О разливающихся красках и ломающихся грифелях механического карандаша

— Чо ты этот глаз выкузюлькиваешь? Конструктивнее давай, тоном рисуй, по форме, большими массами покрывай! — перекрывая все напрасные старания Хинаты, преподаватель легкой рукой расчерчивает карандашом поверх несчастной краски. — Ну Такеда-сенсей, красивый же глазик был…. — хнычет Шоё и жалостливо повисает на верхней части мольберта, сложив голову на руках и смотря на исход своих тяжёлых потуг сделать реалистичный портрет искоса. — Красивый-то он красивый, но неправильный, ты его весь поизламывал, как я не знаю что, а все остальное белым оставил. Надо подмалевок делать, а ты что делаешь? Конкретизировать в последний момент надо, когда уже всё хотя бы по тонам разобрано, а так у тебя опять что-то будет прорисовано, а остальное тяп-ляп наспех намазано, сколько раз уже такое было? — Ну не надо глаз трогать, ну я потом исправлю, ну пожалуйста, ну нееееееет…. — жалобно скулил студент, наблюдая как по его глазу намечаются мазки, как говорил сенсей, "по форме", и с сожалением стекает по задней стенке мольберта. Преподаватель поднялся с чёрного исписанного белым маркером стула и смерил работу оценивающим взглядом. — Давай дальше сам, потом приду проверю, что ты тут наделаешь. Шоё сокрушенно вздохнул и сел на свое место, смиренно буравя взглядом результат исправлений. Признавать что даже с минимальными небрежными намётками работа стала выглядеть чуть лучше, ему очень уж не хотелось. Рядом материализовался Нишиноя с повязанным на лоб непонятным балахоном, который каждый раз был разного цвета и орнамента, а сегодня сиял на всю аудиторию принтом многочисленных мексиканских черепков, и бордовым пятном на щеке. Его светлый хохолок из-за витилиго, который контрастировал с остальными волосами резким различием по тону, забавно вздернулся из-за повязки. Как-то Ю упоминал, что цепляет на голову непонятного происхождения украшения, в первую очередь, не из-за того, что это его фишка и это "круто выглядит", а потому что скрывает светлое пятно кожи, образовавшееся из-за незлокачественного кожного заболевания. Они тогда мило беседовали в полупустой аудитории, обвешанные драпировками и обставленные кругом армией чайников, кувшинов и бутылок из натюрмортного фонда, когда ставили себе тренировочную постановку. Шое сказал ему, что отличаться совсем не страшно и такая особенность наоборот может стать его преимуществом среди остальных, но Нишиноя отмахнулся от него словами: "мы художники, а не модели, какое там преимущество во внешности? Да и сейчас я по этому поводу не комплексую сильно, просто каждый раз объяснять, что это я не «неудачно осветлился и химический ожог оставил», немного надоедает." Парень был старше Шоё, потому что перевелся со второго курса отделения станковой живописи к ним на первый, осознав, что дизайн ему подходит больше, но ни внешне, ни внутренне разница в возрасте не ощущалась. Разве что иногда он вкидывал фразочки, вроде,"я же ваш семпай", и остальные смиренно с ним соглашались, просто не желая обижать живописца. — Да ладно тебе, Шоё, твой глаз и так хорошо выглядит. Щас все остальное прорисуешь и вообще бомба будет, я уверен. — Ю заливисто хохотнул и ободряюще хлопнул одногруппника по спине, от чего у Хинаты на пол шмякнулась кисточка, оставляя на линолиуме с неотмывающимися разводами краски ещё одно охровое пятнышко. Нишиноя тихо выругался. — Да я и не расстраиваюсь, просто обидно немного, я много над ним старался. А вдруг потом лучше не получится. — Да нормально всё будет, чо ты! — Нишиноя снова хлопнул его по спине и, в этот раз, Хината смог удержать в руках поднятую с пола