море иссякших слёз

когда-то его самую любимую толстовку, с выжжеными пятнами от порошка и черным принтом на груди, сейчас поедают языки едкого пламени, что отравляет подсознание, так и просит прыгнуть следом и покончить со всем прямо сейчас, но нет же. юбэнксу проще бросить всё в калифорнии, где умрёт его мечта, не побежит за ним, перебраться в вайоминг, где жизнь обещает быть тише и спокойнее, где не будет громких и буйных соседей, а лишь умеренная университетская суета, что, если брать во внимание прежний образ времяпровождения, можно будет с лёгкостью сравнить с курортным местечком. чтобы окончательно распрощаться с прошлым, которое, ноен надеется, навсегда останется там и болезненными ранами не выползет на поверхность, прощается с платиновым блондом и выкрашивает его фиолетовым амбре. чувствует себя увереннее и теперь его не будут терзать воспоминания, как грязные руки пятнали светлые пряди, как их таскали и пропускали сквозь пальцы, марая кровью. специфический звук хрустящих веток под тонкой подошвой старых шахматных юбэнксовых вансов, когда тот сваливает к чертям подальше от места, где якобы устроил поджог, не заботясь о гектарах сухой травы, что возьмётся скорее синим огнём от пропитанной химикатами и нефтью земли, означает, что ноен наконец-то бежит от ночных слёз в подушку и гулких всхлипов, которые в пустом доме с силой раз в двести больше прежней, пожирают его самого в тошнотворных мольбах о помощи. в его рюкзаке, который ярким пятном выделял ноена из спешащей толпы, лежала только папка с банковскими счетами, документами о поступлении в вайомингский университет на архитектурный факультет и страховка, благодаря которой всего пару дней назад он смог распрощаться с кривой улыбкой и за какие-то копейки установить себе брекеты на верхнюю челюсть, что приносили отнюдь не самые приятные ощущения и цеплялись за губу, когда юбэнкс, стоя за кассой, оформлял билет на ближайший автобус до каспера, и рвали её до полного крови рта. когда сосед, представившись гейджем, заявляется в их теперь общую комнату в кампусе, с лучистыми глазами и сверкающей улыбкой встречает юбэнкса, последний готов лужицей перед его ногами растечься, только бы тот перестал смущать его и одаривать комплиментами блестящие зелёноватые глаза и неординарный вид парня. их дружба началась с сухой акварели, которую бурек с радостью вручил юбэнксу и пообещал, что ею он лучше всего сможет справиться с отмывками старых зданий, которых будет немереное количество уже в ближайшие дни, пока сам парень искренне надеялся, что разводить краски будет водой, а не до одури противными слезами. кудрявый парень, чьё лицо было усыпано бесконечностью веснушек, некоторые даже на мочке уха виднелись, любезно спрашивает ноена о том, где он хотел бы спать, а позже, посмеиваясь, ведь видеть сконфуженное состояние никак не был готов, уступает тому кровать около окна, чей подоконник можно было уверенно считать продолжением спального места, но предупреждает, что курит и, когда замечает небольшой испуг, ласково сообщает, что не станет делать это в их комнате. нет, юбэнкс далеко не фарфоровая куколка или недотрога-неженка, стоит помнить, что все поступки имеют свои последствия, конечно он бы с радостью, как и большинство людей его возраста был готов сыпать пепел в собственную постель, но если чувствуешь, что стоящее за порцией наслаждения не стоит жертв, проще даже в руки не брать гадкие сигареты, чтобы не травить и так усмехающуюся самой коварной улыбкой и элегантно машущую рукой нервную систему. пусть садящееся августовское солнце жарко палило сквозь витражи окон, спускаться на пол ногами было невыносимо противно, покрытие отдавало, сковывающим движения, холодом, создавая впечатление: пройдись ты по нему не сможешь отличить от морозящей дряхлой могильной земли, так что с где-то брошенным рюкзаком ноен разберётся завтра. он, не наблюдая гейджа в помещении, решает лечь рано, потому что судя по рассказам, которые он слышал от парочки бывших друзей, жизнь в кампусе по ночам никогда скучной не бывает, поэтому это, наверное, его лучший шанс, чтобы погрузиться в беззаботный сон на ближайшие пару часов. юбэнксов сон настолько чуток, что ноен всегда знал, когда он сбегал от него ради полупустой пачки винстон или двух дорожек краденного кокаина. ноен никогда подумать не мог, что станет радоваться, просыпаясь посреди ночи от накатившей прохлады из-за спавшего на пол покрывала, потому что никто лишний не поднимет его и не укутает им по самые уши, наваливаясь сверху, пусть и при одном воспоминании слёзы начинают заполнять уголки глаз, юбэнкс продолжает упёрто игнорировать бьющие по открытым участкам молочной кожи низкие температуры. окончательно передумав засыпать снова, ноен звездой раскидывается на жёстком матраце и начинает проклинать в голове все эти межштатные переезды, что не только силы отбирают, а ещё и ошеломляют своей погодой, если предварительно не ознакомиться с этим, чего никогда юбэнкс делать бы не стал, считает лишней тратой времени, якобы на месте проще разобраться. понимая, что его сосед по комнате так и не вернулся, пусть и густая темнота клочками пожирала углы помещения, а дальше лёгкой пеленной рассеивалась, заполняя всю площадь, но глаза уже достаточно привыкли к обстановке, чтобы понять очевидное, да и сомневается, что гейджу удалось бы тихо пройти и лечь бесшумно спать. так что встав с постели, всё-таки спрыгивает на пол, поеживается от сквозняка, который непонятно коими силами образовался, и, дотянувшись