Лезвие

      Себастьян любовался своим опухшим и побитым после вчерашней пьянки лицом. Тонкие пальцы ощупывали грубый подбородок, видимо в попытках выяснить, не выбили ли вчера ему чего-нибудь лишнего. Он был не в настроении. Он был зол и пьян. Теперь он всегда был пьян. Изо дня в день дома появлялось всё больше пустых бутылок.       Краем глаза он заметил в зеркальном отражении своего сына. Мальчик переминался с ноги на ногу за приоткрытой дверью, наблюдал за отцом через щель, зажимая дрожащей ладошкой лицо. Себастьян нахмурился и процедил, не отрываясь от своего занятия: - Уходи, Мердок, я занят. Сейчас ему совершенно не хотелось возиться с детскими проблемами. Но Мердок не уходил. Терпеливо стоял за дверью, боясь сделать лишний шаг, ибо за такое часто доставалось ботинком по голове или кулаком по спине. - Да чего там у тебя? - закричал Себастьян и резко повернулся к сыну, толкая дверь. - Ты что подрался? Мердок молчал. - Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, ТЫ ДРАЛСЯ, МЕЛКИЙ УБЛЮДОК? - Сильная рука вцепилась в кофту испуганного мальчика и подтащила к себе. Мердок почувствовал резкий и противный запах дыма и алкоголя даже через ладонь, плотно закрывающую лицо. - Показывай, - Себастьян с силой отвел руку сына в сторону, открывая вид на изувеченный нос, густо перемазанный бордовой кровью, продолжающей беспрестанно течь и капать на одежду, на пол, на дрожащие маленькие руки. - Паршивец... Да как ты смел! Я не хочу, чтобы ко мне потом приходила какая-нибудь мамаша с претензиями, понятно? - Себастьян бросил в Мердока мокрую тряпку - прикладывай и умойся! И если ещё раз ты с кем-нибудь подерешься... - вместо того, чтобы договорить, он отвесил Мердоку мощный подзатыльник. - Проваливай в комнату, сученыш, чтоб глаза мои тебя не видели сегодня!       Мердок сидел на полу, прижимая к лицу холодную тряпку. Из-за соленых слез изувеченное лицо драло ещё сильнее.       Нет, Мердок не плакал, когда его обзывали. Когда смеялись над ним, говоря, что он бомжара, живущий на помойке, когда смеялись над его братом, которого считали отсталым, или над алкашом-отцом. Он не плакал, когда на него кричали учителя, называя его ничтожеством или худшим ребенком на земле. Не плакал, когда его колотили ребята постарше. Не плакал когда отнимали его вещи. И он не плакал, когда подошел этот треклятый Тони Чоппер. И не плакал, когда он говорил гадости ему в лицо. И не плакал, когда нашёл, что ответить ударил его со всей силы. И не плакал, когда ему сломали нос в ответ. Какой скандал! Учителя, как глупые курицы носились вокруг бедного, обиженного Тони. А Мердок? А Мердок ушёл домой. Не слушая ни детей, ни учителей.       Он им не нужен. Он давно понял это. А сейчас ему стало страшно. Кровь всё лилась и лилась, пачкая одежду и руки, казалось, она скоро совсем кончится, и Мердок умрет. Его детское сердечко, пульсировало надеждой. Надеждой получить поддержку от родни. Дети привязаны к своим родителям, как цветы к земле. Хоть Мердок и не получал от отца почти ничего, кроме побоев и издевательств, сейчас, по-детски наивно верил, что Себастьян хотя бы подскажет, как быть дальше. Хотя бы погладит по волосам и скажет, что всё будет хорошо и Тони получит по заслугам. Да даже одного взгляда маленькому Мердоку было бы достаточно, чтобы понять, что в своем мире он не один. Чтобы понять, что у него есть отец... Но у него не было никого.       