Hotline Lungmen

4:30 -??? —??? (Ress less — Superfluid) Мягкий неоновый свет объял улицы, пытался залезть в каждый закуток, выбираясь с вывесок и фонарей, но оттого лишь порождая тени и мрак. Меланхоличный сине-фиолетовый цвет и утренние потемки создавали иллюзию, что это место — обычный, пусть и удивительно грязный район города, но то была ложь. Все местные знали: неон не несет ничего хорошего. Сколько грязи и трупов стыдливо укрывала неровная синева, сколько глаз убийц и лезвий ножей сверкало из теней? Так выглядели окраины Лунгмена, славного города, где стеклянные небоскребы, как маяки светящие в вечность своими шпилями, высились над бетонным лабиринтом жилого массива. Стекло и бетон, конечно, не имеют своего разума, но между ними, а именно между шпилями и лабиринтом установилась связь. Листьями фасеточных или ленточных окон и цветками светящихся рекламных баннеров и названий компаний небоскребы были похожи на деревья. И как и деревья, они сосали соки и силу для роста из серых плит человейников, из асфальта трасс, из корней проводов. На самом деле стекло и свет, солнечный, не неоновый, могли бы достаться каждому дому, всему городу, вот только максима «Одним все, другим ничего» в пределах Лунгмена была нерушима. Неоновые уличные фонари, казавшиеся столь современными, на деле весьма давно соседствовали с обычными электрическими. Газы для таких ламп оказались весьма дешевыми, так что город давно уже был залит до краев их искусственным светом. Даже окраины и трущобы пали под его неосязаемым натиском, вернее, там только такой и остался. Ночью там просто не оставалось цветов, кроме тех, которыми светились неоновые гирлянды и фонари, и Лунгмен, как и подобает всякому приличному городу, четко указывал убогим и нищим их место, отбирая у них даже цвета. Сегодня дождь вновь выпил остатки тепла с узких улочек, сгустил мрак под серыми стенами плит домов, заставил их многочисленных жителей искать себе убежище от непогоды. Казалось бы, что плохого в дожде, выполняющем работу обычно отсутствовавших в трущобах дворников? Как ни странно, дождь не только дарил чистоту, но и калечил: можно было поскользнуться и свалиться в черное болото, в которое превращались водостоки в ненастную погоду, можно было замерзнуть насмерть, можно было просто умереть от болезни, отсутствия бесплатной медпомощи и желающих помогать тем, кому не хватало денег на лечение. Хотя тем, кого все это не касалось, дождь успокаивал нервы неровным стуком капель воды и дарил сон и спокойствие. Несмотря на разыгравшийся ливень, длинная улица не пустовала. Единственным человеком, не побоявшимся бросить вызов дождю, оказался высокий тип в черной накидке и толстой одежде. Одежда была примечательна своей непримечательностью: серые джинсы, темно-синяя спортивная куртка с белыми полосками, краешки свитера из-под горла и черные сапоги на пол голени. Хотя из этой картины и выбивался перевязанный через плечо патронташ, тип в плаще будто говорил: кто я? Откуда я? Не спрашивай. Прочь с дороги. Укутанный в плащ человек шел по правому краю улицы, поминутно оглядываясь в поисках угрозы. Его попытки были бесплодны: двери и окна были пусты, никто бы не высунулся сейчас из дверей или окон с оружием, но рефлексы и привычки заставляли человека вновь и вновь вздрагивать, ища опасность в тенях. Такая осторожность становилась понятной, стоило лишь взглянуть на желтую нашивку с косым крестом на куртке. Человек остановился у съежившегося под огромными плитами жилого массива двухэтажного здания. Черные дыры окон, едва освещаемые наполовину потухшими неоновыми иероглифами «У доктора Суна», молча смотрели на гостя, будто желая засосать его внутрь, во тьму. Покосившиеся железные