кисть. — Вы чего тут разорались? — Ячи выткнула из уха наушник и повернулась к ним, отрываясь от своей работы, — Вы аж музыку перекричали. — Не мы, а он. — вставил свое замечание Хината и Нишиноя смерил его взглядом с красными буквами "Предатель" бегущими по хрусталика. — Тебе надо воду поменять? Я пойду кисти мыть все равно, могу тебе принести. — О, давай. — отозвалась Хитока и протянула ему банку с мутной жижей, цвет которой определить с первого раза даже художнику вряд-ли удастся. — Только не разлей, я тебя прошу. Туалет находился на их этаже, что значительно упрощало задачу здешним художникам, а остальным, тем же архитекторам, например, приходилось подниматься к ним на четвёртый, чтобы справить нужду. Хината, снова шлепал по полу подошвами изношенных белых кроссовок с оранжевой линией на боку и старательно рассчитывал свой путь так, чтобы действительно ничего не разлить, держа в одной руке свои кисти, тяжелыми ухищрениями выработанными многолетним опытом сложив их по несколько штук между каждыми двумя пальцами, чтобы не задевать палитрой банку с водой. В одном ухе по барабанной перепонке бешено колотили басы и немного истерический голос солиста Mindless Self Indulgence. Как-то Ячи искренне удивилась, что парень вообще может слушать подобное, уверенная в том, что его плейлист забит одними только опенингами из аниме или джей-роком. Танака с Нишиноей тогда стали активно выпытывать у парня названия его любимых песен этой группы, а Шоё на ломаном, как позвоночник байкера-трюкача, английском пытался сказать им их, в итоге сдавшись, и ориентируясь по картинкам альбомов, показал полюбившиеся песни. Ее недоумение вполне логично, ведь английский Хината не понимает от слова совсем, однако на музыку это, почему-то, не распространяется. Ему даже удалось выучить на слух несколько песен, поэтому сейчас он, пританцовывая бедрами, плыл по коридору и бубнил себе под нос многократное "stupid, sadistic and suicidal", повторяющееся на протяжении всей песни. — This is what u want, baby, this is what u want… — увереннный, что в уборной нет никого, кроме него, и в ближайшее время вряд-ли появится, парень тихо подпевал себе под нос и елозил помытой кистью по грязной палитре в пятнах всех цветов, начиная от охры и болотного хаки, и заканчивая вырвиглазным рубиновым красным. Все, когда-либо учившие его живописи преподаватели часто акцентировали внимание на том, что он, якобы, утрирует цвета, делая их слишком яркими, либо путает холодные и тёплые краски, но, неизвестно, почему, каждый раз работы в итоге получались именно такими, какими должны были быть, и блистали обилием оттенков и подтонов, которые не все замечали. Шоё обладал уникальным и важным для дизайнера качеством — видел оттенки зелёного в тенях красных драпировок, синий в бежевой коже и множество других, казалось бы, контрастных цветов, которые многие другие долго учатся замечать. — U a, au u a, ua u, a, au u a ua! — он подпевал незамысловатому по содержанию мотиву с придыханием и игриво вскидывал коленки, пританцовывая и уже домывая палитру, когда только из-за бокового зрения заметил легкое и плавное движение где-то сбоку, а повернув туда голову, опешил и громко ойкнул, разнося эхом до кафельных стенок туалета свой испуганный возглас. Рядом с ним, замявшись от такой бурной реакции на его появление, неловко топтался (если такое движение человека выше ста восьмидесяти сантиметров можно назвать неловким) Кагеяма, заламывая испачканные блестящим черным грифелем руки. Хината, испуганно осознавая, что Тобио пришлось наблюдать его импровизированный концерт, побледнел и нервно отвёл взгляд, стараясь смотреть только на все