Всем наплевать. А что им всем сделал маленький Мердок? Когда он успел испортить всем их жалкие жизни? За что его все так ненавидят? И слёзы с новой силой лились из глаз, а детская душа растворялась в душной пустоте, а детское сердце извергалось чёрной смолой и мучительно больно рвалось на куски от одиночества и билось всё медленней. Где-то за дверью бродил Ганнибал. Ему всегда на всех все-равно. Он всегда где-то бродит. Где-то внизу отец осушал очередную емкость с пойлом. Где-то у себя, сидя в теплой кроватке маленький ничтожный Тони плакал и жаловался своей вздыхающей мамаше на синяк. А где-то был маленький Мердок. Теперь он не знал где он. У него не было дома, ведь дом это место, где тебя ждут. Он бы с удовольствием остался ночевать в коробке на улице, если бы он нашел такую коробку. Может быть правда было бы лучше, чтобы вся кровь вытекла? Маленький разум затуманила ненависть ко всему на свете. И даже взявшаяся сама по себе ненависть к самому себе. *** Мердок открыл глаза и не увидел ничего кроме белого потолка. Он приподнялся на локтях и посмотрел туда, где по идее должна была спать Нудл. Плед был отброшен в сторону, а девочки на месте не было. "К себе убежала, что-ли... " Пронеслось в мыслях. Только сейчас гулкий невнятный шум, доносившийся откуда-то из глубины лестницы, достиг ушей Мердока, и ему сразу всё стало понятно. Туди и Рассел вернулись. - Надеюсь ты не сильно скучала сегодня? - Рассел поставил на пол несколько огромных пакетов с едой и какими-то вещами и посмотрел на девочку, которая уже повисла на шее Туди, обвив его талию ногами, и что-то весело лепетала на японском. - Нудл, я с.сейчас упаду... - Синеволосый слегка пошатнулся для вида, нагнулся, опуская девочку вниз, и потянулся к одному из пакетов. - Смотри, что у нас для тебя есть) - он, широко улыбаясь, вручил девочке маленькую и толстую книжку. - Это разговорник, будем заниматься с тобой, - пояснил Рассел, вытаскивая некоторые вещи из пакетов, пока Нудл листала желтенькие страницы пахнущей свежей бумагой книжки. - Здрасьте! Наконец-то, не прошло и года, - Мердок завис на середине лестницы, изображая из себя страшно обиженного судьбой великомученика. Нудл и Туди сразу замерли. - Ого, кто это к нам соизволил спуститься, - равнодушно заметил Рассел, не отвлекаясь от своего дела. - Ой завали, думаешь я поздороваться зашел? - Мердок перевел взгляд на кусающего губу Туди, и пощелкал пальцами, словно пытался вспомнить его имя. - Дырявый, зайдешь ко мне потом. Мердок развернулся и потопал обратно в комнату. - И как ты с ним целый день провела, - Рассел обращался к Нудл, ему показалось, что она выглядит очень взволнованной, и испугался, не обидел ли Мердок ее сегодня. Но девочка посмотрела не него невинным взглядом и пожала плечами. - Лучше бы мне такой вопрос задал. - Бросил Мердок на ходу. - Ненавижу нянчиться с детьми, как баба блин... Рассел все же успокоился. Мердок вел себя как истинный мудак, то есть как обычно, и даже был трезв (это было необычно, но и и неплохо). Да и Нудл пребывала в хорошем настроении. Они с Туди сразу же пошли раскладывать продукты на кухню. И Рассел вскоре к ним присоединился. ***       Его снова окружает неясное белое пространство. Ему надоедают бессмысленные сны, он всё ещё не хочет понимать, что они лишь отражение его реальности. Он ходит по несуществующему полу и дышит несуществующим воздухом. Он ни к чему и не к кому не привязан и он может делать всё, что захочет. Кажется к этому он стремился всегда. К независимости, к одиночеству. К свободе? Разве быть независимым, это не значит быть свободным? Что вообще есть свобода в его понимании, если он все равно несчастлив? Он хотел быть один, чтобы доказать всем простую истину "ему никто не нужен и он добьётся всего сам". Только он ни за что бы не признался самому себе, что всё совсем наоборот. Не ему никто не нужен, а он не нужен никому. Он не нужен никому Этот бестолковый кусок дерьма, что вечно путается под ногами и мешает всем ходить.       По белому несуществующему расходятся трещины, несуществующий покой рассыпается под ногами в пыль. Мердок не кричит, когда падает в глубокую черную пустоту. И не кричит, когда голоса снова и снова режут своими жгучими воплями его душу. Он сжимается в комок, поджимает колени, зажимает уши, превращаясь в зажатый комок, пульсирующий болью. Он никому не нужен, пускай так, но может потеряно не всё? Может кто-то всё ещё нужен ему? ***       Мердок вскочил со своего дивана, словно его облили ледяной водой. За окном уже было совсем темно, как никак поздний вечер. Мердок выскочил из комнаты и почти в припрыжку побежал по коридору. В голове как осиный рой жужжали колючие мысли.       