двери позвякивали, нещадно хлестаемые ливнем. Бетон частично скрошился, частично исчез под мазней граффити, по итогу рисуя жалкую картину заброшенной клиники для местных, ненадолго пережившей своего главного врача. Из-под одежды с шелестом появился продолговатый автомат с патронами на ориджиниуме. Магазин отцепился, человек его осмотрел. Щелкнув, магазин вернулся на свое место. Далее проверке подвергся затвор, человек передернул его. Пушка лязгнула, громко, стрелок это услышал даже сквозь шум дождя. Ему вдруг показалось, что пушка сказала «Смерть», а не затвор ударился о ее корпус. Как бы то ни было, автомат был готов к бою. Типа в плаще гложила тревога. Дела у него шли хуже некуда: он и его товарищи терпели поражение за поражением от чвк, зачем-то прикидывавшейся фарм-компанией, в конечном итоге вынудившей их дрожать и забиваться в самые дальние углы с подвалами. Это место было достаточно приметным чтобы его найти, и достаточно удаленным чтобы залечь здесь на дно. Конечно, для этого придется лишить жизни облюбовавшую больницу шпану и торчков, но они все равно были мусором. Борцам за свободу эта конура была нужнее. Тревога от долгого разглядывания заброшенной клиники вылилась в некое предчувствие. Предчувствие чего-то зловещего, готовящегося вырваться из этого здания, вихрем пронестись по сырым улицам, сметая все на своем пути. Но приказ есть приказ, и командиру плевать на твой страх. Он будет выполнен, и точка. Они затаятся здесь, в трущобах, в подвалах, во тьме, а потом отомстят. Но все же тревога была сильна. Настолько сильна, что его лицо посерело. На нем будто отпечаталась смерть. Отряхнувшись, стрелок решил приступать. «Автомат — готов, нож — готов, сменные магазины — готовы…», — отмечал он, хлопая по карманам. Наконец последние приготовления были окончены. Он подошел ко входу в здание. Наметанный глаз сразу же рассчитал, где и как лучше всего было выбить большие двойные двери. «К бою готов. Пора начинать». *** (Perturbator — Technoir) Двери с грохотом слетели с петель, зашибив кого-то, забавно махнувшего хвостом и рухнувшего на пол. Стрелок не глядя дал очередь по двум людям в холле, стоявшим и сидевшим за пустой стойкой. Стены раскрасились их мозгами. Далее он опустил взор вниз: упавший торчок лежал, схватившись за голову. Выстрел — она взорвалась красным. Сбоку был поворот в гардероб, из которого вдруг высунулась ушастая голова. Она застыла в изумлении, за что и поймала пулю в лоб. Вторженец перемахнул через труп и начал зачистку. Дальше по коридору с кучей дверей его встретили коловшихся чем-то двое торчков, их постигла та же судьба — вновь очередь, вновь красное месиво на стене. Кровь и внутренности слиплись с волосами и шерстью, дав весьма мерзкую кашу. Стрелок проверил боезапас: четверти патронов как не бывало. Автомат был нетребователен в плане боеприпасов, поэтому он не придал этому значения. В темноте вторженец нашел ближайшую дверь и вышиб ее с ноги, влетая внутрь. Кажется, он попал на склад, ибо его встретили пустые полки и стойки. Тут же на него напал рычащий прямоходящий волк в лохмотьях и с тесаком, от которого он кувырком увернулся. В спину ему прилетела очередь, и, заскулив, зверь упал. На шум сбежались его друзья: здоровый мужик с кривыми рогами, квадратным лицом и лохмотьях, и рыжая лисица в лосинах с пуховиком, вооруженная ржавой трубой. Стрелок хлопнул пулей рогатого по колену, шагнул в сторону от удара железом. За звоном раздался крик: девушка-лиса завизжала, увидев лишние дырки в груди своего товарища. Затем такие же появились и у нее. После всего стрелок присмотрелся к одежде убитых. Явный секонд-хенд, одежда украденная в маленьких уличных ателье, или снятая с бессознательных, а