, понимаешь?       — Понимаю, — выдохнул Тадаши. — В этом мы с тобой одинаковые. Даже в том, что нас это и пугает, и дарует нам…       — Счастье? Да, — перебил его Айноске и нашёл в себе силы перекатиться на бок. Сперма Тадаши тёплой каплей скользнула по внутренней стороне бедра, и Айноске провалился в восторг от этого ощущения. Теперь он прижал Тадаши к кровати, потёрся об него липким от спермы животом, и Тадаши устало хлопнул его по спине:       — В душ мы не пойдём.       — Ну и не надо, — хмыкнул Айноске, прижимаясь к его горячей щеке своей. — Как ты умудряешься смущаться после всего, что делаешь со мной? Вообще-то это ты в меня кончил сейчас.       — Просто я в тебя влюблён, влюблённым положено смущаться, — пробормотал Тадаши, закрывая глаза, и через какую-то минуту он уже сонно сопел. Во сне его лицо было спокойным и расслабленным, он казался совсем мальчишкой, и Айноске, удобнее устроившись на нём, снова потёрся о его щёку своей, такой горячей, как никогда.       Да, влюблённым положено смущаться. Может, Айноске не умел, может, делал неправильно. Он готов научиться. Тадаши ему обязательно подскажет.       Только всё это будет завтра, после крепкого сна в обнимку.       Они его точно заслужили.