Он не хотел признавать, что во всем виновато его сломанное детство. У него не было возможности взять то, что он хотел. А он хотел искренних чувств... Он искал их И не нашел Поэтому захотел их уничтожить, сжечь, но не стал, передумал. Тогда он решил их спрятать. Засунуть, запихать, затолкать свои чувства ногами в глубину своей изорванной души. Заколотить досками, заложить кирпичами, залить бетоном, лишь бы не доставать. Он думал, они никому не нужны Но он не стал их сжигать. Он бы никогда их не сжег. Он убедил себя в том, что они не нужны ему Но он ошибался Он лишь лгал самому себе всё это время... Маленькая девочка, потерявшая свой дом, свою семью, своё прошлое... Она была так похожа на Мердока. Они оба были одиноки... И лезвие, тонкое острое лезвие, продолжала резать Мердоку ребра и шею, лишь бы он сломал все заграждения и выпустил изувеченные остатки своих чувств. И он сам захотел этого Подарить маленькой одинокой Нудл то, чего ей так не хватает, то, что не хватало ему, когда он был маленьким и одиноким. *** Не помня себя, Мердок бежал по коридорам студии, чувствуя, как сильно бьётся его сердце, проворачивая в голове одну мысль: "Я нужен ей. Моей маленькой". Он представлял, как достигнет её комнаты, как осторожно откроет дверь и тихо переступит порог. Как подойдёт к ней, сядет рядом, погладит по волосам, крепко обнимет и скажет: " Я буду рядом..." И вот нужная дверь так близко. Руки Мердока уже тянулись к ручке двери, но внезапно он понял, что опоздал... Дверь была приоткрыта, из неё теплым лучом лился мягкий свет ночника и доносились нежные звуки игры на гитаре и усталый голос. Мердок сразу узнал этот голос. Туди своими длинными пальцами ловко перебирал струны гитары и тихонько мурлыкал какую-то приятную мелодию. Нудл лежала рядышком с ним, прислонившись головой к его боку, и дремала, слушая пение черноглазого паренька. Закончив игру, Туди мягко погладил девочку по волосам, а она, придвинулась чуть ближе и прижалась к нему сильнее...       Мердок почувствовал, как всё внутри него разбивается на осколки. Как эти осколки падают вниз, с оглушительным звоном. Он не помнил, как добрался до своей комнаты. Как плюхнулся за стол, вытаскивая из ниоткуда бутылку какого-то дешевого коньяка, да неважно. Туди был важнее для Нудл... Эта мысль теперь терзала его. Почему? Потому что Туди был проще. Он сам был как ребенок, мягок и наивен. И Нудл было с ним проще. Ей не пришлось бы ломать те стены, которые пришлось ломать у Мердока Она не понимала Мердока, а Мердок не успел дать ей понять себя... *** Мердок сидел за столом. Тяжелую голову подпирал руками. Полупустая бутылка стояла где-то рядом. Зрачки вяло повернулись, когда он услышал стук. Туди неуверенно шмыгнул в комнату и прикрыл дверь. Мердок молчал. Туди тоже. - Т.ты... Просил зайти меня. Потом... - парень неуверенно отодвинул завесу тишины. Мердок вздохнул. Ревность и обида вздувались в нем огромным пузырем, готовым лопнуть в любой момент. Ему так хотелось ударить или придушить ублюдка сейчас. Он встал повернулся к нему лицом и замер. Туди смотрел на него исподлобья, готовый убежать если что. Он уже привык оставаться рядом с дверью, и не закрывать ее до конца, когда разговаривал с Мердоком. - Зайди лучше завтра, - тяжело выдохнул Мердок, и сделал еще глоток жгучей параши из дешевой бутылки. Туди постоял минутку в ступоре, а потом вздохнул немножко и вытек за дверь.       А Мердок стоял и думал. А лезвие всё сильнее раздирало кожу. А соленые слезы всё сильнее разъедали кровоточащие раны и поливали валяющиеся под ногами цветы.