может и бездыханных. Зеленый пуховик лисе был мал, ее небольшая на самом деле грудь выпирала из-под тугой куртки, а пятки утопали в больших по размеру кроссовках. Он сплюнул: у его товарищей-повстанцев хотя бы была униформа в виде плащей, легких бронежилетов и белых масок с повязками. Вторая комната, более узкий склад со сгнившими бумагами на полках, была зачищена так же быстро. Двое рывшихся в них рогачей выстроились в ряд, так что стрелок скосил их всех одной очередью. Заметив дверь в конце длинной комнаты, он хмыкнул, а затем цокнул языком: идти по крови и трупам вообще не хотелось. Пришлось повернуть назад и идти дальше по коридору из главного холла. Очередная дверь привела его в администраторскую. Вернее, в пустое помещение с костром в бочке по центру, которое должно было быть ей. Трое грязных, мохнатых парней-котов уставилось на него, одному очередью снесло голову, другому шею, на третьем магазин кончился. Бродяга зашипел и бросился врагу на шею, но тут же получил прикладом по лицу. Он отлетел в угол, попытался встать, но стрелок наступил ему на грудь. А затем раздался хруст: той же пушкой он вбил чужую голову в стенку. Только к третьей зачищенной таким же методом комнате стрелок вдруг заметил окутавший больницу туман. «А, вот почему тут потемки», — подумал он, охая от вылетевшего на него из тьмы оборванца с заточкой. Неожиданность его не спасла, безумец быстро умер, но припугнуть вторженца смог. Впрочем, тот сам вскоре стал расстреливать перепуганных торчков и гопников из теней, туман из помехи превратился в союзника. Дальнейшие события слились в алгоритм: выбить дверь, найти угрозу, уничтожить угрозу пулей или прикладом, упавших добить, повторять до победного. Иногда убийца сбивал кого-нибудь дверью, открывая себе простор для кровавого творчества. А иногда противники поддавались ярости вместо испуга и бросались на него кто с чем, а кто без всего. Конец у всех был один: лишние дырки в теле чтобы проветрить мозги и кишки, или кровавое месиво на месте лица, головы, всего жизненно важного. И кровь. Много крови. Убийца предпочитал первое второму, ибо то, с какой легкостью пули лишали жизни всю эту чернь, омывало его череп морями эндорфина. Хлоп — нет человека. Хлоп-хлоп — нет двух или трех. Холодным мерзким железкам никогда не сравниться с плюющимися огнем смертоносными игрушками. Так гласила религиозная вера стрелка, так говорили его жизнь и опыт. Убийца уже во второй раз услышал щелчок автомата, в котором кончились пули. Он старался экономить боезапас — мрачное веселье от дрыгающихся в конвульсиях телец оборванцев и пропускающее удар от внезапных атак из теней сердце ему мешали. Перезарядка, еще один пустой магазин полетел на пол, стрелок продолжил зачистку. Вскоре первый этаж больницы наконец опустел. На это у стрелка ушло два с половиной магазина. «А где же надпись «Этаж зачищен»? Ах да, я же не в видеоигре». Он собирался подняться по найденной только что лестнице, но порыв ветра и влаги из разбитого окна у лестничной клетки сбил с него капюшон, оголив ярко-желтый светящийся нимб. Ангел подумал немного, затем вновь накинул капюшон, не желая покидать тьму. Второй этаж встретил его рычанием, воплями, визгами, шум дождя из большого пролома в крыше не смог заглушить шума боя. Автомат захлопал с удвоенной силой, отправляя целую группу людей в могилу. Кое-кто, а именно снежно-белый оскалившийся волк в потертой черной кофте с штанами для спортзала ее пережил, ибо был вертким. Он смог сократить дистанцию и вцепиться во врага, предвкушая расправу. Этому не суждено было сбыться: ангел вдруг выхватил нож из голенища сапога, а затем всадил ловкачу в горло. Забулькав и захрипев, он отшатнулся, убийца