никак не отмывающееся пятно злосчастной рубиновой красной на палитре, в рваных попытках его оттереть. — Прости, я сейчас быстро домою и уйду! — чудом не запинаясь, кинул Хината, стараясь мыть палитру усиленнее. — Можешь не спешить, мне только руки помыть. — тихо и, видимо, так же смущенно буркнул Тобио и хрустнул костяшками пальцев. "Блять, что это сейчас было, он готовится меня бить? ПИЗДЕЦ КАКОЙ!" — мысленно панически комментировал это его действие рыжий и, впопыхах выдернув себе бумажное полотенце, выбежал из туалета, сгребая все принесенное к груди с наплевательским отношением к несчастной светлой футболке с изображением солнца. "Какой милый." — подумал Кагеяма, взглядом провожая стремительно удаляющуюся маленькую сухую фигурку. — Ты не поверишь. — плюхнулся Хината на свое место рядом с Ячи и та, вынув оба наушника и ставя музыку на паузу, повернулась к нему корпусом готовая к "невероятно интересной истории". — Я в туалете на Кагеяму наткнулся. — И вы поцеловались. — Что? Нет, боже упаси, я даже не знаю, нравятся ли ему парни, какой там поцеловались. Он слышал, как я пел и пританцовывал, пока кисти мыл. — Ты хотя бы поздоровался? — Нет, конечно, я же не самоубийца, он стоял руки заламывал и, в целом, выглядел угрожающе. Извинился и сказал, что быстро домою и освобожу раковину. Хитока обреченно вздохнула и начала нервно массировать переносицу, аки уставшая мамочка, чей ребёнок в очередной раз изрисовал стены. — Ясно. А он что-то сказал? — Сказал, что я могу не спешить и ему только руки помыть. — Шоё, ты безнадёжен. И… — девушка взглядом окинула принесенные и, к слову, недомытые кисти, палитру и свою пустую банку. — Почему ты воду мне не набрал? — Блять. Ячи снова устало вздохнула и, хватая свою банку, направилась вон из кабинета. — Добрый день, выпердыши. — буркнул Укай, по привычке дотрагиваясь рукой до уха, видимо, в надежде найти там сигарету, которые он постоянно там носит, но однажды, получив выговор от ректора, решил сменить их на карандаши, разочарованно хмурится и достает его, закусив кончик зубами: очень уж он мечтал о сигарете сейчас, по крайней мере, так оно выглядело. Укай Кейшин, который, по факту, носил звание сенсея в силу своей профессии тут, но просил обращаться к нему просто по фамилии, потому что подобный оклик, по его словам, "старит, а мне всего тридцать восемь", был в целом преподавателем крайне специфичным. Нередко можно было услышать, как он называет студентов выпердышами, уродцами или, в очередной раз проводя занятие конкретно у дизайнеров и смиряя работы, преимущественно, первокурсников оценивающим взглядом, тянул свое привычное "Уууу, поззорник", агрессивно черкая по найденным из воздуха миллионам ошибок, которые, Хината был уверен, другой преподаватель по рисунку вряд-ли бы нашёл. На самом деле, знания он давал довольно хорошие и все его замечания и излишняя строгость сказывались на работах учащихся как нельзя лучше, а к его приколам с оскорблениями никто не относился серьёзно и не обижался, поэтому в большей степени мужик он был крутой. Однажды он даже устроил "соцопрос" по группе, выискивая в ней курящих, заверив, что, "даже, если вы несовершеннолетние все равно поднимите руки, я на вас не настучу, просто стрельните мне, ради Бога" и Шоё искренне удивился, когда больше половины группы, а их, на секундочку, двадцать два человека, неловко подняли руки и среди них парень обнаружил крайне неуверенно держащего вверху кисть Ямагучи, взглядом будто извиняющегося перед всеми, кого знает, и после пары заверяющего, что вообще-то он бросает и ищет, кому бы отдать пачку, и уверенно, без доли сомнения, вытягивающего ладонь выше