до настольной лампы, зажигает её, ослепляя самого себя на пару секунд. ноен тратит около полуминуты, чтобы найти непонятный испачканный лист черными чернилами и, надеясь, что никакой важной роли он не играл, решает использовать его для очередных набросков. выудив откуда-то из кармана ручку, которую, скорее всего, забыл вернуть в здании автовокзала, когда расписывался на билетах, ведь юбэнкс скорее возьмёт с собой пластырь, чем настолько очевидную вещь как ручка, поперёк кровати ложится, кладя лист на твердый подоконник. черная паста достаточно насыщенна, чтобы можно было разглядеть её среди только лёгких едко-желтых лучей настольной лампы, наверное она настолько темна, как и душа человека, чьи очертания раз за разом всё чётче и чётче вырисовывались на альбомном листе. начиная выводить глаза, ноен покрывается мелкой дрожью и вместо них яростно, прорывая бумагу, черкает кресты, а потом мнёт лист и, скрипя ногтями по шершавому подоконнику, бросает под стол. пытаясь отдышаться, он босиком, обжигая холодом кожу, выбегает в коридор, где тишина так же жмёт и режет барабанные перепонки, до писка, будто где-то неподалеку стоял телевизор со сбившимися каналами. юбэнкс пытается, как можно быстрее выбежать прочь на прохладную улицу, пока стены росли и грозились рухнуть огромным весом прямо на него, а ступени удлинялись и становились выше, отчего ноен отнюдь не страх свалиться с ног испытывал, а странное покалывание в груди и желание остановиться, дабы посмотреть, что будет дальше. но наступая на промерзшие кафельные прямоугольники, покрытые кое-где инеем, ведь ночи в вайоминге ледяные, ноен продолжал бежать, время от времени стыкаясь со влажными стенами узкого коридора, когда тяжелостучащая обувь всё слышнее ударяла о пол. не его. юбэнксу достаточно легко даётся понять, что это за походка, кто так сильно желает уткнуть его носом в грязь, снова, кто запугивает, но теряясь на вопросе «зачем», с шумом бьющегося стекла счесывает колени, проезжаясь ими по крупным камням брусчатки, что была выложена какой-то фигурой вокруг университетского фонтана. набрав немного воды в ладони, сидя саднящими коленями на темном мраморе, и всё-таки не сдержав тревожного всхлипа, ноен быстро пытается прийти в себя и внушить самому себе, что это лишь очередная, бьющая под дых, паническая атака, но голова кружится и он кажется прямо сейчас сознание потерят, когда руки в карманы убирает и нащупывает непонятный свёрток. развернув его, истошно вскрикивает, сам себе рот ладонью прикрывает, дожидаясь, пока все всхлипы унесутся подальше августовским ветром, снова смотрит в свои ладони и вместо клочка его волос и надписи «умри» замечает аккуратное «прости», что не перестаёт всё также пугать, и золотистое чейзовское кольцо, которое в своё время любил таскать ноен или же перекручивать гравированное украшение прямо на костлявых хадсоновских пальцах. ровно до тех пор рассматривает его под лунным светом, пока ноена не решают искупать чьи-то руки, толкают вперёд, дабы он оказался в ледяной воде, когда кольцо со специфическим звоном отлетело в неизвестную сторону. смутно помнит, как встал и продрогший, прижимая к себе руки, дошёл до корпуса, благодаря стучащие зубы за то, что были громче навязчивого шёпота, который всеми силами пытался заставить задохнуться юбэнкса в гулких криках, горьких слезах и сбившемся дыхании, приследовавших его сознание уже близко двух лет. на ощупь до комнаты доползает, тихо пройти пытается, чтобы не разбудить хотя бы мирно сопящего гейджа, но вдыхая, давится хрипом и кашлять шумно начинает. бурек в недоумении подскакивает и помещение заплывшим взглядом осматривает, а при виде побелевшего лица, на которое налипли мокрые пряди, волнами вьющиеся, за долю секунды понимает, что делать надо. гейдж по комнате мечется, вещи собирая, а потом, накидывая на дрожащие плечи  цветастый плед, который в темноте тускнел и больше не играл красками, прямо как и юбэнкс при дневном свете совсем не сиял как сам бурек, ведёт того теперь по тому коридору, крепко за руку держа. пока горячая вода стекает по его телу, ноен всё так же и мечтает расплыться лужицей, хотя бы только от стыда перед гейджем, который стопроцентно с головной болью пляшет над ним, даже не задавая вопросов: что? как? да почему? чтобы ему не было так тяжко смотреть в карие, скорее схожие с оттенком коры какого-то дорогого дерева. потому что их владелец, наплевав на то, что они знакомы меньше суток, так о нём печётся и, беззаботно хлопая густыми ресницами, стряхивает пепел на мокрый кафель, что давно превратился в смесь воды, ванильного шампуня и усталости, которая явно невидимыми молекулами отравляла хуже змеиного укуса. смутно помнит, как в кровати оказался, почему на нём свежая одежда, чья изроду не понимает, но в подкорки въедается, как гейдж совсем не на свою постель усаживается, а на пол. рядом. б л и з к о

ночь убивает все и мы опять пьем. это не любовь, просто спать с тобой лучше под кино.

из окна холодно тянет, пока юбэнкс окончательно пытается не потеряться. думал, что так будет лучше, что сможет сбежать, да-да-да, если бы таково могло произойти, это было бы не пятое, не седьмое и даже не одиннадцатое, каким по счету высшеобразовательное заведение это было уже давно сбился, но его ночной кошмар бежит по пятам за ним, будто лучшая шавка-ищейка. потому что их, когда-то цветущая белыми розами, любовь превратилась в гнилое безумие, от которых вело и мерзко передёргивало при одном только взгляде друг на друга.