уже не обращал на него внимание. Из холла второго этажа ангел попал в голые и замусоренные палаты пациентов. Там ему сначала встретились двое девушек-лис с битами и в относительно чистых пуховиках с джинсами, но их спешка их и сгубила. Стрелок даже не целился, просто изрешетил завизжавших гопниц из автомата. За ними выбежало еще несколько человек, их постигла та же судьба. До конца здания оставалось совсем немного. Наконец его встретила самая широкая палата. Тут даже остались ржавые койки, покореженные капельницы, перевернутые тумбочки и прочие медицинские принадлежности. Грязное помещение несло в себе признаки жизни: на койках лежали матрасы, часть тумбочек горела или лежала сгоревшей, окна зашторены полупрозрачными медицинскими шторами, из-за чего свет от серого, дождливого утреннего неба сюда проникал. Краем сознания ангел услышал громкий щелчок, распознал в нем взводимый курок чего-то пневматического, и на одних лишь рефлексах опрокинул ближайшую койку, нырнув под нее. Он угадал: спустя пару хлопков пистолет затих, и с боевым кличем его владелец с друзьями ринулись в атаку. Пневматическое оружие было не столь страшно, как ориджиниумный огнестрел, но при желании тоже могло убивать. Дело было в разнообразии его представителей: гвоздометы, шприцеметы, мусорострелы соседствовали с травматами, и разбираться, чем там в тебя стреляют, было себе дороже. Да и травматическое оружие с годами становилось все опаснее и смертоноснее. Давно уже были в ходу военные и охотничьи пневматические автоматы, снайперские винтовки, отдельные безумцы даже говорили о пневматических дробовиках, хотя ничто из этого никогда бы не сравнилось с пушкой у него в руках. Ангел дал очередь на подавление, высунулся проверить, кто там вскрикнул, увидел, что из пятерых двух зацепило огнем, трое других шли на него. Смысла сидеть в укрытии уже не было, гопник-стрелок лежал без сознания, так что, выхватив нож, убийца сам ринулся в лобовую. То были упитанный длинноухий мужик в зимней куртке и блестящими завитыми рогами, похожий на первого волк-ловкач и тощая наркоманка с глазами навыкат и заточкой в руках. Первым пал ловкач, стрелок изящно увернулся от его прыжка, насел на спину и всадил нож в шею сзади. Мохнатый зверь под ним обмяк, после чего перекатом его убийца ушел от захвата грузного силача. Из его рта раздался мычащий яростный гул, он вновь попытался схватить врага, но тот махнул через койку, успев бросить нож в его товарку. Она вскрикнула и рухнула на пол, однако нож был потерян. Впрочем, ему он был и не нужен. Прыгнув на другую койку, ангел, лежа на ней, переставил магазин автомата, и изрешетил уже замахнувшегося на него силача. На это ушло полмагазина, и даже так тот успел ударить кулачищем по врагу. Тот успел спрыгнуть на пол, но ощущение грузной туши, упавшей на каталку, намертво отпечаталось в его мозгу. Стрелок встал, огляделся, двинулся к выходу из палаты, как вдруг его что-то обожгло выше пояса. Как и ожидалось, там расползлось багровое пятно. По ощущениям от пневмата. Ангел, не глядя, выпустил очередь за спину, с наслаждением слушая хруст разрываемой пулями плоти и крики несчастных. Он выждал секунду после конца очереди — тишина. Обернулся — у выхода в холл валялась еще пара гопников. Второй этаж представлял из себя практиче6ские помещения: палаты пациентов, маленькие операционные, склады с лекарствами, кабинеты врачей. Большей части оборудования там давно уже не было, в том числе по вине безжалостно зачищаемых стрелком нищих зверолюдей и людей-демонов. Все это сопровождалось горами мусора, пустых шприцов, упаковок из-под еды быстрого приготовления и мелочевки, кучей тряпок и битым стеклом. Не будь на ангеле сапог, он давно