всех Танаку, который с энтузиазмом надеялся на то, что, если он составит преподавателю компанию в убийстве собственных лёгких, тот поставит ему зачёт (спойлер, в итоге отношение к нему не изменилось, разве что его сигареты исчезали из упаковки стремительнее, чем когда он курил их сам). И вообще, Кейшин имел явную неприязнь к группе дизайнеров, нежели по отношению к архитекторам, потому что манера письма у тех была явно конструктивнее и аккуратнее, нежели у группы Хинаты, и нервы препод себе на их занятиях трепал конкретно так, в очередной раз останавливая дергающуюся бровь при виде беспорядочных штрихов. — Продолжим издевательство над несчастными головами, но прежде хочу порадовать или опечалить вас свежей новостью. — говорил Укай всегда бесстрастно и расслабленно, но при этом умудрялся делать это так, что даже спящие в конце кабинета задохлики невольно от его громкости просыпались и устремляли взгляд на те самые "несчастные" гипсовые фигуры, — Завтра кабинет архитекторов на весь день будет занят конкурсантами на поступление, поэтому я сдвинул пары и завтра у вас с ними пройдёт совместное занятие. Аудитория у вас все равно достаточно просторная, чтобы вместить две группы, так что в тесноте, да не в обиде, придётся вам потерпеть коллег по цеху. А то мне же приходится вас терпеть, вот и вы не жалуйтесь. А теперь прекратили болтовню и сели работать, позорники. — произнося обращение к студентам в своей звенящей манере, тщетно попытался он утихомирить разбегающиеся по классу шёпотки. Ячи, загоревшимися глазами посмотрела на друга и повернулась к выпавшему из реальности от таких новостей Хинате. "Мы будем сидеть в одном кабинете два часа…" — обречённо подумал парень. — Вы будете сидеть в одном кабинете целую пару! — продублировала его мысли Хитока, тряся Шоё за руку. — Ты сможешь к нему подойти! — Я К НЕМУ НЕ ПОДОЙДУ, НЕТ! — Подойдёшь, я уверена, что он захочет с тобой познакомиться, я тысячу раз тебе это говорила! — НЕТ! — ДА! — ТИШИНА! ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! — гаркнул Укай и друзья приземисто склонились за мольбертами. — Да. — шёпотом повторила Ячи. — Шоё, ну в чем проблема? Ты очень милый и общительный, тебя интересно слушать, я не знаю, как можно не хотеть с тобой подружиться, ты зря волнуешься. Хината рвано выдыхает и зарывается пальцами со стриженными под ноль для удобства ногтями в рыжие космы. — Ты не понимаешь…. — Чего конкретно? — Мне ж ему в глаза страшно смотреть будет. Он все время выглядит так, будто чем-то недоволен и мне будет казаться, что он заметил, как я за ним следил… — Сталкерил, называй вещи своими именами. — Боже, Ячи, ты так говоришь, будто сама бы с лёгкостью подошла к Шимидзу. — А вот это уже действительно другое! — девушка возвела указательный палец в воздух. — Ты просто боишься подойти к нему, а у меня нет шансов, потому что у Киёко-сан есть парень. — А у меня будто есть шансы. — Конечно! Если он в итоге тебя отошьёт, я уверена, что он потом об этом пожалеет, потому что ты прекрасный человек и вообще парень. — Спасибо, конечно, но я не хочу проверять, отошьёт ли он меня. — Предпочитаешь ничего не делать? — Да. — Так не пойдёт. — девушка взяла друга за руку и мягко сжала его ладонь. — Я уверена, что всё будет хорошо и, если что, ты знаешь, что я всегда рядом. Подойди к нему завтра. Шоё неуверенно поджимает губы и отводит взгляд. Стоит ли? Так или иначе, при любом исходе, парень, скорее всего, будет продолжать наблюдать за архитектором издалека и пускать розовые слюни, изменится только то, будут ли они с привкусом горечи, либо же влюбленной надежды. — Хорошо. — наконец выдыхает он. — Я попробую.