бы изрезал себе ноги. Зачистка продолжалась. ОН вышел к кабинетам врачей, соединенных проломами в стенах высотой с человеческий рост и образующих сеть. Там его жертвами стала целая толпа из восьми человек, кто-то не заметил его в тенях, кто-то успел среагировать, но только если под этим подразумевать «распластаться на полтора метра ближе к убийце чем остальные». Сомнение, которым он заразился еще снаружи больницы, не утихало. Что-то было не так. Он улучил момент, спрятался в темном углу и задумался. Недобитки? Таковых не было, он за это ручался. Рана? Пришлась в край груди, ничего серьезного. А что там с патронами? Он похлопал себя по опустевшей наполовину разгрузке, похлопал по груди, и тут его наконец осенило: ангел смерти забыл лишний магазин! Тот магазин всегда лежал во внутреннем кармане куртки, там где сейчас была пустота. Стрелок выработал привычку держать его как неприкосновенный запас. На оборванцев хватило боеприпасов с патронташа, но лишний магазин никогда не был лишним. Тем более с таким объемом расхода патронов на каждого оборванца. Ангел покорил себя за забывчивость и перевел пушку в полуавтоматический режим. Негоже стрелять три раза, когда можно один. Резня продолжилась, хотя мысль об этой потере висела в его голове, отвлекая от действительно важных вещей. Таких, как ловкий гопник с трубой, чуть не заехавший ему по лицу. *** Дождь не думал кончаться. Он все усерднее смывал вишневые разводы там, где поблизости были окна, где он мог дотянуться. Ему никакого дела не было до бойни, до ангела, до хлопков автомата. Перед капризами природы все равны. Попавшие под дождь могут лишь смириться с этим, приняв его холод и равнодушие. А работы дождю прибавилось изрядно: убийца с крестом на руке свое дело знал. Из одного окна потекла река крови. Там он вскрыл чью-то глотку ножом. За этим увлекательным процессом его поймал вопяший торчок, и ткнул ему чем-то острым в спину. Одним махом ангел развернулся и нанес удар наотмашь. Очередной крик потонул в близком гуле дождя. Потрепанный убийца бросив его на пол, прямо на осколки стекла, тем самым искромсав ему лицо и обезвредив. После он осторожно вынул из спины заточку. Она едва пробила бронежилет, чуть окрасившись красным. Осталась последняя комната. Последний нежелательный свидетель, если точнее. Последний ходячий мусор, если быть еще точнее. Дверь слетела с петель от мощного удара. Убийца застал последнюю жертву смотрящей в окно. То ли любовался дождливым утром, ибо вид из ленточного окна был что надо, то ли просто ловил нарктотрип. Чем бы то ни было, оно прервалось хлопком выстрела. Щелчок автомата, сигнал о конце патронов совпал с глухим падением тела на пол. Последний, кто мог насладиться дождем, был уничтожен. (MASKED — Crying blood) Наконец стрелок откинул капюшон, обнажив изможденное лицо с острыми скулами, тонкими губами, носом крючком и бесцветными глазами. Плащ слетел с его плеч. Взгляни на него прохожий, он бы оцепенел в ужасе. Потрепанная куртка, потрепанные джинсы, потрепанный вид. Последний труп, имей он возможность взглянуть на своего убийцу, отметил бы его сходство со зданием. Наверное, он был бы ближе, чем думал. Свет нимба разогнал полумрак. В утреннем тумане он придавал атмосфере лишь больше холода. Его владелец отчаянно боролся с желанием осесть. Боль, тьма, усталость, одиночество на мгновение вселили в него чувство конца, будто тут и кончится его путь, в утреннем тумане, на краю города, на краю мира. Помотав головой и отогнав эту мысль, ангел достал из кармана небольшую рацию и включил ее. С минуту она шипела, но наконец ожила неясным шумом. Он превратился в слова: — Академия искусств на связи, прием. — Художник вас слышит, прием. — Каковы результаты выставки, прием. — Выставка прошла замечательно, зрители и критики в восторге, прием. — Никто не задержался дольше дозволенного, прием? — Никак нет, прием. — Отлично, магнат будет доволен. Можете сворачивать выставку, прием. — Вас понял, закрываю. Буду готов к работе над шедевром через полтора часа, прием. — Мастерская вас поняла, готовим чай с виски, прием. — Художник вас по… Стоп, что за… Стрелок с рацией повернулся в сторону входа, направив туда ствол автомата. Оттуда на него смотрел небольшой арбалет. Инстинктивно ангел понял, что его голова находится на траектории выстрела. «Недобиток? Но я…», — окончить мысль он не успел. Автомат вместо грохота издал издал скулящий щелчок пустого магазина. Звук взведения арбалета же напротив, показался ангелу плотным, насыщенным, предвещающим гибель противнику. Шестеренка пришла в движение, и арбалет выплюнул тонкую стрелу. Перед тем, как болт со свистом вошел стрелку промеж глаз, ангел успел пожалеть о своей недостойной воина суетливости. Санкта, проявляющий неуважение к верной пушке, расплачивался за это жизнью, и этот не стал исключением. Стрела прошила его голову насквозь. «Художник» чуть отлетел по инерции и рухнул. Нимб померк и разбился, а ручейки красной жидкости потекли из пробитой головы, создавая кровавую картину. Человек, показавшийся из проема, по-видимому не оценил его творчества. Он явно отличался от шпаны, погибшей ранее, уже хотя бы тем, что был жив. Вторым отличием была одежда. Дорогая шуба с оборванными на концах рукавами разительно контрастировала с грязными обмотками, в которые превратились спортивки здешних жителей, а схожие с джинсами «Художника» штаны имели настоящий патронташ с настоящей кобурой. Он явно был подготовлен к бою, и возможно, собирался самостоятельно устроить кровавую баню. Мужчина в шубе не стал терять время даром, и подбежал к остывающему в холодном тумане телу. Рация хрипела, и в этом хрипе можно было разобрать чей-то сдержанный мат. Мужчина поднял рацию, и поднес ее к уху. — «Художник»? «Художник»?! Михаил, блять, ответь! Михаил! — Хм, говёная у него выставка, честно говоря. Думаю, у меня бы получилось не хуже. — Кто это? — Недовольный критик. Кстати, я в курсе о вашем местоположении. Приду в гости через полтора часика. Поставьте чай к моему приходу. Мне с, — тут мужчина слегка задумался, — тремя ложками сахара. Люблю послаще. — Блять… Внимание всей базе: у нас… Рация замолчала, хотя он понял все и без лишних разъяснений. Человек в шубе неспешно обыскал погибшего ангела, забрал нож, припасы и плащ с убитого, и неспешно зашагал вниз. Торопиться ему было некуда, полтора часа были враньем, чтобы напугать тот конец провода. Ливень не собирался заканчиваться. Казалось, он желал растворить здание, как растворяется картина под действием кислоты. Но единственному живому человеку в нем было все равно на ярость природы. Он вышел из бледного тумана, окутавшего здание, натянул отобранный плащ, и зашагал по мокрому асфальту. Некоторое время его можно было видеть из окон обагренного кровью дома, но вскоре человек в шубе растворился в утренних потемках. Этот день определенно выдался удачным. Прекрасная погода, прекрасная возможность не марать руки и прекрасный улов. Ну а во второй половине дня — прекрасная возможность провести вечер. Им обоим предстоит много работы. Дождю, и убийце в шубе. Светало. Утреннее солнце вставало из-за скрытого в небоскребах горизонта. Оно разгоняло мрак, пробуждало городскую жизнь. Лучики солнца играли бликами в каплях дождя, в лужах, в стекле. Они создавали потрясающую картину сияющего Лунгмена, будто и не знающего об утренней резне. Холодный неоновый свет уступил место теплому солнечному.